Ещё одно последнее сказанье... Ровнёхонько шесть лет прошло с того приснопамятного дня, когда я начал последовательно смотреть картины из "Метцлеровского лексикона 120-ти классических фильмов", который был мною куплен по дешёвке в одном из сетевых немецких книжных, где обычно нечем сердцу успокоиться. Кинцо я посматривал и до того дня. Однако, всегда сталкивался с проблемой выбора. Смотреть насоветованное друзьями? Почему же полагаться на их вкус - бунт! Из списков в интернете? Они все в градации - почему я должен начинать с фильма номер двести пятьдесят - бунт! А ещё всегдашний страх нарваться на лажу и потерять время. Или заумь, или же наоборот - на "Палочки и девочки, мальчики и дырочки", которые поджидают рядового зрителя на большом, да и на маленьком экране.

Вместе со "Списком" в мои руки попал отличный путеводитель по миру кино. Прежде всего отпала мука выбора - Qual der Wahl. Я всегда знал какой фильм на очереди и иногда только переставлял их местами в рамках одной буквы алфавита. "Berlin Alexanderplatz" я отложил напоследок в виду его исполинского размера, а "La Règle du Jeu" с первого раза совершенно не понял и отложил просмотр до лучших времён. В остальных случаях, послушно следовал за "Списком", даже в тех случаях, когда вроде бы ничего хорошего название следующей картины не предвещало. Как часто это предчувствие меня обманывало!
Очень часто мы принимаем решение смотреть или не смотреть тот или иной фильм на основе довольно вздорных предрассудков, как то;
дурацкое или кажущееся нам слишком банальным название , (стали бы вы с бухты-барахты смотреть фильм, который носит гордое имя "М"? А между тем это один из сильнейших фильмов всего списка!
старьё - заставить себя сесть и смотреть, например, немой фильм довольно сложно. В нашем представлении немое кино - это гримасничанье и бестолковая беготня под расстроенное пианино, а это вовсе не так!
чуждая эпоха - югославский, турецкий или же ГДРовский фильм вряд ли заинтересует вас априори настолько, что вы побежите его смотреть.
Наконец, фильмы, которые мы когда-то смотрели или составили себе о них мнение по отзывам других - их заставить себя смотреть, пожалуй, тяжелее всего. Уже составленное мнение побороть подчас тяжелее, нежели составить себе мнение с нуля.
Раньше против четырёх этих бед был один ответ - старый-добрый телевизор и возможность попасть на хороший фильм. Но скажите, кто в наше время ещё смотрит телевизор, а тем более попадает на фильмы? Мы живем повесткой нетфликса или других стриминговых платформ - прошлогоднего фильма или сериала как бы не существует - смотреть его некруто - будто делаешь по настоятельной просьбе училки прохлопанную домашку. Возвращаться на сто лет назад жест абсолютно в этой логике безумный, но в этом безумии есть своя логика. Дело в том, что нынешние режиссеры не с луны свалились - их представления о том каким должны быть фильмы формировались под влиянием картин предыдущего поколения. Там они черпали техники и приёмы, сюжеты и типажей, вот это вот всё. Часто мы имеем дело с буквальными заимствованиями. Например, такие фильмы как "Интерстеллар" были бы невозможны без кубриковской "Космической одиссеи". Иногда было просто приятно восхититься неповторимому оригиналу и улыбнуться собственной наивности пред лицом добротной, но всё же копии, как в случае с "Ангелом-истребителем" Бунюэля и "Небесами" Рязанова.
В общем, "Список" порядочно расширил мой кругозор, подарив целый ряд потрясающих откровений, которых бы в моей жизни без него не было.

Начиная смотреть фильмы из списка, я был движим только любопытством. Не более. Я не хотел оставлять каких-то записок с претензией на киноведение. И всё же я решил вести некую летопись своего предприятия. Запечатлевать непосредственные мысли и ощущения после первого просмотра - нанизывать на эмоцию первой встречи все дальнейшие размышления. От этого правила мне приходилось не раз отступать. Самые вопиющие случаи это, конечно, "Седьмая печать" Бергмана и пресловутый "Солярис", просмотренные аж 4 раза. Каждый раз я буквально физически ощущал потребность фильм пересмотреть, будто от меня ускользает нечто важное, ускользает, как скользкий рыбий хвост в руках.
Были, если быть честным, несколько случаев, когда, понимая умом за что фильм угодил в список, например, за техническое новаторство, мне стоило огромного труда фильм досмотреть - так было с фассбиндеровским "Катцельмахером" и "С течением времени" Вендерса. Оба автора, которых я на самом деле очень ценю, но эти фильмы... Тяжелое кушанье!
Ещё пару слов о языке. Я старался всё смотреть в оригинале - благо английский, немецкий, французский и итальянский довольно сносно понимаю на слух, а фильмы на других языках смотрел либо в русском, либо в немецком переводе. Мне кажется, к языку фильмов применимы слова Роберта Фроста о поэзии, которая именно то, что теряется в переводе.
Доставать фильмы было почти всегда легко. Как правило, фильмы до 1960-х, особенно немые, лежат в открытом доступе на ютубе, а более поздние доступны на стриминговых платформах. В редких случаях мне приходилось заказывать DVD или Blueray через Амазон, иногда даже забугорный, но ожидание только заостряло внимание перед предстоящим просмотром.
Это, если обобщать, единственные трудности, возникшие на пути. Довольно быстро я смекнул какие сокровища, могущие скрываться под самым тривиальным названием, таит в себе "Список". Они могли никаким образом не быть на слуху, страна происхождения могла казаться экзотической, но я знал, что встреча с чудом весьма вероятна. Сами статьи я старался читать всегда после написания очерка, чтобы не попасть под влияние чужого мнения и неосознанно перенести её основные идеи к себе. Как правило в этих статьях давалась сопроводительная информация о режиссере, съёмочном процессе, актерах, истории проката. Собственно анализа было с абзац.
Писалось очень по-разному. Порой просмотренный фильм настолько будоражил, что оставлял эмоциональную пустоту, которую было очень сложно заполнить словами. Например, потрясающий "Париж. Техас" или феллиниевская "Дорога". Иногда же идеи и слова приходили будто сами собой. Фильм вдохновлял, окрылял. О нём хотелось писать и писать, играться с ним умом как с новой любимой игрушкой. Так было, скажем, с "Детьми райка", одним из самых красивых фильмов из "Списка".

