Жили-были когда-то семеро мудрецовъ. Можетъ-быть, они и сейчасъ живутъ, сидятъ гдѣ-нибудь въ отдалённомъ уголкѣ пустыни и ведутъ споръ. Только намъ до этого дѣла нѣтъ.

Такъ вотъ, были тѣ мудрецы отъ рожденія слѣпы: ни одинъ лучикъ солнца не проникалъ въ ихъ невидящіе глаза. Но зато стяжали они такую глубокую мудрость, что люди назначили ихъ быть мудрѣйшими міра сего и стали у нихъ учиться. Только вотъ ни въ чёмъ не было между ними согласія.

Однажды захотѣлось мудрецамъ споръ завести. Подумали они, подумали, о чемъ имъ спорить, и рѣшили, что спорить они будутъ о слонѣ: что собой представляетъ существо оное, и какова слоновая сущность въ общечеловѣческомъ менталитетѣ. И вотъ привели къ нимъ слона, и стали они его ощупывать, чтобы путёмъ опытнаго познанія и мудрыхъ умозаключеній доискаться до истины.

—        Поистинѣ! — воскликнулъ первый мудрецъ. — Никогда я ещё не видѣлъ такого чуда! Слонъ — это огромная живая колонна изъ мяса и кости, и стоитъ ей только поколебаться и упасть на землю — потрясётся земля, и мы всѣ попадаемъ наземь.

А былъ онъ очень маленькаго роста и дотянулся лишь до ноги его.

—        Похоже, то, на что ты наткнулся, — возразилъ ему другой мудрецъ, который ощупывалъ хоботъ, — есть иная совсѣмъ, а не слоновая, сущность. Но я скажу тебѣ, чему слонъ подобенъ на самомъ дѣлѣ. Онъ подобенъ огромной сильной sмѣѣ, и страшное горе постигнетъ того, кто встанетъ у нея на пути!

—        Ваши познанія меня не удовлетворяютъ, — отвѣтилъ третій, поглаживая огромное слоновье туловище. — Вѣдь, если бъ только силъ хватило у насъ, мы бы взяли слона и катили его прямо передъ собой. Вѣдь слонъ — это огромный шаръ, столь великій, что невозможно его охватить.

—        Да нѣтъ же! — разсмѣялся четвёртый, а онъ былъ самый высокій. — Слонъ подобенъ огромной живой лѣпёшкѣ. Её пріятно мнѣ гладить, но не знаю, какой она будетъ на вкусъ.

Трое же мудрыхъ вѣка сего стояли въ сторонѣ, ибо больше полагались они на заключенія собственнаго ума, чѣмъ на опытъ, поэтому и къ слону они не притрагивались.

—        Мнѣ кажется, эти мудрѣйшіе правы, — заключилъ одинъ изъ нихъ въ умѣ. — Но лишь отчасти. Каждый изъ нихъ сообщилъ намъ частицу великой истины. Но, если мы сложимъ всё частное, то истину получимъ мы полную въ совокупности, такъ оказавшись мудрѣе тѣхъ четырёхъ, что истину познаютъ лишь отчасти.

—        Ерунда! — воспротивился ему другой мудрѣйшій. — Такъ мнѣ ни за что не признать васъ мудрыми. Вы описываете то, чего не видѣли, и тѣ четверо слѣпцовъ не болѣе видятъ, чѣмъ ты. Пусть вашимъ сказкамъ вѣритъ простой и глупый народъ, мудрый же человѣкъ познаётъ всегда очевидное, а для меня очевидно лишь то, что я никакого слона не вижу. Слѣдовательно, я вполнѣ могу усомниться, существуетъ ли слонъ въ природѣ на самомъ дѣлѣ. Не есть ли онъ всего лишь выдумка тѣхъ глупцовъ, что пытаются завлечь своими баснями и насъ, простодушныхъ?

