В след диверсии.
Лишенные свободы.
(Из писем инкогнито)

Отсутствие иного смысла в словах означает лишь то, что вы не хотите его увидеть, не хотите понять. Слишком сложен текст? Именно его и стоит прочесть. За шифром букв, слов, предложений стоит другая фраза. С ее осознанием приходит новая ступень мышления, отличающаяся от прошлой образами, глубиной. Движение целенаправленно, непрерывно и однозначно: или стремление к задуманному или провал, или эволюция или медленное разрушение уже созданного. Не существует середины.
Самое интересное заключается в том, что чем выше ты поднимаешься, тем более неразрешимых вопросов, чем светлее луч узкого понимания предмета, тем угольнее чернота вокруг, чем прекрасней искусственно созданный мир, тем отвратительнее реальный.
В плену у серого. У беспомощного. Бесталанного. Скупого. Замкнутого. За решеткой понятий, ереси заученного чернокнижия. Это так. Но даже стоящая мысль субъективна, а, следовательно, в большинстве случаев не верна.
Жалкий тюремный паек информации на щербленной измызганной тарелке ежедневных новостей грозит отравлением мозга. Но голод вынудит проглотить и это. Да. Вы проглотите и останетесь довольны, что сегодня снова набиты хоть чем-то. Главное не пустовать – это самое страшное. На голодный ум рождаются провокационные мысли, которых ты так старательно избегаешь.
Трус! Слепец! Очнись… да, черт с тобой. Все равно, таких как ты большинство.

Забери отпечатки с ладоней,
Отражение света в глазах.
Может быть, я чего-то не помню,
Может быть, я увижу во снах.
Разрежь нити связующих с прошлым,
Черной памяти пепельный страх.
Она кажется приторно-пошлой –
Не развеянный по ветру прах.
Незабытые доли минуты,
И часы, и секунды, и дни,
Все прошло или не было будто?
Сколько времени… мысли одни.
Несуразность прошедшего – в прошлом,
Незабытого ясность – во мне.
В слишком приторном, в траурно-пошлом
Растворились в разбившемся сне.

В колонках играет - тихо
Настроение сейчас - счастлива....

Меня весь день с восьми утра, когда я ушла в школу, не было дома. Возвращалась уже ближе к девяти вечера. Ждала на остановке маршрутку. Стоять пришлось долго и мерзнуть тоже - на улице -25.
... уже темно. Небо черное, почти как в тогда в Крыму. Только звезд нет. Слишком ярко светят фонари. 2, 5, 10 минут... черт, холодно).
Подошла закутанная в шубу женщина, тоже остановилась в ожидании. Я обернулась на нее, и тут же снова вернулась к воспоминаниям.
... жалко, тогда столько звезд подало. Я так и не успела ничего загадать. Красиво. Ярко. По черной, будто смоляной глади, переходящей в море...
Над дорогой, чуть выше фонаря у поворота, откуда по моим расчетам должна была появиться маршрутка, светло-зеленым росчерком по небу упала звезда.
Я успела загадать... я надеюсь, что сбудется...

Настроение сейчас - злость

14.11.2007 21:30
Вот как бывает, когда слишком много отдаешь, и ничего не просишь взамен. Слишком просто. Слишком скучно. И слишком дешево.
Больше всего на свете я ненавижу необязательных людей, тех, кто не держит своего слова. Я знаю, что всегда соответствовать сказанному тяжело, но ведь сверх подвигов я и не прошу. Просто, если уж уверенно сказал – то, будь добр, сделай. Ненавижу людей, которые опаздывают, особенно без предупреждения или вдруг вообще не приходят. «Ай, прости, совсем из головы вылетело…» Отвинтить бы ее и отфутболить хорошенько!
Не люблю ждать, особенно когда долго кого-то не видишь, надеешься встретить, а время невыносимо тянется. Это как пытка. Если бы меня посадили в пустой комнате и заставили смотреть на песочные часы, время в которых все никак не кончается, а отвратительно-бесконечно сыпется вниз, я бы запустила их с размаху об стену.
Ненавижу скандалы, ругань, поэтому сама стараюсь как можно реже разговаривать с кем-либо на повышенных тонах. Только в крайних случаях, например, когда не я была инициатором этого грандиозного действа. Предпочитаю мирно высказать все в глаза или задеть человека, потянуть за слабую струнку. Лучше тихо с улыбкой задеть за живое и, так же улыбаясь, удалиться, чем тратить свои нервы.
Я добрая и пушистая, романтик, с маленькой капелькой грусти, девочка, которая мечтает летать оттолкнувшись и не падать. Я могу ходить встречать в шесть утра рассвет, а летом сидеть в одиночестве на берегу реки, прислушиваясь в звуку воды. Я хорошая. Но не надо меня злить. Я умею делать людям больно.