Спустя 6 лет пришла пора подводить итоги.

Почему так медленно? Вынесем за скобки личные обстоятельства - две трети "Списка" я посмотрел в первые два года, почти железно следуя графику "фильм в неделю", а потом замедлился до фильма раз в два месяца. Тому была ещё другая причина - я стал отвлекаться на фильмы понравившихся режиссёров не из списка. В этом отношении "Список" действительно послужил своего рода вратами в мир кино. Но главное - смотреть быстрее - не успевать переваривать увиденное. Хороший фильм подобно хорошей книге ходит с тобой по пятам неделю, а может и две. Пихать в себя следующий было бы риском подавиться. Да и внимание наше с любопытством вещи не бестарифные.

Доволен ли я списком?

Мне кажется, что несмотря на лёгкий перекос в сторону немецкого кино, а также не совсем оправданное включение в список нескольких фильмов одного режиссёра (после одного шедевра вроде бы ясно, что смотреть у него надо всё) список составлен довольно объективно. Точен баланс между развлекательным кино и артхаусом. Это два полюса, а всё кино где-то между ними. И наверное главный вывод из всего предприятия, что это полностью ложное и условное разделение. Фильмы делятся не на лёгкие и заумные, а на великие и посредственные, вторичные, оставляющие равнодушным. А жанрово они могут довольно сильно разниться.

Что мне это дало?

Я открыл или вновь открыл режиссёров, которых никогда бы не посчитал близкими мне - скорее всего из-за ареола заумности, созданного вокруг них зашоренными и нелюбопытными людьми. Теперь я уже больше не мотаюсь в поисках чего бы посмотреть - моего списка хватит ядерку переждать, если, конечно, электричество будет. А пока оно будет, я буду помаленьку пописывать о кино. Но уже без столь привычного списка гиперссылок в конце каждого поста. На этот раз продолжения не последует. На место этого списка обязательно придёт нечто другое. Свято место пусто не бывает;)

Я долго думал, что под конец составлю свой рейтинг десяти самых крутых фильмов, по чести делать этого не намерен. Все фильмы списка в чём-то потрясны, неповторимы, занимательны! Эмоционально цепляют, дают пищу для ума. Будут сопровождать посмотревшего их некоторое время. Я могу только от всего сердца посоветовать вам предпринять путешествие по моим следам. А потом почитать мои заметки и, конечно, совершенно не согласиться с ними. И это будет - вы увидите! - началом вашей прекрасной дружбы с кино.

К списку фильмов

Так получилось, что последним в пресловутом списке оказалась эта многочасовая махина, поболе сезона некоторых сериалов. И славно, что я не уперся рогом смотреть сие творение в начале, когда барахтался на букве "А", может и не стал бы дальше по списку идти. Не посмотрел столько классных фильмов.
Кому-то может показаться, что с Фассбиндером в списке перебор - целых пять его картин. Больше всех. Больше Хичкока. Больше Кубрика и Феллини. Конечно, перекос в сторону немецкого во всем списке чувствуется. Американцы составили бы иной список. Французы свой, где точно больше было бы Трюффо, которого я с упоением смотрю последние месяцы. Про итальянцев вообще молчу. Но уж как есть, и я не жалею, что с этого боку познакомился с "Берлин-Александерплац".
Сразу скажу, что романа я не читал. То есть вообще никак не могу соотнести увиденное и реализованное режиссером с книгой. Впрочем, Фассбиндер, как и тот же Трюффо, очень литературен. Значит корни должны были быть общие.
Все серии мне дались по разному: некоторые я смотрел с отвисшей челюстью не отрывая глаза, а на некоторых буквально заставлял себя не клевать носом. Я не понимаю с чем это могло быть связано - может этот тот случай, когда до каких-то материй просто не дорос или же, как мне и в других фильмах его казалось, это особенность - эстетическая неровность, становящаяся элементом стиля. Нудятина и стремительность, красота и уродливость, гениальность и напыщенный пафос, под неё мимикрирующий. Это всё он!
Как бы там ни было, но актеров он подобрал совершенно неповторимых! Они и держат на себе всё повествование. На них всё зиждется. Я тут задумался возможно прикоснуться к этому фильму в переводе. Ведь берлинский диалект часть эстетики картины. Наверное некое приближение это смотреть с субтитрами, но вероятно это все-таки приведет к отчуждению. Лепет на незнакомом языке и чтение займут мозг и ни чёрта не уловишь от собственно, скажем, высказывания.
Содержательно я воспринял картину как возвращение к теме "маленького человека", начатой русской литературой. Маленький человек - Франц Биберкопф - и рад бы "жить не по лжи", но "среда заедает" и приходится браться за грязную работенку. Цветы любви тут быть долговечными не могут. Они не цветут на свалке. И человек внутренне и внешне калечится. Потом, конечно, неминуемая психушка. В целом, для тогдашнего поколения немцев выбор невелик - влиться в безумие массовое или укрыться вынужденно в безумии индивидуальном. А "человек-то только по своей глупой воле пожить хотел". "Бесы" - Фассбиндер снял бы прекрасных "Бесов", но не сложилось. Во вступительной статье его к фильму правда ни слова про Достоевского, зато про то, что роман Дёблина его "глубоко перекопал". Кстати, интересно сравнить принципы экранизации Фассбиндера и того же Бортко - хотя бы даже на примере "Эффи Брист" и "Идиота". С радостью написал бы курсач на эту тему:)
Подытоживая эти незамысловатые размышления скажу только, что у меня осталось чувство соприкосновения с чем-то великим. Может ужасным, но великим. Со всеми своими углами и кривизной, но великим произведением искусства. Предпоследняя серия, в которой Франц Биберкопф оплакивает свою "Кошечку" убитую в лесу его токсичным другом, вышибает слезу. Это видишь и сразу веришь. Без обиняков, а это и есть искусство, потому что налепить можно чего угодно, но чувства настоящего нельзя имитировать. Поэтому я почти уверен, что еще раз пересмотрю эту махину. Буду как те мыши, плеваться, но смотреть. Ради минут откровения среди часов обыденного.

