Ян Виниаминович Чеснов, российский этнограф, доктор исторических наук, профессор, родился в г. Грозный в 1937 году.

Простая улыбка подчас может сделать больше, чем пушки, гранаты и даже дипломатия. Если бы только увидеть эту улыбку во время разрыва снарядов! Ведь нельзя же быть врагами, когда вместе смеешься! Но для этого надо знать, над чем смеются люди по ту сторону фронта. Сегодня это — чеченцы.

Михаил Михайлович Бахтин в книге о Франсуа Рабле открыл, что смеховое начало укоренено в народной культуре. И тем самым — в сущности человека. Считается, что дети смеются уже на сороковой день после рождения. А почему? Потому что они радуются и этим смехом присутствуют в мире. Народы тоже в чем-то дети. Их смех незлобив и всех нас примиряет. Таков смех и чеченцев.

Обозначив эту тему, я вдруг призадумался, как писать о смехе, когда народ гибнет, идет война. И, наверное, половина всех чеченцев — беженцы, без дома, работы и средств к существованию. До смеха ли? Но как переломить ситуацию? Как заставить посмотреть на чеченцев как на людей, а не как на бандитов? Я выбрал смех. Потому что в Чечне смеются все.

Недаром суровый Шамиль сто пятьдесят лет назад говорил о своем знании языков: «Кроме арабского я знаю три языка: аварский, кумыкский и чеченский. С аварским я иду в бой, на кумыкском изъясняюсь с женщинами, на чеченском шучу».

Шутка чеченцев — понятная всем и никому не в ущерб. Это и есть, пожалуй, очень важная, этнологическая, если хотите, черта чеченской культуры: здесь нет смеха, унижающего достоинство человека, смеха-издевательства. Смех у чеченцев, скорее, самоирония. О том, что смех не должен переходить в насмешку, предупреждает пословица: «Шутка — начало ссоры». Ну а если уж сам оплошал и попался на язык зубоскала, то обижаться нельзя ни в коей мере — это позорно. И опять пословица предупреждает: «Только раб может обижаться».

Очень точно написал сто лет назад Николай Семенов, хорошо знавший обычаи народа: «Чеченцы смеются вообще хорошо и много». Видно, эта черта их нрава раздражала завоевателя Тимура еще в XV веке. Есть у чеченцев предание, что он приказал отнять у них музыкальные инструменты (дечик — пандыры) — ведь музыка и смех часто дополняют друг друга. В старину по чеченским селам ходили компании скоморохов (джухургов), канатоходцев и других полупрофессиональных артистов и смешили, веселили людей.

В каждом селе и по сию пору есть остряк, опаснее которого может быть только языкастая джиро (вдова или разведенка). А просто балагуров хоть отбавляй и сегодня.

Смешные анекдоты и короткие истории у чеченцев существуют сами по себе или же бывают соединены в циклы. Героями этих повествований тогда становятся Молла-Нясарт (тот же знаменитый Ходжа Насреддин), Цаген. От них не отстает некий Чора из горного чаберлоевского села Дая. Наверно, этот Чора был действительно остроумным и смелым человеком, приводившим в бешенство царского пристава, а потом уже народ связал с его именем и другие забавные истории. Подобные, по-своему выдающиеся личности живут и в наше время. Иногда это пожилые люди, знатоки арабской литературы, муллы. Высокое знание не изолирует их от людей, напротив — открывает ум и сердце навстречу парадоксам жизни. Ум, усмешка, окрашенные добротой, становятся и мудростью.

Некогда существовала такая форма обычного права: если обвиняемый на суде заставит судью рассмеяться, он считается оправданным.

Между прочим, именно «юридический» юмор составляет заметную черту чеченского менталитета. Вот примеры. Один мудрец утверждал: «Лучше иметь соседа богатого». Спрашивают: «Почему?» Мудрец отвечает: «Если он окажется добрым, то это — клад, а если не добрым, то по крайней мере красть не будет». Иногда этого мудреца не называют по имени, но чаще называют. Это прадед фамилии Махаджиевых по имени Джаад.

Вот другая история, связанная с Джаадом. Говорят, что он был запаслив. Один человек взял у Джаада деньги в долг. Прошло много времени, и он стал думать, что старик о своих деньгах забыл. Поэтому пришел опять просить. Джаад велел поискать под ковром. Но поиски не дали результатов. «Были бы, — сказал Джаад, — если бы ты старый долг вернул».

А вот история из коллекции знатока народного быта и юмора Абдуллы Гапаева, «юридический» казус, случившийся в Автуры — родном селе Гапаева. Как-то автуранцы у одного своего односельчанина увели и спрятали быков. Потерпевший решил проявить выдержку и молчать. Наконец, один из шутников не выдерживает и заявляет: «А у тебя быки пропали». На что потерпевший с истинно чеченским юмором отвечает: «Кроме тебя никто не знает, где мои быки».

