Вениамин Смехов о себе, о евреях и еврействе.
Всю жизнь я уверенно врал, что живу без комплексов. Нету никаких комплексов:
я сильный, независимый, высокий, здоровый, я нравлюсь людям, и я ни разу не
> слышал призывов бить меня, чтобы спасать Россию: На эту же милую тему помню
> свой собственный крик-скандал, который поднял на бывшую жену 21 год назад...
> Собрали в школе родителей: дочь шла в первый класс, и вот учитель-старичок
> просит заполнять анкеты... Ясно даже младенцу, что советский народ завтра
> откажется строить свой любимый коммунизм, если я сегодня откажусь назвать
> национальность моего ребенка. Скандал я поднял из-за жены. Она требовала
> писать "русская", хотя наши родители, кроме ее мамы, были евреи.
> Мне стыдно не того, что мы написали неправду. Мне стыдно сегодня, что
> я не настоял на своем 21 год назад, потому что я втайне радовался за дочку. К ак говорили истинно верующие: "Не мы, так хоть дети детей наших"...
> * Отец рассказывает... "В 1952 году, в разгар "дела врачей", - срочное
> собрание в издательстве. Директор по-деловому опрашивает всех завредов:
> сколько у нас евреев? "Наверху" требуют отчета, вы понимаете. И я, единственный еврей из зав. редакциями, тоже киваю. Тоже понимаю. И спокойно отвечаю: 33 и 3 десятых процента евреев в моей редакции. А представь себе,что я, как честный человек, стал бы кричать, возмущаться, вышел бы из партии, вышел бы из себя - глупо, самоубийство! Что было делать?.. " Что было делать...
> * Мы все, повязаны особым видом независимости: мы не зависим от культуры. А
> чем выше забрался - тем больше независимости. А если уж начальник - скрытый
> еврей... пиши пропало. В киностудии "Экран", где делали телефильмы, все
> сотни, тысячи работников знали, что главный редактор - скрытый еврей.
> Фамилия вроде на "ин" кончается, но с этого в се и начинается... Вдвойне
> подхалим перед высшими чинами, вдвойне суров со своими, вдвойне хитер и
> осторожен, а уж как бдителен в национальном вопросе - это я и на своей шкуре
> познал. Режиссеры жаловались по секрету: лопнул наш роман, не дают мне тебя
> на главную роль, говорят, главный запретил... ты меня не выдавай, но это не
> мы зарубили твое участие в фильме (то есть не киногруппы в Москве, в Киеве,
> в Молдове, в Свердловске) это он, главный... но если ты меня выдать - сам
> знаешь, что мне будет...
> Вдвойне советским был А. Чаковский - особенно когда его газета
> "Литературка" выступала против мифологического "сионизма" или
> "израильской агрессии".
> Прелестный анекдот был на тему лицемерия евреев-начальников.
> Валентин Зорин как-то в Вашингтоне, отдыхая от гневных
> трудов по разоблачению дяди Сэма, беседует с большим человеком - Генри
> Киссинджером. Слово за слово, заговори ли о национальном вопросе в СССР. "А
> вы кто по национальности?" - спрашивает Киссинджер у Зорина. "Я - русский. А
> вы?" - "А я - американский", - ответил не скрытный госсекретарь. ... Была
> зима застойного времени. Где-то 75 - 77-й год, допустим.
> В Переделкине - огромные белые сугробы. Мы гуляем по узкой тропинке.
> Андрей Вознесенский полушутя перечисляет великих поэтов XX века и
> подводит весело итог: мол, из настоящих гениев России чистокровных
> осталось только двое я и Володя
> Высоцкий. Тут он услышал мое возражение ("огорчу тебя, Андрей, - ты в полном
> одиночестве") и от изумления упал в сугроб. Я рассказал тогда же этот
> анекдот Высоцкому, он не засмеялся, только улыбнулся... Но всерьез выразился
> абсолютно согласно и с моим тогдашним правилом: я не могу себя считать никем
> другим, я только русский - по языку, по чувствам, по работе, по мыслям и по
> всему. Если бы мы жили в норм альной стране, а не в "стране рабов, стране
> господ", вопрос этот считался бы идиотским или сволочным: "Кто вы по
> национальности?"...
