Что тебе рассказать в этой очередной закрытой записи. О том многочасовом телефонном разговоре, что состоялся у меня ночью после последней закрытой записи?

О том, какие эмоциональные потрясения и метания со мной случились сегодня?

Не уверен, что если начну по-порядку, то успею до рассвета все рассказать. Как-никак - то были четыре часа с четвертью.

Что ж, попробую.

Ты прекрасно помнишь, а если не помнишь, то обратись к предыдущей записи, чтобы вспомнить, на чем все остановилось.

Ночь, я лег спать, пытаться спать с ощущением, что все делаю правильно, как бы мне сложно и больно при этом ни было.

Меня отделила от спокойствия ее смс:
"Мне кажется, что я влюбилась в него :. чем дольше, я его не вижу, тем больше думаю о нем, и чем дальше он отдаляется, тем больше я идеализирую и больше нуждаюсь..я не хотела такого :/ прости..но зато бояться нечего, он идет у тебя на поводу, все круто, все несчастны, пизда рулю"

Согласитесь, должно быть очень больно получать такое сообщение от любимой женщины, с которой только вчера расстались как раз таки на почве ее неопределнных чувств подозрительной остроты к этому человеку. Согласитесь, это не то, что хочется слышать от любимой женщины.

Тем не менее, меня это известие не убило, ведь я все это понял как раз перед тем, как решиться на разрыв отношений с ней. Я понял, что мой запрет лишь все усугубляет и она на всю голову ебанутая и с этим ничего не сделать. И я решился тогда. А теперь мне было спокойней, она призналась. Да, ее чувства - херня чистой воды, ее привязанности дешевы и складывают из такой плоской сферы, что становится противно и досадно за собственные допущенные ошибки. Но тем не менее - она чувствует.

Я позвонил ей. И мы долго говорили. Она распластана, ей плохо. Я понимаю, что ей не нужны мои речи и участие. Она хочет понять, что происходит, она хочет, чтобы ничто не мешало ей утопать в ее больном новом чувстве. Она хочет, чтобы я дал им свободу, или что-то типа того. Но я звоню ей не для этого, я звоню вправлять мозг.

Мы разговариваем долго. Она всхлипывает, а я говорю низким спокойным голосом. Мой тембр в это время таков, что я сам бы себя оттрахал за его звучание.

Я говорю ей о том, что за чувства она испытывает к нему. Объясняю, что эта влюбленность совершенно дурацкая, не имеет под собой серьезных оснований. Он дергал ее за косички, он игнорировал ее и избегал, она повелась и стала пытаться заитересовать его, флиртовала, заигрывала. Такой простой сюжет. Повелись оба на свои трюки. Да, у них не было цели влюбить друг друга в себя, но они слабые люди и вели себя именно таким образом. Все это началось на самом деле тогда, когда я их только познакомил. Напряжение. Смущение Андрея и все-все-все началось. Я говорил с ним о ней, о моих с ней сложностях и проблемах, и в его голове селились мысли о ней. Когда возникло первое напряжение с ним - в ее голове возникли, пожалуй, первые долгие мысли о нем. Не на почве симпатии, а просто как о человеке - персоне.

Дальше все развивалось. Он смущался и не знал как себя вести с девушкой друга, старался не приближаться к ней, не общаться. Делал вид, что он не хочет с ней дружить и терпит ее присутсвие только потому, что она моя. И это ее задевало. Женщина любит нравится всем. И ей хотелось, чтобы он дружил с ней, а не с "девушкой друга". Ей хотелось взять его в оборот. Он выкидывал шпильки в ее адрес, таким образом как первоклассник скрывая свое к ней влечение. Ее задевало это, и она хотела, чтобы он был с ней мил и обходителен. Она терпела его шуточки и подъебки лишь для того, чтобы охмурить, чтобы он оказался в ее власти. Чтобы она смогла чувствовать себя доминантой.

Так все это разивалось. Мои ссоры и неурядицы с ней - она побежала за компенсацией к нему. Все наши общие шутки на эту тему. Ее жизненный сценарий Красной шапочки. Она говорила, что такому не бывать, что это "ни в какие ворота". Но это именно то, что ей нужно. Ей нужны запрещенные действия. Ей нужны запрещенные чувства. Так слжилась ее личность. Жертва сексуального насилия в возрасте первых менструаций. Жертва домашнего психического насилия. Скандалы в семье. Личная жизнь пошла крахом с шестнадцати лет, когда уехал в другой город единственный молодой человек, "встречавшийся" с ней. Все это влечет за собой будущие несчастья. Она сформирована и идет по тропе Красной Шапочки.

И мы говорили. И я объяснял ей, что Андрей - это лишь следование сценарию. Объяснял, что их симпатии и влечения - детский фарс, что это не то, что им нужно. Как бы глупо не было с моей стороны объяснять чувствущему человеку, что нужно подключить мозг к восприятию действительности. Мы говорили с ней долго.

