Дмитрий Липскеров начинал свой творческий путь как актер, а продолжил его как писатель. Он сочиняет романы, похожие на сны. Книги «Сорок лет Чанчжоэ», «Последний сон разума», «Демоны в раю», «Мясо снегиря» завораживают своей фантасмагоричностью, отрезвляют иронией и обволакивают греховной чувственностью. И абсолютно все они проникнуты любовью к человеку. А еще Липскеров – член Общественной палаты и совладелец сети ресторанов. Умело лавируя между Сциллой коммерции и Харибдой творческого поиска, он уверенно ведет свой корабль к новым экспериментам и идеям
Главный мой враг – я сам
– Ваши романы своей мощной энергетикой захватывают читателя целиком с первой же страницы. Вы такой же властный, как и ваши книги?
– Говорят, что да. Но совсем близкие люди считают, что дорожка от меня к другому человеку очень коротка. У меня нет врагов. Главный мой враг – я сам. Меня раздражают в людях лишь тупость и запрограммированность. Когда один программирует свою жизнь, чтобы доказать кому-то, что он в чем-то состоятелен. А тому его подвиги вовсе не интересны. На этих играх многие мужчины и женщины строят отношения в наши дни.
– Да, женщина может быть опасной ловушкой. Хотя, наверное, алкоголь опаснее?
– Не могу сказать, что алкоголь и женщины для меня ловушки. В разные периоды все происходило по-разному. Алкоголь для меня 17-летнего не то же самое, что сейчас. Был период, когда я пять лет ни капли в рот не брал. В 20 лет из-за секса можно и жениться… Сегодня мне нужны гораздо более веские причины, чтобы сойтись с женщиной.
– «Мясо снегиря» вызывает ощущение книги, написанной одиноким человеком. Возможно, художник обречен быть один, ведь ничто не насытит его душу, кроме творчества?
– Безусловно, одиночество – составляющая жизни человека, занимающегося искусством. Когда есть семья, в которой все в порядке, то мозг и чувства начинают заплывать жирком. Сколько гениальных открытий, талантливых произведений погибли в постелях. Я мало знаю людей, удачных в любви. Что касается меня… то если человек не устает от общения с самим собой, можно ли считать его одиноким? А потом, когда есть дети, то человек уже не одинок.
– Какие вопросы сына и дочери ставят вас в тупик?
– Постоянно спрашивают, почему я не живу с их мамой, пытаются столкнуть нас грудь в грудь, когда мы пересекаемся. Я всегда отвечаю правду: «Иногда происходит так, что люди перестают любить и понимать друг друга, и этого достаточно, чтобы не жить вместе».
– Когда к вам пришла уверенность, что вы знаете, как говорить и вам есть что сказать?
– А я никогда не чувствовал писательского призвания. Призвание – это что-то большое. Я никому не собирался ничего говорить и уж тем более открывать великие истины. Я говорю только самому себе. Мои истории – это всего лишь часть самореализации. Не считаю себя вправе вещать кому-то что-то. Да, я не пишу в стол и отношу рукописи в издательства. (Улыбается.) Зачем же пропадать добру? Но я не рассчитываю на тираж, заказ издательства, признание. Мной никто не руководит: в какой срок и сколько я должен сдать книг. Я могу и вовсе больше не писать. У меня нет трясучки, патологической жажды сочинять.
– Не задевает, когда критики называют вас не писателем, а модным литератором?
– Мне это абсолютно безразлично. Меня даже не задевает, когда со мной на «ты» разговаривают люди, о которых я никогда не слышал. Критик по большей части – это жирный слепень на холке лошади, на которой пашут. Лошади, конечно, иногда неприятно, что слепень впился ей в шею, но она ведь всегда может хвостом взмахнуть и смести кровопийцу. У нас часто так бывает в нашем государстве, что мухи топчут слонов. Только от этого не рождаются ни слонята, ни мушата.
У каждого свой армагедончик
– В августе, когда правительство убаюкивало нас сказочкой про тихую гавань, вы напророчили кризис и коллапс с недвижимостью. Как сейчас обстоят дела с вашим бизнесом и каковы ваши прогнозы?
– Самые неблагоприятные. Думаю, к докризисному состоянию экономики мы вернемся не ранее чем через 10 лет. Кризис – это такой маленький армагедончик для каждого человека, в том числе и для меня. Но я не воспринимаю происходящее как катастрофу. Знаете, мое поколение уже ничто не пугает, мы столько раз начинали жизнь с нуля. По крайней мере мысль о том, что у меня с бизнесом стало хуже, ни разу не испортила мое настроение. Людям, родившимся в советской стране, где ничего не было, и надо мало.
– Вы как-то заявили, что «культура должна стать нацпроектом, и тогда все в стране очень быстро изменится к лучшему». Разве это не утопия?
– Культура – это духовность. Это то, что дается Господом и вытравляется дьяволом в лице больших чиновников или великих потрясений. Без нее нет ни морали, ни этики, ни экономики – ничего. Культура – это не только образованность, начитанность. Это некое внутреннее ощущение правильности этического выбора в данный момент. Она включает в себя культуру отношений мужчины и женщины, родителей и детей, учителя и ученика, отношение к телу, здоровью. Весь этот опыт накапливается поколениями. К сожалению, в нашей стране он прерван. И это плохо, потому что утеря традиции угрожает национальной безопасности.
– В Общественной палате вы – зампредседателя Комиссии по культуре. Многие из писательской тусовки не понимают вашего сотрудничества с властью, ведь творческий человек – всегда немного оппозиционер, а вы, наоборот, заявляете: «Быть в оппозиции, особенно в нашей стране, зачастую просто преступно».
Есть три формы общения с государством: оппозиционная, нейтральная, то есть никак не общаться, и активная. Допустим, тебе 80% в госполитике не нравится, а 20% вполне устраивают. И на эти 20% ты можешь оказать помощь собственному государству, а следовательно, своим детям и самому себе. Позиция всех оппозиционеров в нашей стране как минимум смешна и глупа. Она не имеет абсолютно никакого оправдания на сегодня. У нас в оппозиции была партия СПС, ну и где она сейчас, где ее руководители? Какого черта сотни тысяч людей верили им! А ведь все эти лидеры получили серьезнейшее образование, но так ничего и не сделали для нашей страны, хотя им предлагали. Чубайс прекрасно понимал, что можно быть в оппозиции к политической воле государства, к экономической составляющей и в то же время реально что-то делать, сотрудничая на каких-то участках с властью. Я не занимаюсь политикой. Общественная жизнь – совершенно отличная от политики сфера. Моя вотчина в Общественной палате – литература. Мне важно, чтобы связь литературных поколений не прервалась. Задача премий «Дебют» и «Неформат» – отыскать истинно талантливых писателей. Я не надеюсь, что это будут сплошные гении. Премии рассчитаны на молодых людей, и понятно, что им надо еще творчески расти. Меня больше волнует сам литературный процесс, а его финал должен интересовать издателей и читателей.
– Нужны ли писателям кормушки в виде СП?
– Нет. Человек кормится сам в любом отделе магазина. В СССР государство поддерживало писателей как носителей идеологии, а сейчас-то зачем власть должна давать кому-то дачи, земли? Есть уникальные таланты, которым государство обязано помогать грантами. Это, по-моему, честно и справедливо и главное – делает художника свободным от идеологии.