Диверсия

В жизни много путей, так же как и взглядов на нее: под разным углом, под разным впечатлением. В отличие от большинства некоторые избирают иной путь – диверсию смысла, цели, шага. Диверсионный взгляд порождает новые тропы, «сквозь тернии, и к звездам», сквозь огонь и порицание. Семь диверсий, как семь дней недели, как святое число, как цифра, которая ничего не значит. Открыв запоры в лабиринтах сознания, сделай шаг во мглу, но не забудь взять с собой кошку: она видит в темноте лучше нас, она предупредит тебя… всегда…

Диверсия № 1
Жизнь – это бесконечная лестница вверх с множеством ступенек. И чем больше ступенек ты пройдешь, тем ближе окажешься к свету: чистому, яркому. Но пойми, этого света на самом деле нет! Его выдумали, вообразили больные умы людей, чтобы видеть цель в жизни, чтобы было к чему стремиться. А я не вижу этого света! И не хочу подниматься. Зато я вижу боковую дверь в чулан. Она из старого полу-прогнившего дерева. Когда ее откроешь, видишь впереди темноту: всепоглощающую, жадную, будто стремящуюся вырваться . Здесь старая лестница вниз: такая же гнилая, поломанная и почти развалившаяся. Ты делаешь шаг вперед и падаешь, ломаешь себе от удара шею. Лежишь среди грязного тряпья, старых пыльных коробок, крыс, еще живых, уже дохлых и другой дряни. Эти серые создания, единственное живое, что здесь есть, сбегаются, почувствовав свежую теплую кровь, и даже если ты еще не погиб, тебя съедят заживо: будешь искать пустым взглядом свет где-то вверху, тебе выгрызут глаза, попытаешься что-то сказать, вырвут язык. Ты умрешь.
В таких подвалах нет людей, там только крысы и тухлый смрад, который ты будешь чувствовать до последнего вздоха. Есть много дверей и в них постоянно падают люди… и их съедают… заживо… потому лишь, что никто не хочет, или не может, прежде чем сделать шаг, протянуть руку и включить свет старой тусклой лампы…

Диверсия № 2
Было тепло, даже жарко: раскаленный воздух плыл над городом. Маленькая девочка отпросилась у бабушки погулять и взяла с собой свой любимый мячик: большой, красный и прыгучий. Она ушла от шумных улиц, пошлых витрин, задыхающихся от забот людей. Она почти ненавидела их и часто думала: «Что будет, если они все умрут? Будет так тихо… Тишина – это красиво, а люди стремятся к красоте, почему же никто не стремиться к смерти? Разве она может быть страшной? Бабушка так часто рассказывала как хорошо там… где нас нет… Я знаю… там огромное поле с огненно-рыжей травой и голубым холодным солнцем, холодным потому, что его тепло никому не нужно, каждый греет себя сам – изнутри. И там обязательно все стоят и смотрят в небо, и молчат, потому там всегда тихо…»
Девочка играла с мячом на краю поляны, рядом с холмами, переходящими в лес. Вдруг она неудачно подбросила мяч, и он укатился глубоко за кусты, к самому холму. Девочка пошла за ним и оказалась у небольшой норки, в половину человеческого роста, с красивыми маленькими дверьми. Она зашла, не испугавшись, не постучав – просто зашла.
- Зачем ты здесь?
- Так… - девочка увидела сквозь полумрак пещеры маленькое пушистое черное существо, с большими блестящими красными глазами.
- Ты что-то хотела?
- Нет…
- Но ты ведь для чего-то зашла? – наступила пауза, она действительно не знала, для чего. После молчания существо неожиданно задало вопрос:
- Ты ненавидишь людей?
- Нет, я их люблю, просто они часто очень сильно шумят.
- Раз есть упрек, значит, есть и ненависть, просто ты ее еще не осознаешь.
- Разве можно ее не осознавать?
- Можно, - снова наступила пауза. На этот раз девочка заговорила первой:
- У тебя очень красивые глаза, в них отражается тишина.
- Просто я живу в ней.
- Как я тоже хотела бы жить в тишине… но постой, без людей?
- Да. Скажи, какого цвета мои глаза?
- Красного.
- Они красные оттого, что в них накопилась злость.
- Тебя никто не любил?
- Да, зато я ненавидел всех их за это и, в итоге, отомстил…и ушел.
- Мстить не хорошо, мне бабушка рассказывала.
- Почему ты слушаешь бредни старой сумасшедшей бабушки? – черное существо впервые взглянуло на нее с интересом.
- Она не сумасшедшая! Она временно болеет!
- Я лучше знаю.
- Откуда?
- Я ее знаю, – от чувства бессилия девочка заплакала и закрыла лицо руками. Ее пугал и в то же время жутко манил к себе этот зверь, его глаза, его мысли.
- Почему ты плачешь?
- Мне противно.
- От этого тоже бывают слезы?
- У меня бывают, - она вдруг задумалась, а потом продолжила, - ты говорил, что живешь в тишине?
- Да, - глаза существа загорелись сильнее.
- Я тоже хочу…
-Чего?
- Жить в тишине, - оно задумалось и переспросило:
- И стремиться к красоте ты тоже хочешь? – девочка утвердительно кивнула головой.
-Ты уверена?
-Да.
- Тогда, если хочешь, пошли со мной – и мы обязательно найдем вместе и тишину и нечто прекрасное, - черный комок шерсти протянул девочке свою лапу, она взялась за нее. Сердечко билось быстрее, и без того узкие губы крепко сжались, но лапа существа грела руку, а черная шерсть оказалась пушистой и мягкой. Они повернулись по направлению к глубине пещеры, и девочка сделала первый шаг в неизвестную темноту… Отражаясь по стенам, пронесся оборвавшийся на половине детский крик и звук глухого падения чего-то мягкого и не сильно тяжелого на твердые камни, который, многократно повторившись, растаял в тишине.

