Для французского концептуального фотографа Лорана Мазара (Laurent Mazar) каждый город — средоточие творческой энергии, которая находит свое выражение в хаосе красок (Нью-Йорк) или в четкости геометрических форм («straight lines» Парижа и Петербурга).
   На четвертом году жизни в Санкт-Петербурге Лоран открывает здесь свою четвертую персональную выставку «Paris — New-York 1968–2007». Подобно своему другу Даниелю Бюрену, он недолюбливает существующую арт-систему и не слишком ей доверяет. Находя «традиционные» галереи пресными и скучными, Мазар предпочитает показывать свои работы в сквотах или клубах. Поэтому нынешняя выставка пройдет в известном петербургском кафе Che (Полтавская ул., 3) с 9 ноября по 9 января.


    AE: Лоран, чем вас привлек Санкт-Петербург?
   ЛМ: Я бывал в Москве и хотел бы съездить туда еще. Но Петербург, особенно его центр, очаровал меня прямыми линиями. Мне очень нравится его рассеянный свет, его жители. Это город художников, город искусства. Нью-Йорк великолепен, в нем работало много известных мастеров, и в нем тоже много красивых зданий и прямых линий, но для меня он совершенно пустой и немного грустный.

  Лоран Мазар "Wing" 

   AE: Пустой?
   ЛМ: Абсолютно пустой. Там много офисов, магазинов, все куда-то спешат, но люди живут в основном в пригородах, а город вечером остается пустым. Я был в университете во время летних каникул, и его огромное пустынное пространство произвело на меня сильное впечатление. Люди пересекаются на улицах, ходят одними и теми же маршрутами, а вечером уезжают в пригороды, чтобы провести там выходные. Это негуманный образ жизни.
   Париж более человечен. Он не так велик, как Санкт-Петербург, но очень значим в мире моды и искусства. В эту выставку включены фотографии Эйфелевой башни. Для меня это первый объект концептуального искусства — из-за ее совершенной бесполезности. Башня строилась не для жизни, не для работы. Это просто громадная скульптура, составленная из нескольких прямых линий.
   Во время своего первого пребывания в Петербурге я сделал огромное количество фотографий, никак не мог остановиться. По этим материалам в Париже прошла выставка моих натурных снимков «Walking in the Golf of Finland». Я знал, что скоро берег Финского залива будет перестраиваться, территория в черте города будет увеличена и застроена, и я хотел запечатлеть его нынешнее состояние.
    Словом, в Петербурге я сразу окунулся в работу, хотя поначалу не думал, что останусь надолго и даже буду устраивать тут свои выставки. А теперь, по прошествии трех-четырех лет, у меня в вашем городе уже есть собственная выставочная история. Мне нравится, как посетители реагируют на мои работы. Здесь люди очень открыты.

    AE: Вы много путешествуете?
   ЛМ: Да, но чувствую себя счастливым именно в Петербурге, потому и живу здесь… И еще, пожалуй, в Египте. Там такое море, а в нем такие рыбы! Я очень люблю эту страну. Недавно я сделал новую серию фотографий в Египте и, возможно, покажу ее в Петербурге.

