А.В.ЛАЗАРЕВ

Ю.Н.СОЛОВЬЕВА

М.С.СОЛЮС

УСЫПАЛЬНИЦЫ ВВЕДЕНСКОГО КЛАДБИЩА

Сборник статей под редакцией Ю.Н.Соловьевой

Москва 2002

     До сих пор на Введенском кладбище в Москве, или как его прежде называли Иноверческом, стоят,  словно стражи, причудливые и неповторимые усыпальницы, и у каждой своя история, судьбы людей и творчество архитекторов, забвение и воскресение, прошлое и будущее. Будущее - потому, что их надо сохранить  для потомков в знак памяти предкам и к истории Отечества.    

Главные ворота (Южные) Введенского кладбища (1872, проект А.А.Мейнгарда).

Вход с  Наличной улицы.

Северные ворота Введенского кладбища.

Мы издавна знаем, что путь наш невечен

На этой планете Земле.

Об этом расскажут могилы кладбища

И склепы глухие в скале

Казалось, нет смысла стремиться и биться,

Все кончится прахом и тьмой.

Но, нет, жизнь продлится,

И в новом ковчеге нам плыть со своей судьбой.

Там знают про наши земные свершенья,

Грехи, отступленья и взлет.

Так будем готовы предстать к Воскресенью,

Всевышний когда позовет.

Ю.Н.Соловьева

Общекладбищенская часовня (1911, проект В.А.Рудановского)

     Сведения о постройке кладбищенской часовни для отпевания умерших находятся в Центральном Историческом Архиве Москвы (ЦИАМ) в 54 фонде (оп. 165, д.243). Проект этой готической, с элементами модерна, часовни выполнил и строил техник-архитектор Владимир Александрович Рудановский, инженерные расчеты на железобетонные конструкции выполнил инженер Карл-Вильям-Леон Розенблат, проект был  утвержден 02.12.1911, а 21.05.1912 комиссия Московского Губернского  правления, в том числе архитектора-художника Гуржиенко, докладывала, что —«Построена без отступления и рекомендуется выдать разрешение на пользование часовней». Среди подписавшихся — смотритель М.А.Клингельгефер.   

Бытие 23 (из Библии)

        3. И отошел Авраам от умершей своей, и говорил сынам Хетовым, и сказал: 4. я у вас пришелец  и поселенец; дайте мне в собственность место для гроба между вами, чтобы мне умершую мою схоронить от глаз моих. 14. Ефрон отвечал Аврааму и сказал ему: 15. господин мой! послушай меня: земля стоит четыреста сиклей серебра; для меня и для тебя что это? похорони умершую твою. 19. После сего Авраам похоронил Сарру, жену свою, в пещере поля в Махпеле, против Мамре, что ныне Хеврон, в земле Ханаанской. 20. Так достались Аврааму от сынов Хеттовых поле и пещера, которая на нем, в собственность для погребения.

ПРЕДИСЛОВИЕ

      Уже в ХV ст. Московское государство  приходит в соприкосновение с Западной Европой. С одной стороны, военные столкновения с Литвой и Швецией, с другой - потребность в знающих специалистах, которую не могли удовлетворить своими силами, заставила обращаться к иноземцам. Обычай уводить в свою землю пленных создал в Московском государстве целые колонии литовцев, ливонцев, шведов и др. Затем появились добровольные переселенцы, выписанные из-за границы: военные, архитекторы, врачи, рудознатцы, ремесленники. С началом ХVI в. завязались торговые отношения, прежде всего, с Англией и Голландией, и в некоторых городах образовались новые землячества иностранцев. В старину иноверцы, как и русские,   погребались при церквях; их хоронили в Марьиной Роще, на Лазаревском кладбище, в Немецкой слободе около Старо-лютеранской кирки Св. Михаила и Ново-лютеранской кирки Св. Ап. Петра и Павла. По Указу от 2 июля 1748г. им приказано было хоронить только в Марьиной Роще, правда, продолжалось это лишь 20 лет, и Указом Петра III разрешено было иноверцев по-прежнему погребать при церквях, так было до 1771 г., когда открыли Иноверческое кладбище на Введенских Горах в Лефортове для захоронения умерших от чумы и позже для всех иноверцев, а при городских церквах было запрещено погребать.

