Я еще назову кое-что из того,Что пока безымянно, темно...

 

Читать далее...

Саша Чёрный "Молитва"

Са́ша Чёрный (1 (13) октября 1880, Одесса, Российская империя — 5 августа 1932, Ле-Лаванду, Прованс, Франция) — русский поэт Серебряного века, а также прозаик. Получил широкую известность как автор популярных лирико-сатирических стихотворных фельетонов.

Читать далее...

Все мы бражники здесь, блудницы.....Ахматова А.




Все мы бражники здесь, блудницы,
Как невесело вместе нам!
На стенах цветы и птицы
Томятся по облакам.

Ты куришь черную трубку,
Так странен дымок над ней.
Я надела узкую юбку,
Чтоб казаться еще стройней.

Навсегда забиты окошки:
Что там, изморозь или гроза?
На глаза осторожной кошки
Похожи твои глаза.

О, как сердце мое тоскует!
Не смертного ль часа жду?
А та, что сейчас танцует,
Непременно будет в аду.

19 декабря 1912, В вагоне

Написано к годовщине открытия «Бродячей собаки». Чрезмерной скромностью разговоры, которые велись в знаменитом литературном кафе – по ночам, через столик, естественно, не отличались, особенно под утро, когда «собачники» слегка одуревали – от шампанского, духоты, табачного дыма. Но ни блуда, ни тотального бражничества в «Собаке» не было. Во всяком случае до войны. Сама Ахматова, во избежание недоразумений, неоднократно напоминала, что «Все мы бражники…» – стихи скучающей и капризничающей девочки, а не роковой соблазнительницы или дамы полусвета.
Стихотворение «Все мы бражники здесь, блудницы», вошло во второй сборник стихов Анны Ахматовой «Четки», выпущенный в начале марта 1914 года.
В плеере Альфред Шнитке Обьяснение в любви (из х.ф. "Сказка странствий")

Серия сообщений "Моя АХМАТОВА":

Часть 1 - Анна Ахматова (читает "Последний тост")
Часть 2 - Анна Ахматова - Муза (1924)
...
Часть 26 - Три раза.... Ахматова А.
Часть 27 - Подражание И.Ф.Анненскому Ахматова А.
Часть 28 - Все мы бражники здесь, блудницы.....Ахматова А.

ВОЛОШИН: "Серебряные россыпи"...Небо в тонких узорах


Небо в тонких узорах
Хочет день превозмочь,
А в душе и в озерах
Опрокинулась ночь.

Что-то хочется крикнуть
В эту черную пасть,
Робким сердцем приникнуть,
Чутким ухом припасть.

И идешь и не дышишь...
Холодеют поля.
Нет, послушай... Ты слышишь?
Это дышит земля.

Я к траве припадаю.
Быть твоим навсегда...
"Знаю... знаю... все знаю",-
Шепчет вода.

Ночь темна и беззвездна.
Кто-то плачет во сне.
Опрокинута бездна
На водах и во мне.

Максимилиан ВОЛОШИН

Отыскиваешь ранние поэзы Волошина и тихо изумляешься: да он всегда был поэт, даже занимаясь живописью, выставками, будучи прекрасным критиком и исследователем чужого искусства! Какой-то ишак болотный промычал о его "любительстве" в поэзии и тотчас его перестали печатать до 1905-го года. Он хмыкнул только и серьёзно занялся импрессионистами, отдаваясь поэзии как творческой разрядке среди живописи, огромных критических исследований творчества французских преимущественно поэтов и начатков своего живописного творчества. И только чуткий Брюсов уловил зародыш огромного поэтического потенциала среди арабесок киммерийского мага. В 1905 году его-таки напечатали со скрипом и вдруг всем стало ясно: Россия открыла для себя поэта такого масштаба, что даже и промыслить было невозможно теперь её, Русь, без Волошина-поэта. А он, как будто по-доброму охлаждая неуёмные восторги целого сонма своих почитателей, уже ушёл в серьёзную живопись. И опять парадокс: мэтр Рерих, искавший в Гималаях прозрачный воздух и свет, нашёл его в Крыму у Волошина и чуть не съехал с ума: сам он волошинского чуда повторить не смог. Ну не видел мэтр этой безбрежной синевы, прозрачности и каких-то прямо-таки евангелистских бликов тонкого серебра среди кустарников на козьих тропах. Ну, вот не видел, и всё! И пока он осознавал эту свою непонятную слепоту, Волошин, как ни в чём не бывало, вернулся в поэзию с таким невероятно богатым багажом, что казалось - боле ничем он всё это время не занимался. Это было потрясение для поэтического братства России. Да вот хоть эта ранняя его вещь из тех, что копил он впрок, занимаясь культурным наследием России.
Такие они - "серебряные"...

АХМАТОВА: "Серебряные россыпи"...Муза ушла по дороге


Муза ушла по дороге,
Осенней, узкой, крутой,
И были смуглые ноги
Обрызганы крупной росой.
Я долго ее просила
Зимы со мной подождать,
Но сказала: «Ведь здесь могила,
Как ты можешь еще дышать?»
Я голубку ей дать хотела,
Ту, что всех в голубятне белей,
Но птица сама полетела
За стройной гостьей моей.
Я, глядя ей вслед, молчала,
Я любила ее одну,
А в небе заря стояла,
Как ворота в ее страну.