К списку фильмов

После первого просмотра четыре года назад я практически ничего не понял и не нашёл что написать. Дело не в языке, я тогда уже смотрел французские фильмы без субтитров. Я не мог понять к чему эта последовательность сцен, болтовня, охота какая-то. Фантомас против Скотленд-Ярда? И вот вернувшись под занавес записок к фильму Ренуара, я посмотрел его во второй и третий раз. Так уже было с "Седьмой печатью" и "Солярисом", под конец каждого последующего просмотра я осознавал, что еще не дозрел. Что от меня что-то ускользнуло. Что я только нащупываю нечто интересное. Мне знакомо подобное в музыке, когда некоторые сложные вещи надо "расслушивать". С книгами мне никогда не хватало терпения, я по пальцам одной руки могу пересчитать случаи, когда возвращался к раз закрытой книге.
Подобное рассматривание входит в противоречие с правилом "один просмотр, одна рецензия", чтобы запечатлевать именно непосредственные мысли, а не после прочтения кучи статей и покадрового разбора картины, которыми и кишит интернет. Однако, такова видимо судьба некоторых фильмов - первое впечатление о них - это когда ты сознательно посмотрел их от начала до конца, а это может произойти не за раз - формальная хронология здесь вступает в противоречие с нашим внутренним метрономом восприятия.
Невольно задумаешься, а может и есть только настоящее искусство, к которому возвращаешь, которое будоражит, не отпускает, цепляется за тебя как нищий на вокзале? А всё остальное, добротное, правильное ладно сшитое всего лишь попытки приблизиться к идеалу, не более, чем этюды?
Можно понять так, а можно и этак! Фраза служанки Лизетты "дружба между мужчиной и женщиной? Всё равно, что говорить о Луне в полдень!" И весь фильм будто подтверждение этой мысли. Лётчик Андре - романтический герой, переступающий через все границы, но и Октав, знавший Кристину ещё с детства, казалось бы, душа в душу, и весь из себя правильно-манерный Робер!
Интересно, что Кристина - австрийка из Зальцбурга, казалось бы очень католического города. Города логоса, аполлонического искусства (см. Моцарт), но в свободном, либертанском, вольтерьянском Париже ей не хватает воздуха. Ей нужны чистые страсти, естественные, человеческие, искренние. Она готова влюбляться, но влюбляться искренне. Грешить, так уж от души. Её коробит от мысли, что её муж продолжал встречаться с другой женщиной, кажется сожалея не о самом факте продолжавшейся измены, а о обыденности, правильности этого грехопадения.
В противовес сложным и скучным интригам хозяев, которые только с виду сложны, но на самом деле подчинены строгим законам, а потому скучны, мы видим шашни слуг. Тут смешение трагического и гротескного, настоящий Мюссе, "On ne badine pas avec l'amour", но и даже от Бомарше. Спину под пули завхоза подставляет, конечно, романтический герой, лётчик, как раз в момент, когда ему и надо было уйти из действия. Не потому что выбор Кристины склонился к Октаву. Тот и сам понимает, что это не подлинный выбор. Что она хоть чучелом, хоть тушкой, но должна бежать из этого зверинца! А как он показан, этот зверинец! Это и охота, предвещающая охоту на людей. И заводные человечки и всякие музыкальные шкатулки, которые обожает муж Робер. Когда женщине вдруг хочется полетать, то страдает часто тот мужчина, с которым женщине хочется полетать. Хотя к Кристине это не относится. Лётчик-налётчик Андре тоже не её тип. Грубоват, прямолинеен, слишком косит под Эрнани. Но и Октав слишком увалень. Никакого будущего с ним. На это открыто намекает Лизетта, когда узнает, что барыня собирается улепётывать с другом детства. В общем, и Робер не такой уж плохой мужик - денег куры не клюют, а скучать по экзотическим странам всё-таки надо с пышных мягких диванов, а не из шалаша. Наверное, в этом и проблема - бабы попроще берут то, что есть на рынке, не гнушаясь вторсырьём, как Лизетта в короткой интрижке с браконьером, этаким козлоногим сатиром, знающим повадки зайцев плэйбойчика. А бабы с запросами сойдут с ума и других сведут в попытках собрать из разных мужчин своего монстра им. Франкенштейна. Богатство Васи, плюшевость и ламповость Пети, сумасбродство и отчаянность покрытого шрамами Серёжи. Но всего в одном флаконе не бывает. Мало того, какой-нибудь Робер никогда не полетел бы на самолёте в какую-то там глухомань, чтобы что-то кому-то доказать. Не комильфо! Разыграть любовь по нотам Моцарта нельзя. Это всегда джазовая импровизация. И правило игры - это не навязанные обществом законы благолепия, а неписаный свод стратегий как общественные вериги обходить и сосать двух, трёх, четырёх маток. Для этого надо быть очень ласковым, очень как все, потому что скандалы противопоказаны ровному течению буржуазного отдохновения, со всеми прилагающимися ущипами барышень за филейные места. Поэтому даже убийство в конце фильма воспринимается как досадное недоразумение мешающее празднику. Show must go on и rien ne va plus в одном. Ставки сделаны, ставок больше нет и остается только отправиться обратно в Зальцбург к горам, к настоящему, к природе - поближе к Богу и подальше от людей с их играми и их правилами.



