1. «У злых людей нет песен». А почему же у русских есть песни?

2. «Для возникновения каких бы то ни было учреждений необходимо должна существовать воля, побуждающая инстинкт, антилиберальная до яркости, — воля к традиции, к авторитету, к ответственности за целые столетия, к солидарности прошлых и будущих поколений… Если эта воля налицо, то возникает что-нибудь в роде римской империи, или вроде России – единственная страна, у которой в настоящее время есть будущность… Россия – явление обратное жалкой нервности мелких европейских государств, для которых, с основанием «Германской империи», наступило критическое время».

3. «Для задачи, лежащей перед нами, имеет большое значение свидетельство Достоевского – этого единственного психолога, кстати говоря, от которого я многому научился; он принадлежит к прекраснейшим случайностям моей жизни, к лучшим, чем, например, открытие Стендаля.

Этот глубокий человек, который имел полное право невысоко ставить поверхностных немцев, ощутил нечто совсем неожиданное для себя по отношению к сибирским каторжникам, среди которых он долго жил, к этим тяжёлым преступникам, для которых не было возврата к обществу; он почувствовал, что они как бы выточены из лучшего, прочнейшего, драгоценнейшего дерева, которое только росло на русской почве».

4. «Они покорялись наказанию, как покоряются болезни, несчастью, смерти, с тем глубоким фатализмом без возмущения, благодаря которому в настоящее время, например, русские имеют преимущество в жизни сравнительно с нами, западными народами».

5. «Сильнее и удивительнее всего сила воли проявляется в громадном срединном царстве, где Европа как бы возвращается в Азию – России. Там сила хотеть давно уже откладывалась и накоплялась, там воля ждёт – неизвестно, воля отрицания или воля утверждения, — ждёт угрожающим образом того, чтобы, по любимому выражению нынешних физиков, освободиться».

6. «Мыслитель, у которого лежит на совести будущее Европы, при всех планах, которые он составляет себе относительно этого будущего, будет считаться с евреями, — и с русскими, — как с наиболее верными и вероятными факторами в великой борьбе и игре сил».

7. «Болезненное состояние само есть вид злобы. – Против него есть у больного только одно великое целебное средство, — я называю его русским фатализмом, тем фатализмом без возмущения, с каким русский солдат, когда ему слишком тяжел военный поход, ложится наконец в снег».

8. «Тот русский фатализм, о котором я говорил… — это и есть в таких обстоятельствах само в е л и к о е р а з у м е н и е ».