Фуф, наконец-то дочитала книгу Петра Вегина "Опрокинутый Олимп", читала так долго не потому, что муторно, потому, что по дурацкой своей привычке читать сразу тридцать три книги я так и читаю....А книга замечательная, столько поэтов узнала, столько историй. А как почти любовно о каждом написано, как дорога память этого человека и ему самому и нам, вспоминающим вместе с ним. Нет этого поэта, как и многих героев его книги, увы, остались вечно живые стихи, осталась память.

Уходя, оставлю свет
В комнатушке обветшалой,
Невзирая на запрет
Правил противопожарных.

У любви гарантий нет —
Это очень скверно, братцы,
Но, уходя, оставьте свет
В тех, с кем выпадет расстаться!

Жаль, что неизбежна смерть,
Но возможна сатисфакция:
Уходя оставить свет —
Это больше, чем остаться.

Читая последние строчки книги, я невольно прослезилась, хотелось бы привести их здесь:
"....Господи, я так привык жить, что я буду делать там, у Тебя? Неужели придется сидеть у Твоих ног и смотреть вниз - на любимую землю, не делая для неё ничего, и душа моя по Твоей воле будет вечно мерцать буквицей на рукописи нетленного небосвода? Господи, и без меня таких много, дай мне, Господи, что-нибудь делать - выстругивать лодку или копать грядку, красить крышу или готовить борщи. Могу ещё крылья растить у людей. Дай мне, Господи, любое из этих дел, я ничего не умею больше - умею только жить.
Но если, безупречный Господи мой, Ты найдешь возможным и заслуженным для меня, оставь мне клочок бумаги и карандашный огрызок, я буду писать крохотными буквами, никому не мешая, и, может быть, когда-нибудь Тебе понравится одна моя строчка и Ты одаришь меня за это еще одним клочком бумаги....."

Так мог написать только настоящий поэт....светлая память

Амен! Долгие вам лета!
Я завязываю жить…
На собачьем кладбище в Буссето
Я прошу меня похоронить.

Просьбою, на первый взгляд дурацкой,
Я, наверно, вас развеселил.
Я хочу и под землёй касаться
Тех, чью участь на земле делил.

Был я живописцем не из бойких.
Знал пинки, но не вилял хвостом.
Я делился с псами на помойках
Вами недоеденным куском.

По-собачьи жался в этой жизни,
Конуру, считая мастерской.
Пёс однажды слёзы мои слизывал,
Воя на два голоса со мной.

Знал любовь, и женщин знал немало,
Только не сравнится никогда
С тем, как меня нежила, ласкала,
Крепко обнимала нищета.

На моей картине люди, звери
Вместе за одним столом сидят.
Это – моя Тайная Вечеря.
Я не верю в Бога. Пусть простят.

Звери, псы, что на земле ютятся,
Люди, что находятся в беде,
Пусть они все вместе наедятся
Досыта – хотя бы на холсте.

Не шепчите надо мной молитвы.
Завещаю вам на сотни лет
Холст, где чёрный пёс стоит с палитрой,
С трубкою в зубах – автопортрет.

Целую руки твои,
Русская Речь,
на которых ты качала своих поэтов.
Не твоя вина,
что не всех сумела сберечь -
так бывает у матерей многодетных.

Молюсь,
чтобы ясными оставались твои глаза.
Целую подол
твоего свободного платья.
Только б во имя твоё
продолжали творить чудеса
младшие братья!

Тки своё полотно,
одевай века!
У тебя время истине учится.
Молода не по возрасту,
и работа тебе легка.
Ты, наверное, Троеручница!

Ни венца на тебе дорогого,
ни золотом шитых риз.
Полушария мало для твоего пьедестала!
На тебя я потрачу
всю мою золотую жизнь,
лишь бы ты
мёртвый лоб мой
поцеловала...


рисунок выполнен поэтом