ВЛАДИМИР ГИЛЯРОВСКИЙ – ДАЛЬНИЙ РОДСТВЕННИК ЭРАСТА ФАНДОРИНА
НЕПУТЕВЫЙ СЫН ТИТУЛЯРНОГО СОВЕТНИКА

Он был сыном чиновника губернского правления, и до некоторых пор жил, как все мальчики его круга. Вот только шалил много. Но с кем не бывает! Из гимназии не выгоняли, и слава Богу! В конце концов Володины предки тоже славились вольнодумством.

Его дед по материнской линии – казак Петро Иванович Усатый, в любую погоду носивший черкесскую косматую папаху и свитку (“такую широкую, что ею можно было покрыть лошадь с ногами и головой” – вспоминал Гиляровский) несмотря на то, что служил управляющим в имении графа Олсуфьева, крепостного права не признавал, и за все время своего управления никого никогда не наказал телесно и не отдал без очереди в солдаты.

А отец Гиляровского водил дружбу с масонами, почитывал запрещенного Рылеева и долгие годы прятал у себя в доме беглого матроса Китаева, который стал для маленького Володи чем-то вроде гувернера, а попросту – дядькой. Матрос Китаев научил мальчика никогда не врать, но всегда помалкивать, скакать верхом, лазать по деревьям, плавать, стрелять, ходить на медведя с рогатиной и побеждать любого противника в кулачном бою.

А на тринадцатом году жизни Володя Гиляровский, зачитывавшийся Чернышевским и Некрасовым - взял да и выкинул совершенно немыслимый фокус: ушел из родного дома, и вообще из города Вологды пешком, на Волгу, в Ярославль, оставив отцу записку “Буду работать бурлаком”. И, действительно, добрался, и был принят в ватагу по документам одного умершего от холеры бурлака.

Через месяц сын титулярного советника накачал мускулатуру, загорел так, что стал чернее араба, научился мастерски играть в орлянку и за неутомимость заслужил прозвище Бешеный: на отдыхе, когда даже матерые бурлаки сидели в тенечке, набираясь сил, то на руках ходил, то на сосну влезал, а то и переплывал Волгу-матушку в два конца! “Да еще переборол всех с учетом уроков Китаева, — вспоминал Гиляровский. — Огромный эффект производило, когда я гнул на глазах монету”.

А через несколько недель его отыскал отец, сказал: “Поехали!”. “Папа, я только зайду на постоялый двор, возьму вещи и заработанную сотню”. — “К черту вещи, к черту сотню. Оставь ее товарищам на пропой души. Поехали, говорят тебе! Я договорился, послужишь год-два в полку, потом тебя возьмут в московское юнкерское училище”.

Но вернуть Володю на подобающий дворянскому сыну путь так и не удалось - видно, у судьбы были на мальчика иные виды. Иначе как объяснить тот причудливый случай, из-за которого Гиляровский вылетел из лефортовского училища?

Часы увольнительных юнкера любили проводить в Лефортовском парке: расстилали шинели под деревьями, пили водку. Однажды пятнадцатилетний Гиляровский нашел там в высокой траве … новорожденного младенца-подкидыша. Что делать? Нести в воспитательный дом некогда – увольнительная истекает через несколько минут. Бросить жалко.

Так и появился в училище, левой рукой прижимая к себе ребеночка, а правой отдавая честь: “Юнкер Гиляровский из отпуска прибыл!” Скандал вышел прегромкий, и Владимира отчислили от греха подальше в полк. А, собственно, за что? Гиляровский почувствовал себя оскорбленным и сбежал, сменяв на рынке мундир на старое потрепанное пальто и видавшее виды кепи.

Так сын титулярного советника сделался настоящим бродягой. Где-то колол дрова, где-то служил пожарным. Поднимался на Эльбрус, работал на белильном заводе, бывало, воровал в трактирах. Однажды поздним вечером, сильно замерзнув, попросился ночевать в небогатый дом. Не пустили, но Гиляровский заметил в сенях неработающие часы. Назвался часовщиком, обещал починить, но только не при лучине, а при дневном свете. А наутро тихо ушел, пока хозяева спали.

В Казани он столкнулся с убегающим от полиции человеком, и был по ошибке арестован вместо него и обвинен в распространении прокламаций. Ночью выломал решетку и бежал. По дороге нашел кошелек с 25 рублями, купил билет на пароход и там в буфете ложками ел белужью икру. И свел полезное знакомство – с донским заводчиком золотых персидских жеребцов. Поехал с ним в степь, сделался лучшим табунщиком.

Просто покупатели лошадей и предположить не могли¸ что крепкий загорелый парень, ловко владеющий арканом, отлично понимает по-французски и пересказывает все их разговоры хозяину. Работа хорошая, жизнь привольная и сытая. Но и с Дона пришлось уйти - покупать лошадей приехал жандармский полковник из Казани – тот самый, от которого Гиляровский сбежал через окошко. Взять успел только свитку да 100 рублей, завалявшихся в кармане.

Но не накопленное оставлять было жаль, а пятнадцатилетнюю казачку Женю, с которой Владимир едва ли успел перемолвиться двумя-тремя фразами. Женя была первой женщиной, на которую заглядывался Гиляровский за недолгие, но весьма насыщенные восемнадцать лет жизни.


.