16.02.2016

Бродский его относил к самым близким по духу поэтам, а Бабель про него говорил, что в светлом будущем все будут такими же умными, верными и веселыми одесситами. Однако большинством он был незаслуженно забыт. Во многом из-за закрепившегося за ним звания «поэта революции», воспевавшего коммунистические идеалы. На самом деле Эдуард Багрицкий до разочарования советской властью просто не дожил – он умер 16 февраля 1934 года в 38 лет, оставшись навсегда талантливым поэтом своей эпохи.

 

Говорят, он не любил сентиментальности. Волновали его лишь кавалерийские марши, звуки труб, призывающих к бою, и звонкий удар скрещенных сабель. Действительно, когда 16 февраля 1934 года Эдуард Багрицкий скончался, провожать его в последний путь пришел эскадрон молодых кавалеристов с шашками наголо. Его называли поэтом революции, и в этом была своя правда. Ни один комсомольский сбор, к примеру, не обходился без зачитывания со сцены фрагментов из его поэмы «Смерть пионерки», включенной в обязательную школьную программу. К слову, на одном из таких собраний девочке Вале, долгое время считавшейся прообразом героини поэмы, был даже вручен посмертно комсомольский билет. А на протяжении десятилетий заучивали строки:

Однако именно из-за этой «революционной поэзии» Багрицкого и стали ненавидеть позднее те, кто без разбору начал проклинать абсолютно все советское.

 

 

О биографии его доподлинно известно немного. Обычно большая часть его биографии базируется либо на анализе его стихотворений, либо на воспоминаниях знакомых. Причем далеким от круга его друзей поэт мог, не моргнув глазом, выдать порой и придуманные истории. Так, во время переписи населения на вопрос, какой он владеет специальностью, Багрицкий ответил переписчику, что он канатоходец, и скрупулезно поведал о «нелегкой доле ходока по проволоке». А однажды и вовсе им овладела внезапная немота. Он перестал разговаривать и объяснялся жестами на языке глухонемых. Правда, через несколько дней сурдоперевод ему надоел, и Багрицкий заговорил.

Но все-таки известно, что родился Багрицкий 3 ноября 1885 года в скромной одесской квартирке в семье мелкого предпринимателя Годеля Мошковича Дзюбана и его супруги – Иты Абрамовны. На имени Эдуард, говорят, настояла мама, любившая иностранные романы. Родители по мере его взросления пытались направить его интерес в сторону серьезных – на их взгляд – профессий, он же хотел стать художником. Со школьной скамьи он любил рисовать, причем не с натуры, а то, что приходило на ум. В последующем все рукописи стихов Багрицкого будут неизменно сопровождаться его собственными эскизами, а сам он прослывет признанным знатоком изобразительного искусства.

Но всем его порывам выучиться на художника родители, не видящие в этом перспективы, противились. Как позже они не захотели видеть его и поэтом, направив на обучение в ремесленное, а затем и землемерное училище. Он же в отместку прогуливал занятия, проводя время у моря, много читая и живя в этом условно-книжном мире. Возможно, поэтому многие стихи раннего Багрицкого наполнены действиями из любимых им «Тиля Уленшпигеля» и «Летучего голландца». «Этот туман, – говорил писатель Рафаил Брусиловский, приятель Багрицкого, – рассеивался слишком долго, и только в 1924 году, когда появились стихи о Пушкине и “Арбуз”, все поняли: в литературу пришел большой поэт».

Самые же первые его стихи датируются 1913 годом, а с 1915-го он начинает публиковать их в одесских литературных альманахах под псевдонимами «Эдуард Багрицкий», «Деси» и «Нина Воскресенская». Декламируя свои стихи, он постепенно вошел в круг одесских литераторов, став со временем на фоне многих из них выделяться. В Москву же он переехал с подачи Валентина Катаева, который специально приехал за Багрицким в Одессу. К тому времени уже многие близкие Багрицкому прозаики и поэты «одесской школы» (сам Катаев, Юрий Олеша, Илья Ильф, Евгений Петров) покинули Одессу. Поэтому приехавший Катаев безапелляционно заявил: «Собирай вещи, Эдя, я купил для тебя билет». Позже в книге «Алмазный мой венец» он же вспомнит: «Я и глазом не успел моргнуть, как имя “птицелова” громко прозвучало на московском Парнасе».

