Три девицы вечерком Собрались к подруге в дом: Полистали каталог, Колу пили, коньячок. Разомлели, размечтались, Потихоньку разболтались… Говорит одна девица: - «Кабы встретила я принца, Я б ему за все дела – Пацанёнка родила! Но сначала – шубу, тачку, Ну, и на Рублёвке дачку!» Ей подруга отвечала: - «Точно с дуба ты упала! Нынче принцы не в чести, Надо «папика» пасти! Чтоб «бобёр» был с сединой, Холостой чтоб иль вдовой, Чтобы банк держал солидный, Чтобы вхож был в клуб элитный! Если б мне попал такой Закатила б пир горой! Чтобы вечером жена, А на утро уж вдова!» Встала третяя девица: - «Так девчата, не годится! И не будет в жизни проку Без любви, а по расчёту! Пусть не принц кровей элитных, Да и не «бобёр» солидный! Лишь бы верил и любил И семьёю дорожил!» Две подруги хохотали, Третью дурой называли. Посидели, посмеялись… Ну, и до поры расстались. Минуло лет пять с тех пор, Как прошёл тот разговор. И по щучьему веленью Иль судьбы благоволенью Вновь подруги повстречались, Ну, и поболтать остались. Молвит первая девица: - «Захотела, дура, принца! Есть и шуба, есть и тачка, Есть и на Рублёвке дачка. Только я на дачке той Словно в клеткой золотой! Ни друзей и ни подруг, Толпа охранников вокруг! Маюсь скукой день-деньской В этой клетке золотой!» - «Да-а-а, - вторая отвечала, - Кабы я когда-то знала, Что страшней всего на свете Быть за жизнь «бобра» в ответе! Обещал мне горы злата И подсунул два контракта, По которым верь не верь Голой вылечу за дверь! И теперь хоть волком вой Не дай Бог мне стать вдовой!» Третья молвила девица: - «Да, не сладко вам, сестрицы! Мой Ванюша не такой – Работящий и простой. У людей в большем почёте, Сын у нас растёт и доча. В доме мы живём своём И дела ведём вдвоём! Вот он, лёгкий на помине Вместе с доченькой с сыном. Ну, подруги, мне пора! Вам, ни пуха, ни пера!» Мужу руку подала, Сына с дочкой обняла, Села в белый «Мерседес», Тут и сказочке конец! Сказка – ложь, да в ней намёк, Юным отпрыскам урок! Вам напомним вновь и вновь: СЧАСТЬЕ ТАМ, ГДЕ ЕСТЬ ЛЮБОВЬ!!!!!

Бывало все: и счастье, и печали,
и разговоры длинные вдвоем.
Но мы о самом главном промолчали,
а может, и не думали о нем.
Нас разделило смутных дней теченье -
сперва ручей, потом, глядишь, река...
Но долго оставалось ощущенье:
не навсегда, ненадолго, пока...
Давно исчез, уплыл далекий берег,
и нет тебя, и свет в душе погас,
и только я одна еще не верю,
что жизнь навечно разлучила нас.
Вероника Тушнова. Лирика.


Улыбаюсь, а сердце плачет
в одинокие вечера.
Я люблю тебя.
Это значит -
я желаю тебе добра.
Это значит, моя отрада,
слов не надо и встреч не надо,
и не надо моей печали,
и не надо моей тревоги,
и не надо, чтобы в дороге
мы рассветы с тобой встречали.
Вот и старость вдали маячит,
и о многом забыть пора...
Я люблю тебя.
Это значит -
я желаю тебе добра.
Значит, как мне тебя покинуть,
как мне память из сердца вынуть,
как не греть твоих рук озябших,
непосильную ношу взявших?
Кто же скажет, моя отрада,
что нам надо,
а что не надо,
посоветует, как же быть?
Нам никто об этом не скажет,
и никто пути не укажет,
и никто узла не развяжет...
Кто сказал, что легко любить?

Не боюсь, что ты меня оставишь
для какой-то женщины другой,
а боюсь я, что однажды станешь ты таким же,
как любой другой.
И пойму я, что одна в пустыне,—
в городе, огнями залитом,
и пойму, что нет тебя отныне
ни на этом свете, ни на том.

* * *

Не отрекаются любя.
Ведь жизнь кончается не завтра.
Я перестану ждать тебя,
а ты придешь совсем внезапно.
А ты придешь, когда темно,
когда в стекло ударит вьюга,
когда припомнишь, как давно
не согревали мы друг друга.
И так захочешь теплоты,
не полюбившейся когда-то,
что переждать не сможешь ты
трех человек у автомата.
И будет, как назло, ползти
трамвай, метро, не знаю что там.
И вьюга заметет пути
на дальних подступах к воротам...
А в доме будет грусть и тишь,
хрип счетчика и шорох книжки,
когда ты в двери постучишь,
взбежав наверх без передышки.
За это можно все отдать,
и до того я в это верю,
что трудно мне тебя не ждать,
весь день не отходя от двери.