Я рассказывал ей о том что ей нужно было думать раньше, нужно было меня слушать и слушаться. Она всхлипывая говорила, что слушала меня. Но все равно получилась жопа. Она не понимает, как я хочу ей помочь и не принимает такой моей помощи. У нас с ней ничего не вышло, мы пытались, мы старались, но я не справился с возложенной на себя задачей. Я не смог вывести ее из сценарной петли. Петля времени, в которой я повесился вместе с ней три года назад.

Я ругался шутливо, досадовал в небо, говорил какие же они идиоты, что допустили все это. Какие же они уёбки, что позволили себе так поступить со мной. Я говорил ей, что сейчас разговариваю с ней, и говорю это все и понимаю, что это как раньше, как и прежние наши долгие разговоры ничего не изменит. Я не могу ее спасти. Она меня топит, она топит себя и будет делать это снова и снова. Она спрашивает, как же ей быть, что делать, чтобы избавиться от этого. Я говорил ей о том, что нужно взять свои чувства под контроль, говорил о том, что не верю, что люди способны не осознавать и не понимать самих себя настолько, чтобы не иметь возможности контролировать поступками изменения своих чувств и отношений. Я говорю ей о том, что нужно справиться с этой влюбленностью, говорю о том, что да, мы могли бы вместе, но уже не будем никогда. Говорю о том, что ей нужно делать то, что она никогда не делала раньше, то, чего она никогда бы не сделала в этой ситуации на своем месте раньше. Делать не то, что она делала, и тогда она получит не то, что получалось до этого. Шаг за шагом она сможет выбраться из петли.

Я рассказываю ей о том, какие шаги предпринял я. Взялся бегать по вечерам, как давно собирались. Взялся за уборку и ремонт запущенной моей квартиры. Я взялся налаживать свою жизнь, изрядно прохудившуюся за время безделия. Она спрашивает, но что делать ей. Я предлагаю ей прыгнуть с парашютом. Рассказываю о своих ощущениях от опыта роуп-джампинга. Говорю впервые о том, что тогда в листовку вписал ее единственную, чтобы известили в случае чего. Говорю о том, что она может прыгнуть с парашютом на свой день рождения. Что я буду за нее переживать, мало ли что ей взбредет в голову. Говорю, что она быстро поймет, хочется ли ей жить, быстро поймет, кто ей дорог и вспомнит о нем. Говорю о том, что мне бы хотелось, чтобы она вправила себе мозги и поняла, какой я охуенный и как я стараюсь быть для нее лучшим. Чтобы она поняла, что не надо сомневаться, надо отдаться мне всецело и полностью и это приведет ее к счастью. Говорю о том, что этого не будет. Потому что она не воспринимает мои речи. Потому что она сейчас думает о другом.

Говорю о том, что я могу порвать отношения с Андреем и они смогут делать, что захотят, их не будет ничто останавилвать. Говорю о том, что все равно ничего не выйдет. Они лишь усугубят несчастья друг друга. Говорю о том, какие они идиоты, что вообще устроили всю эту хуйню.

Она всхлипывает, а я говорю и говорю. Начинаю рассказывать о том, как отвыкал от нее. Как перемалывал себя тем летом, как боролся с собой, как стелился под нее, как для меня все закончилось, в августе. Как я несколько месяцев жил на автопилоте. Как занимался ерундой, делал ерунду в ожидании армии. Потом ушел. Рассказывал о том, как это было. Не те байки служебной жизни, а всю ту эмоциональную хуйню, которая имела место. Как мы разговаривали с ней по телефону, когда я был еще на первом месяце службы. Что это для меня значило и как я старался не придавать этому значения, но не получалось. Рассказываю о том, как повседневные заботы: как бы не получить пизды, как бы посрать, да покушать нормально, как бы умыться с утра - заняли мое существование. Как это помогло вытеснить все остальное на задние планы. Как она для меня стала отходить на второй-третий план. Как мне пришло письмо от нее, и как письма не приходили. Как перестала отвечать на звонки и как я огорчился - не вспомнил, но мы уже однажды говорили об этом. Она тогда летала к нему в Питер. И просто не побеспокоилась о том, что я буду ей звонить. Рассказывал ей о том, как прошло полгода и я стал от нее совсем отвыкать. Как у меня появились и я с удовольствием их уже принимал - новые ценности и занятия. Как я писал письма, как получал их от других людей. Как я ждал дома и боялся возвращения к пустоте и одиночеству. Как я избегал общения с ней, потому что не хотел ворошить чувства, не хотел ближе к концу службы опять сорваться и желать ее. Как я с этим справился, переболел. Как стал спокойно разговаривтаь о ней, о своей жизни с другими людьми. Как я ее отпустил окончательно.

