отсюда http://www.pereplet.ru/text/schubart.html

Вальтер Шубарт о русском народе

В. Шубарт. «Европа и душа Востока». М.: «Русская Идея», 2000. -- 446 с.

Задача свободных мыслителей не в том, чтобы господствовать, прибегая для этого к лести, а в том, чтобы воспитывать, говоря правду. Они творят не для того, чтобы прославлять свой народ, а прославляют его тем, что творят. Произведение, которое, преследуя благородные намерения, выскажет даже жесткое суждение о своей нации, в большей мере способствует ее славе как проявление справедливого ума, чем безудержные восхваления, от которых человек знающий презрительно отмахнется.

В. Шубарт

Мы живем в удивительное время, когда само существование русского народа подвергается сомнению. Последние десять лет как верховная власть, так и пишущая и говорящая интеллигенция -- сотрудники телевидения и газет, -- всячески избегала слова «русский», отдавая предпочтение словам-уродам «россиянин» и «российский». Казалось, что пришедшие к власти в 1991 году советские бюрократы просто не хотят понимать, что правят уже не «Советским Союзом», но русским государством. Чеченская катастрофа показала плоды такого непонимания. Тем более своевременно издание книги Вальтера Шубарта «Европа и душа Востока», с ее вниманием к русскому характеру, в существовании которого, -- как и в существовании русского народа, -- автор нисколько не сомневается.

Мне хотелось бы познакомить читателя с некоторыми мыслями этого писателя, блестяще выраженными и, как мне кажется, верными по существу, несмотря на то, что многое в книге -- сразу видно -- сказано европейцем, судящим о России с чужих слов. Человечество, по Шубарту, переживает постоянную смену эпох, каждая из которых отличается своим господствующим умоначертанием. Последняя такая эпоха выводится им с Возрождения и завершается ныне на наших глазах. «История, -- говорит он, -- представляет собой наиболее захватывающую картину как раз в тот момент, когда одна эпоха меркнет, а за ней начинают проступать очертания новой; когда линия ритмической волны меняет свое направление; когда волна, достигнув высшей точки, прекращает движение вниз и начинает подъем на новый гребень. Это -- не что иное, как междувременье, апокалипсические моменты в жизни человечества...» Первенство в наступающей эпохе Шубарт отводит русским, что лестно -- замечу -- в исконном значении этого слова: «лесть» по первоначальному смыслу означает «обман, обольщение, соблазн»... «Именно такой, какая сегодня Россия есть, -- пишет Шубарт, -- она и должна быть, чтобы обрести новую веру. Чтобы подняться, надо упасть, и чем ниже падение, тем выше будет подъем. Из бездны зла и мучений ведут дерзновенные тропы к вершинам святости. Это -- христианская психология греха. А чтобы высшее стало доступным, должно быть обнаружено нечеловеческое. Лишь когда зло обнаруживает себя по разгулу своих бесчинств, оно сменяется волей к раскаянию и возрождению». Это суждение можно было бы назвать жестокой и легкомысленной игрой словами, если бы не то, что Вальтер Шубарт, переселившийся в 1933 из Швейцарии в Латвию, в 1941 был арестован большевиками -- и пропал без вести...

Соблазн почувствовать себя спасителями человечества жив в России, жив тем более, что она унижена; мессианство вообще поражает униженные и растоптанные народы, чему примером древняя еврейская нация. Страдания обогащают неповторимым опытом и дают душе чувствовать собственную полноту; но из этой полноты еще не следует способность обогащенной души спасать других. Точнее сказать, в нравственной области так оно и есть, и наибольшая нравственная сила есть именно сила униженных и много пострадавших. Нравственная сила русского народа велика, больше многих. Но спасать нам нужно прежде всего себя; иначе с государством российским будет то же, что сказано в Книге Царств об Израиле: «и будет Израиль притчею и посмешищем у всех народов. И о храме сем высоком всякий, проходящий мимо него, ужаснется и свистнет, и скажет: "за что Господь поступил так с сею землею и с сим храмом?"» И о нас тогда свистнут и пройдут мимо.

Русский мыслитель И. А. Ильин в лекции «О национальном призвании России», произнесенной в 1940 году, через два года после выхода книги Шубарта, скорее осудил русские главы книги, одобрив сказанное в ней же о западноевропейцах. В частности, Ильин говорил: «Один за другим выступают на Западе пророчествующие публицисты... И все пророчествуют несогласно, и все прозревают неубедительно. Все говорят о Востоке и Западе -- и ни один из них не знает Востока. Я же держусь того скромного мнения, что Господь знает и Восток, и Запад -- и Ему ведомы наши испытания, наши муки, унижения, дары и достоинства. <...> Мы, русские, не можем и не должны принимать от Запада настроения национальной гордыни, духовного империализма и религиозного шовинизма. Мы должны понимать, что самая идея русского национального мессианства содержит в себе превеликое самомнение и гордыню. <...> Кто мы, чтобы спасать другие народы? Что мы -- настолько уже совершенны и сильны, чтобы хватило и на себя, и на других? Подняли ли мы свое-то бремя? Справились ли с ним? Не лежим ли мы, как сказочный герой, разрубленный на куски, -- и еще не прибежал наш серый волк, чтобы оживить нас мертвой и живой водой. <...> Поскольку книги Шубарта обращена к Европе, она полезна и значительна. Поскольку она обращена к России, она содержит соблазн и совращение <...> Крушение наше за последние четверть века -- беспримерно. <...> Мы ... должны начать со смирения и покаяния. Ибо соблазнились и пали.».