В чем отказала я тебе,
скажи?
Ты целовать просил —
я целовала.
Ты лгать просил,—
как помнишь, и во лжи
ни разу я тебе не отказала.
Всегда была такая, как хотел:
хотел — смеялась,
а хотел — молчала...
Но гибкости душевной есть предел,
и есть конец
у каждого начала.
Меня одну во всех грехах виня,
все обсудив
и все обдумав трезво,
желаешь ты, чтоб не было меня...
Не беспокойся —
я уже исчезла.


* * *

Гонит ветер
туч лохматых клочья,
снова наступили холода.
И опять мы
расстаемся молча,
так, как расстаются
навсегда.
Ты стоишь и не глядишь вдогонку.
Я перехожу через мосток...
Ты жесток
жестокостью ребенка —
от непонимания жесток,
Может, на день,
может, на год целый
эта боль мне жизнь укоротит.
Если б знал ты подлинную цену
всех твоих молчаний и обид!
Ты бы позабыл про все другое,
ты схватил бы на руки меня,
поднял бы
и вынес бы из горя,
как людей выносят из огня.


Сто часов счастья...
Разве этого мало?
Я его, как песок золотой,
намывала,
собирала любовно, неутомимо,
по крупице, по капле,
по искре, по блестке,
создавала его из тумана и дыма,
принимала в подарок
от каждой звезды и березки...
Сколько дней проводила
за счастьем в погоне
на продрогшем перроне,
в гремящем вагоне,
в час отлета его настигала
на аэродроме,
обнимала его, согревала
в нетопленном доме.
Ворожила над ним, колдовала...
Случалось, бывало,
что из горького горя
я счастье свое добывала.
Это зря говорится,
что надо счастливой родиться.
Нужно только, чтоб сердце
не стыдилось над счастьем трудиться,
чтобы не было сердце
лениво, спесиво,
чтоб за малую малость
оно говорило "спасибо".
Сто часов счастья,
чистейшего, без обмана.
Сто часов счастья!
Разве этого мало?


* * *

Открываю томик одинокий -
томик в переплёте полинялом.
Человек писал вот эти строки.
Я не знаю, для кого писал он.

Пусть он думал и любил иначе
и в столетьях мы не повстречались...
Если я от этих строчек плачу,
значит, мне они предназначались.

И чего мы тревожимся, плачем и спорим,
о любимых грустим до того, что невмочь.
Большеглазые добрые звезды над морем,
шелковистая гладь упирается в ночь.
Спят прогретые за день сутулые скалы,
спит распластанный берег, безлюден и тих.
Если ты тишины и покоя искала,
вот они! Только нет, ты искала не их.

Спят деревья, мои бессловесные братья.
Их зеленые руки нежны и легки.
До чего мне сейчас не хватает пожатья
человеческой, сильной, горячей руки!

* * *

Не охладела, нет,
скрываю грусть.
Не разлюбила,—
просто прячу ревность.
Не огорчайся,
скоро я вернусь.
Не беспокойся,
никуда не денусь.
Не осуждай меня,
не прекословь,
не спорь
в своем ребячестве
жестоком...
Я для тебя же
берегу любовь,
чтоб не изранил насмерть
ненароком.

Как часто лежу я без сна в темноте,
и всё представляются мне
та светлая речка
и елочки те
в далекой лесной стороне.
Как тихо, наверное, стало в лесу,
раздетые сучья черны,
день убыл — темнеет в четвертом часу,
и окна не освещены.
Ни скрипа, ни шороха в доме пустом,
он весь потемнел и намок,
ступени завалены палым листом,
висит заржавелый замок...
А гуси летят в темноте ледяной,
тревожно и хрипло трубя...
Какое несчастье
случилось со мной —
я жизнь прожила
без тебя.

* * *

Людские души - души разные,
не перечислить их, не счесть.
Есть злые, добрые и праздные
и грозовые души есть.

Иная в силе не нуждается,
ее дыханием коснись -
и в ней чистейший звук рождается,
распространяясь вдаль и ввысь.

Другая хмуро-неотзывчива,
другая каменно-глуха
для света звезд,
для пенья птичьего,
для музыки
и для стиха.

Она почти недосягаема,
пока не вторгнутся в нее
любви тревога и отчаянье,
сердечной боли острие.

Смятенная и беззащитная,
она очнется,
и тогда
сама по-птичьи закричит она
и засияет как звезда.