Диверсия №3

У серого города серые стены
И люди с серыми глазами в нем,
На чистом белом, на черно-белом,
Под чистым снегом выжжен пепел огнем.
Под светлой манной, небесной манной,
Упавшей свыше, как благодать
Лишь черный пепел, лишь серый камень,
А больше… больше – ничего не видать.
(Он где-то там, он слишком далёко,
И его взор не видит того,
Что в серых глазах глубоко-глубоко
Лишь пепел, лишь камень и – НИЧЕГО!)

Диверсия №4
Он шел по аллее, с мокрых после дождя деревьев изредка падали крупные капли воды. Она испарялась с теплого асфальта: воздух был свежим и влажным.
«Зачем, зачем, зачем… я больше не могу, почему так больно? – у него блестели глаза, а на щеках выступил болезненный румянец, - неужели на столько плохо? Редакция не принимает…Я только хотел всем объяснить…» Он ушел домой, не желая больше видеть ничего. Четырнадцатый этаж, балкон, вид на город: огромный, живой, со своими проблемами. Это все отражалось в его глазах: больших, зеленых, с неподдельным чувством внутренней любви ко всему, что мог охватить его взор. Он подошел к бордюру и, возведя руки к небу, прокричал: «Я люблю вас всех! Я – люблю!». И действительно, он искренне любил и часто спасался от пинков судьбы этой любовью. Заскрипел слабый металлический бордюр, не выдержавший веса.
Толпа:
- Я сама видела, как он бросился, отломал перегородку и кувыркнулся вниз.
- Горе-писатель, сумасшедший – часто так все кончается, что удивляться.
- Он не мог, он любил… жизнь любил.
- Разлюбил. Эх, дурак…
- Придуманные проблемы – а потом то вешаются, то стреляются, этот вот, пожалуйста, прыгнул.
- Он наверняка просто выхода не видел.
- Или сделать ничего не хотел...
- Не правда, я его знала, он был сильным человеком.
- Все кончается, детка, и силы тоже.
Туман перед глазами, вид толпы сверху... «За что я любил их? Разве они достойны? Какие мысли пустые, и пошлые…».
Голос из-за спины:
- Тебе пора.
- Куда?
- Со мной, вверх.
- Но я не хочу вверх, я хочу к людям, им нужно помочь, они путаются, видят неверный путь.
- Ты им не поможешь.
- Почему?
- Они должны понять сами, только тогда все изменится.
- Но они могут ошибаться…
- Тем хуже для них.
- Так нельзя! Они беззащитны перед самими собой.
- Они не беззащитны. Я объясню…
- Да, пожалуйста…
- Ты знаешь, что такое волчья стая? Волки живут вместе, а как только появляется слабый – его загрызают. Волки-одиночки уходят, а самые сильные борются за главенство. Ты волк-одиночка – тебя не поймут.
- Но как же… я хочу объяснить, они исправятся…
- Нет.
- Неужели бесполезно?
- Совершенно, - молчание, капля соленой воды слезой катится по щеке: чистая, несущая в себе бесконечную истину боли и бессилия.
- Нам нужно к свету.
- …веди меня…
- Я не могу вести, ты должен найти путь сам.
- Для чего же тогда ты?
- Я только сопровождаю, я спутник, я просто рядом.
- Я смогу найти?
- Ты – сможешь, - последний взгляд вниз, на город: маленький, мелочный, копошащийся, с пустыми проблемами.
- Пойдем, я готов, я попрощался.
- Пойдем, - тропа видна, к ней нужно только приблизиться. Ничего, что немного тянет вниз, это пройдет. А вот и свет. Он слепит глаза, но приятно, тепло. Снова голос:
- Протяни вперед руку, - два силуэта стоят тенями в лучах ярких переливов. Один из них протягивает вперед руку, свет усиливается, и они медленно растворяются в нем.