К списку фильмов

В списке пять восточногерманских фильмов и как чертовски они сильны! Каждый по своему. И каждому по своему им приходилось бороться с дурацким имперским предубеждением, потому что сперва я глупо считал, что их включили в список по свойской квоте, чтобы не обидеть представителей вновь включённых в состав большей Германии земель. Куда уж им там до Фассбиндера! Куда до Вендерса и Шлёндорфа! Потому что, также думал, что "меньшие братья Варшавского договора" ничего путного снять всё равно не могли, кроме перепевок положений и уложений "брата большого". Конечно, уже первый фильм ГДР из списка - Легенда о Пауле и Пауле - оставил меня более или менее с отвисшей челюстью - ничего такого в советском фильме я не мог себе представить. Он как бы нёс в себе черты эстетики советского кино, при этом был значительно, заметно свободнее. Скажу крамольную мысль, но кажется, что яд цензуры в нём содержится в лекарственной дозе. И затем ни один фильм не разочаровал, во всех прослеживалась чёткая связь в эстетике с кинематографом ещё веймарский, с эстетикой Мурнау, Ланга. В конце 2019 года, находясь с сыном в больнице, посмотрел фильм "Spur der Steine", но из-за тогдашних сложностей по жизни и вскоре нагрянувшего Рождества я тогда не успел написать о фильме, поэтому пересмотрел его сейчас, когда уже досмотрел до конца списка и появилось время вернуться к трём неокученным картинам. "Правила игры" я просто не понял, и не стал сразу пересматривать, а "Берлин-Александрплац" отпугнул меня 15-ю часами, и я оставил его "на потом". Но вернёмся к "Следу камней".
1966 и чувствуется, что определенную роль вероятно играл не совсем ещё заглохнувшая Оттепель. Не думаю, что с таким упоротым сталинистом, как "Козлобородый" вообще ощущалась какая-то Оттепель, но что-то всё-таки наверное доходило. Напомню, мои записки о фильмах чисто дилетантские, я сужу со зрительской колокольни как правило после первого просмотра, без какого-то погружения в литературу о фильме, поэтому с такими вот моими оценками могу, что называется и сесть в лужу, однако они помогают мне немного поразмышлять, отсортировать собственные мысли и ощущения.
Удивительным представляется мысль, что о реальных проблемах плановой экономики вот так было сказано в полный голос, не без выведя-выкрутя на конечный успех, но всё же. Что абсолютно чётко выведен типаж директоров стройки, которые только на собраниях горланить гораздо, но у них везде очковтирательство и головотяпство, простои, бестолковая трата казённых денег. Другой типаж лунатичного коммуниста, который ничего кроме своих лозунгов не видит и вообще показан карьеристом, подсиживающим тех, кто действительно болеет душой. Наконец, даже тот, кто болеет, секретарь партячейки стройки Хоррат, показан запутавшимся в своих женщинах, хоть и смелым тореро рабочего класса, но нерешительным и вялым, когда дело зашло о его личной жизни.
В принципе, фильм предлагает вариант успеха социалистической модели, а точнее, как партия, называющая себя проводником идей пролетариата может действительно убедить рабочих в том, что она действует в его интересах. И что это очень сложно и идёт через сложную паутину личных взаимоотношений, компромиссов, наступание на горло своим партийным стонам. Глава смены работяг Балла тот ещё субчик - ворует со стройки, постоянно нарушает дисциплину, водит за нос начальство, но Хоррату удаётся его укротить. Конфликт этих двух героев сродни противостоянию героев вестерна - никогда бы не подумал, что скажу нечто подобное о производственном фильме из соцлагеря, но даже внешне, не говоря уже о структуре и положению действующих лиц, параллели с вестерном очевидны!
Сильный момент, когда выступая в Берлине в качестве представителя рабочего класса на какой-то конференции партийной номенклатуры, Балла сначала волнуется и пытается читать текст по бумажке: "Ещё Ленин сказал... сказал Ленин... много лет назад... перед большим собранием Ленин сказал...", а потом закрывает бумажку и начинает говорить от себя про реальные проблемы. Что если работать по плану, то от годовых смет останутся деньги, а от них считается премия и, и если работать за совесть, то премии не увидишь. И понеслась душа в рай. В другой сцене он говорит, что "что та, что эта Германия - всё одно дерьмо!" Не приходится удивляться, что картину после показа в нескольких кинотеатрах всё же запретили до самого конца 80-ых годов. И всё же фильм этот был снят! Это чудо! Я сразу вспомнил советский фильм Премия с Леоновым, то же производственная драма, но - боже ж ты мой - между ними небо и земля! Хотя не назовёшь наш фильм прям вот поделкой из сусловского рукава.
Кроме политики, конечно, что поражает в фильме, так это диалоги. Не знаю насколько они пережили пересадку переводом, но в оригинале они временами поднимаются чуть ли не до высот истинного театра, настолько они бритвенно точны и глубоки. И фигура Кати Клее. Несмотря на все идеологические закидоны - такой живой образ! Упрятать в производственную драму мелодраму о матери-одиночке - это тоже ещё одно из чудес такого свободного восточногерманского кино. Настолько свободного, что его иногда отправляли свернутого калачиком в чуланы, полные гулких, пыльных бобин.

