14
Я бежала. Мелькали лестничные пролеты. Белый снег. Темная арка и снова белый снег. Шум. Машины. Люди. Все это будто бы поглощало меня. Хотелось вырваться, но возможности я не видела. Ощущение своей же беспомощности и незначительности подавляло и уязвляло. Этот город был так тщеславен и прекрасен и за, одно, это я начала его ненавидеть. Машины, люди, улицы с их многочисленными арками, набережные, мосты – все это было прекрасно, но в тоже время здесь перевернулась моя жизнь и, возможно, я последний раз побывала в этом «плавающем» городе.
Пробежка определенно помогала мне успокоиться. Воскресное утро, люди на улицах были столь же редким зрелищем, как и солнечные дни, дождливой осенью. Редкие прохожие, возникавшие на пути скорее напоминали мираж в снежной пустыне. Их силуэты старательно прятал пушистый снег, тщательно скрывая наши лица, друг от друга. Поэтому, я была уверенна, что никто не увидит, что на моих щеках блестят слегка подмерзшие, но все же слезы.
Бежать уже не было сил, поэтому остановившись и упершись руками в колени, я снова принялась осматриваться. Дыхание было тяжелым и разгоряченное горло обжигал морозный воздух.
«Наверное, будет ангина». – Подумалось мне.
Когда дыхание немного выровнялось, я выпрямилась и направилась в сторону дома Кирилла. Конечно, сейчас возвращаться не очень-то хотелось, но вот только выбегая из квартиры, я не позаботилась о том, чтобы накинуть на себя хотя бы куртку и поэтому все те же редкие прохожие с удивлением осматривали проходящую мимо них девушку в мужской футболке, джинсах и черных спортивных тапочках, которые я использовала в гостях, как сменную обувь.
Обратный путь давался мне намного тяжелее. Дорога – незнакомая и пустынная, то забрасывала меня в какие-то дворы, то вновь выводила на просторную набережную. Холод начал постепенно овладевать моим телом, которое, в свою очередь, отвечало на внешней раздражитель сильной дрожью и постоянным напряжением.
«Тебе еще заблудиться не хватало». – Мой разум начал бить тревогу, в тот момент, когда я оказалась в очередном, занесенном снегом, дворе. Странное дело я даже не могла спросить дорогу и не потому, что людей мне здесь не встречалось, а потому, что я не знала, куда мне необходимо попасть. Верх безответственности! Оказаться в гостях у незнакомого человека, при этом, даже не удосужившись узнать точный адрес. Как это в стиле Елизаветы Аникиной. Осмотрев в очередной раз тупиковый двор, я развернулась и направилась к арке, через которую сюда забрела. Снова набережная и снова незнание дальнейшего пути.
Боже, как же я замерзла. Вдруг мне в голову пришла мысль, которая, видимо, потерялась где-то в голове и из-за этого так опоздала.
- Огонь, ты – жар очищения и силы. Приди ко мне. – Произнесла я, призывая стихию огня.
В тот же момент по всему телу разлилось тепло, которое постепенно стало переходить в жар. Испугавшись этого, я расслабилась и решила, что пока хватит.
- Спасибо за твое тепло. – С улыбкой прошептала я.
Тут же жар стал спадать, при этом ощущение тепла сохранилось. Огонь не обжигал меня, а просто, казалось, согревал изнутри.
Немного ободрившись, я снова принялась двигаться в неизвестном направлении, понимая, с каждым шагом все больше и больше, что окончательно заблудилась.
Вдруг, сквозь плотную снежную занавеску, я смогла рассмотреть фигуру, которая (я была в этом уверенна), целенаправленно приближалась ко мне.
- Кирилл! – Прошептала я, но тут же осеклась, заметив, что этот человек намного крупнее и старше.
Когда он приблизился ко мне, я обмерла. Мужчина лет сорока, высокий, наверное, один девяносто пять, худощавый и бледный. Его черные глаза с удивление смотрели на меня. И это понятно, вид у меня был действительно странный. Сняв с себя черное полупальто, он накинул его на мои плечи. Не скрою, стало гораздо уютнее. Но кто этот «заботливый» человек, что-то не верится мне, в добрых самаритян. Тем ни менее я его поблагодарила и едва заметно улыбнулась. Мужчина в ответ одарил меня довольно приятной улыбкой. И… Бог мой… Я снова это увидела и, мне пришлось очень потрудиться, чтобы перебороть свой страх, и не отступить назад – клыки.
Мне определенно с трудом удавалось побороть стереотипы, навязанные Стокером . А если ещё учесть что в моих жилах так же текла кровь одного из тех, кого в славянской мифологии называли «приколичи», то становилось это ещё труднее.
- Лизавета? Если я не ошибаюсь?