      Предание говорит, что еще во времена Петра I на Введенской горе был погребен его приближенный и стоял памятник, а от него в сторону Головинского дворца, бывшего одно время царской резиденцией, шел довольно широкий подземный ход. По-видимому, Петр Алексеевич, переживший преображенскую трагедию, когда его врасплох чуть не застали приверженцы царевны Софьи и спешно пришлось уходить по дороге, где на каждом шагу могла быть засада, впоследствии стал более предусмотрительным.

     В 1840 г. был организован Комитет для благоустройства Иноверческого кладбища, приписанного к приходам: Новой Лютеранской церкви Св. Ап. Петра и Павла, Старой Лютеранской церкви Св. Арх. Михаила, Реформаторской церкви, Католической французской и польской церквей, а также Англиканской. Каждый приход вносил свою лепту на благоустройство кладбища в соответствии с числом захороненных. Так, в 1839 г. погребено: от  Ново-Лютеранской церкви - 80 умерших, Старо-Лютеранской - 60, Реформаторской - 6, Каталической французской - 22, Католической польской - 22, Англиканской - 10. Первым смотрителем стал Арендт Бернгард (ум. 1859). [В Хронике Евангельской общины в Москве сказано, что возвышенное место за военным госпиталем закреплено за Иноверческим кладбищем по указу Екатерины II в 1772 г. Книга  протоколов кладбищенского комитета стала вестись с 1852 г., а каменные ворота с башнями построены в 1865—72 гг., арх. А.А.Мейнгард. Фехнер А.В. Хроника Евангелической общины в Москве. – М., 1876].

     По плану 1854 г. [Центральный Исторический Архив Москвы (ЦИАМ), фонд 1629, оп. 2, д.10], составленному незадолго перед благоустройством Иноверческого кладбища, оно занимало меньшую территорию, влево от сегодняшней главной аллеи, справа от нее забор был всего в 15-20 м и повторял Камер-Коллежский вал. С другой стороны была низина по речке Синичке, текущей в Яузу. Место было неровное, посередине кладбища проходил овраг, но осноная нагорная часть его весьма подходила по своей почве для захоронений. Кладбище делилось на участки, относившиеся к церквям разных конфессий. В крайнем левом углу у главного входа была сторожка, рядом с ней хоронили лютеран, места ближе к главной аллее и вглубь кладбища по левой стороне относились к разным конфессиям, там были могилы католиков, лютеран и англиканцев. Вокруг оврага, в середине кладбища, хоронили католиков, и ближе к речке Синичке стоялав их сторожка, или караульня. В северо-западной части были выделены места для лютеран. Но правила иногда нарушались, и в записях на плане 1854 г. специально перечислялись на лютеранском участке могилы католиков: Оливье, Дельсаль, Цин, Фертвенгель, Бруггер, Виппер, Шерман, Вульф, Ру, Ценкер, Нилус, Новицкий-Саблер, Григориус, Шмидт, Ганц, Каспер, Гофман. А на католическом участке оказались могилы лютеран: Дельсаль, Кунич, Симонс, Фишер-Фон-Вальдгейм, Штуцман, Леонгард, Кельч, Занфлебен, Гильдебрант, Гинтер, Лименталь, Отте.

     Во второй половине ХIХ в. территорию кладбища расширили до нынешней Крюковской улицы, местность выровнили, овраг засыпали; главные ворота сооружены по проекту А.А.Мейнгарда в готическом стиле и оформлены надвратной колокольней с черепичной крыше (1872). [Справочные книги «Московский адресный Календарь» и издания «Вся Москва», М., 1875-1917]. Когда через них шла похоронная процессия, звонили в колокола. Ворота называли Филипповскими по имени Святого, в чей день поминовения они были заложены. Об этом напоминала надвратная икона Св. Филиппа (сейчас на ее месте икона Спаса Нерукотворного Образа). После ворот, чуть левее, установлена на пьедестале беломраморная скульптура Скорбящей Матери, выполненная для кладбища по заказу Цитемана (ее неудачно покрасили в 2001 г.). Надпись гласит: «Der Rest ist Schweigen» (пер. - Да будет воля Твоя).