По всей Чечне своей мудростью в 1920-1930-е годы славился Доша из Урус-Мартана. Однажды пришел к нему молодой человек в оборванной одежде и в синяках. Он рассказал, что в селе Дуба-юрт он украл лошадь. Его догнали, отобрали лошадь и избили, а потом спросили: «Чей ты сын?» Молодой человек сообщает Доше, что он заявил, что он его сын. Доша понял, что надо ехать и снять пятно со своей чести, — ведь лошадь украл вовсе не его сын. Он просит молодого человека помочь ему запрячь лошадь. Тот отказывается. Доша говорит: «Я же по твоему делу спешу». И в ответ слышит: «Нет, это уже твое дело».

Иногда мудрые суждения по поводу глупого вопроса или ответа принадлежат мулле, а иногда обычному грешному человеку. Вот примеры:

— Ва, мулла, если я сожгу арбу табаку, снизойдет ли на меня милость Бога? — спрашивает Чора.

— Обязательно снизойдет, — отвечает мулла, думая, что Чора решил бороться с зельем.

— Клянусь Богом, — говорит Чора, — искурил не меньше арбы табаку, а милости так и не дождался.

В следующем анекдоте мулла (кажется, это Бола из Элистанжи) высмеивает человека, претендующего на праведность. Он зашел к мулле задать вопрос:

— У меня была возможность сойтись с женщиной, но я воздержался. Зачтется ли это мне на том свете?

Мулла отвечает:

— Кто не конах (то есть не настоящий мужчина, рыцарь), вряд ли на том свете будет ценим.

Еще один случай. Лысый человек спрашивает у муллы: «После смерти что будет с моей лысой головой?» — «Будет золотой!» — отвечает мулла. Спрашивающий восклицает со вздохом: «Так никогда и не станет нормальной!»

Абдулла Гапаев считает, что носителями юмора в Чечне были суфийские ордена, которые использовали его для выражения сокровенных религиозных идей. Таким было общество тюллиг тоба. Тюллиги отличались свободомыслием, пародировали мулл и всех высмеивали, включая и себя.

Суфийскому исламу мы обязаны образом Насреддина, мудреца и простака, в котором высокие человеческие достоинства перемешаны с мелкими слабостями. В науке идет спор о родине Насреддина. Но он повсюду дома, в том числе и в Чечне.

Сама жизнь убеждает нас в том, как бывает беспомощна любая мудрость. Может быть, в этом и есть большое благо, ибо иначе мудрость возгордилась бы и не стала мудростью.

Рассказывают, что во время одной современной свадьбы ребятишки хотели остановить кортеж машины, чтобы получить положенные мелкие подарки. Для этого они хотели поперек дороги натянуть веревку. Один старик сказал, что он это сделает и без веревки, и положил поперек дороги свой костыль. Но… машины спокойно через костыль переехали.

Мне кажется, что глубокое уважение возраста вообще и особенно стариков у чеченцев компенсируется юмором, направленным в их адрес. Об этом ведь говорит история о Доше и его внезапно появившемся «сыне». А вот история, которую мне рассказывали очевидцы. В одно село на обряд похорон сильно опоздали старики из Автуров. Они оправдывались тем, что очень долго не было автобуса. Говорят, что мулла с упреком сказал белобородым: «Сколько раз я вам говорил: не держитесь за свои мочалки, чтобы за рублем в карман не слазить и не заплатить таксисту».

Вообще же юмор по отношению к старикам очень мягок, чего не скажешь о юморе с их стороны. Посмотрим же на «стариковский» юмор. В этой категории выдающееся место у чеченцев занимает юмор умирающих или юмор в отношении умирающих. Вот у мелхов в Бамуте мне пришлось услышать такую шутку. К умирающему старику пришли его товарищи и сказали: «Как жалко, что такой человек в постели умирает, а не в бою!»

Чеченцы соблюдают правило, по которому человек, собравшийся на тот свет, должен завещать приличную сумму денег на общественные нужды. Один шутник в такой ситуации завещает совсем незначительные деньги. Ему говорят с укором, что этого мало. А он: «Потребуется больше, пусть меня сюда вернут!»

Жили два брата. Состарились. Один из них, старший, вел добродетельную жизнь, был образцовым гражданином общества. А другой до старости продолжал совершать неблаговидные поступки. Старший говорит младшему: «Ты же позоришь меня!», а младший отвечает: «Все-таки, когда я умру, на мои похороны придет больше народа, чем на твои». — «Почему?» — «Потому, — говорит младший, — что придут ради тебя. А на твои похороны ради меня не придут».