«Птицеловом» Катаев называл его не только за произведения «птичьей» тематики, но и за известную многим страсть Багрицкого к птицам, знатоком которых он слыл и которых собственноручно ловил. Так, Лидия Гинзбург, дружившая с семьей Багрицкого, вспоминала: «Из встреч с Багрицким больше всего запомнились встречи в Кунцеве (тогда это было совсем загородное место), где я у него бывала впервые, вероятно, в 1927 году. Потолок небольшой рабочей комнаты был увешан клетками с птицами. На полу, на столах стояли аквариумы, в которых жили маленькие рыбы редкостной формы и невероятных расцветок (об ихтиологической страсти Багрицкого вспоминают все, знавшие его в ту пору). Под аквариумами горели керосиновые лампы; между аквариумами ходила большая охотничья собака. Осенью 1928 года кунцевская комната выглядела уже несколько иначе. Птиц не было. Багрицкий сказал, что птиц отдал, потому что они шумели и мешали ему работать, собаку, кажется, украли. Остались рыбы, рыбы работать не мешали…»

Вот в такой обстановке в подмосковном Кунцеве, в небольшой избе, в первой половине 1926 года и была написана поэма «Дума про Опанаса». В одном из своих писем журналисту Эмилю Фурманову в январе того года Багрицкий пишет: «Милый Миля! Я вообще никогда не пишу писем, и поэтому мое письмо будет крат­ким. О себе писать нечего. Живу так же одиноко, как в Одессе. Птицы, стихи и всё. Написал одну новую вещь – “Устина”, будет в февральской книжке “Молодой гвардии”. Пишу вторую вещь – поэму о махновце, которая нигде не будет напечатана». И действительно, много позже, в 1949 году, поэма Багрицкого за отражение в ней трагедии украинского крестьянина, обманутого всеми режимами, была расценена как клевета на украинский народ. А через несколько лет, в период «борьбы с космополитизмом», критик Анатолий Тарасенков объявил «Думу про Опанаса» сионистским произведением.

Немало споров вызывала и опубликованная уже после смерти поэта поэма Багрицкого «Февраль». Многие антисемитски настроенные критики писали, что герой «Февраля», молодой еврей, насилующий свою гимназическую любовь, которая стала проституткой, в этом действе совершает насилие над всей Россией в качестве мести за позор «бездомных предков».

Но до этой критики было еще далеко, и имидж Багрицкого как советского поэта выдерживался властями неукоснительно. Как и Маяковский, в 1930 году он был принят в Российскую ассоциацию пролетарских писателей и даже одарен квартирой. В эту квартиру к нему толпами ходили молодые писатели и поэты, знавшие о доброте Багрицкого и зачитывавшие ему свои произведения. Не умея отказать в аудиенции напрямую, говорят, он даже вывешивал объявление на дверях: «Никого дома нет!», или говорил по телефону женским голосом. Ничего не помогало – перед ним вновь сидел новый будущий поэт, и он вновь внимательно слушал его. Нужно сказать, что путевкой в жизнь ему обязан не один поэт того времени, и многие могли заявить подобно Александру Твардовскому: «поэма моя, выпущенная по рекомендации очень благожелательного к молодым Эд. Баг­рицкого, встречена была в печати, в общем, положительно».

Причем эту благожелательность у Багрицкого можно было встретить всегда, несмотря на его частые проблемы со здоровьем. С девятилетнего возраста он был подвержен тяжелейшей форме бронхиальной астмы, очередного обострения которой он не перенес, уйдя из жизни в 38 лет.

Порой можно услышать обвинения в его адрес, что в отличие от Мандельштама, Ахматовой и Пастернака, он не только не противостоял коммунистическим догмам, но и восхвалял их. Возможно, и так, но у многих, испытавших репрессии, на этапе становления тоже были строки восхищения властью, сменившиеся негодованием лишь со временем. До этого времени тотальных репрессий и борьбы с космополитизмом Багрицкий просто не дожил, оставшись поэтом своего времени, человеком своей эпохи. В список своих самых близких поэтов Багрицкого включал Иосиф Бродский, а писатель Исаак Бабель часто говорил, что в светлом будущем все будут «состоять из одесситов – умных, верных и веселых, похожих на Багрицкого».

