Синопсис художественного фильма

 

     Этот  фильм  -  легкий   и  незамысловатый,  как  уличная  песенка,   о нью-йоркской  девочке.  Лет четырнадцати. Она-в  том самом  возрасте,  когда прощаются  с   детством   и  вступают  в  юность.  Худенькая,   длинноногая, большеглазая  и  большеротая,  живущая,  как  рыба  в воде,  в шуме  и  гаме Манхэттена, этого современного Вавилона.
    
  Весь  фильм  она не снимает  с  ног  роликовых коньков и  носится,  как стрекоза,  среди автомобилей,  в густой толпе пешеходов,  в своих шортиках и майке с надписью на груди:
"I love New York".
      

  
    Это - фильм о Нью-Йорке. Как мираж текущем в густой липкой августовской жаре. Об одной его улице, а именно  -  пятьдесят первой  стрит, перерезающей Манхэттен  поперек  от  реки  Гудзон до  ист-ривер.  Эта  улица-маршрут,  по которому из конца  в  конец носится на роликах  девочка. Улица  начинается с кирпичных трущоб, автомобильных свалок и пустырей десятой, девятой и восьмой авеню, пересекает Бродвей, залепленный до крыш рекламами, весь в плясках неона по вечерам, далее - авеню  оф Америкас (шестая) - ущелье самых  величественных небоскребов, потом - пятая авеню,  с самыми роскошными в мире  витринами, и тянется дальше,  до огромного скелета строящегося небоскреба на Мэдисон авеню.
    
   Девочка  -  вечно  на  улице. Потому что мать  ее занимается древнейшим ремеслом, и в меблированных комнатах, которые она снимает в трущобном доме у десятой  авеню, постоянно меняются  клиенты, приводимые ею.  Когда очередной мужчина уходит,  в  их  окне отдергивается  занавеска  - условный  знак, что дочери  можно возвращаться домой. И тогда она поднимается по лестнице, стуча роликовыми коньками - она их не  снимает,  зная, что  скоро все равно  будет выставлена на улицу, с недоеденным сэндвичем в руке.
    
  Обедают они вдвоем. Девочка  подкатывает  на роликах к маме, топчущейся на своем углу, где она ловит клиентов, и они  уходят в кафе. Мать с дочерью. Нормальная семья.
    
  Улица знает девочку, и  девочка знает улицу.  Мальчишки и девчонки,  на таких же  роликовых коньках, с  громогласными транзисторами на  ремнях черезплечо, носятся стайками, как мотыльки, выпархивая из-под колес автомобилей и до ломоты в ушах оглашая густой, удушливый воздух воплями диско-джазов.
    
  Прямо напротив меблированных комнат, где они с мамой обитают, - маленькая церквушка,   приютившаяся   в  такой  же   трущобе  из  красного  кирпича  и обличающаяся лишь неоновым крестом, подвешенным на кронштейне  над  головами прохожих. При  ней живет  молодой, с лицом аскета, священник-добрый дух этой улицы.  Он пытается спасти  детей от  губительных соблазнов. За церковью, на асфальтовом  пустыре,  он  устраивает  соревнования  -  гонки  на  роликовых коньках.  А в  подвале вдохновенно репетирует с  девочкой и пареньком,  чуть
постарше ее, сцены из "Ромео и Джульетты".
     
  Эти двое  мужчин  - кумиры девочки. Перед священником  она благоговеет, тянется к нему, как к отцу, которого никогда не знала. А паренек, партнер по репетициям,  - ее чистая, еще детская любовь, трогательная в своем неуклюжем кокетстве и скрываемая от чужих глаз, дабы не подвергнуться осмеянию.
    
 Каждый  раз  гонка на  роликах  завершается  у  сорокаэтажного  каркаса строящегося небоскреба.  Там  на  самом  верху,  в искрах  от электросварки, работает ее  Ромео, упираясь чуть  ли  не в  облака головой, в пластмассовом шлеме.  К нему, под  самое  небо, на роликовых  коньках, взлетает в сетчатом грузовом лифте  девочка  и сидит с  ним на железной балке,  свесив  ноги над пропастью, беспечно болтая ими и жуя на пару со своим  другом разделенный пополам сэндвич, запивая кока-колой из банок.

  А под ними, как муравейник, кипит и грохочет Нью-Йорк.
    
  Паренек иногда посылает ее за сигаретами, и она с радостью мчится вниз, а  потом   снова,  задыхаясь,  -  наверх  и  в  награду  за   все   получает покровительственный шлепок по заду. Юноша  относится к ней  как к сестренке. Ведь он уже почти взрослый. Скоро - семнадцать.  А она -  дитя. Влюбленное и ревнивое. Умудряющаяся остаться чистой в грязном мире, который ее окружает.
    