Вот история об одном чеченце, спасенном от смерти. Крестьянин работал на берегу реки, устраивая забор из плетня. Река разбушевалась от дождя и унесла попавшего в беду человека. Он временами, когда его голова оказывается над водой, кричит: «Я Хазир! Я Ильяс!» (Зов о помощи к мусульманским святым. Иногда это одно лицо — Хазир-Ильяс.) Работавший на берегу услышал крик и вытащил утопающего из воды. Положил на берегу и принялся за работу снова. Утопавший пришел в себя, посмотрел вокруг и понял, что все в порядке. Спрашивает работавшего человека: «Кому я обязан своей жизнью?» Спаситель говорит: «Почему ты звал Хазира и Ильяса, ведь меня зовут Махмуд». «Если бы я знал, что тебя зовут Махмуд, то я бы Хазира и Ильяса не стал звать».

А анекдот о том, как один проходимец представился наивной женщине идущим на тот свет, попал в сборники чеченского фольклора. Речь в нем шла о том, как простодушная женщина дала хитрецу деньги, чтобы тот отнес их на тот свет и передал ее отцу…

Темы смеха и смерти в чеченской культуре сближены, в частности, потому, что созвучны слова, означающие «смеяться» (вела) и «помирать» (вала). Юмор на смертном одре чеченцы ценят за то, что он снимает с людей тяжелую психическую нагрузку. О таких говорят, что они непременно в рай попадут.

В культуре смеха есть важное, но на поверхности не лежащее обстоятельство: смех в своих сокровенных истоках связан с зарождением жизни. Например, у якутов считается, что женщина, рассмеявшаяся на празднике, обязательно забеременеет. Праздник, собственно, и есть в своей сущности ритуальное порождение жизни. У чеченцев же даже смерть в своем неотвратимом приходе побеждается жизнью.

Отметим еще и такое наблюдение. У этого народа, как и повсюду, есть эротический юмор. Но он не бывает грязно-сексуальным. Вопрос женской чести — первейший. Недаром чеченцы говорят, что «сий («гордость», «достоинство») своих женщин мы высоко над своей головой держим». Но, как утверждают те же чеченцы, женщины в девять раз хитрее любого мужчины.

Вот пример. Одна супруга сказала мужу, что докажет, что он глупее ее. Когда он пахал, она подложила в борозду рыбу. Муж нашел рыбу. Принес домой и велел приготовить к тому времени, когда он вернется. Муж возвращается, требует приготовленную рыбу, а жена говорит, что не знает ни про какую рыбу. На шум пришли соседи. Муж им объяснил все по порядку, как было дело. Но соседи молча разошлись, как-то жалостливо на него глядя — дескать, спятил мужик: говорит, что рыбу плугом выпахал.

Еще история. Как-то уже старые муж с женой принимали гостей. Старушка разговорилась и стала описывать, как она плакала, когда ее девушкой выдали замуж и привезли в незнакомый дом. Тут-то старик и сказал: «Это мне надо было тогда плакать».

Как бы там ни было, женский ум может и выручить мужчину, и испортить ему жизнь. В одном селе рассказывают такую историю. Очевидно, она очень древняя. В те времена справляли еще праздник женщин. Вот к этому празднику мужчины решили построить и подарить женщинам мельницу. Самое примечательное в повествовании то, что эту мельницу они, вроде бы по неразумности своей, расположили на горе.

Но во всем мире, в том числе и у чеченцев, мельница несет эротическую символику. Слово «мельница» (хъайр) входит в число табуированных слов, которые нельзя произносить, выходя из дому в дорогу: здесь «мельница» означает по противопоставлению с домом мир эротический, неосвоенный, дикий. В излагаемой истории архаический момент в отношениях полов выражен явно. Вот и в свидетельствах древних греков об амазонках говорится, что они всходили на гору для общения с гаргареями, предками вайнахов. После этого женщины, забеременев, покидали мужчин. Момент ритуального разделения полов есть и в данной истории, изложение которой мы продолжаем.

Итак, мужчины тайком от женщин строят мельницу. Одного из них, когда он, усталый пришел с работы, жена стала выспрашивать. И добилась своей лаской, что он признался в том, что они строят на горе. Она в изумлении задала ему вопрос: «А как вы туда воду проведете?» На следующий день, когда этот мужчина пришел на стройку, работал он с неохотой, так как уже знал, что ничего не получится. Его товарищи спросили у него:

«В чем дело?» Он ответил вопросом: «А как мы сюда воду проведем?» Мужчины ему сказали: «Ты проболтался. Сам бы ты ни за что не догадался».

