На прошлой неделе же ездили с Данькой в гости к Оле. Вышла с товарищем на "Арсенальной", а там испокон веков маленькая барахолка, как раз перед выходом, который и вход в метрополитен. Ну что, хоть и мать ездовая, а мимо, конечно же, не прошла, манкое это дело - книжные развалы, народ от бумажных книг избавляется, а я наоборот. В общем, по смешной цене, за сущие копейки удочерила альбом репродукций "Театральный портрет конца ХІХ - начала ХХ века", выпущенный в 1973 г. издательством "Аврора" города Ленинграда (на русском и французском, видать, подарочное издание). Чудная подборка - 52 театральных портрета кисти В. Серова, И. Репина Б. Григорьева, М. Врубеля, Л. Бакста и иже с ними.

Ах, да, зачем купила? Так Даньку же приобщать, и не надо тут мне про то, что все это есть в Интернете. Вот в Третьяковке есть - это да, но далече теперь от нас, очень далече. А то, что по каждому отдельному портрету можно часами беседовать о театре, живописи, психологии портрета, не мне вам рассказывать. 

Дочитала на прогулках мемуары Окуневской "Татьянин день" и захотелось мне "кровишки", поэтому пришла у вас просить: а посоветуйте-ка мне детективов и психотриллеров, да побольше! Чтобы пока на улице коляску со спящим Даней катаю, было чем мозги занять. Из пристрастий - люблю мрачно, безысходно, про жизнь - боль, в общем, как умеют это делать скандинавы.

Если что, этих уже читала: Хеннинг Манкель (жаль помер), Юхан Теорин, Жан-Кристоф Гранже (фанцуз, но туда же), Осса Ларсон, Камилла Лэкберг, Майгулль Аксельссон, Себастьян Фитцек (немец, читала в переводе только "Дьявольскую рулетку", ну, так... на троечку с плюсом). И да, про Нёсбе в курсе, но руки пока к нему не дошли.

А это - апельсин обыкновенный. Если не на стол гостям, а для себя, то чищу только так: не отнимая ножа, очищаю кожуру лентой, а потом делю цитрус на дольки. 

В конце мая проходила традиционная, вот уже восьмая, ежегодная книжная ярмарка "Книжный Арсенал". На открытие 30 мая ходила сама, как-то так сложилось, что компанию в этот раз мне никто не составил, у одних не получилось, другие не захотели, колхоз, как мы помним, дело добровольное.

Хотя, буду честна, походы в одиночку на такие мероприятия, как книжные или художественные выставки, меня никогда не то, чтобы не напрягали, но даже и не смущали, мало того, я даже по-другому кайфую, когда хожу одна, совершенно иное восприятие и соответственно иные эмоции, как будто внутри включается совсем другая оптика и что немаловажно - отсутствие белого шума.

Нагулялась по ярмарке в полное удовольствие, свезло плодотворно пообщаться с двумя авторами книг по киевоведенью, по большому счету, что уж тут скрывать, последние года два-три я хожу на "Книжный Арсенал" в основном за литературой подобного толка, т.к. с художественной у меня не особо складывается в силу того, что идет не агрессивная украинизация, нет, а категоричное агрессивное вытеснение, вплоть до запрета, русского языка. Я ничего не имею против украинского языка, очень здорово, что в последние годы печатают здесь у нас не только "своих авторов", но и появились переводная иностранная литература на "соловьиной мове", но, знаете, я категорически против отсутствия выбора. И да, я выбираю читать на русском, хотя украинским владею не скажу, чтобы в совершенстве, но довольно хорошо... в общем, эта тема довольно серьезно-болезненная лично для меня, а хотелось бы сейчас о хорошем. 

