Рассказ о маленьком падонке
Жил на свете дурной мальчик, которого звали Джим. Заметьте, что в книжках для воскресных школ дурных мальчиков почти всегда зовут Джеймс. Но, как это ни странно, мальчика, о котором я хочу рассказать, звали Джим.
Жил на свете маленький падонок, которого звали Джим. Заметьте, что в книжках для воскресных школ маленьких падонков почти всегда зовут Джеймс. Но хуй знает почему мальчика, о котором пойдет рассказ, звали Джим.
Не было у него больной матери, умирающей от чахотки, благочестивой матери, которая рада бы успокоиться в могиле, если бы не ее горячая любовь к сыну и боязнь, что, когда она умрет и оставит его одного на земле, люди будут к нему холодны и жестоки. Большинство дурных мальчиков в книжках для воскресных школ зовутся Джеймсами, и у них есть больные матери, которые учат их молиться перед сном, убаюкивают нежной и грустной песенкой, потом целуют их и плачут, стоя на коленях у их изголовья. А с этим парнем все обстояло иначе. И звали его Джим, и у матери его не было никакой болезни - ни чахотки, ни чего-либо в таком роде. Напротив, она была женщина крепкая, дородная; притом и благочестием она не отличались и ничуть не тревожилась за Джима. Она говорила, что, если бы он свернул себе шею, потеря была бы невелика. На сон грядущий Джим получал от нее всегда шлепки. Прежде чем отойти от его кровати, мать награждала его не поцелуем, а хорошим тумаком.
Не было у него больной матери. Какой-нибудь старой карги, которая давно должна была отбросить копыта от какой-нибудь страшной и затяжной болезни, если бы не ее горячая любовь и страх, что когда она отправиться на кладбище, ее маленького выпердыша сразу же изнасилует огромный негр-раб. А желающие были. Хуйли там говорить, но большенство маленьких падонков зовуться Джеймсами, и у них есть больные матери, которые учат их молиться перед сном, убаюкивают нежным и грустным завыванием, от которого закладывает уши у всех соседей, потом целуют их и ревут, стоя на коленях у их изголовья. Но в данном случае все было не так. Хуй ты с ним, что звали его Джим, так у его старой больной матери не было никакой болезни - ни сифилиса мозга, ни рака правой сиськи, нихуя. Как раз наоборот, мать у него была здорова как лошадь, она была крепкой и дородной. Притом и благочестием она не отличалась Любила выпить и поибаца. Она говорила, что если бы он свернул себе шею, потеря была бы нихуя не велика. Когда она была пьяна, а было это практически постоянно, вместо поцелуев на сон грядущий Джим получал от нее неслабых песдицов.
Раз этот скверный мальчишка стащил ключ от кладовой и, забравшись туда, наелся варенья, а чтобы мать не заметила недостачи, долил банку дегтем. И после этого его не охватил ужас, и никакой внутренний голос не шептал ему: "Разве можно не слушаться родителем? Ведь это грех! Куда попадает дурной мальчик, который слопал варенье у своей доброй матери?" И Джим не упал на колени, и не дал обет исправиться, и не пошел затем к матери, полный радости, с легким сердцем, чтобы покаяться ей во всем и попросить прощения, после чего она благословила бы его со слезами благодарности и гордости. Нет! Так бывает в книжках со всеми дурными мальчиками, а с Джимом почему-то все было иначе. Варенье он съел и на своем нечестивом, грубом языке объявил, что это "жратва первый сорт". Потом он добавил в банку дегтю и, хохоча, сказал, что это "очень здорово" и что "старуха взбесится и взвоет", когда обнаружит это. Когда же все открылось и Джим упорно и начисто отрицал свою вину, мать больно высекла его, - и плакать пришлось ему, а не ей.
Раз этот маленький падонок спиздил у нее ключ от подвала, пока она бухая спала, забрался туда и выжрал полбутылки ее заначки. И чтоб нихуя не было видно, долил туда керосина. И хуй его охватил после этого ужас, и никакой внутренний голос с пидорскими интонациями не шептал ему: "Разве можно не слушаться родителей? Ведь это грех ниибаца! Куда попадет маленький падонок, который выжрал мамину заначку?". И Джим не подсел на очко, и не дал обет исправиться, и не пошел потом к матери радостно попердывая, чтобы покаяться и, получив от нее пизды, получить прощение и благословление. Хуй! Так бывает в книжках со всеми дурными мальчиками, а с Джимом хуй знает почему все было иначе. Самогон он выжрал и на своем нечестивом, грубом языке объявил, что "бражка первый сорт". Потом долил керосина и уссываясь от смеха сказал, что это "охуенно пиздато" и что "старая сцука взбесится и взвоет", когда обнаружит это. Когда все открылось и Джим пошел в полный отказ, мать со своим ебарем вкатили ему нехилых пиздюлей и выть пришлось ему, а не ей.
Да, удивительно странный мальчик был этот Джим: с ним все происходило не так, как с дурными мальчиками Джеймсами в книжках.