К списку фильмов

В наше время дипфэйков и почти безграничных возможностей для создания имитаций, коллажей, пародий мало кого удивит сама идея и техническое исполнения в этой картине Вуди Аллена. С тех махровых годов жанр мокументари расцвел пышным цветом, возможно поэтому я про "Зелиг" ничего не слышал, в отличие от того же "Манхеттена", который во всех устах. Я же посмотрел этот фильм с огромным наслаждением, как давно ничего не смотрел.
В самом прямом смысле "Зелиг", кстати, в произношении, но в не написании блаженный по-немецки, картина про главное, про наши с детства попытки зацепиться в обществе, в котором мы рождены, не по нашей воле. Желание быть принятыми, любимыми. Желание разделить собственную боль, собственное счастье, потому что ,geteiltes Glück, doppeltes Glück, разделенное счастье - двойное счастье. На что мы только ни готовы пойти, дабы купаться в лучах принятия: мы говорим "да", когда хочется бежать куда глаза глядят. Мы переступаем через собственные многолетние привычки, отрекаемся от принципов, которые не раз выручали нас в прошлом. Мы заключаем бесчисленные и бессмысленные компромиссы. Мы подгоняем себя под общий уровень, чтобы на короткое время, но облокотиться на перила вместе с собратьями. Ощутить свою причастность человеческому роду. Мы плывём по течению, даже когда нам вообще в другую сторону. Мы теряем себя и не обретаем ничего, кроме недолговечного спокойствия и незаметности. Почему бы не представить себе, что кто-то достиг в этом искусстве адаптации совершенства? Этот кто-то - Зелиг! Он, право, карикатура, но карикатура верная, угаданная. Каждый знает таких зелигов и, прежде всего, чувствует пульсирующего Зелига в себе самом.
Довольно весёлое предположение, что от хамелеонизма возможно вылечиться - на этом построен весь фильм! И перелечиться. Это когда Зелиг после терапии развил слишком сильную личность и начал спорить даже по пустякам и не мог спустить ни малейшего перечения.
Юдора - кстати, тоже говорящее имя, по-гречески хороший подарок, понимает, что ей представляется уникальная возможность слепить себе мужчинку из того, что было. Форматнуть хард, поэтому даже прошлые похождения Зелига её не пугают. Как нас не пугали бы записанные раньше на дискете файлы, которые мы собственноручно теперича потёрли.
Побег главных героев из охваченного гитлеристской лихорадкой Третьего Рейха, который стал для Зелига чем-то вроде запоя для закодированного было алкаша, выглядит и персифляжем мнимых и настоящих побегов нацистов в самом конце войны, а с другой, элегантной отсылкой к идее банальности геройства, силы обстоятельства. Ведь полёт вверх тормашками через Атлантику был бы невозможен, если бы не "божий подарок" Юдора, вернувшаяся за своими недоделанным буратинкой в тёмный лес поленьев и хвороста, а Зелиг не решил бы адаптироваться к роли пилота, которая оказалась ему ровно настолько по плечу, чтобы угодить в пионеры авиации. Я не согласен с автором статьи в "Метцлере", что герой, якобы, снова отправляется в неизвестность, откуда его вырвала его чудаческая патология. Наоборот, мне кажется, что финал это некий ироничный гимн среднему человеку, который в меру самостоятелен в суждениях, в меру готов подстроиться под общество. Это уже не маленький человек русских классиков, а тот самый Otto Normalverbraucher или francais moyen, который и диктует миру свою повестку. Из анормальности в комфортную нормальность, с подкрученными до заводских настройками адаптивности. То, что искусство всегда будет хождением в пограничных областях говорить не приходится. Кем был Зелиг до терапии? Кудесник! Кем он стал? винтиком в бодрой массе служащих. Да, с интересным прошлым, с записью в книге рекордов, но с прошлым. Последний вопрос, всплывший по просмотру: может быть ультимативный отказ от себя это тоже своего рода индивидуальная черта? Совершенно так, как атеисты, отрицая существование Бога всё же пускаются в пляс в предложенной им системе координат.

К списку фильмов

Определённо, один из самых необычных фильмов пришлось посмотреть под почти занавес 120-ти, и единственный турецкий в списке. Его необычность в смешении подчас беспомощной актёрской игры, довольно прямолинейных диалогов и глубоких сцен, которые потрясают до глубины души.
Несколько заключённых получают право на недельный отпуск и отправляются в путь через страну, стоящую на ушах военного положения. Всюду контроли и если рожа твоя не понравится, (а рожи-то у нас у всех хороши) то не надейся на милость служивого. В этом путешествии домой, возвращении старейший топос Одиссеи и древнейшая земля как бы подчёркивает эту связь. На руинах античных амфитеатров разыгрываются страсти, которые дали бы прикурить Софоклу.
Одного ханурика снимают с автобуса, очень знакомая ситуация, только менты больно уж вежливые. Даже не верится. У нас ещё бы в рожу дали. А турки только в обезьянник посадили, ну и на том спасибо -- нечего важные документы терять.
Почти весь фильм перроны, полустанки, зассаные поезда, автовокзалы, нечесаная, немытая детвора. И такое чувство неустроенности колоссальное! Оно у всех героев. Один подвёл шурина под монастырь, так что его теперь вся семья жены ненавидит. И он живёт с этой виной, с любовью к жене, с позором. Что может быть хуже для мужика, чем быть патентованным трусом? У другого вообще баба загуляла и её собственный отец посадил на цепь в подвал на восемь месяцев на хлеб и воду. А подвал тот за тридевять земель. По горам, по лесам. Пока туда доберёшься - кончится отпуск. А им, как муравьишке в сказке, опаздывать никак нельзя. Иначе ещё пару годков припаяют. А может и в расход. По законам военного времени. На пути туда околевает в снегах лошадь. На пути обратно -- загулявшая жена. Ребятёнок остаётся с папашей. Теперь-то позор смыт? Так раньше бросали в реку по принципу божьего суда. Выплывает? Значит невиновен, бог помог. Нет? Туда ему и дорога! Архаика. Да, именно этим словом описывается картина, но архаика порождает сильное, грубое, впечатляющее искусство. Хоть и не думаю, что кто-то захочет пересматривать такое кино каждые выходные.
Я бы определил, что фильм этот о несвободе. В глобальном смысле, не только политическом, который, разумеется, на поверхности. Несвободы личной, которая только лишь окаймлена несвободой политической. Невольно спрашиваешь себя по просмотру -- а может эти военные, эти патрули на улицах единственное, что вносит какой-то порядок во всё это хитросплетение законов чести, родовых заморочек, представлений о роли женщины между святой и шлюхой. Если бы меня кинуло в такой антураж, не возопил бы я "дяденька военный, помогите!" Наверное это-то и ужасно, когда в защите от архаики начинаешь искать поддержки у Петра I, Наполеона, Ленина и говорить, "ну да, они дров наломали, жизней положили, но зато победили лапотность, безграмотность, всякие предрассудки". Турция Ататюрка такая же прогрессистская утопия. Утопия, которую Эрдоган тихой сапой придушил. Армия после неудачного переворота пару лет назад ручная. А турки, наконец, могут пожить, как говорил Фёдор Михалыч, по своей глупой воле, без блокпостов, солдат на улицах, с законами предков, которые так прекрасно показаны в фильме. Единственное, что кажется незыблемым это вражда с курдами. Уже одно упоминание слова "Курдистан" привело к его запрету в Турции. Даже самые прогрессивные турки, с которыми мне доводилось говорить, абсолютные лапки во всех прочих вопросах, при упоминании курдского вопроса встают на дыбы. Наша земля! И точка. Одна из самых страшных сцен в фильме это когда солдаты приходят в курдскую деревню и говорят, мы тут ночью убили несколько человек, идите посмотрите есть ли среди убитых ваши знакомые или родственники. Снаружи такая жизнь, что размеренный ход лагерного существования, который показан в самом начале фильма, представляет едва ли не предпочтительнее. Нужен ли такой отпуск? Я думаю, что каждый сделает свой вывод. Возможно этот отпуск и есть путь из названия. Тот самый путь. Уклониться от которого нельзя.