Потом я рассказывал, как вернулся домой, кто меня встретил дома, как наступил следующий день, а потом еще один, и еще, как началась опять гражданская жизнь и подкрался новый год. Как у меня хватило смелости отказать ей и не встречать новый год вместе. Как я смалодушничал, и обрадовался легкости находки, когда она захотела прийти ко мне на следующий день. Как я смалодушничал и начал наши отношения вновь по ее желанию и прихоти.

Как мы неправильно позиционировали себя. Что это было причиной всех наших разладов. То ли мы просто спим вместе и нам похуй друг на друга, то ли мы действительно вместе и обвешиваем друг друга обязанностями и ответственностью. Мы забывали кто мы друг другу и делали глупости. Мы вели себя несоответсвенно ожиданиям друг друга. Разошлись в понимании того, кем мы друг другу приходимся. Как все сломалось. Как она сорвалась и вернулась к своему сценарию. Как все это развивалось пару месяцев, как накипало и в итоге случилось то, что заняло всю прошлую неделю и чуть более нее. Как все кончено.

Я говорил ей о том, что ей бы следовало так душевно разговаривть со мной раньше. Каждый день не стеснятся говорить о важном. Но мы люди, и порой нам не хотелось говорить. Нам хотелось спать, трахаться или делать что-нибудь еще. И мы не разговаривали. А именно это было нужно, чтобы спасти ее и себя от повторения. Мы отдалились и скатились в ничто, держащееся друг за друга лишь из-за страха потерять дорогого, привычного человека. Мы любим, или мы не любим. Мы любим, но просто забыли. Случилось все не лучшим образом.

Я говорил ей о том, что сейчас поддерживаю ее, когда ей плохо. Когда всем плохо и они идиоты. Что я хочу показать ей, что другие отношения ей не нужны, что ей нужен я, такой всепоинмающий и прощающий. Тот, который способен приковать к себе. Но она думает о другом, она не скажет мне сейчас "я поняла, что действительно тебя люблю", не скажет, что перестала думать о нем и ее чувства развеялись. Она не придет ко мне ни завтра, ни когда-нибудь еще. Я говорю ей о том, что и это все уже было, и мы разговаривали по телефону ночью долго, и наутро проснулись и продолжили свои жизни в неправильных направлениях, как будто не общались наши души через телефонные трубки всю ночь. Возможно и нет ничего, и это лишь я разговариваю с ней. Я говорил ей о том, что не знаю, но верю в значимость совпадений, и мы с ней не случайно. Я уже говорил ей раньше о том, что возможно мы кармические брат и сестра, и нужны друг другу для того, чтобы помочь, подготовиться к другим людям. Что мы должны просто жить поблизости и помогать друг другу направляться в сторону счастья. Я не знаю, а может это все брехня и виной всему психотипы, личности и сценарии. Я говорил ей о том, что она Красная Шапочка, а я, вероятно - Сизиф. Я толкаю камень в гору, и он всегда срывается и расхуячивает меня в говно. Это все из-за моих отношений с отцом в детстве. Все эти сценарии, к черту их.

Я говорю ей о том, что да, где-то, быть может, я и хочу, чтобы сейчас я обнимал не одеяло, а ее. Но нет, в действительности - я не хочу ее. Мне достаточно ее тишины в трубке, того, что я говорю ей это все, а она то ли слушает, то ли нет. Мне достаточно иллюзии этого самого дорогого в жизни общения. И я говорю о том, что хочу, чтобы этот момент завис в вечности. Чтобы мы так всю жизнь пролежали, она там, я здесь, и говорили по телефону. Мне не хочется от нее ничего, ни тепла, ни любви. Мне хочется лишь вечности, или чего-то подобного и непонятного.

В разговор вступают какие-то отголоски воспоминаний, дополнения и уточнения. Ерунда, которую я уже забыл. Ерунда, которой я придаю важность, ввиду того, что это последнее, что она слышит перед сном. Именно это окажется у нее в мозгу, а не все то, что я говорил ей в течение четырех часов. Я говорю ей о какой-то ерунде связанной с ним, и понимаю, что заставляю ее мысли опять устремиться к нему. И это провал, и это все ерунда. И мы говорим еще о чем, я говорю и говорю. Каждый час телефоны рассоединялись, и я перезванивал. И вот я перезвонил в последний раз, договорил что-то. Потом она сказала, что уже почти спит, а я сказал, что я итак уже много всего наговорил, желаю ей спокойной ночи, она отвечает мне тем же и я кладу трубку.

Еще несколько минут терзаюсь от того, что ничем не могу ей помочь, не могу сделать ее счастливой с собой. Отворачиваюсь на бок и засыпаю.