На спектакль "Сердце не камень" я попал случайно. Покупал билет на постановку "Это так (если вам так кажется)" Луиджи Пиранделло, но за три дня до оной объявили замену. Я не огорчился, даже счёл подарком судьбы. Ибо творение Островского органично встроилось в празднование его двухсотлетнего юбилея (родился 12 апреля 1823 года) и некоей шумихи, поднятой по этому поводу в театральных кругах столицы. Это во-первых. А, во-вторых, независимо от юбилея я увлёкся Александром Островским ещё зимою, и под завывание метелей перечитал все его пьесы, имеющиеся в нашей сельской библиотеке. А на пьесу Пиранделло я схожу как-нибудь в другой раз.


Второй подарок судьбы - уединение. В "Et Cetera" я обитаю обычно в ложе Ариэля. В ней размещаются всего три зрителя. Но в этот раз я был совершенно один. Два соседних стула оказались щемяще пустынными. Скорее всего, потому, что в партере билеты были не намного дороже и даже самые малообеспеченные слои населения сползли с верхних ярусов поближе к сцене. У меня же было ощущение, словно еду в поезде, где выкупил всё купе. Ничто: ни вздохи, ни покашливания, ни шепоток, ни взмахи страусиных вееров, ни навязчивый запашок чужих духов не отвлекали меня в этот вечер. Рай интроверта - вот, как я это назвал бы.
Интерьер сцены был выполнен в стиле минимализм. Ничего лишнего кроме огромных деревянных дверей раза в два или три больше, чем те, что ставят на входе в метро. Двери эти беспрестанно открывались и закрывались. Удивительно, как актёры не заблудились в их лабиринтах. Меня, конечно, устроил бы классический быт помещиков XIX века, но тогда режиссёр Григорий Дитятковский не смог бы показать свою индивидуальность. Была небольшая игра света и ненавязчивая музыка фоном. Но свет и музыка большой роли в спектакле не имели. Если бы их не было, спектакль бы не проиграл и не выиграл.