Диверсия №5
Маленький мальчик катается на качелях. Сверху из окна за ним наблюдает серая кошка. Желтые глаза внимательно, даже жадно, следят за каждым движением. Шарф, подлетая от ветра, закрывает ему лицо. Тогда он убирает его, ловя на лету и прижимая к куртке.
Звук звенящего металла: поворот ключа в замке входной двери. Кошка спрыгивает с окна и бежит в коридор встречать хозяйку.
- Солнышко мое, Манечка, ты соскучилась? – девушка берет кошку на руки. Та начинает мурлыкать и трется о прохладную куртку, - Сейчас кушать пойдем, - кошка спрыгивает на пол, вертится в ногах и они вместе заходят на кухню. Начинается обычная возня: звон кастрюльки, свист закипевшего чайника, вид знакомых тапочек и ног бегающих туда-сюда. Очень интересно наблюдать за хозяйкой из-под стола.
- Держи,- девушка кидает в миску небольшую рыбу. Кошка ест и одновременно продолжает следить за хозяйкой. Потом они уходят в комнату, девушка садится за конспекты, а кошка спит, ближе к вечеру играет с хозяйкой, ловя бумажную бабочку, потом снова ест, спит.
Утром кошка сидит на подоконнике и внимательным, почти жадным, взглядом наблюдает, как маленький мальчик во дворе катается на качелях…
- Могу уйти в любой момент: через дверь, форточку, балкон, но почему-то не хочется… Но ведь там свобода, воля, ветер… А здесь тусклое однообразие напрасно прожитых дней. Нет, все же вместе с волей хуже… С ней неизбежно приходит голод, обязанность прокормить себя, уберечь себя, а здесь этого делать не нужно… но взаперти так скучно – а за стеклом жизнь… Неужели все заключается только в монотонном виде из окна, обедах, ужинах, глупых бумажных бантиках…
Маленький мальчик катается на качелях, ловит шарфик, подлетающий на ветру. Перед ним, по направлению к дому, пробегает серая кошка.
- Ой, киса, иди сюда…кс-кс-кс… иди, не бойся! – кошка замирает на месте, оглядывается и долго смотрит ядовито-желтыми глазами в лицо ребенку, а он смотрит на нее.
- Иди сюда! – мальчик слезает с качелей и делает шаг вперед, чтоб подойти к ней поближе, но кошка отворачивается и скрывается в ближайшем окне сырого уличного подвала.
- Бедная, бездомная… - губки малыша разочарованно искривляются, и он со вздохом возвращается на качели.
«Отсюда наблюдать все-таки интереснее, ближе и стекло не мешает, - думает серая кошка, сидя за полусорванной металлической сеткой, натянутой на окно в подвал, - Воля – это хорошо».

Диверсия №6
Красная книга

Из вены хлещет кровь рекой
И разум помутнен водой,
Что из реки небытия:
В ней мир, в ней жизнь и смерть –
В ней я.
Изгиб по лезвию ножа,
Как вечный путь на виражах
Пророчит тихий долгий сон.
В нем сказка, верь, что вечен он.
На позолоченных листах
Из книги, что писал монах
Могу я лишь одно прочесть,
Там между строк маячит месть
Там буквы досыта красны,
Петля в ветвях сухой сосны,
Там человек, отдавший Богу душу,
Наотмашь мир ударом злобы рушит.
Монах тот мертв, уж много лет назад,
Остался только похоронный смрад
Вокруг страниц и кровь в личине букв.
Нельзя читать, не зная книг, мой друг.