К списку фильмов

Несколько лет назад я пространно рассуждал о самом знаменитом в России фильме Уайлдера, а сейчас пришло время взглянуть на другую, не менее, а может быть и более знаменитую его картину. Я уже по поводу очаровательной "Квартиры" недоумевал отчего одни фильмы одного и того же режиссёра "выстреливают" в конкретной стране, а другие нет. Вот, например, "Свидетель обвинения" шёл себе в советском прокате, но не цепануло, на Новый год не крутят в 23:20 прерывая на обращение сами знаете кого. Конечно, всё это юридическое крючкотворство, адвокат, судья... всё это бесконечно далеко от советского человека было, есть и будет. Вы знаете хоть один советский фильм в стране Ягоды и Вышинского, в котором речь по чесноку шла о суде? Мы сейчас не берём рязановские фантасмогории "Стариков-разбойников", сцена суда в котором так прямо и названа сном, ни "Берегись автомобиля", который весь построен на амбивалентности отношения советского человека и советского же закона. А серьёзный фильм про суд. На память приходят только фильмы про пореформенную Россию Александра III, Катюша Маслова, авдокат Кони, процессы над народовольцами и прочая. И дело не в том, что любой, подчёркиваю, любой фильм про суд должен быть основан если не на судебной ошибке, то на каком-то косяке, несостыковке, вызванной безалаберностью ли обвинения, оплошностью ли защиты, а то и прямым заказом на расправу над неугодными. Ничего этого представить себе в советском фильме нельзя. Перегибы, как известно, вроде бы были в эпоху "культа личности", но напоминать про них в брежневское время настоятельно не рекомендовалось. А о чём ещё снимать? Про саботаж в виде поломки сноповязалки? Про осуждение троцкистко-зиновьевской нечисти? Так вот как раз снимали тогда такие, только кто же их добровольно станет смотреть? Вообще, фильм про суд для русских людей это как фильм про загадочные русские обряды для немцев, ныряние в прорубь там, или ярмарочное залезание на шест, ныряние в ряженку. Вроде прикольно, но настоящего интереса к этому нет. Люди, способные проникнуться судом, его сущностью, важностью творящегося правосудия сгинули ещё в 20-ые в пресловутом СЛОНе, остальные недобитки вмёрзли в пол во время ленинградской блокады зимой 42. Уже для моей бабушки, родившейся в том году, суд это не место, где можно добиться правосудия, а место, где государство тебя готовит к стиранию в порошок. Так про что кино-то? И вот уже в "Левиафане" бесконечное, монотонное чтение приговора, это талмудический ритуал авраимической религии этатизма. Государство вершит суд, устраивая спектакль, но суть его выхолощена. Нет материала для кино. Столкновения темпераментов, борьбы за птицу-правду со склизким хвостом.
Думаю, что по этой причине про фильм "Свидетель обвинения" я узнал только из списка. В нём много от старого-доброго, лампового театра с его вниманием к мелочам. У Уайлдера это характерная черта. Он дорожит вниманием зрителей почти как Бомарше. И интриги его фильмов вполне в духе водевилей XVIII века.
В конце интересно обращение к зрителю с просьбой не спойлерить, не рассказывать развязку друзьям. Для меня это как расписаться в творческой импотенции. Великие, например, Лео Перуц, швыряли читателю развязку в самом начале, но тем не менее читать было так интересно, что даже помыслить нельзя было о спойлерстве. Я считаю, что если речь не о водевиле, то сюжет в высшей степени второстепенен. Важно исполнение. Все сюжеты живописи Ренессанса хорошо известны. Сюжет "Иллиады" мы тоже знаем. Это детское что случилось дальше , от романа-фельетона середины XIX века низкий жанр.
Однако, со "Свидетельницей обвинения", как всё-таки перевели немцы, всё не так просто. Есть другой философский пласт, глубокий, поднимающий картину до большого искусства. Это, как часто бывает, размышление в рамках фильма о самом медиуме кино. Шире - об искусстве вообще. Суд на поверку предстает не местом, где борются обвинение и защита в поисках правды, а театральной сценой, где торжествует актёрское мастерство. Вопрос не стоит хорош ли суд. Мудр ли судья. Вопрос в компетенции актёров. Нет непрошибаемых улик. Нет линий защиты сравнимых с линией Мажино и блицкригов обвинения. Вопрос только в правильном распределении исходных данных в той последовательности, в которой они предстают убедительными для публики. А это ли не задача любого искусства? Поэтому такое внимание для публики в судебном заседании в фильме. Аплодисменты, слезы. Суд - спектакль, а фильм его способен разукрасить возможностью флеш-беков и смены места и времени действия. Хотя можно было бы ограничиться и правилами классической трагедии. 24 часа, только здание суда...
Как уже было в "Паяцах" иногда спектакль выплескивается в настоящую жизни, течет реальная кровь, отсюда совершенно оперный финал фильма.
Фильма, который вытянула на себе Марлен Дитрих. Всё волшебство работает как раз благодаря её искусству, против которого бессилен адвокат со своим дешёвым фокусом с солнечным зайчиком. Удивительно как она спустя почти 30 лет после "Голубого ангела" смогла создать образ такой поразительной женской притягательности, образа архаичной тевтонской верности, почти осколочек "Нибелунгов" . Какие уж на таком фоне могут быть спойлеры! Но кино, как известно, искусство дорогое и каждый билет, купленный вечером по совету друзей на счету.