Я не думаю, чтобы главная ценность книги Шубарта была в его представлении о будущих судьбах мира. Судьбы мира имеют свойство оказываться совсем не такими, какими их ожидали увидеть; во всяком случае, они как бы противятся благоприятным предсказаниям и постоянно оказываются хуже наших ожиданий... Однако исключительно меткие характеристики русского характера, данные Шубартом, можно назвать классическими. Во многом (о чем говорит и Ильин) это догадки, умозаключения, но заключения, не побоюсь этого слова, гениальные. Известно мнение Достоевского о том, что русский обычно богат содержанием, но не формой, в отличие от западного человека, который имеет для всего твердые формы, но не знает, чем их наполнить; только русский гений, говорит Достоевский, сочетает в себе владение формой с внутренним богатством. Шубарт говорит об этом так: «Ни одно дело не вмещает в себя <русского> человека целиком. Даже сумма всех его произведений не исчерпывает сущности творца. Всегда остаются явно ощутимые силы, не поддающиеся четкой формулировке». Это определение особенно верно для русских, но в сущности справедливо и для всякого творчества; одним современным русским писателем сказано, что «гениальное произведение превышает своего создателя».

Так же четко определяет Шубарт отличие русского философствования от философии Запада: «Русский ... считает самонадеянной попытку вместить в свою систему всю полноту мира. Смирение, а не недостаток сообразительности, мешает ему стать систематиком. Системы разрывают тонкое кружево истины. Таким ему видится положение вещей. Он предпочитает скромную форму созерцанию, памятуя о том, что мысль способна только отражать существующее, но не превосходить его. Его духовное творчество всегда фрагментарно. Он не может собраться с мыслями в одном главном своем труде. Русский мыслитель проявляет себя с эссе, в случайных очерках или в чистой поэзии, при этом касаясь временами, словно в полете, истины, целостной истины». Это относится и к Достоевскому, и к Розанову, и к Шестову, и ко многим другим.

Замечательными словами начинается глава о русской национальной идее. Об этом предмете мы много наслышаны за последнее время; то один, то другой общественный или государственный деятель обещает «придумать» русскую национальную идею, как будто зрелый европейский народ, каким мы являемся, несмотря на все испытанные несчастья, мог дожить до современности, не выработав никакой идеи; на Россию, похоже, смотрят как на чистый лист, на котором можно написать всё, что угодно: стереть, например, слово «коммунизм» и поверх него начертать: «рынок». В последнее время доходило и до забавного: не так давно г. Кириенко, бывший первый министр, предположил, что русская национальная идея должна состоять в «успешном сбыте акций Газпрома»... Итак, главу о национальной идее Шубарт начинает замечательными словами: «Национальная идея есть нечто большее, чем естественное стремление народа к свободе и могуществу. Она преследует более высокие цели, для которых ей и нужны свобода и могущество. В национальной идее выражается не то, чем нация хочет стать для себя, а то, чем она хочет стать для мира. Она основана на уверенности народа в том, что он незаменим для всемирного целого. Народ же, который живет для себя, обладает национальной алчностью, но не национальной идеей. Истинная национальная идея предполагает мысль обо всем человечестве и является производной именно от этого». Какой светлый взгляд на вещи, совершенно не свойственный нашим доверчивым современникам, каждый из которых считает себя способным обогатить свой народ так недостающей тому национальной идеей... Однако, начав так хорошо, Шубарт приходит к старинной мысли о призвании России, состоящем в спасении мира. При этом он ссылается на славянофилов, на Императора Александра I с его Священным Союзом, на Достоевского, и забывает о том, что мысль о спасении человечества тем или иным народом, или уж во всяком случае о водительстве человечества тем или иным народом, посещает все высоко поднявшиеся нации. В свою всемирную задачу верили Рим, Франция и Англия, сегодня в нее верят Соединенные Штаты; и все они в определенной степени верили неложно. Но даже такая исходная мысль не лишает его взгляд остроты. Говоря об особенностях русского мышления, Шубарт указывает: «В размышлениях над национальной судьбой возгорается русская философская мысль. Вопрос: в чем предназначение русских на Земле? -- тут же оборачивается другим вопросом: в чем предназначение человека на Земле? Русские непроизвольно связывают политические проблемы и задачи с последними вопросами человеческого бытия». Это правда и правдой останется, если только жернова, в которые сегодня попала Россия, не перемелют ее окончательно. Национальными русскими вопросами являются исключительно мировые вопросы. В этом можно видеть признак невоспитанного и поверхностного мышления, занимающегося общим в то время, как не решено частное; так многие и поступали... Но по мне, это прекрасное свойство; по меньшей мере, это национальная черта, которая проявляется уже по меньшей мере четыре столетия.