   AE: Расскажите о своем отце. Он оказал большое влияние на вас…
 ЛМ: В Париже есть квартал Порт-Майо, неподалеку от Елисейских полей. Там находится ресторан моего отца «У Жоржа». Это наш семейный уютный ресторанчик со столиками на террасе и очень вкусной едой. Художники со всего мира приезжали туда обедать, потому что их приглашал друг моего отца — художник Даниель Бюрен. Папа был знаком с самыми известными концептуальными художниками того времени (ресторан существует с 1968 года) — Солом Ле Виттом, Лорансом Вайнером. Отец помогал им: покупал их работы, когда у них не было денег, когда им не на что было купить пальто на зиму или билет на самолет, чтобы вернуться в Америку. Он немного занимался живописью, но больше любил собирать работы других. Благодаря Даниэлю Бюрену он понял и принял это новое искусство раньше, чем многие. Потом художники, с которыми он дружил, еще долгие годы посылали моему отцу открытки.
    А затем некоторые из них стали и моими друзьями. На выставке «Paris — New-York 1968–2007» я хочу один зал посвятить Энди Уорхолу. Еще один зал будет посвящен Парижу, а другой — Нью-Йорку.
   На выставке я покажу фотографии с повторяющимся словом displaced, которое мой отец купил в 1969 году за билет на самолет до Нью-Йорка. Это слово было первым произведением искусства, которое Лоранс Вайнер продал в своей жизни. Его идея: слово — единственный абсолютно нематериальный объект искусства. Теперь Лоранса Вайнера считают великим американским художником. А я вслед за ним выставляю слово displaced в рамках своего проекта «Art As Link — Link As Art». Связь, общение становятся произведением искусства, и наоборот. Это очень чистая гуманистическая идея, которая находится в полнейшей оппозиции ко всему, что делается сегодня в мире, что считается модным.

    AE: Что для вас значит это слово?
   ЛМ: Оно символизирует идею «Art As Link». Одновременно это произведение искусства. Техника этой работы — язык. Работать можно не только в технике живописи или фотографии. Я понимаю, что это может удивить, но уверен, что за этим искусством будущее.

   AE: Но вы умеете рисовать?
  ЛМ: Зачем мне уметь рисовать, если я умею фотографировать? Я могу делать монтаж, верстать, а рисую только в Photoshop. Некоторые фотографии я переделываю до неузнаваемости, другие совсем не трогаю.
    Когда-то я всерьез занимался фигурным катанием, и у меня обострилась зрительная память, иначе я бы все время падал. И именно благодаря танцам на льду я впервые попал в Санкт-Петербург: мой тренер очень любил этот город, всегда говорил о нем с восхищением и в конце концов остался в нем.

   AE: Вы нашли свое призвание в искусстве?
  ЛМ: Думаю, да. Это дело моей жизни. Я не жалею об упущенном времени: уверен, что в искусстве важна зрелость. Например, Сол Ле Витт начал очень поздно — в 41 год.

Лоран Мазар "Башня мира"

   AE: Лоран, почему вы предпочитаете выставляться в клубах и кафе, а не в галереях?
  ЛМ: Галереи кажутся мне довольно унылыми. В Нью-Йорке я сделал несколько снимков одной из них — большие пустынные залы… Да, возможно, туда приходят умные и богатые люди, которые могли бы покупать мои работы. Но если честно, для меня это просто мертвое место. Между тем я очень люблю заведения вроде ресторана моего отца, где можно хорошо поесть, выпить, поговорить с интересными людьми. Где можно веселиться и в то же время проводить выставки, делиться с людьми своими идеями, а потом танцевать. Если бы существовала галерея, где все это возможно, я бы с удовольствием выставлялся там.

    AE: Но вы хотели бы в будущем увидеть свои работы в залах музеев или известных галерей?
    ЛМ: Да, если бы они сами их у меня купили. Вероятно, эта тема больше коснется моих детей, их финансового состояния.
  Основная цель моей работы — перевести общение между людьми в форму искусства, очень абстрактную, минималистскую, концептуальную и в то же время горячую, пылкую. Поэтому я и хочу выставить слово displaced. Изменив цвета и шрифт букв на более яркие и модные, я смешал очень сложное концептуальное искусство (с его обычно строгим черно-белым шрифтом) и массовый дизайн. Я беру существующее произведение искусства и, меняя в нем детали, получаю совсем другой образ. Это искусство легко критиковать, говоря, что Лоран Мазар переделывает чужое, как Dolce&Gabbana. Но я уверен, что людям вроде моего отца, которые действительно любят концептуальное искусство, доставят удовольствие эти работы. Их чистота, прямые линии, абстрактные идеи. Мое творчество всегда ассоциируют с тем, что делали другие в концептуальном искусстве, в этом его смысл.

