И табе, такэ будэ!

Валерий Столыпин


Бабушка Ирина, сидит в раскаленной духотой комнате, не двигаясь. Одета она, вполне по-зимнему, в шерстяной свитер, вязаную шапочку и катаные валенки.
В комнате есть телевизор, на столе лежит стопка книг, но она погружена в себя, не обращает внимание на внешний мир. Видимо, путешествует во времени. Со стариками это часто происходит.
Жизнь, по большей части, прожита, основная и главная, запечатленная памятью, покоится внутри. Воспоминания становятся живыми, проходя перед мысленным взором цветными картинками, звуковыми галлюцинациями, вызывают ощущение присутствия и участия. Нередко, Ирина Сергеевна, силится вспомнить вкус или запах, запавший в душу во времена детства или юности. Такие, родные, ароматы, всегда привязаны к определенным событиям.Помнится, как совсем махонькую, брали ее родители на сенокос. Было это в самый разгар лета. Стрекотали кузнечики, прыгали из-под ног, потешно взмахивая крыльями. Цветущее разнотравье, непрерывное гудение пчел и шмелей. Парящие над цветками, разноцветные, по большей части полосатые, мушки. Бабочки, порхающие между всем этим великолепием. Пение невидимых птиц, лишь изредка вспархивающих, не понятно, откуда. И сладкий, дурманящий, запах свежескошенных трав. Взрослые, сгребают сено, складывают в стожок. После, мамка собирает обед, прямо на траве, подстелив цветастую скатерть. Приходит папка, разгоряченный, потный, в рубахе с закатанными рукавами и распахнутым воротом. Мамка, подает ему кринку молока, вышитый рушник. Отец, пьет, проливая белую жидкость струйкой на грудь, крякает от удовольствия, смачно, с причмокиванием, целует в губы мамку, вытирает обоих полотенцем, хватает на руки ее, маленькую Иришку, подбрасывает и смеется. От него исходит пряный, терпкий, дух разморенного мужского тела, сдобренный ароматом настоявшихся трав, полуденного зноя, молока. Этот запах, точнее, все вместе: аромат, звуки, ощущение тепла, счастья, стал посещать Ирину Сергеевну все чаще. Она вдыхает, эту до боли родную смесь ощущений, щурится подслеповатыми глазами, выдавая свое состояние выражением на лице блаженства и умиротворенности. Было. Все было. Теперь, она осталась одна.
Конечно, есть еще две дочки, у них она и живет, по очереди. Как ни крути, самым дорогим и родным, все же, был муж. Не было никого ближе. Все, самое важное и дорогое, добывали вместе, в том числе и злосчастья пополам делили. Когда и куда направляться далее, что делать, с кем жить, решают сестры, постоянно делая из этого неразрешимую проблему. Сынок, недавно сгинул, неловко, очень небрежно закрепив машину, во время ремонта, на самодельном стапеле. Нажал на гаечный ключ покрепче, сдвинул, подставку с места, машина и завалилась, придавив сыночка насмерть, царство ему небесное, земля пухом. Все чаще, раздаются голоса с того света, забирая родных, знакомых и близких. Скоро и ее черед настанет. Не долго, осталось. Пора и честь знать, Никифор Степанович, муж ее, с которым прожила большую, раньше казалось, бесконечную, жизнь, который уже раз зовет ее во сне к себе в гости. Она бы и пошла, да что-то еще удерживает ее на Земле, не дает покоя. Есть, у нее, ощущение некой незавершенности, словно писала, сочиняла письмо, но забыла про главное и никак вспомить не может, что именно. Иногда, ведь, и точка пропущенная, напрочь меняет смысл всего. Казалось бы, все в этой жизни переделала: дочерей вырастила, дом обиходила, даже профессию свою учительскую по наследству передала, внучек дождалась. Замечательные детишки, шустрые, красавицы.