Нужно сказать, книгу Шубарта отличает не только острота зрения, но и обычное свойство западных сочинений о России -- излишнее доверие к источникам, среди которых, например, Мережковский и Бердяев. Их трудно назвать верными свидетелями; оба они слишком увлечены тем самым построением систем, которое в приведенной выше выписке Шубарт признаёт несвойственным русскому духу. Забавна неоднократно повторяемая автором мысль о русских как «азиатских скотоводах-кочевниках»... Удивительно его замечание о догматах Восточной Церкви, которые смогли сохраниться неизменными в течение длительного срока якобы потому, что «никогда не находились в центре религиозных интересов»; о сотрясавших Восточную Римскую империю догматических спорах автор, видимо, не слышал... Печально читать и такие слова: «и в большевизме просвечивает чувство братства... в этом же русле лежит статья 58 абзац III советского Уголовного кодекса от 15.10.1935, гласящая, что "в силу международной солидарности интересов всех трудящихся" наказуемы как контрреволюционные такие действия, которые направлены против другого государства трудящихся, даже если оно не находится в союзных отношениях и не связано с Советским Союзом. Иными словами, любое государство трудящихся, где бы и в какой форме оно ни появилось, кажется большевикам братским и достойным защиты! Ни один уголовный кодекс мира не содержит подобных статей». Бывает, что жертва восхищается остротой топора, который скоро упадет ей на шею. Именно эта статься кодекса убила Вальтера Шубарта, схваченного в «любом государстве трудящихся», каким стала считаться Латвия в 1941 году.

Обобщения нередко подводят пишущего о чужом народе. Однако и среди поверхностных суждений, выводящих, например, некоторые коренные свойства русской души из «известного русского обычая на пирушках бить стаканы об стенку», встречаются поистине золотые мысли: «Русский ставит акцент на ценности самого акта, а не его результата. Он -- человек души, обращенный внутрь себя, а не человек дела, обращенный на окружающий его мир». Самые сильные свои мысли о русской душе Шубарт высказывает тогда, когда сравнивает ее с душой западноевропейца, как в примере, приведенном выше. В другом месте он говорит: «Европейцы ставят перед собой определенные задачи, которые могут не вполне отвечать их склонностям. Они ставят перед собой цели, соответственно которым направляют свое жизнеощущение, настраивая его приказом на эти цели; это -- целевое мышление. -- Русский определяет свою внешнюю жизнь изнутри. Он изливает свое внутреннее содержание в окружающий мир вне зависимости от того, как мир воспринимает его; это -- выразительное мышление. Ценность выражения для него выше ценности познания». Ильин сказал об этом: «Западноевропейское человечество движется волею и разумом. Русский человек живет прежде всего сердцем и воображением»; Пушкин выразил то же самое словами: «твой труд тебе награда»...

«Человек цели, -- продолжает Шубарт, -- настроен враждебно к жизни, человек с выразительным мышлением позволяет жизни действовать через себя и чувствует себя счастливым. Целевое мышление есть форма мысли властного человека; выразительное мышление есть форма мысли отдающей себя души. Чувство предшествует мысли. Это утверждение не может признать западный человек, не доверяющий чувственной жизни. Но в этом утверждении клятвенно убежден русский. Жизнеощущение, то есть иррациональная часть души, -- это центральная сила, диктующая человеку тот, о чем и как он мыслит. О чем бы он ни думал, происходит высвобождение душевных сил. Это образ мышления поэтов. Духовно развитый русский по сути своей -- поэт. Русская философия с ее глубочайшими прозрениями заключена в произведениях, которые по форме относятся к жанру литературы». Обрываю цитату, хотя выписки из Шубарта хочется продолжать и продолжать. Эта книга хорошо задумана, хорошо написана и (что редко в современной России, потерявшей язык, вернее, говорящей на языке героев Зощенко) хорошо переведена.

Ильин в упомянутой выше лекции сказал о Шубарте: «Много тонкого и верного сказал он о русской душе, но русского духа не постиг. <...> Для этого недостаточно одной философской интуиции, одного писательского таланта и влияния русской публицистики. Всем этим Шубарт несомненно обладает. И мы не можем не приветствовать его книгу». «С тех пор, как стоит Россия, -- говорит Ильин, -- о русском народе сказаны такие слова впервые. И это очень хорошо». Заключу последней выпиской: «Какая разница между Западом и Востоком в способе чтения книг! Европеец читает книгу, чтобы узнать, о чем в ней идет речь. Русский читает, чтобы узнать что-то о себе. Для него написанное -- лишь ключевые понятия, возбуждающие его душу. То есть книга для него -- это способ самопознания, а не приобретение, присоединяемое к своему имуществу». Хорошо было бы так прочесть и книгу Вальтера Шубарта.