Здравствуйте!

Спешу сообщить вам, мои замечательные, весьма приятную новость...

Наконец-то вышла в свет уникальная книга о невероятном городе... 

Те, кто оценил качество взгляда и слога этого уникального автора по книге "Особенно Ломбардия", 

ждал " венецианскую книгу " с большим нетерпением...

Венецианское прошлое не исчезло, вечная красота свежа, как «высокая вода», с моста Риальто слышны голоса куртизанок и крики николотти, дерущихся с кастеллани. Здесь масок больше, чем лиц, а скелетов больше, чем шкафов, здесь меняет карту мира слепой дож Дандоло и царит неистребимое византийство, которым навеки заразилась Венеция, грабя Константинополь. Здесь толпы туристов и мёртвое безлюдье, рослые рабы-славяне и бандиты-крестоносцы, Вивальди и Тициан, Гоцци и Тинторетто, Дягилев и Бродский, венецианский авангард XV века, старинные небоскребы венецианского гетто, мерцающее золото смальт, разноцветный звон муранского стекла, зеленый запах моря в Каннареджо и рио. И неизбывное, неутолимое желание возвращаться в город, равного которому в мире нет...

Коронация Поппеи» Монтеверди -- потрясающее действо о сексе, то есть о взаимоотношении полов, и все возможные вариации отношений полов («всех полов», хочется добавить), от невинности до расчетливой пресыщенности, в его опере и продемонстрированы. Норвежская постановка великолепнейшим образом оформила -- и сохранила -- ту связь сиюминутного и космического, что присутствует в «Коронации Поппеи» Монтеверди. Постоянно повторяемое слово sesso, «пол» по-итальянски, на слабость которого сетует Оттавия и силу которого воспевает Поппея, сливаясь с постоянными повторами имён: Poppea, Poppea... Nerone, Nerone... Ottavia, Ottavia... Otone, Otone... Drusilla, Drusilla... звучит как заклинание, ибо sesso, «пол», как первом веке нашей эры, так и в семнадцатом, и в двадцать первом, как был, так и остаётся колыбелью жизни, мягким ложем любви, но также и отвратительной дыбой природы...

 

А вот как Ипполитов может написать про почтенную венецианскую живопись:

 

"Триумф Веры", заполненной шуршащими крылами ангелов столь густо, что в этом есть даже что-то хичкоковское.

 

Когда Тициан писал эти картины, он был полон сил – ему было около сорока. Увы, время меняет мир: годы идут, и с годами Апокалипсис личный, неумолимо надвигающийся, всё более сливается с Апокалипсисом всемирным.

 

Венецианский сон сплетён со спящим, он столь же чувственен, как спящее тело, он не уход из реальности, а вход в неё. К великим венецианским снам относится не только изображение спящих, не одна "Спящая Венера" Джорджоне, но и тревожный мираж его "Грозы", и молитвенная медитация "Озёрной Мадонны" Беллини, и идиллия Тицианова "Сельского концерта". Сенсибельные, то есть чувственные и разумные, видения – чисто венецианский парадокс. Венецианец никогда не произнёс бы "Одним только плох крепкий сон – говорят, что он очень смахивает на смерть".

 

А история венецианского Гетто! А венецианский авангард XV века, предвосхитивший Татлина! А сколько еще всякого разного узнаешь по ходу чтения, хотя книга вроде на другое нацелена.... Вот знали ли вы про "bals des victimes", "балы жертв", трагические празднества во времена Французской революции, все участники которых были связаны гильотиной: их близкие были казнены и они сами ждали казни, и, бравируя этим, украшали шею красными шнурками.? 

 

Кроме того, уровень откровенности у Ипполитова - как у Жан-Жака, не ниже:

 

Всё это меня раздражать начинает: две толстые немки, пустившиеся в обнимку в пляс, японцы с приклеенными к лицу восхищением, а к фотоаппарату – вспышкой, стайка хорошеньких французских девчонок, вдруг надумавшая на площади "Баркаролу" из "Сказок Гофмана" спеть, оркестр Квадри, виртуозно исполняющий "Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам" под восторженные аплодисменты многочисленных русских – родная мне, мягкая и бескостная речь несётся со всех углов Пьяццы, – да и сам себя я раздражаю, видя – внутренним взором, конечно, – какой я идиот идиотом. Характер у меня плохой, и плохо мне, когда всем хорошо.