  Каждое утро  девочку будит петушиный крик. В самом центре Нью-Йорка,  в хаосе каменных джунглей  Манхэттена, неведомо из чьего окна громко и властно кричит по  утрам  петух. И этот крик словно приносит в  спертый, отравленный воздух города аромат сельских  полей, отзвук живой природы,  вызывая на лице просыпающейся   девочки  счастливую  улыбку.   Неизвестно   откуда  кричащая птица-тоже ее друг. Она даже нашла для него угощение в надежде, что рано или поздно разыщет его и даст поклевать зернышки со своей ладони.
      
  А  когда  у матери  допоздна задерживается клиент,  девочка носится  на роликах  по  ночным улицам, как бы купаясь в отблесках неоновых реклам.  Она раскатывает  перед витринами пятой авеню, когда на всей этой роскошной улице остаются лишь манекены. Одетые в меха  и  драгоценности.  И  совсем  раздетые,  бесстыдно оголенные.  За толстым стеклом художники  переодевают манекены, переставляют их  с места на место, небрежно и бесцеремонно таская и хватая за всякие интимные  места  их розовых пластмассовых тел. Наряжают их  в новые,  по последней моде одежды и придают им элегантные позы. И девочка, ритмично танцуя  на роликах, катит от витрины  к  витрине,  живет одной жизнью с неживыми манекенами,  ставшими  в  ночной час ее воображаемыми партнерами по играм.
    

  Эти сцены и музыкально,  и изобразительно выльются в танцевальную сюиту ночной пятой авеню.  А музыка к ним, как  и музыкальное сопровождение  всего фильма,  - мелодии, исполняемые уличным музыкантом-негром  на металлических, вогнутых внутрь барабанах-ксилофонах.

  Развязка наступает, когда девочка, мучимая ревностью, выслеживает, куда направляется ее  Ромео. Вслед за ним  она скрытно пробирается в церквушку, а оттуда - в жилище священника.
     И небо обрушивается на нее.      Она  видит  обоих  своих кумиров - двух  самых лучших людей  на  земле, исступленно предающимися гомосексуальному греху.
    
  Как громом пораженная пятится, отступая, девочка.  Зацепившись  за что-то в потемках, обрушивает  магнитофон. От удара о пол  он включается, и из его динамиков вырывается громкий  петушиный крик,  записанный  на  пленку. Тот  самый, что будил ее по  утрам.  Третий и последний ее друг-петух оказался не живым, а поддельным.
    
  Девочка выбегает  на  бурлящую  улицу, в столпотворение  автомобилей, в свистопляску   диско-джаза  и  неона.   Она   -  босиком.   Разулась,  когда прокрадывалась за Ромео. Ботинки с роликами, впервые за весь фильм, висят на ее плече.
    
  Камера оставляет  ее  в гуще людей  и машин  пятьдесят  первой  авеню и уносится в небо над вопящим и слепящим огнями Нью-Йорком, который  так любит  эта девочка, судя по надписи на ее майке.
    
  Фильм  я  вижу  с  минимальным  количеством  диалогов.  Полным  музыки, натуральных шумов и сочных жанровых сценок  из жизни большого города, снятых с документальной подлинностью.
    
  Весь  фильм будет  снят  на  натуре,  с четырьмя актерами,  из  которых девочка и Ромео вполне  могут быть отобраны среди  непрофессионалов. Картину можно  снять  достаточно   быстро  -  за   две   недели.  И  при  очень,  до невероятности, малом бюджете.

  

 

Серия сообщений "мои любимые рассказы":
Часть 1 - Мои любимые рассказы. Анатоль Франс - Прокуратор Иудеи
Часть 2 - Мои любимые рассказы. Василий Головачев - Стихия
...
Часть 15 - Дино Буццати. Забастовка телефонов / радиоспектакль
Часть 16 - Мои любимые рассказы... Друг дома. Анри Труайя
Часть 17 - Любимые рассказы... Эфраим Севела - I love New York (неожиданная тема для этого автора...)
Часть 18 - Любимые рассказы... Валентин Красногоров - Легкое знакомство (пьеса)
Часть 19 - Пронзительные рассказы из шести слов (очень здорово!)
...
Часть 21 - Мои любимые рассказы... М.Е. Салтыков-Щедрин. "Пропала совесть"
Часть 22 - Мои любимые рассказы.. Иван Бунин. Солнечный удар (лучше бы я не смотрела этот фильм Михалкова... Сейчас буду лечиться Буниным...)
Часть 23 - Любимые рассказы. А. Куприн - Одиночество