Анна АХМАТОВА, "Белая стая"

Главный сборник жизни и Творчества Анны всея Руси "Белая стая" начинается вообще-то белым стихом, но для меня вот весь цикл её "предсмертных" откровений начинается именно здесь. В свою "Белую стаю" Ахматова по понятным лишь ей и Богу движениям души включила и более раннюю поэзию времён "Четок". Но когда я пытаюсь выстроить в попытке понимания её мира духовную основу её со мной будущего общения, то после "Четок" первыми всплывают строки "Муза ушла..." И ничего с этим поделать не могу, да и не хочу. Довольно и просто счастливого общения с царскосельской музой, которая столь щедра, что откликается на любой мой зов из любого пространства. И щедрость, с которой она каждый раз дарит меня потрясает: провожу ли я с ней целый вечер или так вот, как сейчас, обращаюсь с просьбой-приветом. Всегда найдёт она для тебя и строку и строфу и движение души. Русская Сафо...

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"...Когда я к другому в упор подхожу


ГЛАЗА

Когда я к другому в упор подхожу,
Я знаю: нам общее нечто дано.
И я напряженно и зорко гляжу
Туда, на глубокое дно.

И вижу я много задавленных слов,
Убийств, совершенных в зловещей тиши,
Обрывов, провалов, огня, облаков,
Безумства несытой души.

Я вижу, я помню, я тайно дрожу,
Я знаю, откуда приходит гроза.
И если другому в глаза я гляжу,
Он вдруг закрывает глаза.

Константин БАЛЬМОНТ

Бальмонт никогда не ищет и не будет искать лёгких путей к истине. Он испробует всё, изматывая себя и других, чтобы сказать потом честно, что потратил время и силы на чепуху...или нашёл нечто, над чем "стоит поразмыслить". Причём покоряя пространства, потому как кабинетные искания были не для его мятущейся души. И неважно, в чём мера этих пространств, только истина определяет род его исканий: от кругосветок или внезапных исчезновений в Гиперборее, до блуждания по тайникам души человеческой. Последнее не означает, что движение для него не есть постижение: за обычным "да" готов он хоть к звёздам рваться и не дай Бог вопрошаемому слукавить! Оттого не раз те, кому он предлагал испытание истиной здесь и сейчас или на другом краю Вселенной, в безумном страхе закрывали глаза.

АХМАТОВА: "Серебряные россыпи"...О тебе я вспоминаю редко


О тебе вспоминаю я редко
И твоей не пленяюсь судьбой,
Но с души не стирается метка
Незначительной встречи с тобой.
Красный дом твой нарочно миную,
Красный дом твой над мутной рекой,
Но я знаю, что горько волную
Твой пронизанный солнцем покой.
Пусть не ты над моими устами
Наклонялся, моля о любви,
Пусть не ты золотыми стихами
Обессмертил томленья мои, —
Я над будущим тайно колдую,
Если вечер совсем голубой,
И предчувствую встречу вторую,
Неизбежную встречу с тобой.

Анна АХМАТОВА

Это ёщё "Чётки", хотя больше полюбит она "Подорожник", и ещё нет войны. Она ещё может и хочет мечтать и делает это с размахом Анны всея Руси. К Гумилёву они прохладна, но, как истинно русская женщина, будет допивать эту ставшую горькой чашу. Никак не вмешиваясь ни в поэтические размолвки кружков, из которых символисты так и останутся по настоящему глубинным течением в поэзии предвоенной и вообще поэзии "серебряных", она будет всегда молчаливо брать его сторону, пусть и неправую. Они оба благородны высоким благородством, что не понять никому, кроме истинно русской благородной души. И свои ошибки он будет признавать сам, некоторые с большим опозданием. И - ни слова в упрёк: только лишняя, заметная лишь ей морщинка у губ. Русская Сафо...

АХМАТОВА: "Серебряные россыпи"... Отчего же нам стало светло?


Все расхищено, предано, продано,
Черной смерти мелькало крыло,
Все голодной тоскою изглодано,
Отчего же нам стало светло?

Днем дыханьями веет вишневыми
Небывалый под городом лес,
Ночью блещет созвездьями новыми
Глубь прозрачных июльских небес, -

И так близко подходит чудесное
К развалившимся грязным домам,
Никому, никому неизвестное,
Но от века желанное нам.

Анна АХМАТОВА

После болезни и затишья снова заштормило меня, так духовные потребности стали несовместны с физическими возможностями. В Гиперборею нельзя, просто забрести куда глаза глядят, а потом выбираться на пределе возможностей из бескрайних прелестей любимой Руси - опасно: так Доктор говорит и я ему верю. В огороде богатом и то поковыряться нельзя, мытьё полов заканчивается лёгким обмороком. Писать вот об этом не стыдно, стыдно, что нельзя. А вот любить можно и ни болезнь, ни смерть даже этого вот извечного закона жизни не отменит. И Ахматову читать можно на разрыв сердца - ничего не станется. Или в давней нашей игре в угадайки. Беру её томик внезапно дрогнувшей рукой, раскрываю...Да вот же оно, как про меня писано! До чего хороши такие вечера, когда нет ни инета, ни света - свеча и Ахматова, кресло, халат и травничек, спроворенный на костерке у крыльца. Сидишь на крылечке и млеешь. Надранная в полутьме смородина особо кислит и придаёт вместе с мятой немыслимую духмяность чаю в почти литровой чайной чашке. И Ахматова тут, на крылечке, под безумные в своей красоте соловьиные трели, зябко вздрагивая от постреливания толстой церковной свечи, заливающей ароматом вощины уделы подворья, вещает из полумрака то, что известно только нам двоим...и ещё одной феечке. Как жи-и-ить хочется...

