Опять же, в английском есть такое понятие — unconditional love.
Понятие спорное, нездоровое — но в реальной жизни я не раз
попадал именно на неё, на пресловутую безусловную любовь.
Ни за что, не давая повода — просто любовь, и всё, от совсем чужих людей.

А родные "родные" люди — всё на дензнаки пересчитывают.
Не видевшись три месяца, на выходе с работы подкарауливают,
и первом делом говорят, как им было плохо, и как и них была депрессия,
оттого что сыночка рядом с ними не было, и тут же денег просят.
Сыночек денег не дает, потому что не верит, что любовь от денег зависит —
и правильно не верит. Потому что, договорившись о приезде на выходные,
утыкается в запертую дверь и глухое бормотание, "Я тебе дверь не открою,
зачем? Я тебя весь день ждала, а щас поздно. Приходи завтра." —
И так уже совсем не первый раз.   

ГУВХ смотрит на запертую дверь, говорит "Извини, я больше не приду никогда",
спускается по лестнице и уходит. ГУВХ не помнит, чтобы родной "родной" человек говорил о чём-то кроме церкви и денег. Приди-покайся-давай-деньги — извечная мантра года этак с 1997.

ГУВХ уверен, что даже если ГУВХ таки уползёт умирать под ёлку в Измайловский парк, родной "родной" человек будет искренне каяться и терзаться в церкви, а придя домой, будет пересчитывать банкноты от сдачи квартиры. Само собой разумеется, родной "родной" человек найдёт миллион виноватых в смерти своего сына, начиная с бабушки-протестантки и заканчивая мифической компанией одноклассников-наркоманов — про дневник, к счастью, не знает — и при всём при том будет истово Господу молиться о спасении души своей — занятие привычное года этак с 1975.

Вот непонятно — как человек может создать себе веру удобную, комфортабельную,
дать самому себе лицензию на истину в последней инстанции, судить,
делить на правое и левое — и тут же свою "Депрессию" с большой буквы
впаривать в обмен на дензнаки — увидев сына спустя три месяца, захлёбываться,
живописать своё страдание в одинокой квартире, откуда сама же его и выгнала.

Вот потому я уверен, что сдохни я (судя по всему, недолго ждать осталось) —
она будет искренне горевать, завывать, и тормошить отца, чтобы денег на похороны дал.
При всём при том она будет винить некие сатанистские секты, вымышленные наркотики и прочие инфернальные плоды своего воображения. Может даже, расскажет свою душераздирающую историю в одной из столь популярных ныне телепередач. Слёзы будут искренние и прочувствованные — "они отняли у меня сына!" — и хнык-хнык в платочек, картинно так, как положено в телекадре.

За последние 15 лет я не помню, чтобы она говорила о чём-то кроме Бога и денег.
Про Бога чаще и проникновеннее и оглушительнее; про деньги — всегда и везде.

Особенно омерзительно, как это вместе сочетается.
"Ты же всё равно скоро умрешь" — говорил мне родной "родной" человек.

Господа, я не понимаю женщин.
Выносить, родить — всё это круто.
Но после этого играться, как спаниель мячиком — сорри.

Мой самый родной, родной, родной "родной" человек


(Пост от 20 марта 2005 года)