   AE: Вашими фотообъектами всегда становятся женские образы, виды городов и буквы…
  ЛМ: Не только. Например, сейчас я на заказ выполнил серию фотографий «Минимир» об экологической обстановке в России.

   AE: Расскажите о нынешней выставке.
  ЛМ: Темой предыдущей было «свидание с Парижем», а теперь я хочу устроить встречу Парижа и Нью-Йорка. Она будет посвящена всем знаменитым американским художникам, которые работали в Париже и заходили в ресторан моего отца: Энди Уорхолу, Солу Ле Витту, Лорансу Вайнеру. Я покажу фотографии, которые создал по мотивам работ Ле Витта. Я хочу развить его темы. И темы Уорхола, которого обожаю. Еще будет новая серия черно-белых снимков Эйфелевой башни, о которых я говорил, и виды Нью-Йорка.

   AE: Лоран, как вы оцениваете российское концептуальное искусство?
  ЛМ: Здесь много хороших концептуалистов, но, к сожалению, они не очень известны в Европе. Лишь те художники, которые эмигрировали, например, в США, становятся известны миру, — родители Сола Ле Витта тоже были русскими. Думаю, что концептуальное искусство — русское по натуре, русские имеют наклонность к абстрактному мышлению >>


****************************************
Даниель Бюрен (1938)
   Французский концептуальный живописец. В 1969 году опубликовал декларацию, в которой отрекся от создания «сочиненных» картин. Смысл своего творчества видел не в навязывании, не в построении живописной композиции. Для его работ характерно изображение перемежающихся белых и цветных полос.

Сол Ле Витт (1928–2007)
   Американский художник, одна из ключевых фигур минимализма и концептуализма. «Идеи могут выражаться числами, фотографиями, словами и еще как-нибудь — так, как вздумается художнику, потому что форма не имеет значения».

   На обложке одного из номеров журнала — мадонна.

   Никто не искал фарса. Ни Поль Гоген, который когда-то писал таитянских мадонн на холстах из колониальной мешковины. Ни мы прошлой ночью, когда играли в поиск мадонны нового времени. Естественно, наше воображение осталось в плену — и у взгляда фотомодели, и у киберпанка, и у католической живописи.
   И если следовать риторике киберпанка, «все эти мгновения затеряются во времени, как слезы в дожде» >>

   Сэм Тэйлор-Вуд (Sam Taylor-Wood) — «принцесса лондонской арт-сцены», как представили ее на открытии выставки, состоявшейся в конце прошлого года в Петербурге. Она является участником движения «Молодых Британских Художников» (Young British Artists, или YBA), эстетика которого изменила мейнстрим европейского искусства 90-х…
   Сэм родилась в Лондоне в 1967 году, училась в Лондонском колледже искусств — Голдсмит Колледже (Goldsmith’s College), там же встретила своего будущего мужа, арт-менеджера Джея Джоплина, владевшего одной из престижных лондонских галерей White Cube. Несмотря на то, что колледж Тэйлор-Вуд закончила как скульптор, все ее творчество сконцентрировано на искусстве видео и на фотопроектах. С 1991 года она работала как свободная художница и провела довольно много персональных выставок в Америке и в Европе. А затем присоединилась к движению YBA.
   К слову сказать, название этого движения возникло стихийно и закрепилось за его представителями вопреки их желанию. «На наших выставках были картины Гэри Хьюма и скульптуры Джейка и Диноса Чепменов, были Сара Лукас и Трейси Эмин. Все — очень разные, и не было ничего, что объединяло бы этих художников стилистически… Единственной общей чертой оказалось то, что мы все были молоды, и все — британцы. Так нас и стали называть, и менять что-либо после того, как этот ярлык к нам приклеился, было уже поздно», — объясняет историю возникновения Young British Artists Сэм Тэйлор-Вуд. «Мне уже далеко за сорок, а я все еще молодой британский художник», — иронизирует другой представитель этого течения Гэри Хьюм. Итак, художники YBA не следуют одному стилю и направлению. Их объединяет желание переосмыслить эстетику модернизма и передать ее средствами своего художественного языка.