Так вот, о том хорошем, которое я обожаю, а обожаю я большие и малые истории, которые аккуратно и быстро, лихо вяжутся петля в петлю: среди усыновленных и удочеренных книг (да-да, я делю книги на мальчиков и девочек, и это абсолютно не имеет отношения к полу автора, тут про внутреннее содержание, про наполнение, про характер, нрав, все эти коленца, на цыпочках, цирлих-манирлих или, наоборот, открытость и ясность, пацан сказал - пацан сделал и т.п.) оказалась книга "Судьбы Андреевского спуска" Дмитрия Шлёнского (издательство "Коло" (г. Дрогобыч, к слову), 2016 год, тираж минимум миниморум - всего 500 экз., Nota bene!). В разделе "Архитекторы и Спуск" читаю:

"В мае 1905 года в Доме-тереме поселился военный инженер-архитектор, герой Порт-Артура Илья Андреевич Крестинский (1861-1918). После падения крепости, в обороне которой он принимал самое непосредственное участие, его направили в распоряжение Киевского военно-окружного Управления и полковник приехал в город вместе с женой Полиной и детьми от предыдущих браков. Именно на спуске родилась его дочь Людмила, вошедшая в историю литературы, как "бурбонская лилия красного графа" - знаменитого писателя Алексея Николаевича Толстого."

Хомо хомини люпус эст. Вот так! То бишь, оказывается, человек человеку не друг, товарищ и брат, как нас учителя в детстве учили, а волк. Просто волк зубами щёлк. Представляете, об этом ещё писал в позапрошлом году человеческой эры римский комедиограф Тит Макций Плавт в своей "Ослиной комедии"!

И даже горожанин Василий Витальевич Шульгин - личность, харизма, умище, кровь, кость и такие усища (вах!), мемуары которого нынче читаю, ослиную теорию не опровергнул, а даже развил - умело и ловко, как истый журналист, натуральный, без всех этих нынешних веяний-подходов: два-три слова сумел прожурчать, завязать предложением, сумел падежи согласовать - браво! возьми с полки пирожок "Я журналист!"

ВВШ, на самом деле, личность очень и очень неординарная, но сегодня не про его жизненный путь и вклад в историю, а, наверное, стоит как-нибудь написать более-менее подробно, одна газета Юго-Западного края "Киевлянин" - крупнейшая периодика Российской империи на протяжении 55 лет, в которой он последние шесть лет ее существования, с 1913 по 1919 гг., был главным редактором, а до него его отчим, а до отчима - отец Василия, историк, действительный статский советник, преподаватель Университета Св. Владимира, он же и основатель газеты... такое вот переходное знамя.

И этот семейный анамнез, как вы понимаете, реально ярким цветком вплелся в венок анамнеза государства, от которого нынче осталось одно имя в истории... да и то, как водится, наши нынешние пЕсататели-жур-жур стараются перепи-ии-сать. Писают и писают, как будто предприняли попытку удачно и наверняка суициднуть, а вышло, как всегда у непрофессионалов неловко - по ошибке, по банальному незнанию с серьезной мордой лица объелись "серьезными таблетками", а они чудным образом оказались диуретиками, они же мочегонными.

Не помню, рассказывала ли я вам давнишний случай из практики, как тётка от неразделённой любви выпила бутылку водки и... упаковку фуросемида (какие каблетки в доме были, те и выпила, ну, а чО! Это бытовые реалии). Правда, тётка была ещё та дура - водку выпила, таблетки сожрала, и тут же вспомнила, что надо забрать внучку из сада. Вспомнила и пошла, благо - рядом. Думаю, воспитательницы того детсада до сих пор помнят то фонтанирующее шоу: пришла бабушка за внучкой, и вдруг на пороге неожиданно выключилась, упала, задёргалась (но нынче все с Интернетом дружат и очень даже в курсе, что правильно, как минимум, говорить конвульсии, а так-то - судороги), и одновременно как начала, как начала в собственной луже тонуть!..

Я вот тоже, кстати, много наговорила лишнего, практически себя словами утопила, а вначале всего лишь хотела рядом с вами помолчать, многозначительно вздохнуть и тихо, буквально шепотом (не потому, что стыдно или нечего рассказать, а потому, что со своими можно говорить не напрягая голосовые связки), поделиться цитатой из книги Шульгина "Три столицы", написанной им (я про книгу) по следам поездки в Советскую Россию в 1925 г.