Диверсия №7
Просто еще один маленький огонь, как сотни других таких же: не ярких, мерцающих между стволами деревьев, слабых, одиноких… Он упрямо светит сквозь полуголые ветки, пробивается между осенними засохшими листьями. Свети! Живи, я прошу! Без тебя будет так скучно и одиноко. Пускай таких же миллионы на бесконечно меняющихся и мелькающих перед окнами поезда станциях, но если огней станет на один меньше, это будет означать, что темнота захлестнула жадной волной еще один комок яркой жизни, еще один «луч света в темном царстве».
Прекрати так говорить! Никто не слышит и никогда не поймет твоих речей о холоде, о безнадежности и ненадобности солнца…
Я думала, много думала о тебе, Свет, о тебе, Пламя. Могу я теперь вам рассказать свои мысли? Наверняка, вы будете не против. Почему ночью так хорошо? Просто лежать и смотреть на небо, мечтать, думать или просто тихо плакать: от горя ли, от счастья, от одиночества, все равно – это слезы, их соленые капли ничем не заменишь. Так, почему? Потому что кругом темнота! Темнота укутывает, влечет. Она обещает, как и всем, кто оказывался с ней наедине, исполнение мечты. Она гладит по голове, словно родная мать, целует в лоб и убаюкивает. Почему ты не боишься ее? Потому что, несмотря на кажущееся одиночество, ты не один! С тобой они – спутники. Не замечал раньше? А жаль… Свет луны, звезд, огонь свечи, костра, блеклый луч уличного фонаря, настольной лампы… как бы ни были свежи и приятны свидания ночи, нет в ней того доверия Пламени, нет тепла Огня, нет ничего… Пустота успокоит, заманит, но не уходи далеко от света, знаешь, его можно легко потерять, а батарейки в карманном фонарике могут не всегда сработать… Лови лучи! Лови солнце! Блеск металла! Крепость водной глади! Хрупкость гор! ... Не упускай ничего.
Индукция диверсии или от частного к общему.

Что такое вывод? Это сложившийся из частных впечатлений общий цельный смысл, представление о чем-либо.
У жизни не будет вывода, так как она – бесконечна. Проплывая на плоту по рекам разума, не бойся попасть в топь, она – это сгусток твоего сознания, забавная игра скопившегося потенциала.
Легко пропускать песок сквозь пальцы, сложнее удержать воду в сжатых ладонях, но можно научиться. Для этого всего лишь надо держать руки лодочкой, не расслабляя пальцев. Научишься и ты, это не сложно, было бы только, где достать чистую воду...

из-за невозможности чаще выходить в интернет, помещаю несколько дневниковых записей сразу. Глупо, на сколько зависит взгляд на мир от настроения, до абсурда...

* * *

† Что толку в беспомощно протянутых к солнцу руках?
††В чем смысл страдания ради прощенья?
††† Где темнее и безлюдней: на ночной, закутанной зимним холодом улице или в собственной душе?
†††† Зачем жить для других? Для нелюбимых? Для тех, кого ненавидишь?
††††† Почему нужно что-то кому-то обещать, чтобы потом, как последняя сволочь, не сдержать своего слова?
†††††† Почему нельзя попробовать умереть… на время, чтобы потом вернуться без ощущения непосильного креста за плечами?
††††††† Почему слезы расцениваются как твоя слабость?
†††††††† Почему нельзя убивать безнаказанно?
††††††††† Зачем стремиться к идеалам? Пустым и ненужным?
†††††††††† Для чего стараться любить?
†††††††††† Протянутые к солнцу руки закрывают глаза, от слепящих, бьющих в глаза лучей.
††††††††† Страдание воспринимается как подвиг, вызывает восторг и восхищение в глазах безумцев, но прощение приходит лишь вместе с искренностью.
†††††††† На улице хотя бы холодно мерцает свет редких ночных фонарей, тогда когда в душе последний луч света уже погас.
††††††† Мы живем для других, потому что так «надо», потому что «должны», хотя на самом деле…
†††††† Обещания – повод оттянуть время, не более того. Способ обойти острые углы стороной, чтобы потом еще сильнее на них наткнуться. Страдать мы будем всю жизнь, чем дальше – тем хуже: наслаиванием тягот времени и черно-белых картинок воспоминаний.
††††† Крест за плечами будет становиться все тяжелее, а свет в конце туннеля все долгожданней… счастливы будут лишь блаженные и идиоты, что, в общем-то, есть одно и то же… но смерть будут ждать все.
†††† Слезы – от боли (не важно, физической или моральной), от страха, от счастья, от безысходности – это всего лишь слезы. Мгновенная влага, исчезающая с лица.
†††Я не знаю. Но есть люди, достойные этого.
†† Идеалы – это штампы, тупые образцы, которым нужно следовать. Уподобление – поощрительно, а лишь малый протест – и ты будешь осужден нашим «высоко-морализированным» обществом. Забавно, не правда ли? ...
† Для того чтобы потом, будучи в полном одиночестве, вскрыть себе вены…