Я просто охуеваю от того насколько странным был этот Джим: с ним все происходило нихуя не так, как с маленькими падонками Джеймсами в книжках.
Однажды он залез на яблоню фермера Экорна, чтобы наворовать яблок. И сук не подломился, Джим не упал, не сломал себе руку, его не искусала большая собака фермера, и он потом не лежал больной много дней, не раскаялся и не исправился. Ничего подобного! Он нарвал яблок сколько хотел и благополучно слез с дерева. А для собаки он заранее припас камень и хватил ее этим камнем по голове, когда она кинулась на него. Необыкновенная история! Некогда так не бывает в нравоучительных книжках с красивыми корешками и с картинками, на которых изображены мужчины во фраках, котелках и коротких панталонах, женщины в платьях с талией под мышками и без кринолинов. Нет, ни в одной книжке для воскресных шкод таких историй не найдешь.
Однажды он залез на поле фермера Экорна, чтобы напиздить конопли. И он не попал в капкан поставленный фермером, и его не загрызла потом почти досмерти огромная собака фермера. И нихуя он не валялся, отпизженный до состояния комы самим фермером, в больнице много дней ноя и раскаиваясь. Нихуя! Он нарвал конопли сколько хотел и благополучно сьебался. А для собаки он заранее припас пиздатый кирпич, которым переебал по ее тупой башке как только эта тварь попыталась его укусить. Просто нереальная история! Никогда так не бывает в нравоучительных книжках с красивыми корешками и картинками.
Раз Джим украл у учителя в школе перочинный ножик, а потом, боясь, что это откроется и его высекут, сунул ножик в шапку Джорджа Уилсона, сына бедной вдовы, хорошего мальчика, самого примерного мальчика во всей деревне, который всегда слушался матери, никогда не лгал, учился охотно и до страсти любил ходить в воскресную школу. Когда ножик выпал из шапки и бедняга Джордж опустил голову и покраснел, как виноватый, а глубоко огорченный учитель обвинил в краже его и уже взмахнул розгой, собираясь пустить ее на его дрожащие плечи, - не появился внезапно среди них седовласый, совершенно неправдоподобный судья и не сказал, став в позу: "Не трогайте Этого благородного мальчика! Вот стоит трепещущий от страха преступник! Я проходил мимо вашей школы во время перемены и, никем не замеченный, видел, как была совершена кража!" Нет, ничего этого не было, и Джима не выпороли, и почтенный судья не прочел наставления проливающим слезы школьникам, не взял Джорджа за руку и не сказал, что такой мальчик заслуживает награды и поэтому он предлагает ему жить у него, подметать канцелярию, топить печи, быть на побегушках, колоть дрова, изучать право и помогать его жене в домашней работе, а все остальное время он сможет играть и будет получать сорок центов в месяц и благоденствовать. Нет, так бывает в книгах, а с Джимом было совсем иначе. Никакой старый хрыч судья не вмешался и не испортил все дело, и пай-мальчик Джордж получил трепку, а Джим радовался, потому что он, надо вам сказать, ненавидел примерных мальчиков. Он всегда твердил, что "терпеть не может слюнтяев". Так грубо выражался этот скверный, распущенный мальчишка!
Раз Джим спиздил у учителя книжечку с порнушными картинками. Сбегал в сортир и охуенно так, до боли в суставах кистей рук подрочил на это дело. А потом зассал и подбросил книжку в стопку учебников Джоджа Уилсона, сына бедной вдовы, самого послушного мальчика во всей деревне, будущего пидора, который не лгал, учился охотно и до боли в яйцах любил ходить в воскресную школу. Когда книжечка выпала из его стопки и раскрылась на одной из картинок, этот долбоеб засмущался и покраснел как виноватый. Ну учителю впадлу было долго разбираться и он просто решил вкатить ему пизды. И когда он замахнулся розгой: Нет бля, не появился внезапно среди них седовласый, совершенно неправдоподобный судья и не сказал, став в позу: "Стоять бля!!! Вот стоит ссущий от страха онанист!! Я проходил мимо вашей школы во время перемены и видел как была совершена кража" (на самом деле он был старым пидором-педофилом, который постоянно подглядывал за мальчиками в туалете, но хуй с ним). Нет нихая подобного не было, и Джима не отпиздили. И почтенный пидор судья не затрахал всем мозги своими нравоучениями. Не взял Джорджа за руку и не сказал, что такой мальчик заслужил награду (своего сцука почуствовал) и поэтому предлогает ему жить у него, пидарасить канцелярию, топить печи, колоть дрова, быть на побегушках, изучать право и помогать его жене сосать хуй, а все остальное время он сможет пинать хуи и будет получать сорок центов в месяц. Но хуй там был! Так бывает в книжках, а с Джимом все было иначе. Никакой старый пидарас не обосрал все малину и пай-мальчик Джордж получил таки пизды, а Джим радовался, потому что он, надо вам сказать, нихуя не любил примерных мальчиков. Он всегда твердил, что "терпеть не может пидорасов". Так грубо выражался этот скверный, распущенный мальчишка.