АХМАТОВА: "Серебряные россыпи"...Где-то кошки жалобно мяукают


Где-то кошки жалобно мяукают,
Звук шагов я издали ловлю...
Хорошо твои слова баюкают:
Третий месяц я от них не сплю.

Ты опять, опять со мной, бессонница!
Неподвижный лик твой узнаю.
Что, красавица, что, беззаконница,
Разве плохо я тебе пою?

Окна тканью белою завершены,
Полумрак струится голубой...
Или дальней вестью мы утешены?
Отчего мне так легко с тобой?

Анна АХМАТОВА

Всегда относился к бессоннице спокойно и доброжелательно, немало мыслей и иррациональных ощущений бытия подарила мне она. Потому пройти мимо этой эллегии бессоннице не мог я никак. Как бережно подаются Ахматовой самые тонкие, эфемерные ощущения любви в самых неожиданных её эманациях. И невольно погружаешься сам в это полусознательное мировосприятие, когда ночные эльфы фантазий посещают тебя на изломе бытия, делая все предметы вокруг полными неразгаданной тайны. Только приблизишься к разгадке или обретёшь нечто очень желанное, или, напротив, спасение от нежеланного...и сон сладкой или утешающей пеленой накрывает тебя, тихо, как светильники, гася твои трепетные связи с миром страдания и любви. А потом, в полузабытьи пробуждения, ловишь ты счастливые миги того, обретённого и утраченного в бессоннице блистающего мира иллюзий, дарящего тебе покой... и вдохновение. Но описать это волшебство в несколько строк?! Велика-а-а-а...

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"...Твой дух светло-прозрачный весь погружен был в сон


КАК ПРИЗРАК

Я прихожу, как призрак, я ухожу, как тень,
Я полон тайн, как вечер, я весь огонь, как день.

Ты мне была желанна всего один лишь миг,
Но вдруг воскрес - так странно - в моей душе твой лик.

Я был тобою счастлив, ты мне была близка,
Мы были вне пределов, мы были два цветка.

И ты едва ли знала, что ты была моей,
А мне шептали мысли: "О, как ты счастлив с ней!"

Твой дух светло-прозрачный весь погружен был в сон,
А мой, нежней, смелее, был в этот сон влюблен.

Я твой опять, бесплодно. Смотри, как нежен день.
Я вновь пришел, как призрак, я вновь уйду, как тень.

Константин БАЛЬМОНТ

Вот уже несколько месяцев Бальмонт доминирует у меня, изредка соседствуя с необходимой мне как воздух ежедневной Ахматовой. Неожиданным, загадочным и нежным предстаёт Бальмонт перед нами в этой миниатюре. Кто не читал его волшебных переводов, тот будет, пожалуй, удивлён подобно Шелли. "Я ли это писал?" - воскликнул он, услышав перевод своих лирических творений на слух. И признал, что на родном языке они звучат несколько грубее. "Это Бальмонт сделал их такими," - тонко объяснили ему. Мы знаем Бальмонта страстного, загадочного, восторженно-влюблённого или ироничного, но вот таким, наполняющим Символ живым и нежным потаённым смыслом, видим мы редко и тем ценнее эта моя находка среди давно прочитанного, воспринимаемая раньше как шалость и дань символизму и неожиданно открывшая для меня в нужное время и в нужном состоянии души новую живую грань творений менестреля любви. Как он хорош здесь, сказка-а-а...

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"...Рождение любви

РОЖДЕНИЕ ЛЮБВИ

Любить - живых учила красногрудка.
Вся серая была она в раю.
Сидела на утесе, на краю.
А мир кругом был смех, и всклик, и шутка.

И думала крылатая малютка:
"О чем они? О чем и я пою?
Любить не нужно все. А лишь мою".
И в этот миг у ней зарделась грудка.

И птичка полетела по кустам.
Тогда впервые заалели розы,
Гвоздики, маки, целый алый храм.

И кровь любовью брызнула к сердцам.
И молния, узор небесной грезы,
Велела быть грозе и лить дождям.

Константин БАЛЬМОНТ

Изумительный сборник Бальмонта "Сонеты солнца, меда и луны" имеет позаголовок "Песня миров", заставивший меня в своё время вздрогнуть предчувствием. Музыка сфер, как бы обретя божественную имманентность, пролилась на эту головокружительную феерию сонетов. Волошин и Иванов творили свои бессмертные венки, а тут сонеты разбросаны щедрой рукой Бальмонта по всему Млечному пути среди всех любовных грёз, доступных трепетному сердцу и летящей в пространстве душе. Эту сокровищницу я давно посещаю в лучшие дни своей Судьбы и сегодня впервые делюсь с вами её самоцветными богатствами. А чуть раньше успел закончить я к его Дню рождения "Золотой обруч". Мне хорошо сейчас, пусть же хорошо станет и вам от этой камерной грёзы великого замысла поэта.

