Настроение сейчас - если не могу говорить, то я пишу о своих страхахЗа отражением абажура в окне летел крупными хлопьями снег. Подгоняемый ветром он завивался кудрями, прилипал к раме и стеклу. Казалось, что вот-вот начнется настоящая метель. Под тусклым бледно-синим светом уличного фонаря иногда мелькали фигуры людей, что по какой-то причине задержались в ненастную погоду и до сих пор не сидят дома и не отогреваются на кухне.
Стрелка часов пододвигалась к 12, было слышно через тонкую дверь, как в подъезд зашел последний, наверное, на этот день человек. От чашки кофе, которую он поставил на подоконник, шел легкий дымок.
Она сегодня отказалась от чая и просто сидела на диване, подобрав ноги и обхватив колени руками. Комнату освещала настольная лампа под старым, зашитым с краю, тряпичным абажуром и монитор компьютера неприятным, таким же, как у фонаря в окне, резким синим светом. Тикали круглые часы с железными кругляшками будильника сверху, были слышны щелчки клавиатуры.
Щелчки прекратились, он посмотрел на время в углу монитора и, обернувшись на стуле, сказал:
- Что ж ты все сидишь? Иди, ложись спать, уже поздно. Я потом приду, когда все доделаю.
- Не хочу. Я подожду тебя еще, ладно? Мне спать совсем не хочется.
- Ложись, я еще долго.
- Мне нравится смотреть, как ты работаешь, я посижу. Я ведь не мешаю.
- Как хочешь… - и он снова отвернулся.
Всегда, погружаясь в работу, он не замечал, как летело время, как за окном менялось время суток, погода, что происходило в квартире и, уж тем более, не слышал обычно так мешающий, грохот хлопающей подъездной двери, разговоры соседей за стеной.
За мигающим курсором появилась последняя точка. Его работа на сегодня была окончена. Три часа ночи. Обернувшись, увидел ее, спящую на диване. Она так и не дождалась. Хотя честно пыталась не заснуть. Принес из большой комнаты одеяло, аккуратно укрыл. На лице появилась легкая улыбка, он тихо поцеловал ее и ушел спать в соседнюю комнату.
……
Она вернулась домой позже обычного. Долго стряхивала в прихожей снег с шапки и куртки. Затем ушла в ванную, откуда сразу появилась на кухне. На еще розовом от мороза лице была улыбка. Он сидел за столом, что-то ненужное гудел телевизор, на тарелках лежал остывший ужин.
- Привет, солнце. Почему не поел сам? Не надо было меня дожидаться.
- Я хотел, чтоб ты составила мне компанию. Видимо, не в этот раз. Что так долго?
Улыбка на секунду ослабла, показалась какой-то искусственной, но все сразу же стало на свои места, и она, беззаботно сев за стол, ответила:
- Работы сегодня дали больше, за прошедшие праздники. И к Юленьке зашла ненадолго по пути, она просила.
- Мм… ясно. Посидели, значит, немножко? Ладно… Все остыло, давай я опять разогрею.
- Угу, давай… слушай, если тебе не трудно, вынеси мусор, я сегодня так устала… - и она уткнулась в телевизор, пытаясь переключить канал плохо работающим пультом.
Вечером они легли спать. Она безмятежно уснула, уткнувшись в его плечо, а он так и не сказал ей, что сегодня, пока ее не было звонила Юленька, и что он видел из окна, как, подходя к подъезду, она выбросила в урну небольшой аккуратный букет ее любимых ромашек.
……
Был тихий январский вечер. Через весь коридор из кухни в комнату тянулась узкая полоска света. Она что-то не спеша готовила, он работал. Строки не лезли в голову. В последнем абзаце он наделал столько ошибок, сколько допускал, наверное, только в первые годы, когда начинал писать. Часы нервно отмечали каждую секунду, щелчки клавиатуры раздавались неравномерно, и все больше было слышно частые нажатия на «Backspace». Полоска света расширилась, и она зашла с двумя чашками в руках. По комнате разошелся смешанный запах кофе и чая с лимоном. Поставив большую чашку кофе на угол стола, как всегда села на диван и начала, слегка щурясь, пробегать глазами написанное, но в этот раз много читать не пришлось, и она спросила все так же щурясь, слегка ласково:
- Что ж ты так? Не в духе сегодня?
Он, обернувшись на стуле, посмотрел на нее. В глаза. Потом развернулся полностью, но все так же молчал.
- Что? Не надо так на меня смотреть. Ты пиши-пиши, сейчас скоро картошка дожарится и ужинать пойдем… - она чувствовала, что-то не так, в голове одна за другой сменялись мысли. «… Неужели? … он знает … не может быть… наверно просто в редакции что-то не так… хотя недавно наоборот хвалил… не может быть…» Ей хотелось сменить тему, увести в сторону разговор, что угодно. Не сейчас. Только не сейчас. Ведь так хорошо, ведь тепло в квартире, и лампа так уютно светит, а с кухни доноситься звук шипящего масла и запах жареной картошки, и он мог бы сейчас как всегда сидеть и работать отвернувшись … Только не на повышенных тонах! Боже мой…
Глаза предательски приковались к полу. Чай обжигал руки, а взяться за ручку не получалось.
- Зачем ты отворачиваешься? Посмотри на меня… Вот… я хотел поговорить. Ты только не перебивай… я должно быть полный идиот, можешь на меня за это обидеться, но… мне, наверно, кажется… что с тобой случилось? Ты же сама прекрасно видишь, что-то происходит, меняется, причем не в лучшую сторону, ты….
Она перебила, не дав ему договорить. Остановила. Что-то долго объясняла, изредка указывая руками куда-то на улицу, в даль потемневшего вечернего города. Он в основном слушал. Редко отвечал, спрашивал.
Она ушла из комнаты. Из кухни пахло горелым, а за окном раздался резкий звук разбившегося фонаря, исчез синий свет, и двое мальчишек в коротких куртках и задравшихся от бега шапках, все вывалянные в снегу, умчались со двора с веселым смехом.
……
Светила настольная лампа. На мониторе появлялись бесконечные точки от случайно надавившего на клавиатуру локтя. На ковре валялась разбитая кружка, а рядом с ней большое темное пятно от кофе, которое потом будет трудно смыть. За тонкими стенами хлопнула подъездная дверь и на улице показалась женская фигура, в куртке и намотанном на скорую руку шарфе, быстрыми шагами удаляющаяся к автобусной остановке. Если бы он мог видеть вблизи ее лицо, то заметил бы пару маленьких ледяных дорожек от краев глаз, и замерзшую, больно колющую лицо слезинку.
Она все сказала, что могла. Она думала бесполезно далее усиливать ее боль. Только не рассказала, что она не могла поступить иначе. Она пыталась всего лишь купить их общее счастье. Сделать быстрый шаг вверх. Всего лишь купить… не смогла. Даже такой элементарной вещи! Она стояла у остановки в ожидании автобуса, а на лице уже не было той льдинки. По щекам катились одна за другой горячие, не поддающиеся холодному ветру слезы.