Сдается, Ирине Сергеевне, неспроста не призывают ее на суд Божий. Есть, значит, за ней должок. Может, урок какой, не до конца выучила или не туда свернула по пути к финишу, теперь предстоит упущенное выправить. Да и то, если подумать, жизнь - это драма, театральное действо. Если, все хорошо обыграл, а последнюю сцену показать поленился, зритель ничего не поймет, толком. Останется, лишь гадать, чего да как создатель задумал. Дожить нужно, обязательно, до финала. А слезу, пусть уж без нее роняют. Она, свои давно выплакала. Если и осталась какая капля, следует сберечь ее, на крайнюю надобность. Слеза, тоже богатство. Вон, как дочки для нее стараются, хотят, чтобы подольше поскрипела. Глаза, отремонтировали, катаракту сняли, легкие подлечили. Зачем, хлопочут? Нет, своего, а от подаренного рая, счастья не будет. Давно уже свыклась она со всеми болезнями, кроме одной, пожалуй. Несколько лет назад, инсульт ее разбил. Долго разговаривать не могла, еле передвигалась. Сейчас, отпустило, маленько. Только, речь замедленная и не очень связная. Соображает, покуда, нормально. Все, понимает. По дому, старается помогать, только дочки не очень позволяют. Наверняка, боятся, что побьет чего, испортит. Сиднем сидеть, тоже не очень здорово. Скучно, так. Только память и спасает.
Странно, жить теперь стали. Друг перед дружкой, перья распускают, словно павлиньими хвостами хвастают. У кого чего больше, добрее и шире. И детишек тому же учат с малых лет. Нет бы, усилия и способности, на доброту истратить, жизнь друг другу облегчить, наоборот, завистью себя изводят. Не дай бог, у соседа богаче. Скромность и честность нынче не в почете. Все, хотят быть, как они теперь говорят, крутыми.
В комнату, тем временем, забегают внучки. Яркие и шумные, почти невесомые, сестрички. Одной, четыре, другой чуть больше пяти.
— Бабушка, включи мультики.
— Не умею я, малышки. Стара стала. Учили, а не пойму, никак. Мамку, позовите.
— В магазин, ушла, мамка. Тогда, конфет, дай.
— И конфет у меня нет, золотки. Мамку, дожидайте.
— Ну и дура! Ничего у тебя нет. Даже, разговаривать, как следует, не умеешь.
— Бабка ёжка, костяная ножка, с печки упала, ногу сломала, а потом и говорит - у меня нога болит. Пошла на улицу, раздавила курицу. Пошла на базар, раздавила самовар. Пошла на лужайку, испугала зайку...
— Бабка ежка, бабка ежка, поиграй нам на гармошке. ;;Беззубая карга, тебя кошка родила, тебя поп крестил и штаны спустил...
— Разве, вас не учили, что взрослых нельзя дразнить и обзывать. Я, ведь, ваша бабушка, мамка вашей мамы. Не стыдно вам? Вы, ведь, тоже когда-нибудь, станете старыми.
— А вот и не станем! Бабка Ирка, в бублике дырка. Бабка обижается, и на нас ругается!
— Придется, мамке на вас пожаловаться.
— Ну и дура! Мы тоже скажем, что ты кружку разбила.
— Не выдумывайте, ничего я не била. Сиднем сижу. Ни разу не встала.
— А мы, сейчас, разобъем и скажем, что ты.
— Так, поступать, гадко.
— Не будешь, ябедничать. Ябеда, ябеда, ябеда-корябеда!
Бабушка Ира, моментально возвратилась из своих воспоминаний, почувствовала на своем лице соленую влагу, промакнула слезу кончиком пальца, лизнула, почувствовала горько-соленый привкус. Значит, не все еще выплакала. Она отвернулась от внучек, уставившись размытым слезой взором, направленным в никуда и тихо сказала, — ничого! И табе, такэ будэ! Усе, возвертается, взад.



© Copyright: Валерий Столыпин, 2018
Свидетельство о публикации №218051401004

http://www.proza.ru/2018/05/14/1004