Несмотря на такие дошедшие до нас отголоски амазонского мифа, чеченский юмор очень слабо подчеркивает различия в половом поведении: здесь почти нет скабрезных анекдотов или анекдотов о супружеской неверности. В качестве истории, где говорится о жене, заподозренной в склонности к измене, приведем такую. Во время отсутствия мужа приехал его друг. Он поговорил с женой друга и уехал. Что-то в ее поведении ему показалось подозрительным. После он встретился с отсутствовавшим мужем и рассказал ему, что был у него дома и что «в доме косяк двери неровно стоит». Такое иносказание изобличало женскую неверность. Его друг с этой женщиной развелся.

В приведенной истории внимание сосредоточено на высоком этикете, выразившемся в косвенных, а не прямых словах друга. Метко найденное слово составляет суть следующей истории. Приехали к девушке свататься. У нее, да и в доме было все в порядке. Но вот один глаз у нее косил. Сватам это не понравилось, и они высказали это такими словами: «У вашей печки труба кривовата». На что невеста ответила: «Ну и что, что кривовата, зато тяга хорошая».

Уделив внимание эротической тематике, перейдем к историям о «нравах», где осуждаются человеческие пороки.

Есть смешная пословица: «Когда сам ешь, живот болит. Когда другие едят — душа болит». Под стать ей пословица о ритуальной трапезе мовладе: «В чем его достоинство? Едоков много, а еды мало».

О жадных хозяевах есть такие шутки. Жена говорит мужу: «Как красива спина нашего уходящего гостя». В другом варианте хозяин произносит тост: «Давайте выпьем за гостя, который завтра уезжает». Есть великолепная история о госте, которого хорошо приняли, а он гостит и уезжать не собирается. Съели уже быка, овец, кур. Жена принимается готовить непрестижное домашнее блюдо из теста. И советует мужу сделать намек гостю, что тому пора собираться. А гость по поводу предложенного блюда говорит, что «ничего, все хорошо, да и муки на всю зиму хватит».

В Чечне есть целый цикл о мудростях Болы — муллы из Элистанжи. К нему пришел человек и спрашивает: «Разрешено ли курить?» Бола ответил: «Точно не знаю. Но да не останется тот, кто курит, без табаку!» По другой версии позиция Болы оказалась определеннее. На вопрос о курении он ответил: «Если бы Бог создал человека для курения, то на голове устроил бы трубу».

Нравы советских лет нашли себе законное место в юморе чеченцев. Старик спрашивает у расхитителей районного масштаба: «Под знаменем марксизма-ленинизма куда вы товар деваете, который в райпо (потребительская кооперация) поступает?»

То ли шутку, то ли правду чеченцы рассказывают о том, как первый секретарь райкома КПСС убеждал, чтобы его не смещали: «Я и сам сыт. И детей устроил. А новый приедет голодный». Районы называют разные. Очевидно, история повторяется.

Естественно, легче всего подшутить над горцем — ламоро, скажем, впервые попавшим в большой Грозный. Но один горец так остроумно отреагировал по поводу подобных попыток: «Есть люди, которые пораньше с гор выехали, а теперь пытаются туда мусор мести. Не думают, что он может на них посыпаться».

Этнический юмор чеченцев незлобив. Как выглядят русские в зеркале чеченского юмора? У Болы из Элистанжи один парень спрашивает: «Что будет, если я женюсь на русской?» Бола отвечает: «Трудно сказать, но три раза в день щи ты будешь есть точно».

О встрече русского с кавказцем есть такой анекдот. Русский спрашивает кавказца, где находится железнодорожная станция. Кавказец, несший два арбуза, говорит: «На, подержи их». Затем освобождает руки, поднимает их вверх и восклицает: «Вах! Откуда я знаю!» Этот анекдот чеченцы любят рассказывать, может быть, потому, что сами-то все-таки жестикулируют мало.

А вот этнический юмор, направленный на самих себя. Чеченец, армянин и грузин поспорили, кто научит волка говорить. Чеченец взял плеть, ударил волка и спросил: «Нохчо вуй?» («Ты чеченец»?). Волк завыл: «Ву-у» (то есть «Да»).

Надеюсь, что читатель получил представление о склонности чеченцев к юмору, о его характере, где очень ощутима «лингвистическая» подоплека. Нет здесь и эротических сальностей. Чеченский мерцающий юмор люди часто высказывают с совершенно серьезным лицом. Хохот слышен редко.

О пустом смехе есть поговорка: «Имеющий во рту золотой зуб охотно смеется». Но юмор пронизывает всю жизнь. Он может сверкать даже в самых трагических ситуациях. Да и Всевышнему это не чуждо, ибо пословица гласит: «Когда обворовали вора, Бог рассмеялся».

источник