На следующую ночь, едва стемнело, он пришел ко мне. Я предложил ему ужин и вино; от еды он отказался, а вина немного выпил. Совсем чуть-чуть. Так, пригубил.

Свет лампы плясал на стенках шатра, я машинально поглаживал мягкую шкуру, на которой валялся; а он вполголоса читал мне стихи на каком-то из арабских наречий, которое я едва понимал – но от этого стихи казались совершенными, как небо, взгляда на которое мне вчера хватило, чтобы закатить такую живописную истерику.

Он замолчал, встал и сбросил верхнюю накидку. И почему-то размотал тюрбан.

У него великолепные волосы – ровные, гладкие, густые, блестящие. Странно. Но красиво. Им позавидовала бы любая красавица.

Тонкая ткань тюрбана была намотана во множество слоев, и теперь рядом с ним образовалась гора белоснежного шелка.

Затем он снял с руки кольцо и бросил в кубок.

Он налил в кубок вино и протянул мне. Я улыбнулся – полагаю, бледно. Невесело.

- Ты читал заклинанья? – спросил я его и отпил из кубка.

- Нет. – его голос по-прежнему казался мне поразительным. - Заклинание здесь. – И он указал на кубок, а затем себе на грудь.

Я зажмурился и выпил все. Его перстень ткнулся мне в губы. Я запустил в кубок пальцы и прижал перстень к губам, и только потом отставил кубок. Я поцеловал перстень и вернул его ему.

Его глаза мерцали, а выражение лица ранило душу.

Я встал и склонился над ним. И тут же почувствовал на своем бедре его руку. Глядя мне в глаза, он принялся неторопливо расстегивать мою одежду.

Горячая волна прошла по мне, я судорожно глотнул воздух, качнулся и осел на пол.

Его глаза внимательно и спокойно следили за мной. Он не двигался.

Затем улыбнулся мне, взял другой кубок и бросил в него другое кольцо.

Я посмотрел на его руки.

Его пальцы были унизаны перстнями, а на запястьях поблескивали цепи и браслеты.

Я натянуто улыбнулся. Что же, в каждом из них – по заклятию?..

Наши глаза встретились. Он мягко ответил на мою улыбку. А затем сказал:

- Нет. Те, о которых ты подумал – не во всех.

Меня почему-то нисколько не удивило, что он отвечает на мой мысленный вопрос. В глазах у меня плыло, и движения мои теряли связность.

Он взял кувшин с вином, оценивающе взглянул на меня и налил в кубок с перстнем несколько капель.

У меня в груди ворочались острые ножи и холодные камни.

Я принял кубок из его рук и, пытаясь переждать боль, прижал кубок к груди. Острая вспышка боли тут же ослепила меня. Я смотрел на него, ожидая, когда станет легче. Он сделал движение, точно хотел обнять меня, но сдержался. В его глазах я видел отсветы своей боли.

Затем я увидел, как его губы шевелятся, и услышал арабские слова:

- Люблю. Что бы это ни было – люблю.

Я выпил вино одним глотком, и перстень оказался у меня в губах.

Я осторожно взял его и рассмотрел.

В нем был великолепный камень мягкого синего цвета. Там, где грани камня отражали свет, появлялось бело-голубое сверкание; в тени камень казался черным.

Я не мог оторвать от него глаз. Я хотел и не решался вернуть ему этот перстень.

- Оставь его себе, - услышал я.

Затем он налил в кубок вино и отпил сам. Произнес несколько слов – это явно тоже были стихи – и протянул его мне.

Я пригубил вино, и волна силы поднялась из моего сердца. Сметая на своем пути все, она ослепила и лишила меня чувства тела. Я очнулся от того, что ощутил, как его пальцы застегивают на моей шее цепь – драгоценную, но все-таки бывшую цепью. Я никогда не носил на шее украшений. Я открыл глаза, все еще не видя, и схватил его руку. Он наклонился ко мне и поцеловал меня между ключиц.

Огонь вспыхнул у меня в промежности с такой силой, что я вскрикнул. Его руки обвили меня, приподымая – он освобождал меня от одежды.

Дальше был вихрь разноцветного пламени, и я был – пламя, и пламенем был он; мы танцевали…