 

 

 

Аркадий Ипполитов

 

Аркадий Ипполитов – литератор, искусствовед,  лауреат премии Андрея Белого, куратор нашумевших выставочных проектов. Уже много лет он является хранителем итальянской гравюры в Государственном Эрмитаже. Особенность его творческого метода – энциклопедическая осведомленность, блестящий литературный стиль, а также свободное, ассоциативное мышление, позволяющее ему без видимых усилий перелетать из одной эпохи в другую, выстраивать смелые и остроумные концепции, раскрывать тайные коды в истории мирового искусства.

 

о предыдущей книге "Особенно Ломбардия"...

 

 

Я писал эту книжку год, но заодно и всю жизнь. Когда мне было лет десять, я увидел немецкий, кажется, документальный фильм о Венеции, который смотрел потом в кинотеатрах бесчисленное количество раз, а сейчас нигде не могу найти. Пусть останется воспоминанием: «Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман». Году в 1970-м, начав собирать открытки с живописью, я купил в Доме книги открытку с фрагментом картины Карпаччо из цикла «Истории святой Урсулы»: двумя юношами, качающимися в черной лодочке. Я тогда не знал, что это фрагмент, не представлял истории святой Урсулы, но картина меня совершенно заворожила. С пятого класса посещал кружок при Эрмитаже — пропуск, позволяющий проходить в музей мимо очереди, был самой важной ксивой в моей жизни. В четырнадцать лет твердо решил, что буду заниматься итальянским маньеризмом. Пруст, прочитанный в семнадцать лет, произвел на меня грандиозное впечатление, оказалось, что Италию можно представить себе и так, необязательно там бывать, — в окружающем жестком социализме это служило утешением.

 

В реальную Венецию, как и в реальную Италию, я попал, когда мне был уже тридцать один год, поскольку до того — женатый на итальянке и выгнанный из комсомола — был невыездным. Первая моя поездка в Италию и за границу вообще состоялась только в 1991-м. Мы ездили с Дуней Смирновой, на которой я был тогда женат, по приглашению моих итальянских друзей Данило Паризио и Марики Морелли, и они принимали нас как-то совсем уж сказочно. У них был свой дом на пьяцца Санта-Мария ин Трастевере в Риме, они устроили нам поездки в Неаполь, Флоренцию, Венецию, Милан, и я только теперь понимаю, какой «дольче вита» была моя первая поездка в Италию: в каких гостиницах мы останавливались, в каких ресторанах ели. Тогда же мне это казалось в порядке вещей: ну, лимоны цветут, апельсины зреют. Впечатление было одуряющим, тем более что это был прыжок из голого социализма.

 

С тех пор я много раз бывал в Италии, жил в Риме, Милане, Падуе. Именно будучи в Падуе, довольно свободным, и много путешествуя вокруг, лет пять тому назад я понял, что могу, хочу и готов написать «Образы Италии XXI». Название Муратова — отличный бренд, не говоря уж о том, что три его тома — лучшее, что написано на русском об Италии, даже лучше замечательной итальянской главы «Анны Карениной». Но Муратов, путешествуя в начале ХХ века, на сам этот XX век внимания не обращает. Характерно полное отсутствие его интереса к футуризму, к Маринетти, о котором он не мог не слышать после маринеттиевских скандалов в России. Более того, Муратов не очень видит даже барокко, а это существеннее, чем не знать сегодня Италию Феллини. Я по новостройкам тоже не разгуливаю, но современная Италия не кажется мне уродливой. Так что мой текст — это не revised Муратов, а Муратов revisited, наподобие Brideshead Revisited («Возвращение в Брайдсхед» Ивлина Во. — Прим. ред.). Впрочем, я не повторяю его маршрут: он прибывает в Италию морем, в Венецию, я — на самолете, в Милан. И далее мы лишь несколько раз пересекаемся.

 

Вначале я подписал договор на создание книги обо всей Италии, потом понял, что первым томом будет только север, затем пришлось исключить Пьемонт и Геную. О Ломбардии написано не так много даже по-итальянски, про многое, о чем я пишу, в том числе про прекрасный город Лоди, вообще мало что можно найти. При этом к Ломбардии я отношусь гораздо спокойнее, нежели к Риму, который обожаю и с которым много всего связано. А уж Флоренция с четырнадцати лет стала главным городом моей мечты. Но начинать с них было страшно. Второй том, который должен выйти в мае следующего года, называется «Только Венеция».

 

 

Интервью: Анна Петрова Фото: Андрей Давыдовский Визаж: Юлия Точилова

Источник: http://www.sobaka.ru/oldmagazine/glavnoe/16984 sobaka.ru Все права защищены. ©