"Балладу о прокуренном вагоне" знают все, автора – единицы.
А между тем, это удивительный поэт, с потрясающей любовной лирикой, сильной, мучительной. Стихи его чаще короткие, очень образные, как японская поэзия.


Александр Кочетков.
Его очень часто и очень несправедливо называют поэтом одного стихотворения. Но какого! -
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них,-
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг!

Не слова – заклинание. Написаны в одночасье, по реальным событиям. Летом 1932 года Александр Сергеевич с женой Ниной отдыхал в Ставрополе у ее отца. Ему надо было уезжать раньше, билет на прямой поезд Сочи-Москва был уже куплен, но в самый последний момент Кочетков сдал его, чтобы хотя бы на три дня отсрочить расставание с любимой.


Три дня промелькнули, как один, он вернулся в Москву, где друзья восприняли его появление, как чудо воскрешения. Оказалось, поезд, на который был сдан билет, попал в страшную аварию на станции "Москва-товарная". Погибли многие знакомые Кочеткова, возвращавшиеся из сочинского санатория…
В первом же письме, которое Нина получила от мужа из Москвы, было стихотворение "Вагон" ("Баллада о прокуренном вагоне")..."

Опубликовали его впервые лишь в 1966 году, уже после смерти поэта. При жизни этот очень добрый и патологически скромный человек не получил ни наград, ни признания, хотя его знаменитое стихотворение прогремело задолго до того, как прозвучало у Рязанова в "Иронии судьбы" - во время войны его переписывали от руки и посылали в письмах, так же, как и "Жди меня" Симонова. Оно ходило по фронтам часто без имени автора, как народное…

Поэт Лев Озеров, влюбленный в творчество Кочеткова, приложил немало усилий, чтобы имя автора не было забыто. Он вспоминал:
- За сочинениями Кочеткова возникает их творец - человек большой доброты и честности. Он обладал даром сострадания к чужой беде. Постоянно опекал старух и кошек. "Чудак этакий!" - скажут иные. Но он был художником во всем. Деньги у него не водились, а если и появлялись, то немедленно перекочевывали под подушки больных, в пустые кошельки нуждающихся.
Он был беспомощен в отношении устройства судьбы своих сочинений. Стеснялся относить их в редакцию. А если и относил, то стеснялся приходить за ответом. Боялся грубости и бестактности...


Скончался Александр Сергеевич Кочетков 1 мая 1953 года, похоронен в Москве на Донском кладбище (14 колумбарий, 84 секция). Долгое время место захоронения поэта оставалось неизвестным, пока в феврале 2014 не было найдено членами НП "Общество некрополистов".


Захоронение было приведено в порядок силами НП "Общество некрополистов"; 1 марта 2014 года состоялось открытие плиты, закрывающей нишу.


Предметы органической природы
Безмолвствуют. И только человек
Кричит: люблю!- любимую лаская
(Как будто потерял ее), и в крике
Такая боль, такая смерть, что звезды
Ссыпаются с иссохшего зенита
И листья с размагниченных ветвей.
2
Мир молит ласки (душу потерять
Страшней, чем жизнь). Любите свой народ
(Как и одежду), по законам фуги
Растите мысль, катайтесь на коньках,-
И страшный суд придется отложить.
А.Кочетков

Подмигнули окна мне развеселым светом:
-В городе царит зима, предвкушая лето.
Надоело ей в мороз с елками играться,
Хочется в мечтах парить и в любви купаться! 

Наслаждаться вечерком пеньем птиц чудесных,
Чувствовать себя легко, в сарафан одеться, 
И умчаться с ветром ввысь страстным, увлеченно,
Получив от жизни приз, в безрассудстве полном. 

Двери заперты на ключ, и повсюду ставни.
Где ты бродишь, счастья луч? Жизнь свою листаю,
Изменяясь в темноте волшебством из песен,
И летая в высоте, там, где мир не тесен.

В пляс пустилась вдруг зима, рукавом взмахнула:
-Я приду к мечте сама!- птицей ввысь вспорхнула.
Танцевали в вышине радостно снежинки. 
Снег кружился в чудо-сне, рисовал картинки.

Оксана Демидова