     По сведениям на 1889 г., в состав Комитета входили: Левенталь Дагоберт Давидович, председатель; Гиммельгебер Юлий Юльевич; Роде Федор Иванович, управляющий построек; инспекторы: Арно Карл Карлович, Вебер Август Егорович, Даниель Иосиф Васильевич, Катуар Егор Львович, Лерх Яков Яковлевич, Овсиенский Флорентин Феликсович, Пальм Мартин Мартинович, Тангет Роберт Романович, Штильмарк Александр Александрович; смотрителем был Клингельгефер Александр Иванович (жил в здании на кладбище). [Центральный Исторический Архив Москвы (ЦИАМ), фонд 54, оп. 165, д. 243].

     В 1894 г. на новой территории построили общую часовню в псевдовизантийских формах (инж. О.В.Дессин). Но поскольку на кладбище хоронили христиан разных церквей, позже в 1911 г. возвели еще одну большую часовню. Техник-архитектор В.А.Рудановский разработал ее проект в готическом стиле с элементами модерна, инженерные расчеты на железобетонные конструкции выполнил К.Розенблат. Проект утвержден 2.12.1911 г., а 21.05.1912 г. комиссия Московского губернского правления, в составе которой был архитектор А.М.Гуржиенко, докладывала, что «построена без отступления и рекомендуется выдать разрешение на пользование часовней». [Чичерюкин В. //Московский журнал. 1993, № 12].

     Согласно тем же архивным документам [Центральный Архив научно-технической документации Москвы (ЦАНТДМ), владение 743/491. Центральный Исторический Архив Москвы (ЦИАМ), фонд 54, оп. 165, д. 243], на площадке перед этой часовней, влево, метрах в 8—10, было отведено место для фонтана, а потом на круглом основании установили бронзовую статую Христа, держащего беломраморный крест (работа скульптора Р.Романелли). Сотрудники ГНИМА (Государственный научно-исследовательский музей архитектуры имени А.В.Щусева) свидетельствуют, что скульптура еще в 1980-ых гг. находилась на Донском монастыре и была упакована для перевозки. Где она сейчас  - будет рассказано ниже  в главе "УСЫПАЛЬНИЦА ВОГАУ".

     В 1920-х гг., когда кладбище отошло в ведение Городского коммунального хозяйства, в часовне разместили контору. В 1995 г. здание передано храму Св. Троицы Евангелическо-Лютеранской Церкви Ингрии на территории России, оно отреставрировано под руководством архитектора В.П. Райккеруса. В августе 2000 г. церковь освятили; богослужения проводятся на финском и русском языках.

     В 1907 г. вблизи входа с Камер-Коллежского вала построили ворота причудливой архитектуры и двухэтажное здание в готическом стиле с элементами модерна (предположительно, по проекту А.Г.Форинта). В этом доме жил смотритель (позже директор) и размещалась контора. На кирпичах стены, выходящей к Госпитальному валу, при ее перестройке в середине 1990-х гг. обнаружено клеймо «Гусаровъ». На том месте, где сейчас здание Московского Педагогического Института, стоял в начале ХХ в. особняк председателя Комитета по благоустройству Иноверческого кладбища, в том числе и земли. Вся территория была обнесена кирпичной стеной, часть которой по Крюковской улице разрушена в 1930-х гг. и в настоящее время заменена строительными балками, что никак не гармонирует с высокохудожественным Введенским некрополем.

     На бывшем Иноверческом кладбище до сих пор сохранилось немало мавзолеев, это кроме многочисленных памятников, которые по праву можно отнести к произведениям искусства. [Артамонов В.Д. Введенское кладбище.— М., 1993].   Наш рассказ пойдет о тех, кому поставлены эти усыпальницы и о строивших их архитекторах. Заметим, что в настоящее время часто эти величественные сооружения не посещаются потомками, они как бы заброшены. Это естественноЮ потому что воздвигали их для состоятельных семей, а их представителям, в первую очередь, пришлось пострадать после событий 1917 г.

.

 Посетим могилы тех, чье имя, избежавшее тления, заставит нас задуматься и, быть может, лучше прожить остаток дней.

А.Т.Саладин

ИЗ ЗАПИСЕЙ САЛАДИНА А.Т.

     Вообще о столичных кладбищах сведений немного. Московский краевед Анатолий Тимофеевич Саладин (1876-1919)

составил рукопись в 1916-17 гг., которую издали в 1997 г. под названием «Очерки истории московских кладбищ» [Саладин А.Т. Очерки истории московских кладбищ. —М., 1997]. В ней содержатся несколько отрывочные, но любопытные сведения о временах, от нас удаленных. Саладин попытался выделить надгробия с его точки зрения выдающихся людей.