   Язык этот, как водится, предельно необычен. Соответственно, и отклики зрителей бывают, мягко говоря, противоречивыми. Вылепленный из слоновьего навоза портрет святой девы Криса Офеля («Святая дева») некий школьный учитель на пенсии облил белой краской, заспиртованную овцу Дамиена Херста испачкал чернилами завистливый собрат-художник, а такая же заспиртованная половина свиньи с надписью «Одна половина ушла на рынок, другая — осталась дома» вызвала ропот среди представителей движения в защиту животных. Известен даже случай, когда проходившая несколько лет назад в Нью-Йорке выставка произведений Дамиена Херста и его «сверстников» «Sensation» оказалась под запретом. Мэр города Рудольф Ф. Джулиани назвал братьев Чепмен извращенцами, подрывающими «социальные, моральные и религиозные устои американского общества». В наши дни, чтобы заслужить такое обвинение, нужно заниматься по-настоящему провоцирующим искусством. В итоге, этот скандал сделал устроителя несостоявшейся выставки Дамиена Херста едва ли не самым модным творцом современной бриткультуры.
   На фоне соратников по YBA работы Сэм Тэйлор-Вуд выглядят далеко не самыми вызывающими. Ее «Fuck. Suck. Spak. Vank.» — фотография девицы со спущенными штанами* — и аналогичная по характеру «Потаскуха» особого протеста не вызвали. Плоть от плоти брит-арта, Сэм Тэйлор-Вуд выделяется не столько эпатажностью, сколько умением тонко выразить эмоциональное состояние своих героев. Все проекты, созданные ею в течение двух последних лет, так или иначе передают ощущение эмоциональных или физических пределов.
   «Плачущие» («Crying men», 2004) — серия портретов мировых знаменитостей, со многими из которых Сэм связывают дружеские отношения. Она фотографировала сэра Элтона Джона, Дэвида Бэкхема, Хью Гранта и многих других. Все — с катящимися по лицу слезами. Художницу часто спрашивают, как ей удалось застать плачущих звезд врасплох, но она считает этот вопрос глупым. «Разумеется, я не ходила неделями вокруг Пола Ньюмэна, дожидаясь, пока он, наконец, заплачет, — объясняла Сэм. — Хотя в этом вопросе есть комплимент: это лучшее свидетельство того, что получившееся выглядит естественно и спонтанно». На самом же деле, художница, обладающая сильным даром убеждения и уверенная в удачном результате, сумела уговорить всех этих людей сниматься именно так, как ей хотелось. Уговаривала она их, кстати, уже с камерой в руках. Иначе, скорее всего, никто бы не согласился.
   В «Плачущих», этом иконостасе современного медийного пространства, многие зрители увидели иронию, желание уязвить героя, иногда являющегося символом мужественности и силы, показав скрытую от постороннего взгляда тревогу, ощущение заброшенности и одиночество. Однако автор не очень задумывается над тем, как будут восприниматься ее работы. «Гораздо важнее для меня не потерять спонтанность в творчестве, — признается Сэм. — Более того, я осознанно стараюсь оставить место для как можно большего количества толкований». Сэм утверждает, что не хотела подчеркивать слабость своих героев, показывая их слезы. Нет здесь и феминистского подтекста, хотя плачут у Тэйлор-Вуд исключительно мужчины. Объединяющая их печаль производит гораздо более сильное впечатление, чем «звездный» имидж. По мнению А. Боровского, смысл «Плачущих» заключается не в постмодернистском пастише и не в некоем нарративе, а в том, чтобы показать человеческую теплоту, понимание, милосердие. Скупые мужские слезы свидетельствуют не столько о трагедии, сколько о поэтической грусти. Любопытно, что проект первоначально был задуман как оптимистичный, однако в данном случае попытки автора поднять зрителям настроение обернулись еще большей печалью.
