Фролова Анна. Воин.  Холст, масло

Грянула Война. Кедрин рвался  на фронт, но из-за зрения (минус семнадцать)  его в армию не взяли…  Хотели эвакуироваться, у них было уже двое детей, но…  прямо у них перед носом двери эшелона закрылись. Так Кедрины потеряли и возможность уехать, и часть своего и без того бедного имущества, и чемодан с рукописями поэта, и свою комнату. Им пришлось ютиться в соседнем доме. 

Ночь в убежище

Ложишься спать, когда в четыре 
Дадут по радио отбой. 
Умрешь — единственная в мире 
Всплакнет сирена над тобой. 

Где звёзды, что тебе знакомы? 
Их нет, хотя стоит июль: 
В пространствах видят астрономы 
Следы трассирующих пуль. 

Как много тьмы, как света мало! 
Огни померкли, и одна 
Вне досяженья трибунала 
Мир демаскирует луна. 

...Твой голос в этом громе тише, 
Чем писк утопленных котят... 
Молчи! Опять над нашей крышей 
Бомбардировщики летят! 
1941 

 

На какое-то время он с семьёй оказался буквально отрезанным у себя в Черкизове: поезда в Москву не ходили, Союз писателей эвакуировался из столицы. Конечно, Дмитрий Борисович не сидел сложа руки. Он дежурил во время ночных налётов на Москву, рыл бомбоубежища, участвовал в милицейских операциях по поимке вражеских парашютистов. У него не было возможности печататься, но он не прекращал поэтической работы, активно занялся переводом антифашистских стихов, много писал сам. В этот период им написаны стихотворения «Жильё», «Колокол», «Уголёк», «Родина» и другие, сложившиеся в цикл под названием «День гнева». 

Поэт  запечатлел в своих стихах совсем не героическую сторону войны - скудную жизнь тыла, ночи в убежище, бесконечные очереди, где на людях, как на кабаньих тушах, пишут номера, ужас старухи, потерявшей карточки, а главное – нескончаемое человеческое горе.

Дом

Дом разнесло. Вода струями хлещет
Наружу из водопроводных труб.
На мостовую вывалены вещи
Разбитый дом похож на вскрытый труп.
Чердак сгорел. Как занавес в театре,
Вбок отошла передняя стена.
По этажам разрезанная на три,
Вся жизнь в квартирах с улицы видна.
Их в доме много. Вот в одной из нижних
Рояль в углу отлично виден мне.
Обрывки нот свисают с полок книжных,
Белеет маска Листа на стене.
Площадкой ниже - вид другого рода:
Обои размалеваны пестро,
Свалился наземь самовар с комода...
Там - сердце дома, тут - его нутро.
А на вещах - старуха с мертвым взглядом
И юноша, старухи не свежей.
Они едва ли не впервые рядом
Сидят, жильцы различных этажей!
Теперь вся жизнь их, шедшая украдкой,
Открыта людям. Виден каждый грех...
Как ни суди, а бомба - демократка:
Одной бедой она равняет всех!

18 августа 1941 г.

 

Осень 41 года

Еще и солнце греет что есть силы,

И бабочки трепещут на лету,

И женщины взволнованно красивы,

Как розы, постоявшие в спирту.

 

Но мчатся дни. Проходит август краткий.

И мне видны отчетливо до слез

На лицах женщин пятна лихорадки —

Отметки осени на листьях роз.

 

Ах, осень, лета скаредный наследник!

Она в кулак готова всё сгрести.

Недаром солнце этих дней последних

Спешит дожечь, и розы — доцвести.

 

А женщины, что взглядом ласки просят,

Не опуская обреченных глаз, —

Предчувствуют, что, верно, эта осень

Окажется последней и для нас!

1941

<br/>

Глухота

 

Война бетховенским пером

Чудовищные ноты пишет.

Её октав железный гром

Мертвец в гробу – и тот услышит!..

 

Но что за уши мне даны?

Оглохший в громе этих схваток,

Из сей симфонии войны

Я слышу только плач солдаток.

 

2 сентября 1941

 

По свидетельству Л. И. Кедриной, Дмитрий Борисович предполагал в будущем создать поэму о войне. По-видимому, поэма выросла бы в скорбную и гневную лирическую симфонию.

Тогда же, в окружённом кольцом блокады Ленинграде, Дмитрий Шостакович писал знаменитую Седьмую симфонию, вобравшую в себя героику и трагедийность войны. Поэтическая симфония Кедрина осталась незавершённой. Но в ней есть отдельные моменты, созвучные Ленинградской симфонии. Когда читаешь поэтический рефрен: «..Дранг нах Остен! Дранг нах Остен!» -  

выбивает барабан»,- словно слышишь механически бездушную, назойливую, размеренную дробь фашистского марша в симфонии Шостаковича. 