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"...Вот уж и 146 Великому гимнопевцу!


Константин Бальмонт обожал мистификации.

Мой главный Учитель вместе с Грином, Константин Бальмонт, - вышел из старшего поколения поэтов-символистов. Его одного дождался тоскующий в одиночестве Фет, а Марина Цветаева, уже преемница, сказала о нем: "На Бальмонте, в каждом его жесте, шаге, слове - клеймо - печать - звезда - поэта".
В прошлом юбилейном году мы ездили в ночь на его родину. Сегодня в Шуе Ивановской области соберется большой род Бальмонтов, но меня там не будет: только мысленно и духовно. У Бальмонта ещё живы шесть братьев. Из США в том году приехала его младшая дочь Светлана Шаль.
По одному из семейных преданий этого человека-загадки, предками со стороны отца Бальмонта были шотландские или скандинавские моряки, переселившиеся в Россию. Его мать, Вера Николаевна Лебедева, будто бы происходила из древнего татарского рода, шедшего от князя Белый Лебедь Золотой Орды. Хотя вполне может статься, что это один из мифов, которые так любил рассказывать о себе Бальмонт. В Шуе до сих пор живет много Бальмонтов. Внучатый племянник поэта Михаил Бальмонт некоторое время назад на свои кровные установил две мемориальные доски: на гимназии, где учился его великий родственник, и на доме, где тот жил.
Жизнь его, бурную и сумасшедшую, полную романтических преключений я тут в коментариях довольно подробно описал. А во что о нём писали 2 любимейших моих после него поэта.


БАЛЬМОНТ

Огромный лоб, клейменный шрамом,
Безбровый взгляд зеленых глаз, —
В часы тоски подобных ямам,
И хмельных локонов экстаз.
Смесь воли и капризов детских,
И мужеской фигуры стать —
Веласкес мог бы написать
На тусклом фоне гор Толедских.
Тебе к лицу шелка и меч,
И темный плащ оттенка сливы;
Узорно-вычурная речь
Таит круженья и отливы,
Как сварка стали на клинке,
Зажатом в замшевой руке.
А голос твой, стихом играя,
Сверкает плавно, напрягая
Упругий и звенящий звук...
Но в нем живет не рокот лиры,
А пенье стали, свист рапиры
И меткость неизбежных рук.
И о твоих испанских предках
Победоносно говорят
Отрывистость рипостов редких
И рифм стремительный парад.

Максимилиан ВОЛОШИН

Я уже затрагивал тему взаимоотношений "серебряных". Три поэта - Бальмонт, Брюсов и Волошин - звучат практически среди всей моей гиперборейской тематики. И тут я не пропускаю дня, чтобы не обратиться к кому-то из них, хоть предпочтение отдаю Бальмонту. И вот как пишет о нём другой титан этого благодатного для России времени!


БАЛЬМОНТУ

1

В золотистой дали
облака, как рубины,—
облака, как рубины, прошли,
как тяжелые, красные льдины.

Но зеркальную гладь
пелена из туманов закрыла,
и душа неземную печать
тех огней — сохранила.

И, закрытые тьмой,
горизонтов сомкнулись объятья.
Ты сказал: "Океан голубой
еще с нами, о братья!"

Не бояся луны,
прожигавшей туманные сети,
улыбались — священной весны
все задумчиво грустные дети.

Древний хаос, как встарь,
в душу крался смятеньем неясным.
И луна, как фонарь,
озаряла нас отсветом красным.

Но ты руку воздел к небесам
и тонул в ликовании мира.
И заластился к нам
голубеющий бархат эфира.

2

Огонечки небесных свечей
снова борются с горестным мраком.
И ручей
чуть сверкает серебряным знаком.

О поэт — говори
о неслышном полете столетий.
Голубые восторги твои
ловят дети.

Говори о безумье миров,
завертевшихся в танцах,
о смеющейся грусти веков,
о пьянящих багрянцах.

Говори
о полете столетий.
Голубые восторги твои
чутко слышат притихшие дети.

Говори...

3

Поэт,— ты не понят людьми.
В глазах не сияет беспечность.
Глаза к небесам подними:
с тобой бирюзовая Вечность.

С тобой, над тобою она,
ласкает, целует беззвучно.
Омыта лазурью, весна
над ухом звенит однозвучно,
С тобой, над тобою она.
Ласкает, целует беззвучно.

Хоть те же всё люди кругом,
ты — вечный, свободный, могучий.
О, смейся и плачь: в голубом,
как бисер, рассыпаны тучи.

Закат догорел полосой,
огонь там для сердца не нужен:
там матовой, узкой каймой
протянута нитка жемчужин.
Там матовой, узкой каймой
протянута нитка жемчужин.