Актёры играли хорошо. Буднично, без надрыва, но добросовестно. Одно не понравилось: Константина Лукича Каркунова было едва слышно, да и сам он казался вялым и утомлённым словно с похмелья (хотя, возможно, это образ). Но зато Наталья Благих в роли Аполлинарии Панфиловны была неотразима! Когда она появлялась на сцене, моё внимание было приковано только к ней. Создавалось ощущение, что это она главная героиня пьесы, а не Вера Филипповна.
Ещё одна режиссёрская интерпретация - периодически вспыхивающие танцы, заканчивающиеся внезапным стоп-кадром (похоже на детскую игру "Море волнуется"). Такого в тексте классика точно нет.
Спектакль длился три часа с одним антрактом. Я великолепно отдохнул. Платой за наслаждение стала поздняя электричка. Домой я приехал около трёх часов ночи. Но приехал абсолютно счастливым.
Теперь немного о сюжете пьесы. Я почитал некоторые отзывы простых зрителей и длиннющие портянки театральных критиков и ужаснулся. Все пишут о чистоте души человеческой. О набожной страдалице Вере Филипповне. И это удивляет меня. Я один понимаю, что набожность Веры Филипповны - это троллинг публики Островским?
Давайте-ка, набожные мои, садиться и разбираться о чём всё-таки произведение.
Первое, что нужно помнить: пьеса "Сердце не камень", написанная А. Островским в 1879 году, - это комедия. Комедия - жанр, в котором высмеиваются пороки человека, а не превозносятся его достоинства. Набожность Веры Филипповны - тридцатилетней жены престарелого купца-миллионера - напускная, искусственная. В религию она ударилась от безысходности и скуки. Потап Потапыч Каркунов не позволял ей других увеселений. Даже в театре они были всего один раз на заре своей совместной жизни, но покинули его до начала представления после того как кто-то из кресел на Веру Филипповну в трубку посмотрел, а муж приревновал её. На вопрос Ольги выезжала ли ещё куда-нибудь Вера Филипповна за 15 лет совместной жизни с мужем, та ответила: "Выезд мой, милая, был раза два-три в год по магазинам за нарядами, да и то всегда сам со мной ездил. Портниха и башмачник на дом приходят. Мех понадобится, так на другое утро я еще не проснулась, а уж в зале по всему полу меха разостланы, выбирай любой. Шляпку захочу, так тоже мадам полну карету картонов привезет..." О Москве, в которой живёт, Вера Филипповна отзывается так: "Для меня Москва-то как лес; пусти меня одну, так я подле дома заблужусь. Твердо дорогу знаю только в церковь да в баню..."
Фарисейство, глупость и лень - вот истинные добродетели Веры Филипповны. Зрители и театральные критики не понимают этого. Но понимают герои пьесы. Обратите внимание на диалог Каркуновой с Халымовой.
- Вера Филипповна: Вот только одно мое удовольствие - по монастырям стала ездить: в Симонов, в Новоспасский, в Андроньев.
- Аполлинария Панфиловна: Раненько за богомолье-то принялись.
Верующий человек скромно умолчит о своих добродетелях. Каркунова же только и говорит о своей набожности, о том, как она бедным помогает и так далее и тому подобное. Кстати, как именно она бедным помогает? Бессистемно раздаёт деньги (и немалые) нищим, которые их тут же пропивают. Вера Филипповна признаётся, что раздача денег - это самоцель. Её даже не интересуют проблемы бедных, потому что она считает, что люди всё-равно её обманут, солгут. Поэтому она просто сорит деньгами и трубит об этом на всех углах. А велика ли добродетель раздавать деньги мужа? Трудно ли расставаться с деньгами, которых у тебя как у дурака фантиков и которые ты не заработал? Будь Каркунова умным, трудолюбивым и по-настоящему верующим человеком, она нашла бы более эффективный способ помощи бедным. Например, открыла бы школу или больницу для неимущих.
Тут мне могут возразить, что у Каркуновой доброе сердце. Она ведь оплатила долги племянника, вызволила его из тюрьмы. То есть, помогла человеку, который едва не погубил её, который пытался оклеветать её и оставить без наследства. Но, во-первых, она этим фактом хвастает, публично наслаждаясь своим поступком. Сделала она это в большей степени для себя, что является признаком гордыни, эгоцентризма, желанием возвысится над остальными сирыми, убогими, грешными; желанием продемонстрировать свою добродетель. Во-вторых, деньги были не её. Ну, а, в-третьих, не смею отрицать, что глупые люди бывают иногда до идиотизма добры. Неоспоримый факт. Что-то щемяще блаженное есть в Вере Филипповне. Не будем забывать, что сей персонаж, создан гением драматургии, а значит априори не может быть простым и однозначным.
Итак, не без помощи самой Каркуновой мы знаем, чем она занималась за пределами дома: церкви, монастыри, старушки-богомолицы, раздача денег и баня. А как проходили её серые будни дома? На цыпочках вкрадчиво, опасливо оглядываясь и задыхаясь от удовольствия, посмотрим в замочную скважину: "Потап Потапыч чуть не каждую неделю возил то серьги, то кольцо, то брошку. Хоть надевать некуда, а все-таки занятие: поутру встану, переберу да перегляжу всё - время-то незаметно и пройдет..." Или ещё один монолог о муже и одиночестве: "Из городу в трактир либо в клуб, и жди его до трех часов утра... Проснется, чаю напьется: «Скучно, говорит, с тобой. Поеду в карты играть». И нет его до утра. Вот и сижу я одна; в окна-то у нас, через сад, чуть не всю Москву видно, сижу и утро, и вечер, и день, и ночь, гляжу, слушаю. А по Москве гул идет, какой-то шум, стучат колеса; думаешь: ведь это люди живут, что-нибудь делают, коли такой шум от Москвы-то..." Вот так, кумушки мои. За пятнадцать лет заточения и страдания в золотой клетке не прочитала ни одной книги. Не выучила ни одного иностранного языка. Не освоила ни одного музыкального инструмента. При её-то возможностях! Любование побрякушками и многочасовая медитация перед окном. Даже мужу-старику она не интересна. Ни ума, ни трудолюбия, ни интереса к жизни.


Последнее и самое пикантное. Все изменяют своим мужьям: и Аполлинария Панфиловна (люблю её за здоровый открытый цинизм), и Оленька (подловатая). Но только набожная Каркунова чесна.
- Вера Филипповна: да что меня ревновать-то! Я в пятнадцать лет не взглянула ни разу на постороннего мужчину. В чем другом не похвалюсь, а этого греха нет за мной, чиста душа моя.
- Аполлинария Панфиловна: ну, не говорите! Искушения не было, так и греха нет. Враг-то силен, поручиться за себя никак нельзя.
Ах, какая прелесть! "Искушения не было, так и греха нет". Именно! Именно так! Появилось искушение и Бастилия пала. И я бы не торопился утверждать, что штурм был слишком долгим и отчаянным. Виной тому, что над стенами крепости не взвился флаг победителя, нелепая случайность. Не подслушай Вера Филипповна разговор Ераста и Оленьки быть бы грехопадению плотскому. Грехопадение же духовное, нравственное состоялось.
Хочу сказать, что режиссёру и артистам "Et Сetera" удалось передать фарс, иронию и (не устыжусь этого опередившего время термина!) постиронию пьесы. Такой она и должна быть.
И напоследок хочу напомнить (и тут я отвлекусь и позволю себе некий не имеющий прямого отношения к театру постскриптум, который в виде бонуса хочу преподнести своим читателям), что существует замечательный одноимённый фильм 1989 года, где играют гении: Смоктуновский, Невинный, Яковлева, Табаков, Гундарева. Так вот, при случае посмотрите и сравните. Фильм интересен тем, что режиссёр Леонид Пчёлкин из комедии сделал драму. И там Вера Филипповна немного иная. И Ераст иной - более одухотворённый. А что из этого лучше: пьеса, спектакль или экранизация - решайте сами.
Засим позвольте откланяться.