     — Кладбище - это особый мир, полный воспоминаний, полных острых или тихих примеренных сожалений о тех, которые жили и которых уже нет. Родные, друзья, ушедшие «по ту сторону добра и зла», какими-то невидимыми нитями призывают живых к своим могилам.

     — Великий химический процесс превращает тело человека в ничто, и ничего уже не остается в могиле, что составляло «я» человека. Но как-то невольно у могилы близких встает их образ, оживают воспоминания о них. Как будто они где-то рядом, и только какая-то легкая завеса скрывает их от имра живых.     

     В старину при Иоанне Грозном кладбище для иноземцев находилось за Москвой рекой, где были слободы наемного войска. Потом открыли кладбище в Марьиной Роще, на котором многие надгробия были одинаковыми: продолговатые, массивные, из тесаного белого камня, вверху они несколько расширялись. Все надписи, в большинстве на немецком языке, врезаны глубоко в камень, и потому даже через сотни лет могут быть прочитаны без особого труда. В старину надгробия были довольно примитивными: простейший крест и плита, потом на плите стали устраивать гробницы, в ней укрепилась колонна, утвердился конус, крест принял небольшие размеры и завершил пирамиду, или урну. Барокко, готика, классический стиль — все отразилось на кладбищенских памятниках.

     А.Т.Саладин описал деятельность похороненного на Введенском кладбище доктора Федора Петровича Гааза и упомянул еще несколько фамилий врачей, музыкантов и архитекторов, отметил ряд художественных надгробий.

     — Около большой белой часовни высится грубо отесанный обелиск розового гранита, окруженный цепью, подвешенной на столбах из стволов орудий. Это общий памятник воинам великой французской армии, погибшим в снегах России в 1812 г.  

      — На первой широкой аллее, пересекающей главную, налево за усыпальницей Эрлангера, выделяется красивый памятник без надписей, в духе хороших современных надгробий западной Европы, заполняющих парижское «Père Lachaise». Это выдержанный по формам склеп, с сидящей у входа женской фигуркой белого мрамора.

В белоснежном мраморе чувствуется живое тело, угадывается острая тоска, надрывающая душу.

     Рядом  — павильон на могиле Леона Пло (ум. 1905) с бронзовой женской фигурой у входа, как бы приглашающей переступить порог жизни и смерти, но эта фигура маловыразительна.

Надпись: Нашим оплакиваемым родителям: Леон Пло 1853-1905, Софи Пло 1859-1905.

     — Подальше, в самом  конце этой же боковой аллеи, красуется колоннада

с роскошной мозаичной картиной, изображающей ограду, по-видимому, кладбища на острове, за которой гнутся высокие кипарисы.

К воротам подплывает лодка. Впереди гребца стоит закутанная в белое женщина.

Картина полна настроения «Острова мертвых» Беклина.  (Надгробие Георгия Лиона, 1853-1909 и А.И.Рожновой, 1849-1912, скульптор Замараев Г.Т., архитекторы - Антуан и Пьерт Росси).

     — Недалеко от вторых ворот, с краю главной аллеи, хороша «статуя печали»

на могиле Ал. Бавастро (ум.1910), рельефно вырисовывающая античными формами женщины на сером фоне обломка гранитной стены. (На цоколе выбита надпись: модель Дзюбановъ, эскизъ Игнатьевъ, Кабановъ Мясницкая).

     — Большинство памятников скромны и просты. Среди них нередко встречаются произведения настоящего искусства. Все это надгробия московских коммерсантов-иностранцев, людей, обладающих значительными средствами. Фамилии Кноп, Вогау, Иокиш, Эйнем, Бодло, Пло, Мюллер, Эрлангер и т.д. здесь пестрят на многих памятниках, напоминая вывески Мясницкой улицы и Кузнецкого моста.

Наш бедный прах в могилу зарывают

И тризною спешат нас помянуть.

Бегут года – о нас позабывают.

И гаснут те, кто б мог еще вздохнуть.

И только там, в немой тиши кладбища,

В толпе крестов, бесчисленных могил,

Еще одно беспечное жилище

Прибавится… Но скажут ли: «Он жил»

Константин Фофанов

1. МАВЗОЛЕЙ КИЗМЕРА

     Находится справа от главного входа,

над дверью с трудом можно разобрать даты (слева – 1786, 31 мая и справа 186…) и в середине часть фамилии KISS…

Еще выше изображен герб в виде лепнины: наверху – забрало и щит, по бокам  - весы, внизу – много орденов.  

