Когда мы начинаем остывать

и жизнь уже почти что утекла,

мы ценим нашу ветхую кровать

как средство сохранения тепла.

Дряхлый турист повсеместно

льётся густыми лавинами:

старым развалинам лестно

встретиться взглядом с руинами.

Старушке снятся дни погожие

из текших много лет назад,

когда кидались все прохожие

проситься к ней в нескучный сад.

Хоть пыл мой возрастом уменьшен,

но я без понта и без фальши

смотрю на встречных юных женщин

глазами теми же, что раньше.

Сейчас, когда уже я старожил,

я верен обывательским пределам -

не то чтобы я жизнью дорожил,

но как-то к ней привык

душой и телом.

Душой и телом овладев,

 я погасил мою жаровню:

 еще смотрю на нежных дев,

 а для чего - уже не помню.

 Утрачивает разум убеждения,

 теряет силу плоть и дух линяет;

 желудок – это орган наслаждения,

 который нам последним изменяет.

 Забавный органчик ютится в груди,

 играя меж разного прочего

 то светлые вальсы, что всё впереди,

 то танго, что всё уже кончено.

 Того, что будет с нами впредь,

 уже сейчас легко достигнуть:

 с утра мне чтобы умереть –

 вполне достаточно подпрыгнуть.

 К ночи слышней зловещее

 цоканье лет упорное,

 самая мысль о женщине

 действует как снотворное.

 В душе моей не тускло и не пусто,

 и даму если вижу в неглиже,

 я чувствую в себе живое чувство,

 но это чувство юмора уже.

 К любви я охладел не из-за лени,

 и к даме попадая ночью в дом,

 упасть ещё готов я на колени,

 но встать уже с колен могу с трудом.

 Зря девки не глядят на стариков

 и лаской не желают ублажать:

 мальчишка переспит и был таков,

 а старенький – не в силах убежать.

 То плоть загуляла,

 а духу не весело,

 то дух вопаряет,

 а плоть позабыта,

 и нету гармонии,

 нет равновесия –

 то чешутся крылья,

 то ноют копыта.

 Бывает - проснешься, как птица,

 крылатой пружиной на взводе,

 и хочется жить и трудиться;

 но к завтраку это проходит.

 Из нас любой, пока не умер он,

 себя слагает по частям

 из интеллекта, секса, юмора

 и отношения к властям.

 Посмотришь вокруг временами

 и ставишь в душе многоточие...

 Все люди бывают говнами,

 но многие - чаще, чем прочие.

 Ты пишешь мне, что все темно и плохо,

 все жалким стало, вянущим и слабым;

 но, друг мой, не в ответе же эпоха

 за то, что ты устал ходить по бабам.

 Знает каждый, кто до старости дорос,

 что похожа наша дряхлость на влюбленность,

 потому что это вовсе не склероз,

 а слепая и глухая просветленность

Пили водку дед с бабулькой,

ближе к ночи дед косел,

но однажды он забулькал

и уже не пил совсем.