Я стал ходить, не поднимая взгляд.
Я коротко смотрю и осторожно.
Не так посмотришь - сразу заклеймят
Мудило-педо-говнюком безбожным.
Я стал ходить подальше от людей.
Я одичал? Нет, я очеловечел.
Не выношу разврата и блядей.
Боюсь волков в обличии овечьем.
Я стал ходить проулком и двором,
В тени деревьев, по тропам собачьим.
Чем меньше встречу дураков кругом,
Тем меньше шанс, что буду одурачен.
Я перестал скитаться по ночам.
Не пью портвейн. Мне стала вдруг дороже
Визитка палача, а не врача, -
Единственного, кто всегда поможет.
Я забываю, что такое смех.
Голосовые связки ни к чему мне.
Я атрофировался на глазах у всех.
И одиноко дрыхну до полудня.
Я не хочу быть должным никому,
Я всё раздам, хватило бы на всех лишь,
Но только мою старую суму
Меж целым миром, право, не разделишь.
Совет бы я, конечно, подарил.
Что есть; и ты, пожалуйста, запомни:
Дебил в законе - всё равно дебил,
Не сильно полагайся на законы.
Они нужны нам, и без них никак,
Но никогда не послужить им людям,
Пока законом ведает дурак,
Пока у головы ума не будет.
Я скоро сдохну. Что осталось мне?
Дожить свой век сварливым стариканом,
Однажды перестать дышать во сне,
И позабыть обиды, боль и раны.

Мне казалось, что болью старою
Небо синее травит лёд.
Но то был лишь поэт с гитарою,
Шедший с песнею на восход.

Вьюги резали пальцы белые,
Кровь сочилась из рваных ран.
А он пел свою песню смелую
И смеялся, как будто пьян.

Круговерть войны рассекала день
На безумие и тишину,
Разделяла небо на свет и тень,
Светотень стелила по дну.

Смерть шипела, шарахалась в сторону. Он
Пел, стирая границы слёз.
Не оплакивай. Не отпускай свой стон.
Не сжигай мир уставших грёз.

Он шагал. Не смотрел под ноги. И пел,
Извлекая из струн весну.
Вовсе он сойти не с ума хотел,
А любовью затмить войну.

Обернись. Постой! Не ходи за ним...
Криком сердце его не круши.
Он поёт последний бессмертный гимн
обречённой на скорбь души.

Трилистник увядающей ревности

Часть 2. Диалоги в пустоту

Я говорил, я верил, я старался.

Мечтал быть понятым, услышанным, но вот

На плаху предпоследнего абзаца

Роняю голову. И мой палач идёт.

Угрюм и грозен, без иронии и скорби.

Ему не жаль меня. Увы... совсем не жаль.

Он преисполнен бесконечной злобой.

Сердечный стук мой брошен на алтарь.

Его приносит в жертву идеалам,

И как в нелепом рыцарском кино

Палач роняет на лицо забрало...

Зачем? Лица ведь нет давно.

Безлики все. Пусты. Угрюмы. Грозны.

Готовы рвать на части. Только что?

Уже ведь поздно — мир до дюйма познан,

И дырами прошит, как решето.

И я молчу. Мне нравится молчанье.

В молчании все кажутся умней.

И подчиняется молчанью мирозданье,

И для молчания нет запертых дверей.

Звук полетит — ударится о стену.

Молчание — прочнее, чем стена.

Молчание течёт в крови по венам

Рубиновыми волнами вина.

Молчу, и что бы там не говорили,

Я уподобился распятому Христу:

Бессилен, но с молчащей силой

Веду я диалоги в пустоту.

20.12.2010