Но самое необычайное в истории Джима это то, что он в воскресенье поехал кататься на лодке - и не утонул! А в другой раз он в воскресенье удил рыбу, но, хотя и был застигнут грозой, молния не поразила его! Да просмотрите вы хоть все книги для воскресных школ от первой до последней страницы, ройтесь в них хоть до будущего рождества - не найдете ни одного такого случая! Никогда! Вы узнаете из них, что все дурные мальчики, которые катаются в воскресенье на лодке, непременно тонут, и всех тех, кто удит рыбу в воскресенье, неизбежно застигает гроза и убивает молния. Лодки с дурными детьми всегда опрокидываются по воскресеньям, и если дурные дети в воскресенье отправляются на рыбную ловлю, обязательно налетает гроза. Каким образом Джим уцелел, для меня остается тайной.
Но самое необычайное в истории Джима это то, что он воскресенье съебался кататься на лодке - и не утонул! А в другой раз он воскресенье ловил рыбу, но хотя и был застигнут грозой, молния не уебала его! Да просмотрите вы хоть все книги для воскресных школ то корки до корки, ройтесь в них хоть до следующего дня милиции - в хуй найдете хоть один подобный случай! Никогда! Вы блять узнаете из них, что лодки с плохими мальчиками всегда, повторюсь - всегда, переворачиваются по воскресеньям, а того долбоеба, который попрется в воскресенья ловить рыбу непременно переебет молнией. Бля буду! И хуй знает как этому маленькому падонку Джиму удалось выжить.
Джим этот был словно заговоренный, - только так и можно объяснить то, что ему все сходило с рук. Он даже угостил слона в зоологическом саду куском прессованного жевательного табака - и слон не оторвал ему голову хоботом! Он полез в буфет за мятной настойкой - и не выпил по ошибке азотной кислоты! Стащив у отца ружье, он в праздник пошел охотиться - и не отстрелил себе три или четыре пальца! Однажды, разозлившись, он ударил свою маленькую сестренку кулаком в висок, и - можете себе представить! - девочка не чахла после этого, не умерла в тяжких страданиях, с кроткими словами прощения на устах, удвоив этим муки его разбитого сердца. Нет, она бодро перенесла удар и осталась целехонька.
Эта сцука был как заговоренный. А как же иначе объяснить то, что все ему сходило с рук. Он даже накормил слона слабительным, но гавном завалило не его, а старого бухарика сторожа, который ничего плохого никому не делал, только жрал спирт и ебал самок мартышек. Он заставил семилетнею девочку делать ему минет, и она не откусила ему хуй от неожиданности, когда он спускал ей в рот. Спиздив где-то ружье, он впраздник отправился охотиться и не отстрелил себе ниодного яйца. Ниодного! Однажды, нажравшись, он - это ужасно - он переебал свою маленькую сестренку кулаком в висок, и - можете себе представить! - девочка хуй загнулась. Не умерла в страшных мучениях, с кроткими словами прощения на устах, удвоив этим муки его разбитого сердца. Хуй! Она бодро перенесла удар и даже умудрилась уебать ему по яйцам. Яйца поболели два дня и прошли, и никакого урока он не вынес.
В конце концов Джим убежал из дому и нанялся матросом на корабль. Если верить книжкам, он должен был бы вернуться печальный, одинокий и узнать, что его близкие спят на тихом погосте, что увитый виноградом домик, где прошло его детство, давно развалился и сгнил. А Джим вернулся пьяный как стелька и сразу угодил в полицейский участок.
В конце концов Джим съебался из дома и нанялся матросом на корабль. Если верить книжкам, он должен был вернуться печальный и опущенный пидарами всех континентов и узнать, что его родные давно померли, а домик, где он провел детство снесли к хуям собачьим. А Джим вернулся пьяный и укуренный в три пизды и сразу пошел по блядям, говоря что он "ниибаца как соскучился по чистым американским сучкам".
Так он вырос, этот Джим, женился, имел кучу детей и однажды ночью размозжил им всем головы топором. Всякими плутнями и мошенничествами он нажил состояние, и теперь он - самый гнусный и отъявленный негодяй в своей деревне - пользуется всеобщим уважением и стал одним из законодателей штата.
Так он вырос, этот Джим, женился имел кучу детей и однажды ночью разъебал им всем головы топором. Всякими наябками и лохотронами он нажил состояние, и теперь он - самый гнусный и отъявленный негодяй в своей деревне - пользуется всеобщим уважением и стал одним из законодателей штата.
Как видите, этому грешнику Джиму, которому бабушка ворожит, везло в жизни так, как никогда не везет ни одному дурному Джеймсу в книжках для воскресных школ.
Как видите, этому грешнику Джиму везло в жизни так, как никогда не везет ни одному Джеймсу в книжках для воскресных школ. Хуй знает почему.