Валерий Брюсов

В предыдущем представлении этой троицы великих "серебряных" о моём любимом Бальмонте высказался киммерийский волхв Волошин. И вот теперь - Брюсов! Чудное всё-таки время - "Серебряный век". Но даже в нём Бальмонт стоит особняком. Человек уникальной и тяжелейшей судьбы. Я уже писал тут, как в разгар салонной славы он убегает с Дегановым, владельцем лесозавода в Карелии и яхты на Ловозере в...Гиперборею! Едва не погибает на Ловозере в шторм, которыми озеро так славится: я сам на себе испытал их с дюжину раз. На лбу у него остаётся на всю жизнь шрам, который романтические дамы принимают за знак тайного поединка. Но это всё были приключения плоти. Какое уж там знание получил в Гиперборее Бальмонт, но получил несомненно: Гиперборея без этого не отпускает, если вообще отпускает. В салоны вернулся совершенно другой человек: просветлённый и напоённый ароматом мудрости.
И первым это отметил именно Брюсов. "Его демонизировали за редкую внешность и неуступчивость в вопросах чести, а он был ближе всех нас к небесам". Я ещё расскажу вам об этом непонятом гении, прошедшем все круги ада, тюрьмы, голод и нищету, но не сломленном в своей бесконечной правде ни большевиками, ни обстоятельствами, ни самой Судьбой, сумевшей лишь заключить с ним только им одним известный договор. Чудный и трагический "серебряный"...
Зря туда только всяких Маяковских с Чёрными записывают: не оттуда они...
Можно представить, что Саша Чёрный Блоку оду посвящает? Или тот же Есенин - Маяковскому? Правильно!
Когда Маяковский в 1916 году вдруг был признан лучшим в троице Северянин, Есенин и Маяковский, Есенин буквально взорвался эпиграммой:

Тоже мне, поэт московский
Х..., Владимир Маяковский

Н-да...

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"..."Золотой обруч",Сонет №13


Уж скоро глянет иней бледнолицый.
Из мглы болот всползет седой туман,
Стремясь от нас к теплу далеких стран.
Чу, журавли подвижною станицей.

Взревет метель забытой львами львицей.
Застынет облак белых караван.
Весь мир, как Ледовитый океан,
Раскинется безмерною гробницей.

Но в час, как с вихрем бьется снег в окно,
Как хорошо в тиши нагретой, дома,
Припоминать все бывшее давно.

Крутить мечту дорогой кругоема.
И ярки звезды в ночи декабря.
Тот любит смерть, кто прожил жизнь, горя.

Константин БАЛЬМОНТ, "Золотой обруч"

"Золотой обруч" заканчивает своё магическое коло и вновь напоминает нам: "Тот любит смерть, кто прожил жизнь, горя." Что скрывается за этими вещими откровениями? Что знает Бальмонт такого, что не открыто нам? Да открыто, всё открыто, правда большее в вещих снах, эхе генетической памяти. Трудно поверить в милость смерти, но благородный рус (так с санскрита - светлый, благородный - переводится rus), наследник праариев, верил всегда. Потому что предки наши, как и мы, были бессмертны, только ведали это, а не догадывались, как мы. И закончив Путь поставленных перед собою задач, бросались они в венке и с улыбкой на лице с сакральной горы Меру в пучину, возраждаясь в смерти для новой жизни. О чём Бльмонт ведал нам после сумасшедшего погружения в тайны и Космос Гипербореи здесь. И величие моего народа пою я не потому, что ведун маг, а ещё Брюсов в своей провидческой ULTIMA THULE и Волошин нашептали мне, и даже не потому, что сам совершил 23 погружения в страну прапредков, из них шесть - в одиночку. Каждая строка нашей истории звенит об этом гордо и сурово. И счастье иметь у себя поэтов, способных сотворять подобные шедевры венков, коих во всём их величии, не имеет ни один другой народ, нами выстрадано в таких вот прохождениях через смерть к жизни, о которых вещает тут Бальмонт. По-о-о-омни...

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"..."Золотой кубок",Сонет №12


Весь лес, - в рубинах, в меде янтаря,
В расцветностях, которых не измерим, -
Нам выстроил, пред смертью года, терем,
Всю пышность в час прощания даря.

Не льстись своей клюкой поводыря.
Живи лишь вровень с древом, с птицей, с зверем.
В людское наше мы чрезмерно верим,
Напрасно мир и смысл его коря.

Тяжелый жернов знает путь вращенья,
Он должен свой умол перемолоть.
И в куколке, до мига воплощенья,

Всю зиму мотылек лелеет плоть.
Не сетуй же, что белою зарницей
Уж скоро глянет иней бледнолицый.

Константин БАЛЬМОНТ, "Золотой обруч"

Вот уже две недели "Золотой обруч" живёт своей жизнью, независимой от рассылки, и маг, как бы несмехаясь добродушно, как и я, над Валей Шреком и прочими шреками, и изредка подбрасывая нам новые шедевры, бережно ведёт нас через сакральную арийскую многомерность к неизбежному "инею" предзимья, а там и истинно русской зимы, когда всё умирает не понарошку, а с русским размахом: от приРОДы, до человека, лелеющего долгими зимними вечерами своё чисто человеческое заблуждение, что он жив. Не-ет, это уже не есенинское "увядание", а истинная смерть чистейшей воды, закукливание до весны чувств и творчества. Майя жизни: среди мёртвого ты не можешь быть живым, а не умерев, не сможешь возродиться: сансара не даст пропустить, как здесь, ни одной из гун ни медведю, ни человеку. Ты, человек и Бог, должен проити с Ним весь путь от Рождества до смерти и Воскресения в новой ипостаси. Нет смерти - есть вечное обновление...