—        Есть ли слонъ или нѣтъ — это дѣло не важное, — сказалъ послѣдній мудрецъ, самый мудрый. — Но разъ у людей возникла потребность составить мнѣніе о слонѣ, чѣмъ она хуже другихъ потребностей? И они удовлетворяютъ её, исходя изъ опыта жизни, которому мы помѣшать не вправѣ: пусть себѣ возникаетъ и руководитъ ихъ потребностями. Хорошій слонъ получится для тѣхъ, для кого онъ есть, а для кого его нѣтъ, придумаютъ слонозаменитель.

Такъ они и спорили, не имѣя единаго мнѣнія о слонѣ. Спорили, спорили, да такъ и разошлись ни съ чѣмъ. Прошёлъ дождь, и споры ихъ породили многихъ учениковъ, которые быстро стали расти.

Пришёлъ какъ-то къ нимъ Зрячій и сказалъ, что просвѣтитъ ихъ и разскажетъ о слонѣ всё, и даже покажетъ имъ нѣчто большее, нежели слонъ. Но мудрѣйшимъ нравился слонъ, и они не хотѣли видѣть никого больше, поэтому они разоsлились и крѣпко прибили Зрячаго къ дереву — чтобы не убѣжалъ.

Но у Зрячаго были ученики, которыхъ мудрые со всѣми своими учениками такъ и не смогли всѣхъ переловить и развѣшать по деревьямъ. Они тоже обѣщали міру откровеніе не только слона, но и болѣе, нежели большое сіе и доброе животное, хотѣли показать имъ. Да только кто ихъ слушаетъ?

2009

Къ умирающему тяжелобольному приходитъ лѣкарь. Онъ открыль окно въ комнатѣ больного, запертое вотъ уже много лѣтъ, и яркій солнечный свѣтъ наполнилъ ея пространство.

—        Зачѣмъ ты пришёлъ ко мнѣ? — вопрошаетъ больной. — Ты мѣшаешъ мнѣ умереть.

Но лѣкарь спокойно садится рядомъ на его одръ и достаётъ склянку съ какой-то прозрачной жидкостью.

—        Вотъ здѣсь твоё лѣкарство, — говоритъ онъ. — Если ты его выпьешь, ты непремѣнно вылѣчишься.

—        Какъ это чудесно! — восклицаетъ больной. — Но чѣмъ ты можешь мнѣ доказать, что я непремѣнно вылѣчусь, если приму лѣкарство?

—        Я это сдѣлаю для тебя, — отвѣчаетъ лѣкарь. — Но, позволь, я достану ещё флаконъ. Въ этомъ флаконѣ ядъ. Одной его капли достаточно, чтобы уничтожить всё человѣчество. Его мнѣ оставилъ одинъ ученикъ: на память, когда покидалъ меня. Онъ долго учился у меня, но научился только изготавливать яды. Но подожди! Я далъ тебѣ сильнѣйшее исцѣляющее средство, такъ почему-же рука твоя тянется къ яду?

12.03.2011.

Мясоѣденіе — это смертный грѣхъ, связанный съ убійствомъ живого, тѣ, кто умираетъ въ состояніи мясоѣденія, отправляются въ адъ на муки вѣчныя.

Употребленіе яицъ и молочныхъ продуктовъ — простительный грѣхъ, поскольку ихъ производство, хотя и напрямую не связано съ убійствомъ животныхъ, но самъ процессъ предполагаетъ ихъ жестокую эксплуатацію (а, въ дальнѣйшемъ, и убійство). Молочка не лишаетъ спасительной благодати, но не даетъ человѣку пребывать въ полнотѣ божественной любви, поэтому ему потребно понести нѣкоторое очищеніе въ чистилищѣ, прежде, чѣмъ его душа сможетъ подняться къ Богу.

Веганство является состояніемъ должныхъ заслугъ, поскольку оно есть естественное состояніе человѣка, человѣкъ, умирающій веганомъ, освобождается отъ чистилища.

Сыроѣденіе — это состояніе сверхдолжныхъ заслугъ и приводитъ къ святости.