В плане часовня напоминает крест, построена из крупного красного кирпича, имеет купол и украшена белым аркатурным  фризом.

Внутри – хорошо сохранившийся барельеф размерами около 60 х 60 см, изображающий военного с эполетами, под ним подпись: Кизмер Иван Иванович. Предполагаем, что архитектор мог быть из военно-строительного ведомства.

     Из «Московского некрополя» [Саитов В.И. Московский некрополь. В 3 Т., — СПб., 1908]:

— Кизмер, Иван Иванович, генерал-от-кавалерии, кавалер орденов св. Георгия 4 кл. за 25 л., св. Александра Невскаго,

алмазами украшеннаго, Белаго Орла, св. Владимира 2-й, 3-й, 4-й ст. с мечами, св. Анны 3-й, 4-й и 2-й ст. с императорскою короной, имел золотую саблю, алмазами украшенную, с надписью «за храбрость»,  польский знак отличия 2-й ст., серебряные медали: за  1812 и 1814 г., за взятие штурмом крепости Варшавы 25-го и 26-го августа 1831 г., в память обороны Севастополя и бронзовую в память войны 1853-1856 гг., знак отличия безпорочной  службы за 50 лет.  Из дворян Петербургской губернии. Лютеранскаго исповедания. В службу вступил из Пажескаго корпуса 23 февраля 1805 г. Полковником 27 февраля 1819. Высочайшим приказом назначен командиром Мариупольскаго  гусарскаго полка 10 января 1826. Генерал-майором, с назначением состоять при начальнике 3-й гусарской дивизии, 6 декабря 1827. По высочайшей воле, объявленной в приказе начальника Главного Штаба, назначен командиром резервной бригады 3-й гусарской дивизии 8 марта 1828, командиром 1-й бригады 2-й уланской дивизии 10 ноября 1830. Высочайшим приказом назначен окружным генералом 1-го округа отдельнаго корпуса внутренней стражи, с оставлением по армии, 25 декабря 1834. За отличие по службе произведен в генерал-лейтенанты 17 марта 1845. Высочайшим приказом назначен первым комендантом г. Севастополя, с оставлением по кавалерии, 20 октября 1853. В изъявлении особеннаго государя императора благоизволения за отличное исполнение служебных обязанностей по званию Севастопольского коменданта награжден орденом Белаго Орла, с грамотою за собственноручным его величества подписанием, 17 января 1855. Высочайшим приказом, 26 октября 1855 состоявшимся, назначен первым Московским комендантом. Произведен за отличие по службе в генералы-от-инфантерии, с зачислением по армейской кавалерии, 6 ноября 1863. В походах и делах  против неприятеля был: 1805, 1806, 1807, 1808, 1809, 1811, 1812, 1813, 1814, 1830, 1831 г.г. Во время осады  Севастополя англо-французами с 13 сентября 1854 по 27 августа 1855 находился безотлучно в этом городе по званию тамошняго перваго коменданта. Р. 31 мая 1786 умер 2 февраля 1865. Мраморный портрет-барельеф работы Т. Кирхгоф (Иноверч. кладб. На Введенских горах).

О Кизмере писал московский историк Д.И.Никифоров [Никифоров Д.И. Москва в царствование Александра II.—М., 1904]:

     —Московский комендант генерал-лейтенант Кизмер был мой старый знакомый по Севастополю. Я немедленно был приглашен бывать у него, тем более, что у нас были общие свойственники. В Москве было два коменданта. Старший генерал-лейтенант  И.Кизмер был только что переведен из Севастополя (где был на такой же должности). Он занимал большую квартиру в Потешном дворце в Кремле (бывший дом бояр Милославских), третий и четвертый этаж дворца; но был холостым, ему много было и третьего этажа, где находилось 12 больших комнат; четвертый этаж был не меблирован и оставался пустым. Комендантское правление, занимавшее второй этаж, на время коронации ( Александра II) было перемещено за Москву-реку в дом Ильинского. Для скорейшего сообщения Кремля с Комендантским правлением был сделан временный деревянный мост через реку.  В помещении Комендантского правления в Кремле была устроена квартира дежурного Генерала, генерал-адъютанта Катенина. Второй комендант в Москве был Генерал-майор барон Саморуго.