К списку фильмов

Сан-Франциско будто создан для кино. Или кино для Сан-Франциско. Неделя в этом городе показалась мне каким-то удивительным интермеццо моей жизни, будто я сам стал актёром в фильме, где я режиссер, оператор, автор сценария. В Сан-Франциско будто должно с тобой случиться нечто загадочное, необычное. Это как тот городок в Кабинете доктора Калигари, кривенький, надломленный, но огромный, просторный. Дороги как встряхнутые ковры-скатерти, с иллюстраций сказок, диковинные лубочные трамваи, викторианские дома, в каждом из которых с дюжину привидений. Кое-что я уже видел в Птицах и даже Харольд и Мод, но "Вертиго" -- просто гимн Сан-Франциско и ложится на миф города один в один.
В основе сюжета вполне конандойлевская интрига, что-то вроде "Норвудского архитектора", только наоборот. Зрителя довольно успешно водят за нос, под конец qui pro quo раскрывается, главная героиня подобно Флории Тоске прыгает с крыши. Вот оно, старца проклятье!
Если бы фильм снимал какой-нибудь ремесленник, то и говорить о нём не стоило бы. Таких фильмов с детективным сюжетом, да и позапутаннее, в 50-ые в Голливуде наклепали много, а вот шедевром стала именно картина Хичкока. Эта его любовь к деталям, к мелочам, соответствие движения камеры настроению момента... Самое очевидное -- передача головокружения от высоты через приближающие и отдаляющие дрожащие ракурсы. В контексте высоты и падений ещё интересно значение глагола to fall, как эллипса to fall in love, как и франкофоны, англофоны тоже падают в любовь, тогда как германофоны, как и русскоязычные, обходятся услугами приставки. Страх перед падением, как страх перед чувством? Что ж, такая трактовка вроде бы возможна. Ведь именно страх высоты сделал из Фергюсона неполноценную личность, а неспособность любить тоже своего рода нравственное уродство. Объект самой любви тут второстепенен. Главное открыть в себе саму возможность. Вся возня вокруг Эльстер (кстати, сорока по-немецки, к чему бы?) приобретает совершенно новый смысл. Не хитрый детективный сюжет, а режущая по живому психотерапия, как финчеровской Игре, на которую Vertigo похож больше всего.
В психологическом смысле обе картины можно видеть как распространённые в кино терапии по живому. Тут часто берётся, например, немой, и ясна цель -- только сильное потрясение может заставить его заговорить. И, конечно, немой говорит на суде, когда судья уже занёс молоток, чтобы закрыть заседание, испытав потрясение от приговора.
В фильме Хичкока интересна иллюстрация конфронтирующей психотерапии, по живому, когда человека ставят лицом к лицу с его страхами и таким образом излечивают от них. Главное, чтобы не получилось, как с сэром Чарльзом Баскервилем, но тут, как говорится как карта ляжет.
В этом отношении ведь само искусство берёт себя роль такого терапевта-практика, с руками по локоть в наших душах. Переживая определённые ситуации на экране, мы вольны представлять себя излечившимися от страхов, во всеоружии на случай жизненных неурядиц.
И, пожалуй, ещё один урок, который можно вынести из этого красивейшего фильма -- прошлое надо отпускать. laisser tomber, да, снова это слово -- падение и отпускать в одном флаконе, язык мудр. Потому что не отпустив не взлетишь. Ведь всякий знает, что, когда идёшь по мосту без перил нельзя смотреть вниз. И назад нельзя смотреть, потому что будущее намного важнее прошлого. Поэтому лобовое стекло больше зеркала заднего вида.

К списку фильмов

На западе Германии к числу избитых и расхожих высказываний об "оссис", восточных немцах, принадлежит и то, согласно которому те, мол, нырнули прямёхонько из одной диктатуры в другую. После 12 лет правого тоталитаризма последовали 40 лет левого. Всякую новость о косяках демократии в "новых" федеральных землях сопровождают такого рода комментарии. Есть, конечно, в этой нехитрой мысли доля правды. Если посмотреть "Подданного", то может сложиться впечатление, что многое из эстетики кино тридцатых всё-таки перешло в раннее кино ГДР. Этот фильм напоминает "Еврея Зюсса". В защиту тут можно сказать, что взяты те же инструменты, что и у нацистов, но применены во благое дело. И действительно, что касается идеологического посыла, кроме всякой возни с рабочими и прочего, патернализм, чинопочитание, вся вот эта знакомая нам со школьной скамьи скалозубовщина высмеяна восхитительно. Особенно динамичные первые минут пятнадцать впечатляют. Такая эксцентрика, предвосхищающая чуть ли не кино девяностых. Даже не верится, что так могли снимать в махровый сталинизм, когда в СССР снимали по фильму в год всякой приторной шняги с ломящимися от яств столами колхозников. Но ритм фильм такой не удерживает. Где-то после двадцати минут темп замедляется, и уже нужно слушать диалоги, немножечко становится всё конвенциональнее, но всё же конец замыкает круг несколькими сильными сценами. Бег за каретой, наверное одна из самых сильных сцен в мировом кино, открытие памятника кайзеру в бурю. Нет, это, конечно, маленько топорно сработано, в духе "Зюсса", но иногда и топор хорош, когда рубишь особо неподатливые лобзику эстетов чурбаны. Ну и финальная сцена, когда чудный немецкий городок превращается в дымящиеся головешки не лишена грубого очарования. "Зюсс" похоже заканчивается, шмякнуть зрителя и потом пустить занавес, из завуалированной пропаганды долбануть открытым текстом и тем самым огорошить зрителя. Что ж, добро должно быть с пропагандистскими кулаками, правда?
Можно поддаться соблазну и прочесть фильм в либертарианском, антиавторитарном духе. И какие-то сцены точно укладываются в прокрустово ложе такой трактовки. Например, всё, что связано с идей давить вниз, лебезить наверх, но рецепт, который предлагается не отрицает авторитет как таковой. Только подчиняться надо будет уже рабочему движению, политической борьбе масс и прочее. Вспоминается пушкинское Иные, лучшие, мне дороги права; Иная, лучшая, потребна мне свобода: Зависеть от царя, зависеть от народа — Не все ли нам равно? Бог с ними.
И потом вспоминаешь какой это был режим, как лизали задницу "козлобородому" Ульбрихту, гноили Бирмана, гноили диссидентов, стреляли людей на границе как зайцев. И процветала такая же муштра, и чинопочитание и раболепие перед партией, которая всегда права*. Тогда часть от справедливого посыла фильма рассеивается. Когда знаешь что было дальше нельзя полностью отдаться иллюзии интеллектуального превосходства фильма над высмеиваемой им эпохой.
И всё же фильм есть фильм, а книга есть книга. Ни Генрих Манн, ни создатели картины не могли предполагать к чему приведёт социалистический эксперимент в их стране. И в общем, таких репрессий как при Сталине в ГДР не было. И сам факт появления фильма уже показателен. Представить себе нечто подобное в отношении российской истории году так в 48 просто невозможно, потому что это был разгар неоампира, имперских замашек. Тут и цари - собиратели земель русских, и как бы предшественники красных царей - Ленина и Сталина. Эта идеологическая свобода, условная, но всё же, не перестаёт меня удивлять, когда я смотрю фильмы ГДР. Большинство людей, которые слыхом не слыхивали про эти фильмы много-много потеряли. Ещё ни про один восточногерманский фильм из списка 120 я не мог сказать, что он попал туда по квоте, по блату. Всё по чесноку.
Наконец, мне пришла в голову идея, что "Подданного" вполне можно было бы экранизировать на российском материале, заменив несколько деталей. Потому что антирабский дух этой картины приложим к любому обществу, где давят вниз и лебезят наверх. То есть почти к любому вообще.