Он упорно добивался отправки на фронт в действующую армию. В октябре 1943 года его направляют фактически в обход медицинской комиссии на Северо-Западный фронт в многотиражную газету 6-й воздушной армии «Сокол Родины». С фронта в посёлок Черкизово стали регулярно приходить большие серые конверты с номерами газеты. За время своей работы в «Соколе Родины» он прислал 75 номеров, где было напечатано около ста его стихотворений. В одном из писем жене Дмитрий Борисович писал: «Я познакомился тут с исключительно интересными людьми… Если бы ты знала, сколько в них дерзкой отваги, спокойного мужества, какие это замечательные русские люди». В другом письме он признавался: «…я чувствую себя в строю, а не где-то в стороне, а это очень важное чувство, которое я редко испытывал в Москве, в нашей писательской среде». 
Газетная работа в тяжёлых фронтовых условиях требовала полной отдачи, напряжения физических и моральных сил. Дмитрий Борисович делился с женой в письме: «Слишком много впереди горячей работы. Ну ничего не поделаешь, надо подчинить свои интересы одной, общей для всех честных людей задаче: победе».

Ни один номер газеты не выходил без его статьи или стихотворения. Он писал о больших и маленьких событиях и конкретных людях на фронте. Иногда под псевдонимом Вася Гашеткин печатал фельетоны. Но всё же главным содержанием его литературного труда оставалась поэзия.

Солдат

…С гусарами схож ты не очень:

Одет в меховые штаны,

Ты просто поденный рабочий

Завода страданий - войны.

 

22 декабря 1941 г 

Виктор Васнецов. Алёнушка

Аленушка

 

Стойбище осеннего тумана,

Вотчина ночного соловья,

Тихая царевна Несмеяна -

Родина неяркая моя!

 

Знаю, что не раз лихая сила

У глухой околицы в лесу

Ножичек сапожный заносила

На твою нетленную красу.

 

Только всё ты вынесла и снова

За раздольем нив, где зреет рожь,

На пеньке у омута лесного

Песенку Аленушки поешь...

 

Я бродил бы тридцать лет по свету,

А к тебе вернулся б умирать,

Потому что в детстве песню эту,

Знать, и надо мной певала мать!

9 октября 1942 

Аркадий Пластов. Фашист пролетел.

Убитый мальчик

 

Над проселочной дорогой

Пролетали самолеты...

Мальчуган лежит у стога,

Точно птенчик желторотый.

Не успел малыш на крыльях

Разглядеть кресты паучьи.

Дали очередь - и взмыли

Вражьи летчики за тучи...

Все равно от нашей мести

Не уйдет бандит крылатый!

Он погибнет, даже если

В щель забьется от расплаты.

В полдень, в жаркую погоду

Он воды испить захочет,

Но в источнике не воду -

Кровь увидит вражий летчик.

Слыша, как в печи горячей

Завывает зимний ветер,

Он решит, что это плачут

Им расстрелянные дети.

А когда, придя сторонкой,

Сядет смерть к нему на ложе, -

На убитого ребенка

Будет эта смерть похожа!

 

1942 

КРАСОТА

Эти гордые лбы винчианских мадонн 
Я встречал не однажды у русских крестьянок, 
У рязанских молодок, согбенных трудом, 
На току молотящих снопы спозаранок. 
У вихрастых мальчишек, что ловят грачей 
И несут в рукаве полушубка отцова, 
Я видал эти синие звезды очей, 
Что глядят с вдохновенных картин Васнецова. 
С большака перешли на отрезок холста 
Бурлаков этих репинских ноги босые... 
Я теперь понимаю, что вся красота — 
Только луч того солнца, чье имя — Россия!

 

5 сентября 1942

 

 Врублевский Юрий. Приход весны

 

Врублевский Юрий. Весенняя пора

 

После войны семья Кедриных – сам Дмитрий Борисович, его жена Людмила Ивановна, дочь Света и сын Олег – продолжали жить в Черкизове на улице 2-я Школьная, д. № 5 (с 1947 года улица носит имя Д.Б. Кедрина).

Врублевский Юрий. Улица поэта Кедрина. Черкизово.

 

 Поэт был полон больших творческих планов. Он подготовил к изданию поэтический сборник «Русские стихи», но рукопись получила отрицательный отзыв: «Что прежде всего замечаешь в стихах Дмитрия Кедрина – это их несамостоятельность, обилие чужих голосов. Мне представляется, что Кедрину нужно бежать от исторических тем. Сборник издавать не следует...». Это дало повод руководству писательского союза книгу «завернуть», а заодно и припомнить автору его дворянское происхождение. Чтобы хоть как-то прокормить семью, поэт был вынужден заняться малооплачиваемой  работой – переводами и рецензированием рукописей молодых поэтов…  А вот как Илья Сельвинский говорил о поэтическом даровании Дмитрия Кедрина: «Я не знаю другого поэта, у которого слово так хорошо знало бы своё место в строчке. Читая Кедрина, кажется, будто не он искал слов, а слова сами разыскали его и подталкивали головой ладонь, как котята, требующие, чтобы их погладили».

Светлана Кедрина: «Отец успел получить несколько ударов уже после возвращения с фронта. Он чувствовал, что ничего для него не изменилось: чужая крыша над головой, безденежье. Он написал в записной книжке: "Чего я боялся? – Своей судьбы". Он ее чувствовал как все поэты, чувствовал свою судьбу». 