     —В  июле месяце московский комендант генерал Кизмер предложил мне занять при нем должность плац-адъютанта. Во время коронации императора Александра II я пробыл в Москве  и неофициально пользовался правами моей будущей должности, а более состоял при дамской половине семейства коменданта.

     —Кизмер любил бывать в хорошем обществе высшего круга, и если почему-нибудь не мог посетить бала или раута, то требовал, чтобы я утром до выезда его из дома сообщал ему выдающиеся события вчерашнего бала.

     —Во время назначения его московским комендантом он был седовласым старцем, среднего роста, тучного телосложения. Генерал Кизмер женат никогда не был, проведя свою жизнь холостым, любил рассказывать про веселые годы своей молодости. Под старость он любил окружать себя веселой женской молодежью. На вечерах его обширной комендантской  квартире было постоянно пение и музыка. По вероисповеданию Кизмер был лютеранин. Кроме родственников его из семейства Костиевских и меня, к обеду обычно никого не приглашал. Кизмер подал в отставку из-за проступка своего подчиненного, на сторону которого он встал. Выйдя в отставку с награждением чином генерала-от-кавалерии, он прожил недолго и занимал несколько комнат у своего бывшего сослуживца, тогда генерала-лейтенанта Н.А.Бутурлина, дом которого был на Арбате. И.И.Кизмер похоронен на лютеранском кладбище на Введенских горах.

     В книге «Список генералам по старшинству» [Список генералам по старшинству. — СПб., 1840], изданной в 1840г., читаем:

     —Кизмер Иван Иванович. Офицер – с 1808; генерал-майор – с  1827; окружной генерал 1-го Округа отдельного корпуса внутренней стражи; награжден орденами – св.Анны 4 ст. (1808), св. Владимира 3 ст. (1826), состоит на нем долг в казну 10 тыс. руб. с процентами (1829), св. Анны 1 ст. (1830), св. Георгия 4 кл., Золотая Сабля за храбрость с алмазами, 1851, пожаловано земли 2000 дес. (1838).

     В фототеке Государственного научно-исследовательского музея архитектуры им. А.В.Щусева имеется карточка с изображением И.И.Кизмера. Запись весьма лаконична: «Комендант Севастополя. Даты жизни 1786-1865».

Меланхолические думы наполняют душу

пришедшего;  вот верный образ нашей жизни,

этот контраст говорит его сердцу, что

радость и печаль – так близки.

Эмиль Дюпре де Сен-Мор

2. НЕИЗВЕСТНАЯ УСЫПАЛЬНИЦА

     Большая красивая усыпальница стоит вблизи главной аллеи. Пока она хранит свои тайны. Мы предполагаем, что усыпальница могла быть построена для захоронения одного-двух человек, а многочисленные родственники погребались на территории, прилегающей к ней. В этом был определенный  смысл, так как ее использовали как часовню для совершения в памятные семейные дни молебствий, о чем свидетельствуют венчающий вход каменный крест.

     Справа вплотную примыкает участок захоронений семейства Крич. В Некрополе записан Krich Karl Gustav (р.31.01.1800 ум.09.02.1831), доктор медицины из Ревеля. Чуть в глубине от дороги, большое семейное захоронение Зенгер и Юнкерс. По свидетельству их ныне здравствующих потомков, часовню построили  по заказу Karl August Saenger (р.19.02.1800 ум.17.03.1872); рядом – Зенгер Николай Карлович, ум.1877, мраморный памятник поставлен от имени Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии.

Красота преходяща, слишком коротко

соприкосновение с ней, поэтому, переживая

утрату, мы глубже понимаем и ценим

встреченное,  усерднее ищем в жизни прекрасное.

Вот почему красива печаль песен, картин и надгробий.

И.Ефремов «Таис Афинская»

3. МАВЗОЛЕЙ МУСИНОЙ-ПУШКИНОЙ

     Недалеко от главного входа стоит усыпальница, на которой еще можно разобрать надпись на немецком языке:

Hier ruhet die Wirklich geheime Ralhinn und

Ordens-Dame grafinn Scharlotte, Amalia,

Isabella Mussin Puschkin, gebohrene grafinn

Fon Wartensleben gebohren im Jahre 1759 den

7 Mars gestorben im Jahre 1835 den 27 August

RubeinFriede!