"Теория, будто бы революцию делают голодные - неправильна, ее нужно сдать в архив. Революцию делают сытые, если им два дня не дают есть. Такова была февральская революция в Петрограде в 1917 году. Два дня не стало хлеба, и упала царская власть".

"Не изображай постоянно мировую скорбь. Склонность к депрессии и загадочная грусть нынче не в моде. Свои проблемы приоткрывай перед ним постепенно. Нынешний мужчина слаб и может испугаться. Но проверить Вадима на прочность тоже не мешает. Если ты убедишься, что в серьезной ситуации он готов немедленно прийти на помощь, а на твои капризы и дурное настроение он не реагирует, - значит, все в порядке. Он не обязан вздрагивать от каждого твоего чиха или сострадать во время месячных. Не ворчи, когда он смотрит футбол по телевизору. Лучше подай ему кофе с булочкой. Изменить ты все равно ничего не можешь, да и зачем? - у него есть право на личную жизнь. А за картошкой пошлешь его, когда футбол кончится. Или завтра."

(К. Паустовский)

Читаю презанятнейшую книгу пермского историка Олега Лейбовича  "В городе М. Очерки социальной повседневности советской провинции". 

"Обычно бумаги такого рода - блокнотный листок, наспех записанный дрянным пером, в дела не подшивались. Сотрудник обкома получил премию от большого хозяйственного руководителя - золотые часы. Товарищи по партии сочли, что подарок не по чину и доложили секретарю обкома. Тот распорядился часы вернуть. Раздосадованный аппаратчик приказание выполнил, но обиделся

...читаю воспоминания Натальи Рапопорт - дочери Якова Львовича Рапопорта, выдающегося советского ученого-патологоанатома, одного из фигурантов "Дела врачей".

Послужной список Якова Львовича огромен. Не буду останавливаться на его научных трактатах патоморфолога, т.к. это интересно только узкому кругу - специалистам, а вот для широкой аудитории про его прозекторский путь "и нищим, и богатым мы одинаково нужны" наживкой вкратце напишу: в конце 1939 г. принимал непосредственное участие (в роли патологоанатома) в ликвидации очага легочной чумы в Москве, лично вскрывал Дау (академика Льва Ландау), с которым дружил "не очень близко, но радостно", уже будучи довольно зрелым, в возрасте 91 года, по просьбе семьи Сахарова и физиков ФИАНа присутствовал, как эксперт, на судебно-медицинском вскрытии "внезапно умершего" академика.

Для тех, кто не питается сенсациями, наживка, конечно, тухлая. Но у меня, дорогие дружочки, для вас припасены и свежие разносолы, приправленные острым умом, еврейской мудростью и изысканным, редким юмором.

«У папы было много юбилеев. Они шли один за другим, только успевай поворачиваться: 70, 75, 80, 85… И так далее.

(Яков Львович умер в возрасте 97 лет -  здесь и дальше мои слова)

Семидесятилетие пришлось на 1968 год. Папа вышел на сцену Мединститута, всю усыпанную цветами. Зал встал и долго ему аплодировал. <…> Растроганный папа сказал так: «Вы приветствуете меня, как тенора или кинозвезду. Право, если бы я был тенор, я бы сейчас вам спел. Если бы я был артист балета, я бы вам станцевал. Но что может сделать для вас патологоанатом?!"

"На 90-летнем юбилее папа сказал: «Кажется, приближается старость». Он не кокетничал. В 90 лет он не выглядел и не был стариком. Одна из его любимых учениц воскликнула восхищенно: «Яков Львович, вы совсем не меняетесь!» Папа возразил: «Ах, Ирочка, это такое опасное заявление! Неизменность структуры обычно свидетельствует об афункциональности органа…»

(Неизменность  структуры свидетельствует… Слышу речь не мальчика, но мужа. Профессионально, мудро и очень вовремя, по крайней мере, лично для меня. А еще вспомнилось, как не так давно здесь разгорелся нешуточный диспут под моей невинной цитатой о женщинах, которые совершают ошибку, когда ходят с одной и той же прической, что и на пике своей привлекательности).