   Очевидно, что художницу интересует проблема славы. Она снимала Шона Пенна, Стива Бушеми, Дастина Хоффмана, Ларсэна Фишборна, Уильма Дефо… Ей принадлежит документальный фильм о концерте Pet Shop Boys в Лондоне. В пику статьям, живописующим постельные подвиги Дэвида Бэкхема, она создала для Национальной портретной галереи Лондона почти полнометражный фильм «Дэвид», где в течение 67 минут Бэкхем только и делает, что спит в постели. Спит безмятежно, вгоняя в сон и самих зрителей. В этом случае героя фильма действительно застали врасплох: Сэм включила камеру, когда Дэвид отдыхал после тяжелой тренировки.
   В проектах «Струны», «Автопортреты в воздухе» и «Падение» Тэйлор-Вуд попыталась передать острое эмоциональное состояние людей, используя язык тела. В «Струнах» («Strings», 2003) показано аlegro ma non troppo П. И. Чайковского в исполнении струнного квартета. Очень академичное исполнение. Но над квартетом, удерживаемый невидимыми струнами, демонстрирует балетные па прима-исполнитель королевского балета Ковент Гардена Иван Прутов. Абсурд заключается в том, что музыканты не замечают зависшего над ними танцора. «Мне интересно, как танцовщик переживает эмоции, насколько сильно он заставляет себя что-то сделать», — объясняет Сэм. Она стремится показать, как человеческое тело чувствует музыку, как передаются эмоции, которые испытывает исполнитель.
   Для фотосерии «Автопортреты в воздухе» («Self Portrait Suspending») художница снимала себя в своей мастерской в Клеркенвеле. Это очень лаконичная работа, в которой вновь затеяна игра с законами физики — удерживаемая невидимыми тросами, Сэм словно бы парит в воздухе. Вообще, для современного брит-арта характерна саморепрезентация, позволяющая автору целиком войти в пространство искусства. Автор намеренно истончает границы между реальностью и творчеством, то ли действительно обнажая свой внутренний мир, то ли конструируя собственный образ. Так художники превращают себя в объект искусства, а пресса делает их объектом светской хроники.
   В серии фоторабот «Падение» («Falling», 2003) актеры засняты во время исполнения акробатических трюков. Старинный замок и спортивные костюмы актеров, напоминающих парней из бедных кварталов Нью-Йорка, находятся в таком контрасте друг с другом, что придают атмосфере снимков барочный колорит.
   Еще у Сэм Тэйлор-Вуд есть работы, которые фиксируют грань между жизнью и смертью. Например, видео «Вознесение», впервые представленное в Русском музее в 2004 году. Здесь на уровне грудной клетки неподвижно лежащего с закрытыми глазами мужчины пляшет чечетку на невидимом и скрытом за этим телом постаменте его двойник, и звуки чечетки напоминают неровный пульс умирающего. Над его головой трепещет белоснежный голубь, символизирующий душу. Это продолжается пятнадцать минут, после чего голубь улетает. Вслед за ним уходит и человек, спрыгнув с невидимого постамента.
   А пятиминутная видеоинсталляция «Still life» (2001) обыгрывает классический жанр натюрморта. Сэм в течение девяти недель снимала блюдо с фруктами, зафиксировав процесс превращения свежих плодов в сгнившую полужидкую массу. Здесь запечатлен момент, которого традиционная живопись старается избегать: момент перехода от жизни к смерти. Тема жизни и смерти для Сэм Тэйлор-Вуд глубоко личная. У художницы был рак, она перенесла две операции и из-за этого на долгие годы оставляла творчество.
   ...Согласно онлайновому опросу ведущего британского сайта для женщин Handbag.com, в котором приняли участие около 10 000 человек, Сэм стала одной из самых «удивительных женщин» наряду с политиком Мо Моулэм, предпринимателем Барбарой Кассани, дизайнером Стеллой Маккартни, актрисой Джуди Дэнч, стайером Полой Рэклифф, автором «Гарри Поттера» Дж.К. Роулинг, поп-певицей Дидо и телеведущей Дэйвин Макколл >>