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"..."Золотой обруч",Сонет №9


Как звонок светлый воздух сентября.
Благословеньем синего амвона
Какая тишь нисходит с небосклона,
В сознанье светят свечи алтаря.

Творец любил, творение творя.
Земля - неисчерпаемое лоно.
В селе, вдали, поплыли волны звона,
В душе поют бездонные моря.

Шуршанье листьев - музыка живая.
Спадает лист зажженный за листом,
Вещанье тихим шелестом свевая:

Разрушен дом, - в три дня восстанет дом.
И тонкий, как укол тончайшей спицы,
Хрустален свист мелькающей синицы.

Константин БАЛЬМОНТ, "Золотой обруч"

Вчера расстались мы в лёгком ошеломлении с ведической трансформой Руси в этом сонете, а уже новый завёт нас в осеннюю Русь изначальную. Кажется, что нет времени в этом волшебном венке и тысячелетия махнули лебединым крылом, не оставив следа, да так оно и есть, стоит лишь погрузиться в осеннее бормотанье природы в необъятных лесах и полях Руси-Лебедии. Каждая строка мага, звонкая как колоколокольный перезвон и прозрачная как осенний воздух, вызывает в душе такую сладкую истому, что слёзы любви плещутся в глазах и останавливается дыхание. Вы хоть разочек только попробуйте прочесть любой волшебный катрен вслух: обязательно всхлипнете и задохнётесь на каком-нибудь слове, звуке этого творения, писанного божественною душою любви мага, и погрузитесь в живую музыку золота и лазури, точно ты на Небесной кафедре и Господь с ангелами устроили литургию во славу твоей, хрустально-чистой в такие минуты и светлой бессмертной души. Бессмертие и любовь - вот о чём этот "Золотой обруч"...

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи".."Золотой обруч",.Сонет №8


Что лиц милей, ушедших без возврата?
Мы были вместе. Память их жива.
Я помню каждый взгляд и все слова.
Они слышней громового раската.

Как запахом - раздавленная мята,
Сильней, чем вся окрестная трава,
Так слышен некий голос божества
В том, что любил, в твоем, что смертью смято.

Насмешкой был бы мир, все было б зря,
Когда бы жизнь сменялась пустотою.
Не на песке мою часовню строю, -

О правде воскресенья говоря.
И год, скруглившись, слушает со мною,
Как звонок светлый воздух сентября.

Константин БАЛЬМОНТ, "Золотой обруч"

Мы бережно простились в прошлом сонете с прошлым. О! Тайна ждёт нас за магической эманацией времени, спрессовавшей прошлое и будущее в миг постижения Вселенной, растворения в ней, когда минуты, миги назад она готова была раствориться в нас. Бесконечная мудрость Вед. Бессмертие... Бессмертие последних слов сонета, подобных пушкинским "Унылая пора...", бессмертие в постижении великой тайны сансары и реинкарнации. Какой упоительный тихий восторг, какая отвага перед лицом смерти. Что это - поэтическая бравада или тонкая психологическая игра мага в смыслы? Ни то, ни другое. Точное знание: нет смерти, есть вечное обновление, безумно прекрасный танец богов в круге сансары. Конечно же он был посвящён в своих блужданиях среди древних арийских храмов Индии: недаром он блестяще овладел санскритом - духовным языком Вед. В магических "Лунариях" Волошина я затрагивал тему коло сансары, когда Атман предыдущей жизнью сам создаёт питательную среду для священной сомы, определяющей твоё будущее физическое тело и духовную ступень воплощения: Брахман, кшатрий, вайшья ...или свинья! Но мало постигнуть мудрость движения по ступеням духовного роста, надо всю мудрость Вед переплавить в безумно прекрасный сонет венка и донести его до нас, не расплескав наполнившей его древней музыки Вед. Sruti - услышанное свыше...

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"...Чудная, чудная фея


НАРЯДЫ ФЕИ

У Феи - глазки изумрудные,
Все на траву она глядит.
У ней наряды дивно-чудные,
Опал, топаз и хризолит.

Есть жемчуга из света лунного,
Каких не видел взор ничей.
Есть поясок покроя струнного
Из ярких солнечных лучей.

Еще ей платье подвенечное
Дал колокольчик полевой,
Сулил ей счастье бесконечное,
Звонил в цветок свой голубой.

Росинка, с грезой серебристою,
Зажглась алмазным огоньком.
А ландыш свечкою душистою
Горел на свадьбе с Светляком.

Константин БАЛЬМОНТ

Открывая "Фейные сказки" Бальмонта, я уже начинаю улыбаться глупой, счастливой улыбкой, так похожа его фея на мою феечку и так непохожа. Но роднит их одно - неземное очарование. И маг любви словно забывает страстные слова и феерические эмоции, он мягок и нежен, знакомя нас с очаровательными подробностями из жизни фей: мы ещё не раз этим насладимся. А пока пообщайтесь с феей и попросите у неё что-нибудь волшебное - её сердце всегда открыто для добра...