> * Я искренне, до глубины души ощущал себя до недавнего времени русским (а
> если и евреем, то примерно настолько же, насколько и татарином, армянином,
> цыганом). Но вот мой приятель физик Саша Филиппов из-за своих смуглых черт
> лица и из-за повышенной нервозности строителей коммунизма в Обнинске был
> кем-то назван евреем. И Саша, зависимый от культуры человек, устыдился
> отрицать заведомую неправду. "Да, я еврей. А что?" И Виктор Некрасов,
> истинно русский интеллигент, не отрицал, когда его "обвиняли" в еврействе.
> "Зачем, Виктор Платонович, - спросил я еще в Киеве в 1971 году, - ведь это
> неправда?" (По известной традиции диаспоры, я втайне льстил себя надеждой
> прибавить к "нашему полку" еще одного великого человека.) "А при чем здесь,
> скажи мне, пра вда или неправда, если я еврей для них за мою речь у Бабьего
> Яра? Если они евреем называют любого, кто против них? Любого, кто на них не
> похож?" И Виктор Платонович был тысячу раз прав, ибо когда антисемитизм
> вылез из подтекста в речи наших самодеятельных фашистов, там сразу зазвенели
> имена приговоренных к еврейству Сахарова, Лихачева, Евтушенко, Черниченко,
> Карякина, Старовойтовой...
> Видный советский антисемит С. Лапин, самодержец телевидения,
> удивлял "интеллигентов" своим многолетним пристрастием к режиссеру
> А. Эфросу. "Как это так - Лапин, и вдруг такая любовь к еврею?" Но
> в этой паршивой игре Эфрос для Лапина не был евреем, для него как раз
> Любимов, Высоцкий, Визбор, Окуджава, Галич - эти да, эти евреи, "невзирая на
> лица": Георгий Товстоногов отлично знал, по каким случаям он был для них
> "евреем", а по каким - "русским". И Олег Ефремов знал, за что и когда впадал
> в "ев рейство", а за что - подымался до "высокого" звания "свой"... Мой друг,
> художник, в тяжкие дни таганской сумятицы, выразил свое потрясение А. В.
> Эфросом особым образом: "Как же он мог, будучи евреем, дать себя так
> провести? Ведь он кинул кость антисемитам!" И я лишний раз поразился
> мудрости художника, когда через месяц после моей мрачной речи в день
> "коронации" нового главрежа мне пришло вдруг по почте письмо. Авторы письма
> в грязных выражениях, хотя и белым доморощенным стихом, сообщали, что я -
> герой ордена Георгия Победоносца, чтобы я ничего не боялся отныне, ибо Бог
> Руси Великой - с нами, и он поможет нам в борьбе с... жидовским
> поросенком... топчущим своими... словом, мерзейшая галиматья. Так сомкнулись
> верхний и нижний уровни. Властители партии и народа даровали, кому хотели,
> титулы "своих" и "чужих", а теперь и самые низы черносотенного дна объявляли
> "чужого" меня - "своим" , по прихоти паршивых игрищ.
> * Мне стыдно за мой стыд - называть имена дедов: Моисей Яковлевич и Лев
> Аронович. Я был рад услышать от коллеги коего отца, что, когда в институте,
> на совете, кто-то из кураторов "сверху" подчеркнуто произнес одобрение
> "профессору Смехову Борису Михайловивичу", отец резко отозвался с места:
> "Моисеевичу!"
> Я помню, на закрытом обсуждении караемого спектакля
> "Послушайте" начальство испытывало затруднения ввиду внепрограммного
> присутствия на стороне обвиняемого маститых писателей В. Шкловского, С.
> Кирсанова, Л. Кассиля. И два ляпсуса в речах того дня. Первый. Лев Кассиль,
> забыв, с кем имеет дело, вместо принятого за правило условия - только
> хвалить, только оборонять, оставляя критику для "своего круга", вдруг к 2000
> слов в защиту спектакля прибавил два слова сожаления: мол, а вот тут бы
> лучше не в темных красках, а посветлее... Боже, что случилось с
> начальниками! Один за другим вставали и кляли, поносили премьеру - уже не от
> своего, а от имени "классика советской литературы"... И тут вскипела,
> вскочила Зина Славина, импульсивная актриса: "Эх-х!!!" И все замолкли от
> трагического вскрика. "Эх! - повторила Зинаида и прожгла взглядом классика.