  В Петропавловской крепости состоялась фотовыставка World Press Photo-2004. Целый год лучшие репортажные снимки, сделанные в 2003 году, путешествовали по миру. Петербург стал единственным российским городом в их маршруте.
 
  Герои выставки — значимые политические события 2003 года, люди, застигнутые в трагедии или счастье, известные персоны. Авторы — фоторепортеры со всего мира, ставшие победителями одноименного конкурса. World Press Photo — один из самых масштабных и уважаемых проектов такого рода в мире. Почти пятьдесят лет жюри конкурса отсеивает снимки, выбирая наиболее удачные, по сюжету и качеству исполнения. Отбор, что неудивительно, жесткий. В нынешнем году на конкурс было подано рекордное количество заявок. Из шестидесяти трех тысяч снимков в «шорт-лист» попали две сотни. Среди победителей — 62 фотографа, в том числе русские — Сергей Максимишин («Известия»), Владимир Вяткин (РИА «Новости») и Юрий Козырев (журнал Time).

 
  К 2004 году почти все фотографы перешли на цифровую технику. Скорее всего, через пару лет репортеров, снимающих на пленку, будут воспринимать как редких оригиналов. Впрочем, людей, попавших в их объектив, технические аспекты волнуют мало. Истории и персонажи, изображенные на снимках, представлены в десяти номинациях: «Экстренные сообщения», «Общие новости», «Люди в новостях», «Спорт», «Актуальные вопросы», «Повседневная жизнь», «Портреты» и т.д. Разделение на категории, возможно, слегка облегчило работу жюри, но в целом, это условность. Втиснуть жизненные сюжеты в узкие композиционно-тематические рамки невозможно. Пространство и тема выставки — весь современный мир.

  «Мы живем во времена хаоса», — справедливо заметила председатель жюри Элизабет Бьонди. Много лет подряд она наблюдает за диаграммой этого хаоса на фотографиях. Сейчас война идет везде: явная и невидимая, широко освещаемая и скрытая. В Лаосе бунтуют повстанцы, китайская деревня заражена СПИДом, Либерия охвачена гражданской войной. Кроме того, Чечня, Ирак, Израиль, Палестина… По мнению жюри, высший репортерский пилотаж в том, чтобы в трагедиях и ужасе разглядеть художественную ценность, обнаружить красоту и грусть.

  После долгих раздумий главный приз решили присудить снимку, прибывшему из Ирака (автор — Жан-Марк Божу). Отец и сын сидят на раскаленном песке. Кажется, что воздух от жары стал плотным, насыщенным. Четырехлетний мальчик замер в страхе, лицо его папы скрывает черный колпак пленника. Какой-то «сердобольный» американский солдат снял с мужчины наручники, чтобы тот смог обнять ребенка. Эти люди ничего не понимают в политике и войне. Снимок был сделан 31 марта 2004 года. Что с ними произошло потом, неизвестно.