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"...Очистительный пламень





ГИМН ОГНЮ

1

Огонь очистительный,
Огонь роковой,
Красивый, властительный,
Блестящий, живой!

2

Бесшумный в мерцанье церковной свечи,
Многошумный в пожаре,
Глухой для мольбы, многоликий,
Многоцветный при гибели зданий,
Проворный, веселый и страстный,
Так победно-прекрасный,
Что, когда он сжигает мое,
Не могу я не видеть его красоты, —
О красивый Огонь, я тебе посвятил все мечты!

3

Ты меняешься вечно,
Ты повсюду — другой.
Ты красный и дымный
В клокотанье костра.
Ты как страшный цветок с лепестками из пламени,
Ты как вставшие дыбом блестящие волосы.
Ты трепещешь, как желтое пламя свечи
С его голубым основаньем.
Ты являешься в быстром сиянье зарниц.
Ты, застывши, горишь в грозовых облаках,
Фиолетовых, аспидно-синих.
Ты средь шума громов и напева дождей
Возникаешь неверностью молний,
То изломом сверкнешь,
То сплошной полосой,
То как шар, окруженный сияющим воздухом,
Золотой, огневой,
С переменными красными пятнами.
Ты — в хрустальности звезд и в порыве комет.
Ты от солнца идешь и, как солнечный свет,
Согревательно входишь в растенья
И, будя и меняя в них тайную влагу,
То засветишься алой гвоздикой,
То зашепчешь, как колос пушистый,
То протянешься пьяной лозой.
Ты как искра встаешь
Из глухой темноты,
Долго ждешь, стережешь.
Кто пришел? Это ты!
Через миг ты умрешь,
Но пока ты живешь,
Нет сильней, нет странней, нет светлей красоты!

4

Не устану тебя восхвалять,
О внезапный, о страшный, о вкрадчивый!
На тебе расплавляют металлы.
Близ тебя создают и куют
Много тяжких подков,
Много кос легкозвонных,
Чтоб косить, чтоб косить,
Много колец для пальцев лилейных,
Много колец, чтоб жизни сковать,
Чтобы в них, как в цепях, годы долгие быть
И устами остывшими слово "любить"
Повторять.
Много можешь ты странных вещей создавать,
Полносложность орудий, чтоб горы дробить,
Чтобы ценное золото в безднах добыть,
И отточенный нож, чтоб убить!

5

Вездесущий Огонь, я тебе посвятил все мечты,
Я такой же, как ты.
О, ты светишь, ты греешь, ты жжешь,
Ты живешь, ты живешь!
В старину ты, как Змей, прилетал без конца
И невест похищал от венца.
И, как огненный гость, много раз, в старину,
Ты утешил чужую жену.
О блестящий, о жгучий, о яростный!
В ярком пламени несколько разных слоев.
Ты горишь, как багряный, как темный, как желтый,
Весь согретый изменчивым золотом, праздник осенних листов.
Ты блестишь — как двенадцатицветный алмаз,
Как кошачья ласкательность женских влюбляющих глаз,
Как восторг изумрудной волны океана
В тот миг, как она преломляется,
Как весенний листок, на котором росинка дрожит и качается,
Как дрожанье зеленой мечты светляков,
Как мерцанье бродячих огней,
Как зажженные светом вечерним края облаков,
Распростерших свой траур над ликом сожженных и гаснущих дней!

6

Я помню, Огонь,
Как сжигал ты меня
Меж колдуний и ведьм, трепетавших от ласки Огня.
Нас терзали за то, что мы видели тайное,
Сожигали за радость полночного шабаша, —
Но увидевшим то, что мы видели,
Был не страшен Огонь.
Я помню еще,
О, я помню другое: горящие здания,
Где сжигали себя добровольно, средь тьмы,
Меж неверных, невидящих, верные — мы.
И при звуках молитв, с исступленными воплями
Мы слагали хваленья Даятелю сил.
Я помню, Огонь, я тебя полюбил!

7

Я знаю, Огонь,
И еще есть иное сиянье для нас,
Что горит перед взором навеки потухнувших глаз.
В нем внезапное знанье, в нем ужас, восторг
Пред безмерностью новых глубоких пространств.
Для чего, из чего, кто их взял, кто исторг,
Кто облек их в лучи многозвездных убранств?
Я уйду за ответом!
О душа восходящей стихии, стремящейся в твердь,
Я хочу, чтобы белым немеркнущим светом
Засветилась мне — смерть!

