Белою зимою вьюги да метели,
Я окно открою, выгляну на свет,
Старая берёза стонет в самом деле,
Предлагая снегу мимо пролететь.
Словно бы старушка дремлет у забора,
Я налью ей кружку светлого тепла,
Милая берёза, замерзать не нужно,
Хороша ещё ты, красоте нужна.
Вздрогнула береза и глаза открыла,
Слабо улыбнулась, веткой повела,
И сглотнула слезы, робко отряхнулась,
Я же от души ей в душу влил тепла.
Тут же снег растаял, высохли все лужи,
И она, мечтая, снег шутя смела,
Гордо приосанясь, хоть и парк простужен,
Расцвела берёза, пусть сейчас зима.
Так любому в мире дай немного счастья,
Человеку, зверю, дереву, траве,
И душой почувствуй, как они прекрасны,
И не только с солнцем юным по весне.
(Алексей Дутов)

"Любовь волков - как Лунная соната,
дается раз и умирает навсегда.
Людская стая в этом виновата,
Запомни это раз и навсегда."
Он уходил, его глаза сверкали
Холодным и неласковым огнем,
Он уходил в потерянную стаю-
Он уходил и все было при нем...

А в памяти его она стояла,
Оскаленной улыбкою своей,
Она с небес ему напоминала-
Она жила и все было при ней...
А выстрелы звучали и звучали...
И смертный вой хрипел в его мозгу...
"Ах, если бы вы знали, если б знали,
Что без нее прожить я не смогу..."
Что без нее и лунная отрада,

И тьма ночная, белый свет не мил,
И частокол - сосновая ограда,
И не было душевных волчьих сил...
Он уходил и снова возвращался,
Туда, где запах крови стих,
Не мог понять никак, как ни пытался,
Не мог поверить - перечеркнут стих...
Стих жизни Волчьей,
Стих любовной песни,
Строфа про то, как выли на луну,
Строфа как хорошо им было вместе,
Строфа как он любил
Ее одну...
Он уходил - его глаза слезились,
Не чувствуя, зачем и почему,
Он уходил - охотники все злились,
Не знали люди, - волк любил ее одну..

Жил в деревне отшельник-горбун -
Опасались его, не любили.
Шли слухи о нём, будто он - злой колдун,
И люди его стороной обходили.

Бродил он с картофельным ветхим мешком,
В пальто многолетнем, изъеденном молью.
И если его провожали смешком,
Он тихо вздыхал, без обиды, но с болью.

А люди глумились, шепчась за спиной:
Рога у него, мол, под шапкою скрыты,
И от того этот малый хромой,
Что у него вместо пальцев копыта.

Однажды в деревню вселилась беда,
То всходы пшеницы погибнут под градом,
То летом в июле, придут холода,
То волки порежут на пастбище стадо.

Настали тревожные, тяжкие дни -
Придётся им туго зимой без зерна.
Не зная, что делать, решили они:
"Горбун виноват! Смерть тебе, Сатана!

Пойдёмте, пойдёмте скорее к реке!
Он там, он в землянке живет, как изгнанник!"
И двинулись скопом. И в каждой руке
Зажат был в дороге подобранный камень.

Он шел им навстречу, печален и тих,
Он всё уже знал, он не глупый, он понял.
И он не свернул, он не скрылся от них,
И только лицо свое прятал в ладонях.

Ни разу не вскрикнув под градом камней,
Он только шептал: "Пусть простит вас Всевышний!
Камнями - по телу, но сердцу больней.
На вас не похож, значит - злой, значит - лишний..."

Закончилась казнь. Кто-то грубо сказал:
"Давайте посмотрим уродскую спину!
Ни разу не видел такого горба!"
Пальто все в крови он с убитого скинул.

В больном любопытстве томилась гурьба.
Вдруг молча, как статуи, люди застыли,
"Злой черт", "Сатана" прятал вместо горба
Под старым пальто белоснежные крылья...

И мимо землянки, глаза опустив,
Проходят жестокие глупые люди.
Всевышний, быть может, им все же простит,
Но Ангела больше в деревне не будет...

Настроение сейчас - печаль,тоска

Мой Ангел.
Мой ангел, обними меня крылом,
И просто посиди тихонько рядом…
Не осуждай – ни словом, и ни взглядом,
Да, я за всё отвечу, но - потом…
Мой ангел, эти несколько минут -
От моего рожденья до падения –
Потом, наверно, жизнью назовут –
Но кто-то - светом, остальные – тенью…
Хранитель-ангел, на исходе дня,
Не плачь напрасно, обо мне горюя,
И, если не сумел спасти меня,
Спаси хотя бы тех, кого люблю я.
Марина Винтер

Пятнадцать, а не двадцать пять!
Тебе не нужно и стараться
Моложе лет своих казаться,
И словно бабочка порхать.
Но жизнь твоя пройдет, как день.
Век бабочки, увы, недолог.
В небытие, откинув полог,
Исчезнешь тихо ты, как тень.
Я рад, что был цветком твоим,
Нектаром ты моим питалась,
Пыльца на лепестках осталась.
А долгий ль век отмерен им?
Но опадут они и вот
Жизнь нарождается из тлена
Цветок, тобою опыленный,
В красивый превратится плод,
Когда ты гусеницей станешь,
Мы снова встретимся с тобой,
Вновь будешь ты питаться мной,
Нам не расстаться, понимаешь?!