> - Эх, Лев Абрамович, Лев Абрамович! А я думала, вы - Кассиль... " На эту
> игру слов ответить было нечем, поэтому объявили перерыв.
> А второй ляпсус случился после перекура, когда, призывая себе в
> помощники писателей,
> круглая, бодрая начальница обратилась было с нежностью к Кирсанову: "Ну вот
> вы скажите, вас ведь так уважают советские читатели, Семен Александрович...
> " Ее перебил не крик, а визг Кирсанова: "Исаакович! Исаакович я, гражданка!"
> И "гражданку" выбросил, подчеркнуто картавя, и сдвоенное "а" в отчестве
> раскатил, как учетверенное - тут и села чиновница, потеряв надежду сдел ать
> "чужого" - "своим".
> Теперь мне не страшно - и молю Бога, что навсегда:
> теперь я могу громко сообщить, что бабушку мою звали Рахиль Яковлевна. И
> когда в 1949 - 1950 годах вся семья теснилась за столом у деда и все старшие
> переходили на шепот или на идиш, и мы с двоюродным братцем раздражались на
> их чересчур активные перебранки, совсем не вникая в секретные глупости
> взрослых, из этих времен врезается в память громкая фраза бабушки: "Господи!
> Дети мои, будем молиться за несчастных идн! Я не верю, чтобы после Гитлера
> опять такое повторилось! Будем молиться, у нас есть один, на кого надо
> молиться: это Сталин. Нет, он не даст нас в обиду, он услышит, что нас опять
> хотят уничтожить, он узнает, он накажет, другого у нас нет: он любит идн, у
> него Лазарь - из самых близких друзей... " Для непонявших: это был пик
> "космополитизма", то есть "борьба с инородцами", слово "идн" (так я его
> слышал) - означает как раз этих инородцев: а слово Лазарь - не из Библии, а
> из преисподней, ибо так звали Кагановича. Каганович, Сталин, Берия, Суслов,
> Маленков, Жданов - все они одной национальности - бандиты, а кем по
> вероисповеданию были их предки, глупо и смешно брать в расчет. Впрочем, все
> равно берут, но не из соображений интернациональных, а исключительно - из
> антисемитских. "Евреи, евреи - кругом одни евреи... "
> * Комплекс аллергии к начальству, боюсь, никогда не пройдет. Жизни не
> хватит. А вот еврейский вопрос, кажется, получил в моей душе окончательный
> ответ. Признаюсь, я изжил мою болезнь - в Израиле. Я был там дважды, и этим
> все сказано. Пелена страха и вранья спадает сразу, как только ты восходишь к
> Иерусалиму. Если Бог внушил тебе разум - ничего другого не требуется. Это
> такой город, это такая земля.
> Кстати, я вот что слышал в Израиле о евреях.
> Э та тема никого здесь не трогает. Израильтяне говорят: это ваши проблемы -
> тех, кто в диаспоре. Израильских зрителей нельзя привлечь в театре ни
> анекдотами, ни новеллами на "проклятую" тему. Нет такого вопроса - есть
> прекрасная страна с тысячей собственных проблем. В том числе - как
> обустроить русских. Здесь называют себя как раз "по Киссинджеру": русские,
> американцы, марокканцы, голландцы... в Израиле такое тепло между людьми и
> такая красивая игра пейзажей, храмов, пустынь и гор - я вернулся в Москву и
> не заметил, что меня обокрали: я остался без комплекса еврейской
> неполноценности. Правда, у меня взамен не возникло особого гонора или, как
> пишут, "чувства национальной исключительности". У меня только укрепилась
> вера в то, что хороший или плохой человек, добро и зло, талант и
> бездарность, щедрость или жадность - все эти понятия никаким пунктам никакой
> анкеты не отвечают, как не име ют национальной (или географической) окраски
> ни жизнь, ни смерть. (Из статьи ''Комплексы мои дорогие'' в <Независимой
> газете> ?163, 18.12.1991 - А.З.)
> *****
> Это очень непростой для меня вопрос. С одной стороны, меня лично это долгое
> время не касалось, поскольку (как мне объяснили совсем недавно) для слуха
> антисемитов моя фамилия звучала как-то ублажающе. С другой стороны, бьют не
> по паспорту, а по морде. Потому носом меня попрекали тоже. Но чего-то
> острого и страшного все же не было - Б-г наше семейство миловал.