25.10.07

Невозможно рассказать, сколько мыслей мелькает в голове.
Как будто ноги отнялись, пришла домой и упала на кресло. Слава Богу, что никто ни о чем не расспрашивал, иначе, я бы просто не смогла ответить. Так бывает, когда не можешь ни слова проронить, ни объяснить – потому что один сплошной хаос вместо рассудка. Откуда-то появилось новое чувство, раньше никогда такого не было… ощущение собственной слабости, но приятной, осознаваемой - чувство зависимости. Как я раньше боялась… боялась несвободы, а теперь… хотелось остановить время, осознать, сказать… не вздрагивать от любого постороннего звука, почувствовать и запомнить – навсегда…
Я понимаю, почему люди клянутся в вечной любви, я понимаю, почему люди могут совершать сумасшедшие поступки – для других, я все понимаю….. я счастлива… я люблю… я хочу сделать этого человека счастливым… я могу все – для него…

Тень влюбилась.
1 к.(перебор)
C Еm Аm G
Спасибо тебе, я благодарна навечно,
C Ем G
Но я не могу удержать,
C Еm Аm G
Летящий по небу путь звездный и млечный,
C Еm G
Возвращающий время вспять.
Припев(бой):
E7 Dm Аm Е
Крылья птицы – слишком простое устройство,
Е7 Dm Аm Е
Крылья птицы сложней чем дурман очага,
Е7 Dm Аm
Заложивший в сердце пары спокойство,
Е7 Dm Аm …. Е
Лежавший у них в ногах. …в ногах
2 к(перебор).
Не смею противиться, смею влюбляться
Лишь в тень, в отраженье в воде,
Не смею тебя даже тихо касаться,
Не ты – а я тень, твоя тень.

Я люблю тебя!!!!!!!!!!!! Я хочу быть с тобой, я все сделаю, только бы ты был счастлив, все …………


29.10.2007
Под дождем под зонтиком.

Дождь лил почти как из ведра,
А под зонтом нас двое,
Любви прекрасная пора,
Пришла с утра веною.
Мы поклялись друг другу,
Мы обменялись взглядами,
Прочли в них тень испуга,
А больше ничего не надо?
Мы попросили помнить нас,
Все в сердце под запором,
Мы знали – все это лишь раз,
Все мимолетным взором.
Что после? Расскажу я вам,
Все очень просто было.
Любви весь бред, весь яркий хлам,
Весною той же смыло.

01.11.07
Дождь стекает частыми каплями по холодным стеклам окон. Холодным стеклам… Осень. Однообразно и спокойно идут часы, отмеряя количество воды, пролитой небом за отведенный ему срок. Они ревностно следят, считают и складывают в уме числа: десятки и десятки разбившихся капель, скользящих вниз по бесформенным дорожкам. Они считают… Они, наверное, посвятили бы этому делу всю свою жизнь, если бы не нужно было еще показывать время. Но вдруг окно закрывают от сквозняка шторой. Дождя больше не видно. Считать больше нечего и посвятить свою драгоценную жизнь тоже нечему. Жаль. Нечему…

Настроение сейчас - люблю...

Я счастлива!!!!!!!!!!!!!!!!!!

холодный ветер, утро скорее похожее на ночь, прохожие: согнувшиеся, серые, замерзшие... а ведь я такая же. Я среди редких пятен фонарного света, среди неуютных каменных домов, среди тех, кого ненавижу!!!!!!!!!!!! Я хочу уйти... но сейчас уже слишком холодно... я не могу... ничего не могу...

очень хочется рассказать кому-нибудь все, что накопилось... много непонимания... а следовательно, и много боли... в сумасшедшем необоснованном страхе за каплю счастья... паранойя... несправедливость... снова боль... разорванное на клочки небо... пародия на улыбку... рассвет... закат... день... ночь... темная тень под глазами... хочется заснуть... и не проснуться... эгоистка... ..........БОЛЬ..........

Настроение сейчас - озлобленное чувство разочарования

слишком много не справедливого в этой жизни, слишком много боли, слишком много разочарований... надпись на крыше, четко выведенная зеленым и белым мелом: "...~подняться сюда можно только одним путем, а вот спуститься разными~..." ... я не хочу ломать свою жизнь, я не буду строить свою судьбу для других... ненавижу... Хочу обратно на крышу, ближе к звездам.

Настроение сейчас - на жизнь проще смотреть откуда-то сверху, чтобы как можно меньше ее касаться...

Полевые цветы под крестами.