Вот и вечер жизни. Поздний вечер. 
Холодно и нет огня в дому. 
Лампа догорела. Больше нечем 
Разогнать сгустившуюся тьму. 

Луч рассвета, глянь в мое оконце! 
Ангел ночи! Пощади меня: 
Я хочу еще раз видеть солнце - 

Солнце первой половины Дня!

Раиса Арефьева. Дмитрий Кедрин. Поэт пытливо и тревожно вглядывается в грядущее, пытаясь разглядеть за зыбким горизонтом судьбу страны и её народа.

Пластинка

 

Когда я уйду,

Я оставлю мой голос

На черном кружке.

Заведи патефон,

И вот,

Под иголочкой,

Тонкой, как волос,

От гибкой пластинки

Отделится он.

 

Немножко глухой

И немножко картавый,

Мой голос тебе

Прочитает стихи,

Окликнет по имени,

Спросит:

"Устала?",

Наскажет

Немало смешной чепухи.

 

И сколько бы ни было

Злого, дурного,

Печалей,

Обид,

Ты забудешь о них.

Тебе померещится,

Будто бы снова

Мы ходим в кино,

Разбиваем цветник.

 

Лицо твое<

Тронет волненья румянец.

Забывшись,

Ты тихо шепнешь:

"Покажись!"

 

Пластинка хрипнет

И окончит свой танец -

Короткий,

Такой же недолгий,

Как жизнь.

 

1939

В 1945 Дмитрию Кедрину исполнилось только 38 лет… В его творческих планах было создание произведений об Андрее Рублёве, М. В. Ломоносове, М. И. Кутузове… и о Великой Отечественной войне.

В августе 1945 года Кедрин вместе с группой писателей уехал в командировку в Кишинёв, который поразил его своей красотой и напомнил Днепропетровск, юность, Украину. Он решил по приезде домой всерьёз обсудить с женой возможность переезда в Кишинёв…  

18 сентября 1945 года Кедрин отправился  в Москву, в Союз писателей, за гонораром, но вечером домой в Черкизово не вернулся. Через четыре дня Людмила Ивановна опознала мужа по фотографии в одном из московских моргов. Тело Кедрина нашли 19 сентября на мусорной куче недалеко от платформы Вешняки Казанской железной дороги. Вдова попыталась восстановить картину гибели мужа, ведь в свидетельстве о его смерти отмечены перелом всех рёбер и левого плеча, но ей тактично посоветовали заняться воспитанием своих детей. 
Много лет спустя дочь поэта Светлана Дмитриевна тоже пыталась узнать подробности гибели отца, и даже написала книгу с броским названием «Жить вопреки всему. Тайна рождения и тайна смерти поэта Дмитрия Кедрина» (1996), но без особого успеха. Правда, в этой книге она приводит интересный факт: «Поэт В.Замятин, с которым дружил отец, как-то сказал маме: «Буду умирать, скажу тебе, кто убил Митю». Неожиданно мама узнала, что Замятин смертельно болен, помчалась к нему, но он был уже без сознания». 

 

Последним приютом Кедрина стало иноверческое кладбище на Введенских горах в Москве. Ныне Введенское кладбище включено в государственный список памятников истории и культуры. Могилы исторических деятелей конца XIX — начала XX века, в том числе и поэта Кедрина, охраняются государством.

У изголовья могилы Дмитрия Кедрина растёт 300-летний дуб, древнейший на Введенских горах, что стало мотивом философского стихотворения Светланы Кедриной, посвящённого памяти отца:

При жизни

У него не было

Крыши над головой.

После смерти — в головах

Трехсотлетний дуб,

Охраняемый государством.

Если бы оно

Охраняло людей…

Светлана Дмитриевна Кедрина, дочь поэта

 

В подмосковных Мытищах установлен памятник  Дмитрию Кедрину, написавшему свои лучшие произведения именно на мытищинской земле. Скульптору Николаю Селиванову удалось мастерски воплотить в бронзе сосредоточенные и одухотворенные черты поэта...

 

На открытии памятника Д. Кедрину.

Если бы он знал, какая жизнь ждет его поэзию после смерти! Но, вероятно, 

он все-таки знал, если оставил нам такое стихотворение, как  “Знаю, я знаю…”:

Знаю, я знаю, совсем не случайны 
Все совпаденья вещей и имен, 
В чьи сочетанья, покрытые тайной, 
Я от рожденья еще заключен.

И, если должен бесцельно истлеть я, 
Перегореть от обид и огня, 
Дым потечет из столетья в столетье, 
К вечности вновь приобщая меня.

http://old.tvkultura.ru/news.html?id=137854&cid=110

http://www.45parallel.net/dmitriy_kedrin/

 

http://allforchildren.ru/poetry/author140-kedrin.php

http://ruklassik.ru/kedrin-dmitrij-borisovich/

http://chtoby-pomnili.com/page.php?id=596                                                                                                                                                         http://obiskusstve.com/560739123690474364/dmitrij-...gn=daily&utm_content=title