*Знаменитая песня "Die Partei_ die Partei, die hat immer recht!"

К списку фильмов

Есть что-то особенное в немецких фильмах последнего года войны. Будто там, за захваченным камерой, беснуется ад, и кино, как тот ангел Майстера Экхарда, который даже, в аду парит в облаке рая. В фильме "Под мостами", снимавшемся буквально в последние месяцы войны и получившим разрешение цензуры в марте 45-ого, войны попросту нет. Её вынесли за скобки. Причём про время нельзя сказать вообще ничего. Ничего о победе не свидетельствует, реалий довоенной жизни тоже не наблюдается.
Картина Койтнера какой-то занятный гибрид "Жюля и Джима" и "Верных друзей". И вовсе не только из-за треугольной конструкции сюжета и схожести общей темы. Во всех трёх случаях и бегство от навязанной миром повестки, перед тем, как грянет... что грянет? Ну какой-нибудь "Карибский кризис" или тысячелетний Рейх отправится к праотцам.
А пока работают кафе, можно флиртовать с официантками, размеренно трудиться на барже, желая накопить на новый мотор, а проплывая под мостами разглядывать ножки девушек. Это существования вечно hors jeu, заблаговременно вынесенное за скобки баржой-дрейфующим от Одера до Северного моря островом. Инсуларность всегда заявка на особый статус, на хранение давно ушедшей на большой земле в прошлое старинных обычаев, языка, обрядов, в повествовании и подавно. Так что получается двойной купол - не только территория вне войны, но и вне традиционного быта в строгом смысле. Двое мужчин неплохо устроены, их профессия снимает все вопросы об ориентации, которые непременно бы возникли, потому что в Третьем Рейхе мужеложество формально считалось преступлением против народа и каралось вплоть до смертной казни. Но как я уже отметил выше, рабочий характер сожительства Хендрика и Вилли снимал все вопросы, да ещё старинный обычай вроде бы против женщин на борту. Но когда благодаря недоразумению Анна попадает в расклад, берёт своё начало возня вокруг барышни и оттеснение одного из друзей из классической констелляции. Тут вам не Трюффо! В конце концов всё упирается в рыцарское поведение Вилли, и схема переползает в треугольник, но уже в понятной, рабочей форме. Анна, оставаясь суженой Хендрика, плавает с друзьями на барже, которая отныне носит её имя. Повествование вернулось в состояние покоя и последние кадры, показывающие панораму Северного моря потрясают своим оптимизмом, если учесть то, какой крещендо ада звучало в те недели по Германии.
Наверное это было восхитительное чувство освобождения от этого пронзительного tutti - играть в этом фильме милые шалости, мужики, под полтос, несут прекрасную чушь, стушевываются, краснеют перед молоденькой Ханнелорой Шрот, будто на дворе даже не какие-то золотые двадцатые, а вообще безмятежное безвременье. Возделывай свой сад. До экстаза. Два невозможных если. Если бы фильм показали первый раз не в 1946 году в Швейцарии, а всё-таки успели тиснуть по ещё доступным кинотеатрам Рейха в конце марта 1945 и если бы я был среди зрителей, которые зашуганные завываниями воздушной тревоги, всё-таки доползли бы до холодных несмотря на погожие дни долгой германской весны залов, то я бы провалился в этот фильм с головой. Я бы не встал бы, даже если бы тумен "летающих крепостей" вдруг заполонил небо и задрожала под ногами земля. Я бы смотрел и смотрел, и вряд ли смог бы оторваться от этой сказочной иллюзии нормальности. Нет, припудренной, невозможной, начёсанной до экстаза нормальности. И пропади оно всё пропадом, пока крутится проектор, а по экрану неторопливо ползёт островок мирной Германии, где два простоватых, но добродушных мужичка неуклюже строят куры беззащитной и прекрасной девушке.
А если бы я был каким-нибудь фанатичным нацистом в цензурном отделе, я бы ни в жисть не разрешил такую клюкву в час, когда весь народ встал "на священную борьбу с иудобольшевизмом и иудолиберализмом". Впрочем, если следовать логике фюрера, который на полном серьёзе считал, что не оправдавший надежд немецкий народ должен погибнуть вместе с ним, то фильм Койтнера как раз имел бы глубокое политическое значение. А именно, навеять немецкому народу перед гибелью сон золотой , как плюшевые зверушки в больницах или визиты клоунов в палаты безнадежно больных.

К списку фильмов