На столе стоят белые розы. Они почти завяли, от слишком сильного хлопка входной двери с них осыпаются лепестки, а края темных листьев загибаются сухой коркой.
Я не люблю розы. Я вообще не люблю благородных цветов. Они красивы, дороги и от того, им место на летней клумбе, но никак не в моей пошлой, якобы золоченой вазе, обклеенной красным дешевым бархатом. Жалко и неприятно смотреть на мертвую бледнеющую красоту. Слишком много было заплачено за них, в цветочном магазине за углом, чтобы через три-четыре дня видеть такую картинку…
Так же как больше жалко людей красивых, обаятельных, нравящихся, чем скучных и серых, когда те умирают. Идя по кладбищу, ты понимаешь, что под ногами лежат десятки и десятки тел, души которых уже никогда не вернуться. Это все были когда-то незнакомые люди, теперь трудно узнать, кто из них был хорошим человеком, а кто подлецом или сволочью. Но жалко, только маленьких детей и внешне приятных людей (если на плите есть портрет). Ты идешь между целыми аллеями крестов и надгробий, и тебе не становится мучительно больно, тебе не хочется плакать или сожалеть. Если бы все понимали, на сколько это глупо и пошло выглядит. Нет ничего более бессмысленного, чем человек, льющий слезы о погибшем…
Я видела на старом кладбище могилку одной девушки. Ей было шестнадцать. Почти везде деревья росли за оградами, на некотором от них расстоянии, ее же могила проросла стройной высокой березой: красивой, светлой, чистой. Если смотришь вверх, то яркая зелень, будто больше других деревьев играет в лучах солнца. Она теперь счастлива… на много больше, чем другие мечтают, будучи обремененными жизнью…
Редко кто проводит такую параллель, но маленькие дети очень похожи на цветы. На полевые цветы. Они такие, какими их создала природа, они еще ничего не успели изменить в себе, не выводили в характере «сортов» и «пород», до них еще не успели дотянуться руки взрослых-садоводов. Мечты не прополоты, и фантазии не обкромсаны ржавыми садовыми ножницами. Только потом их с корнем подрежут тяпкой и пересадят в горшок взрослой жизни. Но это еще не скоро. А пока, они – самые настоящие полевые цветы.
Если человек умирает, будучи еще ребенком, только тогда появляется чувство потери – самого ценного, что у нас есть – целостной, естественной натуры, чистой души. Это все равно, что сорвать только что распустившиеся цветы на поле и зарыть их в яму лопатой, навсегда засыпать сверху тяжелым сырым песком. Разница лишь в том, что люди придумали ставить сверху ничего не значащие кривые фигуры, из нескольких сколоченных досок, а на поле они перекапывают и убивают без следа десятки цветов не задумываясь.
Очень хочу, чтобы, когда наступит лето, в моей вазе стояли ромашки. Самые простые бесценные ромашки. Бесценные оттого, что даром, оттого что никто не продает их в цветочном магазине за углом, оттого что по числу белых лепестков, можно глупо гадать, а потом, уставившись блаженно в небо, мечтать о том, чего никогда не будет.
Из всех цветов, больше всего я люблю ромашки.

Настроение сейчас - где-то далеко-далеко, у самого края счастья...часто, когда кто-то счастлив, то не находит слов, чтобы объяснить, что он чувствует... когда рядом любимый человек, то не смеет сказать самого главного... когда хочется взлететь выше солнца и обнять небо - вдруг спотыкается об незамеченный камень на дороге... потому что замечтался. А я все равно хочу так! Я хочу падать и снова подниматься, хочу разбивать в кровь коленки, лишь бы не отрывать взгляда от неба и солнца, лишь бы знать, что завтра будет не хуже, чем сегодня... лишь бы знать, что завтра я его снова увижу... я не умею плакать от счастья, хотя это ,наверное, были бы самые лучшие слезы...

В колонках играет - в квартире тихо...
Настроение сейчас - своболда от холода, идущего из раскрытого окна

Курю

На улице бьет по щекам мороз
И дыханье – замерзший пар.
Я терплю, я пытаюсь хотя бы стоять,
Чтобы вынести новый удар.
Блеклый снег, как лицо мертвой бледной земли.
Скрип подъездной двери. За стеклом
Новый образ встающей промерзшей зари,
Отгороженной неба окном.
Нет машин, нет людей, только снег на земле
Как разбитый в осколки фарфор.
Синий дым сигарет, как туман на заре,
Он со мной с незапамятных пор.

Настроение сейчас - безразличие...