Утром за общим завтраком папа громко сказал Фогельсону:

– После этой ночи, как честный человек, я обязан на вас жениться. По возвращении в Москву я буду просить вашей руки у ваших родителей.»

(Своих признаешь по юмору. Не знаю, как вы, но я бы Рапопорта, если бы не удедила (знаю, что слова такого нет, а хочется), то, как минимум, усоседила, без устали поила бы чаем с плюшками, лишь бы делился, рассказывал, пел).

Вспомнился тут как-то мне Бальмонт. Нет, не по случаю полновесной Луны, которая "богата силою внушения", а просто музыкой навеяло, постом Наташи Atalie. Чуток разговорились: я про своего Бальмонта - она в ответ про своего Бальмонта, вслед я вспомнила мемуары Андреевой, советовала - она ответила, мол есть, скачала. А я тут же и сама пошла их перечитывать. 

Как вновь. Реально, читаю как вновь! Бальмонт нынче в этом "перечтении" воспоминаний Андреевой-Бальмонт для меня сквозная линия (да, был! да, есть! да, будет!), но на передний план выступило купечество той поры - прародители буржуазного слоя общества (читаю: семейные кланы Королёвых, Третьяковых, Морозовых, а подразумеваю-то наших - Терещенко, Харитоненко, Бродских).

"Моих двух дедушек привезли совсем маленькими в начале девятнадцатого столетия, в 1808 году, в Москву, где их отцы уже успешно вели торговлю".

"В нашем семействе он уступил естественной силе вещей: отец умер, семьи братьев разрастались, на усадьбе становилось тесно. А торговля шла хорошо, братья стали понемногу выделяться (sic!). Один переселился в Петербург и там открыл магазин обуви. (О нем, между прочим, упоминает Чернышевский в своем романе "Что делать?: "Вера Павловна любила франтить (!) и носила ботиночки от Королёва").

"За два года до революции, в 1915 году, было решено реорганизовать торговый дом по предложению Соловьева, который давно задумал и подготовлял реформу, менявшего весь характер старого дела. [...]

С революцией эти планы рухнули, несмотря на все старания Соловьева, который был передовым человеком, приспособить торговлю к новым формам жизни. Ликвидация торгового дома состоялась, но вырученный капитал был взят государством. И дело в самом расцвете своем погибло..."

(продолжение чтения на карандаш следует, не отключайтесь!)

Андрей Ломачинский "Курьезы военной медицины и экспертизы". Сборник рассказов военного врача-судмедэксперта в жанре черного юмора.

Книга лежала в закладках давно, а прочиталась быстро и с удовольствием за два дня поездок на работу-с работы в переполненном метро, значительно облегчив симптомы послеотпускной мизантропии. Рекомендую для тех, кто любит медицинские байки в стиле застольного трепа после третьей рюмки. 

http://royallib.com/book/lomachinskiy_andrey/kurez...oy_meditsini_i_ekstertizi.html

Дон-Аминадо (Аминад Петрович (при рождении - Аминодав Пейсахович) Шполянский) чудесный, роскошно-прекрасный рассказчик. Смешливый, меткий, звучный, живой вне времени слог, полифония еврейской крови, южного темперамента, провинциальной милой непосредственности, широко распахнутых очей, горячего сердца, пытливого ума и здоровой иронии. Немного жаль, что только сейчас открываю его для себя не только как поэта, но и как прозаика, а с другой стороны - все, что ни случается, случается вовремя. Наверное, так было угодно судьбе. И я ей за это очень благодарна. Благодарна за то, что эта встреча случилась сейчас, в хмурые дни февраля, когда силы выживать в царстве бога снежных равнин и крепких морозов на исходе. Греюсь об него согреваясь. И так мне сегодня вечером рядом с ним хорошо, так внутри избыточно тепло, что захотелось поделиться.