     Перевод: Здесь покоится действительная статская советница и орден-дама графиня Шарлотта Амалия Изабелла Августина Мусина-Пушкина, урожденная графиня фон Вартенслебен, родившаяся в лето 1759-е месяца марта 7-го дня и скончавшаяся в лето 1835-е месяца августа 27-го дня. Покойся с миром!

     В Некрополе [Саитов В.И. Московский некрополь. В 3 Т., СПб., 1908] записано: «Мусина-Пушкина, графиня Елизавета Федоровна (Scharlotte—Amalia—Isabella), рожд. Графиня Вартенслебен, д. тайн.  советница и кавалерственная дама. Р. 7 марта 1758 (на немецкой надписи 1759) ум. 27 августа 1835. «Благодетельнице и тетке».  Надпись на  русском языке, упомянутая в Некрополе, ныне утрачена.

     Невысокая часовня имела четыре тосканских портика, с парами низких массивных колонн каждый. Сохранился только один портик у входа, но со всех сторон из стен торчат длинные крюки, прежде, по-видимому, служившие консолями для крепления фронтонов. В одной из ниш помещена памятная доска из черного металла с надписью мелкими прописными буквами на немецком языке. Это самая старая усыпальница на кладбище, выполнена в классическом стиле и построена из крупных блоков светло-желтого  доломита.

     Елизавета Федоровна приходилась родной сестрой графине Фредерике Элеоноровне Вартенслебен, в замужестве Гатцфельд, бабушке Ж. Дантеса [Черкашины А.А. и Л.А. Тысячелетнее древо А.С.Пушкина. - М., 1998]. Муж Елизаветы Федоровны – Алексей Семенович Мусин-Пушкин (1730 - 1817), из старинного рода, ведущего свое происхождение от Новгородца Ратши, действительный тайный советник, граф Римской империи, русский посол в Лондоне и Стокгольме. Детей у А.С.Мусина-Пушкина не было.

Приведем часть родословной Мусиных-Пушкиных [Петров П.Н. История родов русского дворянства. - Спб., 1896], чтобы представить, кто мог называть «тетей» Елизавету Федоровну Мусину-Пушкину и поставить ей мавзолей на Введенском кладбище (по проекту И.П.Воронцова).

1.   Савва Яковлевич Мусин-Пушкин

2/1.Яков Саввич Мусин-Пушкин

3/2.Петр Яковлевич Мусин-Пушкин

4/2. Иван Яковлевич Мусин-Пушкин

5/3. Семен Петрович Мусин-Пушкин

6/4. Алексей Иванович Мусин-Пушкин, историк (1744-1817)

6а. Жена – Екатерина Алексеевна, урожденная Волконская (ум.1829)

7/5. Алексей Семенович Мусин-Пушкин (1730-1817)

1-я жена – Софья Алексеевна, урожденная графиня Вахтмейстер (ум.1777)

2-я жена – Елизавета Федоровна, урожденная Вартенслебен (1758-1835). Похоронена на Введенском кладбище в мавзолее.

8/5. Матрена Семеновна, урожденная Мусина-Пушкина, в замужестве Оболенская; ее дети – Анна (мать поэта Д.В.Веневитинова), Николай и Алексей Николаевичи Оболенские, приходились племянниками мужу Елизаветы Федоровны Мусиной-Пушкиной.

9. Михаил Петрович Нарышкин, подполковник  (1753-1825).

Жена – княгиня Варвара Алексеевна Волконская, сестра Екатерины Алексеевны (см. 6а).

10/6. Владимир Алексеевич Мусин-Пушкин (1798-1854), привлекался по делу декабристов. Приходился троюродным племянником А.С.Мусину-Пушкину.

11/9. Михаил Михайлович Нарышкин, декабрист (1798-1863). Приходился племянником жене А.И.Мусина-Пушкина (см.6а).

     Слова, начертанные на доске усыпальницы Е.Ф. Мусиной-Пушкиной: «Благодетельнице и тетке» наводят на мысль, что она могла помогать племянникам в какой-то сложной в их жизни ситуации, но вряд ли это была материальная помощь, так как семьи ее круга были достаточно обеспечены, ибо в то время еще не было отменено крепостное право и они владели большими состояниями.  Так как некоторые ее племянники были привлечены к делу декабристов, то, возможно, она своими связями как-то помогала им.