Утро 31 декабря. Только проснулась и подошла к окну: на улице солнечно и в то же время дико холодно. Мамка уже что-то стряпает на кухне. Надо еще сегодня к отцу успеть зайти, поздравить, чтобы он не провел праздник в гордом одиночестве.
Чашка чая на кухне, на скорую руку сляпанный бутерброд – и поехали. Подарок до сих пор не купила. И денег не много. По пути завернула к знакомым – поздравить. Там тоже бурные приготовления, постоянно хлопающая входная дверь, торопливые шаги в коридоре. Сидим с подругой в ее комнате:
- Жень, а ты с родителями справлять будешь?
- Да, наверное, только вечером на фейерверк вместе сходим, ты сможешь?
- Хорошо, не на долго.
Настенные часы, с шипением и легким скрипом передвинув стрелки, показали полдень. Мне нравятся эти часы. Они, когда показывают ровно какой-нибудь час, всегда шипят, будто нехотя, долго удерживаемым от натиска пружины скачком, передвигают стрелку на новое место. Кажется, что они пытаются остановить время, удержать его безвозвратный бег хотя бы здесь, в маленькой плохо освещенной, но оттого еще более уютной Женькиной комнате.
Надо идти. Прощаюсь с родителями подруги, выхожу из холодного, крашенного в синий цвет подъезда, иду к отцу. В сумке приятно ощущается болтающаяся на дне коробочка, обклеенная пестрой бумагой – подарок. Курю. Успеть бы еще проветриться, до того, как приду, а то не хватало еще разбирательств на Новый Год.
…
У отца дома тихо. Только после того, как я захожу, он включает телевизор на кухне. Опять чай, приторный торт, какое-то печенье, фрукты в вазе, открытый и не выпитый сок. Уходим в комнату. На стенке висит старая цветомузыка, времен папкиной молодости. Починил все-таки, как обещал.
- Включи, пожалуйста, - я тушу основной свет и по стенам начинают бегать цветные зайчики. Некоторые лампы не горят, и мелькающие ряды с черными дырками смотрятся как-то криво, поломано. Отражая пестрые переливы света, блестят брошенные на окне полумаска и колпак, какие часто бывают в школьных подарках в младших классах. За окном уже темно. По полу тянет сквозняком, и ноги замерзли даже в тапочках. Папа не смешно шутит, я улыбаюсь, потом он вдруг уходит и возвращается уже с подарком. Это маленькая бархатная коробочка бардового цвета. Потертая по углам.
- Что это?
- Открой… - Серьги. Незамысловатые, но из хорошего золота. Серьги. Моей бабушки. Говорят, я ее видела, когда была маленькая, но я не могу вспомнить.
…
Отец возвращается по центральной улице, проводив меня до дома. Вокруг ходит много людей, город будто ожил, и в то же время, из-за клочками освещающих тротуар фонарей, создается впечатление, что люди ходят каждый только на своем маленьком пятне света, а потом пропадает в темноте. Город даже перед большим общим праздником разорван на части.
В небе сверкает салют, яркими, нетерпеливо взрывающимися одна за другой вспышками. Освещаются почти до одного не трезвые и веселые лица людей в толпе. Одна рука в варежке Женьки (свои перчатки я забыла), вторая мерзнет в кармане.
- Здорово, правда… ой, смотри, вот сейчас… как красиво!
- Да, Жень, классно, на золотой дождь похоже…
Салют заканчивается, и толпа начинает медленно редеть.
- Ну что, и мы домой?
- Да, пожалуй, пора, а то меня снова потеряют… - при этих словах почему-то хочется вспомнить, сколько раз именно меня «теряли», но цифра переваливает за количество пальцев на обеих руках, и я сбиваюсь со счета.
…
Поднимаюсь в подъезде домой. Кладу руку в карман и нахожу там Женькину забытую варежку. «Надо будет завтра зайти отдать, и к отцу забежать, помочь убраться после праздника, а то он опять как бы ненароком скажет, что я у него редко появляюсь…»

Настроение сейчас - слезы...

Ты говоришь, что любви нет. Ее не существует - для тебя. Свобода превыше всего и ты не хочешь ее ограничивать. Глупо! Начнем с того, что свободы, самой по себе, не существует и если не хочешь ее ограничивать, то почему бы не сделать это и в других направлениях. Сколько еще вещей мешают тебе вздохнуть полной грудью? Эта суета вокруг, столько вынужденности, обязанностей, родители, друзья, знакомые. Если не каждому что-то должен, то значит, что-то обязан. Ты не хочешь любить, потому что на самом деле эгоизм, а не свобода подавляют это чувство. Как ты хочешь жить? Чего добиться в полном одиночестве? Пускай, не мое дело, да и далеко заглядываю - ни к чему. Ты не хочешь любить, ты не можешь любить, тогда почему твои глаза тогда хотя и не на долго, светились теплом и лаской, почему ты целовал мои руки, закрытые от боли глаза... я не верю тебе. Ты сам себя обманываешь. Ты поймешь позже. Но будет поздно. Хотя, какая разница. Ты не для меня...