"Поезд на третьем пути" - это не мемуары в привычном понимании, это своего рода постоянная авторская колонка в периодическом печатном издании "Жизнь между поездами", выходящем с 1888 по 1957 годы. Литературный жанр? Тут и эссе, и фельетон, а порой и характеристика на друзей, товарищей, знакомых - емкая, четкая, по делу и по нраву, по нраву не автора, по нраву тех, кто уже далече.

"Поезд на третьем пути" - это одновременно anamnesis vitae (анамнез жизни) и anamnesis morbi (анамнез заболевания), как автора, как и той эпохи, в которой он родился, рос, зрел и умер. Одним словом - пролог в историю болезни. По закону пропедевтики за этим должен следовать раздел "Жалобы", но Дон-Аминадо не только не врач, но и не пациент, он душой идальго, рыцарь печального образа, сервантовский Дон Кихот, по крайней мере приставка Дон в его псевдониме нам на это намекает. Сам автор, кстати, не оставил никаких объяснений на этот счет, но его подпись "Гидальго" под поэтическими публикациями в газете "Новь"  сильно говорящая. А рыцари, как нас учит литература, не плачутся.

Что касается разделов "Объективный статус" и Диагноз" в его истории болезни "Поезд на третьем пути", могу сказать одно: Он - человек. А латынь по сему гласит: "Errart humanum est", в переводе - "Человеку свойственно ошибаться". В моем перефразе - кто не ошибается, тот не человек.

Вначале хотела втиснуть сюда цитаты про его город детства, Новоград - небольшой городок где-то в степях Новороссии, на берегу Ингула, "потерянный, невозвращенный рай!", но, вспомнив, что я так и не поделилась с вами обещанными картинками из прошлогодней поездки в Елисаветград, вовремя опомнилась.

Зато поделюсь другим чудным.

Например, его Одессой.

"Годы шли, а вокруг, на берегу самого синего моря, шумел, гудел, жил своей жизнью великолепный южный город, как камергерской лентой опоясанный чинным Николаевским бульваром, Александровским парком, обрывистыми Большим и Малым Фонтанами, счастливой почти настоящей Аркадией, и черно-желтыми своими лиманами, Хаджибеевским и Куяльницким".

Знаю, есть люди, которые неимоверно искусно умеют рецензию хоть на фильм, хоть на книгу написать. Разделать любое произведение, как заправский мясник коровью тушу (и му-му-ки и не-му-му-му-ки творчества), на ровные аккуратные кусочки: чик -  вот вам шея! чик - вот вам покромка! чик-чик-чик - вот вам лопатка, спинка, кострец, пашинка! А это - хвост, его исключительно в холодец тире студень. И все у них выходит так ладно, так ловко и быстро, глядеть не наглядеться, любоваться не налюбоваться, сплошное очарование ремеслом, ну, чисто фокусники, ей бо! Была корова - нет коровы. Нет коровы, разобрали, только хвост остался, но на студень сойдет.

Я так не умею от слова совсем. Я или беру корову всю вместе с хвостом, или не беру. Если взяла, то она вся моя, вся моя как есть... с шеей, покромкой, лопаткой, спинкой, кострецом, пашинкой, а лишний хвост, уж точно, в хозяйстве не будет лишним, хоть куда пригодится!

Поэтому, просто делюсь хвостом, вдруг и вам надо. А если ко всему вы еще, как и я, некрополист-любитель с неутомленными ногами и открытой душой, да еще и Москва под боком, то фраза "Давайте встретимся на Новодевичьем!" уж точно будет нашим секретным паролем.

Игорь Оболенский "Легенды московских кладбищ" http://iknigi.net/avtor-igor-obolenskiy/87907-legendy-moskovskih-kladbisch-igor-obolenskiy.html