Константин БАЛЬМОНТ, "Гимн огню"

Уже погрузившись в зототые мистерии "Обруча", начинаешь ощущать, что как у всякого великого, у Бальмонта были свои особенно любимые стихии. Огонь... Именно с огнем маг связывал идеал Красоты, Гармонии, Творчества. Один из своих лучших сборников стихов, из которого у меня тут больше всего, он назвал «Будем как солнце» и именно в него включил свой восторженно-гениальный «Гимн Огню». Я тут немножко коснулся этого великолепия и восторга, теперь добавляю к вашим впечаллениям для их полноты "Поэму огня" Скрябина.
Это безумно отважное явление в музыке перекликается с «Гимном огню» совершенно отчётливо, вот почему оно здесь. В отличие от "Поэмы экстаза", "гармонию экстаза" из которой я исполнял на выпускном экзамене в музыкалке на трубе, на этот раз Скрябин не раскрыл тайну программы произведения. Он уверял даже, что его «Прометей» не имеет отношения к известному древнегреческому мифу. Но образ титана, принесшего людям огонь, не случаен в заголовке. «Прометей — это ведь активное начало, творческий принцип, это отвлеченный символ. Ведь и тот, мифический Прометей — это только раскрытие этого символа, сделанное для первобытного состояния сознания», — вдохновенно говорил он Бальмонту, с которым через Кусевицкого познакомил его Волошин. Возможно, именно поэтому Скрябин и не предпослал обычной сочинению развернутой программы, а ограничился ёмким названием. Произведение имеет и другое название, то, что даю тут я - Поэма огня. Образ огня и раньше был не раз использован Скрябиным. В русском искусстве он приобретает смысл грядущего обновления, очистительного пожара. К нему обращались кроме Бальмонта Блок, Ходасевич. А теперь наслаждайтесь, но я сегодня хочу полнее представить своего самого любимого из "серебряных".
Другая его любимая стихия — вода. Она прочно соединяется в поэтической системе Бальмонта с таинственной силой любви. Я и писал об этом здесь, оставляя любовь в тени. Но вот за "Волнообразно двигая спиной", "Я тебя хотел...", "Хоть раз" и "Как жадно я люблю твои уста" из того же сборника, что и "Гимн огню", его обвиняли в крайнем эротизме. Но он отвечал чиновным папенькам, стыдливо терзавшим цензурой и преследованиями его гимны любви:

Чем хочешь будь: будь добрый, злой,
Но будь же честен за игрой,
Явись — самим собой.

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"..."Золотой обруч",Сонет №11


В амбарах рожь. Душистый клад пшеницы.
В сарае столько сена, посмотри,
Что до весенней хватит нам зари,
Когда у ней раскроются ресницы.

Не покладали рук жнецы и жницы,
Точили косу звонко косари.
Земля богата. Хочешь, так бери.
И мед есть в ней, и воск есть для божницы.

И оттого, что там трудились мы,
Что сосчитали труд наш закромами,
Приятно нам пришествие зимы.

Нас тешит журавлиный крик над нами.
Желанен, как земная нам заря,
Весь лес, - в рубинах, в меде янтаря.

Константин БАЛЬМОНТ, "Золотой обруч"

Казалось, день всего не наслаждались мы "Золотым обручем", а будто вечность прошла, так играет с тугой спиралью времени маг любви. Но и золотая осень хороша: как в тот Покров, когда не то что снега, морозца не видали почти. Как будто окунулись мы в те изумительные дни, когда творился этот сонет. Свадьбы, которые без "обруча"-обручального кольца немыслимы, лукавый взор зрелой любви, заставляющий вздрогнуть самое опытное сердце, счастье достатка и Божьего благословения, исходящего светлым дыханием природы от каждого лучика, каждой росинки и золотого листочка! Арии не случайно праздновали в эту пору совершеннолетие своих детей, которое у ариев в 15 лет наступает и о котором писал я здесь и вспоминал тепло здесь, здесь и здесь. Вся земля русская не только родилась в осеннее равнодействие с рождением Богоматери-Земли, но и уже по закону золотого коло-обруча готовится к зимней спячке-смерти и неизбежному возрождению-пробуждению весной, которое нам уже мельком дарил тут, в сонетах, во всей красе Бальмонт. И мы, затаив дыхание от неизбывной осенней красы и загадки обруча, летом солнечного золота перетекаем в потоке Леты из измерения в измерение многомерностей арийского Космоса. В магическом ожидании встречи с судьбо-о-ой...

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"...Ныне Фею выбираю музою моей...


Вот! Подобной прелести, напитанной любовью, не встретите вы ни в одной мировой поэзии. Позвольте, возразите вы мне, на языках полумира для родных слов найдутся и волшебные звуки, не уступающие сей серенаде. Эгэ, не без ехидства возражу я. Бальмонт пол мира перевёл от Эдгара ПО (сидя прямо в седле) с голоса, до Петрарки и чудного литовца Гиры. Есть, есть вещицы ажурные, есть и страстно-буйные, но ни одна и рядом не стояла с этим тихим напевом. Даже на европейских переводах. Ну а я, мои резоны вам понятны: феечка давно и в лунных снах моих и в росных песнях утра. Сама нежность...






ФЕЯ

Говорили мне, что Фея,
Если даже и богата,
Если ей дарит лилея
Много снов и аромата, -
Все ж, чтоб в замке приютиться,
Нужен ей один листок,
Им же может нарядиться
С головы до ног.

Да, иначе быть не может,
Потому что все в ней нежно,
Ей сама Луна поможет,
Ткань паук сплетет прилежно
Так как в мире я не знаю
Ничего нежнее фей,
Ныне Фею выбираю
Музою моей.

Константин БАЛЬМОНТ