> Мой папа, которому 10 января будет 92 года, работал в Госплане, был ученым -
> экономистом и математиком. Ему в этой связи очень и очень интересным
> представляется его обращение к иудаизму - он даже написал книгу <Коль
> нидрей> [молитва, с которой начинается Йом Кипур и которая позволяет
> грешникам молиться вместе с праведниками, - А.З.], само название котор ой во
> многом символизирует и объясняет его возвращение к вере отцов. А начиналось
> все в Гомеле - почти все Смеховы оттуда. Вокруг было религиозное еврейство и
> хедер, который отец посещал в раннем детстве. Потом закрутился сюжет уже
> советской истории, и отец оказался вписанным в заглавные строчки этого
> сюжета: Госплан СССР, война, возвращение с войны, должность заведующего
> сектором Госплана: а в это время уводят в ссылку людей даже с нашего этажа
> на 2-й Мещанской: И все это - еврейский вопрос. Но его все время, когда
> мудро, а когда наивно, старшие заглушали перед младшими.
> Потом уже, когда стал постарше, стал свидетелем самостоятельных <разборок>.
> Мой собственный характер, наверное, не шибко защищен премудростью, знанием и
> умом, и потому я как-то воспринимал происходящее в благополучном свете. То
> есть то, что я видел в театре на Таганке (казалось бы, в таком театре!) и,
&g t; по идее, должно было меня ранить, будто бы и не замечалось мною. Понимал я
> это только задним умом. Абсолютно русская черта - быть крепким задним умом.
> Вот и я каким-то образом подцепил эту <бациллу>. И то, что меня окружали
> антисемиты, понял гораздо позже. Ведь предполагалось, что это культурное
> заведение:
> Особенность репертуара и могучий дар любимовской школы собирали людей не по
> национальному признаку. И любимыми друзьями театра были, в равной мере, и
> Карякин, и Давид Самойлов. Высоций и Окуджава тоже различий не видели. Как и
> мы.
> Антисемитизм существовал, но в неком приглушенном виде. Разумеется, я
> знаю кто есть кто, но почему-то на этом не зацикливаюсь. Недавно я поздравил
> в газете одного замечательного артиста с юбилеем. А когда на одном застолье
> предложил выпить за его здоровье, половина стола отказалась. Эти
> отказавшиеся, среди которых были и русские, сказа ли: <Мы знаем, что он -
> антисемит>. А в наших с ним отношениях это никогда не сквозило: Не знаю:
> Еврейский вопрос - это масса слухов, обилие поворотов и буйство красок.
> Существует и такая огромная составляющая этой проблемы, как <еврейский
> антисемитизм>. Но это уже тема для другой беседы. (Из выступления на
> творческом вечере в израильском культурном центре 2.12. 2003 - А.З.)
> ****
> Я осознавал себя, понимал себя, когда в 47 - 48 году вся семья, все детишки
> собирались на еврейские праздники, и мой дед Лев Аронович Шварцберг делал
> вид, что не видит, как я ворую мацу. И я выпивал кагор, который использовали
> как вино для кидуша. Все это мое, со мной. А потом, когда слушали новости по
> радио, бабушка громко говорила дедушке: <Лазарь Каганович не даст нам
> пропасть!> Потом выяснилось, что надежды на злодея были напрасны. Я - еврей,
> и это пожизненно. Мое образование в области антисемитизма все время
> развивается. Оно не ослабевает, не останавливается. Антисемитизм - большой
> университет. Я хорошо знаю, что в старом кавказском анекдоте про <берегите
> евреев> есть большой смысл. И еще знаю, что антисемитизм может приглушать
> свой звук, но никогда не остынет, не иссякнет окончательно. Он бывает
> немодным, но забыть о нем нам не дадут. Вернут его с того света. Дадут нам
> его почувствовать. Один знаменитый режиссер, когда в Москву приехала израильская делегация, сказал: <Мы же с вами родные>. А я ответил:
<Пожалуйста, не примазывайтесь! Я - коренной еврей, вы - коренной антисемит!
Я многому научился.
Оголтелый антисемитизм <половинок>, наполовину евреев, - вот еще одна ступень образования, еще одна классная комната, еще один феномен... Я-дважды изгой - как актер театра на Таганке и как еврей!