Мне говорят:
нету такой любви.
Мне говорят:
как все,
так и ты живи!
Больно многого хочешь,
нету людей таких.
Зря ты только морочишь
и себя и других!
Говорят: зря грустишь,
зря не ешь и не спишь,
не глупи!
Всё равно ведь уступишь,
так уж лучше сейчас
уступи!
...А она есть.
Есть.
Есть.
А она - здесь,
здесь,
здесь,
в сердце моём
тёплым живёт птенцом,
в жилах моих
жгучим течёт свинцом.
Это она - светом в моих глазах,
это она - солью в моих слезах,
зренье, слух мой,
грозная сила моя,
солнце моё,
горы мои, моря!
От забвенья - защита,
от лжи и неверья - броня...
Если её не будет,
не будет меня!
...А мне говорят:
нету такой любви.
Мне говорят:
как все,
так и ты живи!
А я никому души
не дам потушить.
А я и живу, как все
когда-нибудь
будут жить!

Ну что же, можешь покинуть,
можешь со мной расстаться,—
из моего богатства
ничего другой не отдастся.
Не в твоей это власти,
как было, так все и будет.
От моего злосчастья
счастья ей не прибудет.
Ни любви ей,
ни ласки
не добавится ни крупицы!
Не удастся тебе,
не удастся
душой моей откупиться.
Напрасно стараться будешь:
нет любви — не добудешь,
есть любовь — не забудешь,
только счастье загубишь.
Рыжей глиной засыплешь,
за упокой выпьешь...
Домой воротишься — пусто,
из дому выйдешь — пусто,
в сердце заглянешь — пусто,
на веки веков — пусто!

* * *

Много счастья и много печалей на свете,
а рассветы прекрасны,
а ночи глухи...
Незаконной любви
незаконные дети,
во грехе родились они —
эти стихи.
Так уж вышло, а я ни о чем не жалею,
трачу, трачу без удержу душу свою...
Мне они всех рожденных когда-то милее,
оттого что я в каждом тебя узнаю.
Я предвижу заране их трудную участь,
дождь и холод у запертых глухо дверей,
я заране их долгой бездомностью мучусь,
я люблю их — кровиночки жизни моей.
Все равно не жалею.
Мне некогда каяться.
Догорай, мое сердце, боли, холодей,—
пусть их больше от нашего счастья останется,
перебьются!
Земля не без добрых людей!

* * *

Сутки с тобою,
месяцы — врозь...
Спервоначалу
так повелось.
Уходишь, приходишь,
и снова,
и снова прощаешься,
то в слезы, то в сны
превращаешься,
и снова я жду,
как во веки веков
из плаванья женщины ждут
моряков.
Жду утром, и в полдень,
и ночью сырой,
и вдруг ты однажды
стучишься: — Открой!—
Тепла, тяжела
дорогая рука...
...А годы летят,
как летят облака,
летят-пролетают,
как листья, как снег...
Мы вместе — навек.
В разлуке — навек.


* * *

Счастливо и необъяснимо
происходящее со мной:
не радость, нет - я не любима -
и не весна тому виной.
Мир непригляден, бесприютен,
побеги спят,
и корни спят,
а я не сплю,
и день мой труден,
и взгляд мне горести слепят...
Я говорю с тобой стихами,
остановиться не могу.
Они как слезы, как дыханье,
и, значит, я ни в чем не лгу...
Все, что стихами,- только правда,
стихи как ветер, как прибой,
стихи - высокая награда
за все, что отнято тобой!

Она его безумно волновала,
Походкой, взглядом, запахом духов...
Ходила так – как будто танцевала,
Притягивая взгляды мужиков.

Он утром ждал ее на остановке,
Чтоб рядом с ней в автобусе стоять,
Чтоб в тесной переполненной массовке
Ее бедро случайно задевать...

Он шел за ней, не подавая вида,
Прислушиваясь к стуку каблучков,
Прекрасного волшебного магнита,
И близоруко щурясь без очков...

Она сидела в офисе - напротив
(Судьбе иль небесам так было надо?!),
Чуть-чуть левее и вполоборота,
И иногда встречался с нею взглядом.

Да, он страдал, кипя любовной страстью,
Переживая, ревностью объятый,
Она другим раздаривает счастье,
И что не он в плену ее объятий...

Однажды краем глаза грудь увидел -
Она за скрепкой наклонилась вниз,
Весь покраснел, себя возненавидел,
За невзначай подсмотренный «стриптиз»...

И пелена глаза закрыла разом,
Представил - чьи-то руки эту грудь
Ласкают нежно... Болью сердце сразу
Сдавило так, что воздух не вздохнуть.

На следующее утро он проспал...
Решив начать жизнь с нового абзаца,
И заявленье об уходе написал,
Чтоб навсегда с мечтой своей расстаться.

Она стояла, молча, у окна...
«Я ухожу, - сказал он – время лечит!»
Заметил, как вдруг вздрогнула она,
И сделала тихонько шаг навстречу:

"Я,- покраснела, – всё скажу сейчас!
Мне будет не хватать твоей заботы,
Твоих таких родных и милых глаз!
Кто будет провожать меня с работы?

Привыкла я, что ты со мною рядом,
Что ты меня незримо охраняешь.
Спокойно мне, когда ласкаешь взглядом,
Жаль, понимаешь всё, когда теряешь..."
(Марина Бойкова)