  Страх отступает только после смерти. Взрывы и выстрелы больше не тревожат. Тихи и красивы лица женщин, похороненных в общей могиле в Либерии (снимок Кэролайн Коул). Жертвы гражданской войны, которая идет в Либерии с 1980-х годов, присыпаны светлой землей и уже спокойны. Всего их — 250 тысяч. Двенадцатилетний Али, герой серии фотографий Юрия Козырева, потерял родителей, брата и всех близких. Ему повезло: ракетный выстрел не уничтожил его. Но тело обезображено. У мальчика нет сил, чтобы плакать. В багдадской больнице за ним присматривает дальняя родственница, тоже чудом уцелевшая. Повстанцы из лаосского городка Хмон умоляют о помощи журналистскую группу. Во время Вьетнамской войны, конфликтов в Камбодже и Лаосе они поддерживали США, несмотря на возмущение земляков и семей. После окончания войны американские силы забыли про бунтарей. Их соседи ушли подальше из проклятого места, а повстанцы находятся под прицелом у местных властей (фотографии Филипа Бленкинсопа). Когда люди остаются в живых — умирают лошади (Якоб Карлсен).

  В мире, судя по всему, мало хорошего. Если нет бомбежек, и даже теракты почти не тревожат, то бушуют стихии, являются болезни, просыпаются тайные страсти. Землетрясение в иранском городе Баме длилось двадцать секунд и унесло 40 тысяч жизней. Стены домов оказались слишком хлипкими: люди умирали во сне, целыми семьями. На снимке Атты Кенаре отец несет на плечах мертвых сыновей. Фотограф не осмелился снять лицо человека, который ищет место для детской могилы. 20-летняя американка Памела три года сражалась с лейкемией. Весь день ее окружали близкие люди, но ночью девушка оставалась один на один с болью. Три года за Памелой следила фотокамера. Лейкемия неизлечима, подтверждают фотографии, сделанные Тилли Тоул. Труппа любительского театра пьет чай. Актеры о чем-то неслышно разговаривают, кушают печенье и не реагируют на камеру. У них болезнь Дауна (Сергей Максимишин).

  Цикл ирландца Спамуса Мерфи посвящен одиннадцатилетнему перуанцу Незарету Кастилло, проповеднику и целителю. Мальчик в костюме не по размеру и длинном галстуке стоит на сцене и что-то говорит в микрофон. Тысячные толпы ровесников и взрослых почтительно склоняют головы. Незарет внушает им веру, дает силы. Перед каждой проповедью отец идет с мальчиком в пустыню, поднимает его на руки и просит у неба поддержки и энергии. После «сеанса» они садятся в новый японский автомобиль, купленный на гонорары Незарета, и едут домой. И эта история по-своему драматична.

  Для «разрядки» — фетишисты, живущие в однотипных американских домах, пловчихи, синхронно нырнувшие под воду, двойной портрет Буша  и Блэра. Австралийских балерин больше волнует будущее выступление, чем далекие взрывы. Самые одаренные и успешные смогут попасть в австралийскую балетную компанию, так что концерт вдвойне ответственен (Тим Клэйтон). Близнецы Кэйли и Майли Симмермон, запечатленные Мэри-Эллен Марк, родились с разницей в две минуты. Они приехали в штат Огайо на ежегодный фестиваль близнецов, чтобы в буквальном смысле себя показать и на других посмотреть. Братья и сестры, которых даже родная мать отличает по характерным родинкам, участвуют в фестивалях, парадах и праздничных шоу. Ежегодный наплыв американских близнецов Огайо переживает с 1976 года. Через год они снова соберутся. Есть в мире что-то стабильное.

  В конце 2004 года фотографы уже начали готовить серии для нового конкурса. Вряд ли World Press Photo-2005 будет по сути отличаться от прошедшей выставки. Но нарастает темп, цвета становятся резче. Счастье почти граничит с безумием, а тревога — это уже обыденность >>

Герои фотографа-пикториалиста Людмилы Таболиной — квартиры и зеркала, куклы и скульптуры. Она любит петербургские и деревенские пейзажи. К своим темам относится внимательно: «сфотографировал и забыл» — это не про нее. Людмила Таболина возвращается в любимые места по многу раз, чтобы обнаружить еще не замеченные ракурсы.

Прочитать интервью с Людмилой Таболиной можно здесь >>