Его голос звучал плавно и спокойно. Слабая хрипотца подчеркивала мужественность.
Я не посчитала нужным отвечать на его вопрос, вместо этого задав свой. Одно то, что я вступила с ним в беседу, даже задавая вопросы уже свидетельствовало о том, что я косвенно подтвердила его предположение.
- А кто вы?
- Меня зовут Илья. Аврора попросила меня отыскать тебя, справедливо предположив, что ты заблудишься.
- Кто?
Поразительно, в последнее время, в моей жизни то и дело появляются и исчезают люди, при этом данный процесс живет самостоятельно и не зависит от меня. Казалось, что сама Богиня сталкивала меня с теми или иными людьми и что самое интересное, они появляются уж слишком вовремя. Всегда, когда я начинала отчаиваться или ждала какой-либо помощи, появлялся человек и помогал мне справиться с проблемой, хотя, что греха таить при этом, награждал меня новой.
- Аврора – моя сестра. Вы разве не знакомы?
Его черные брови изогнулись, придавая лицу удивленное выражение.
- А ведь и она и Кирюха заверили меня, что тебе нужна помощь.
Кирюха. Ну, конечно же. Я ведь тогда так была растеряна, что даже не спросила, как зовут его маму. Аврора – Богиня утренней зори. Значит этот Илья – дядя Кирилла.
- Спасибо. – Отозвалась я. – Помощь, действительно, нужна. И… да, я заблудилась.
Посмотрев на мужчину снизу вверх, я улыбнулась, за что снова была одарена дружелюбным взглядом.
- Раз так, то прошу пройти за мной.
Развернувшись, он направился к дороге, и вскоре мы подошли к месту, где был припаркован черный LOGAN.
Оказавшись в салоне авто, я скинула с плеч полупальто и вернула владельцу, со словами благодарности. Двигатель спокойно замурлыкал. Но нам пришлось немного подождать, пока прогреется слегка подмерзшее сердце этого стального зверя. Я решила использовать это время продуктивно и тут же задала вопрос:
- А как вы меня нашли?
- Легко. – С улыбкой проговорил он. – Я взрослый, чистокровный вампир и легко могу почувствовать того в ком течет хоть капля вампирской крови.
Мне показалось, что после этих слов на моём лице отразилась гримаса умиления.
- А приколич может таким образом найти меня?
Этот вопрос был навеян воспоминаниями о событиях, случившихся у меня дома, фактически на кануне моего отбытия в Питер. Когда посреди ночи в мою спальню, через балкончик на втором этаже, ввалился один из «не мертвых» с прямым умыслом убить меня и только годы тренировок позволили мне продержаться до появления Сергея.
- Конечно. У них нюх гораздо острее. А к чему такой вопрос? Ты что уже встречалась с ними?
- Да. – Сухо ответила я. – Один из них хотел меня убить. А они все так, чертовски, сильны?
А ведь Сергей сказал, что тот был слабый.
- Скажем так, их физическая сила в несколько раз превосходит силу Стражей Эваса.
- А как их можно убить?
- Странные вопросы для столь юной девушки.
Автомобиль плавно тронулся с места.
- И все-таки. – Не сдавалась я.
- Убить его можно, пронзив сердце.
- Осиновым колом?
А что смешного именно это оружие я знала, как способ уничтожить вампира. Именно по этой причине его смех так меня обидел.
- Конечно, нет. Достаточно просто проткнуть его сердце. Дело в том, что вампир живет за счет постоянной и повышенной циркуляции крови. Из-за этого у нас повышенная температура тела. Сердце работает гораздо быстрее, чем у обычного человека. Если остановить данный процесс, выведя из строя основной «двигатель», то вампир умирает.
- Ну, скажем так, от этого умрет и не только вампир. – Я не удержалась, чтобы не отметить всю глупость такого объяснения.
- Конечно. Вот только, чтобы смерть вампира была завершенной, до того, как вытащить свое оружие из груди, ему отрубают голову, потому, что одной из отличительных особенностей «не мертвого» способность к регенерации. Этот номер проходит с приколичами. А вот мороя достаточно просто заколоть. Хоть мы и стареем гораздо медленнее, чем обычные люди, но мы не бессмертны и у нас нет такой способности к мгновенной регенерации, хотя наши раны заживают гораздо быстрее чем у обычного человека или варлакха. Еще вампира может убить оборотень. Раны, оставленные им, не регенерируют.
- Когда на меня напал вампир дома… – Задумавшись, проговорила я. – Я ударила его металлической вазой и он жутко зашипел.
Машина остановилась на светофоре и Илья, с интересом посмотрел в мою сторону.
- Вазой!? – В его голосе почувствовалось неподдельное восхищение.
- Да. Папа привез её из Турции, сказал, что на неё наложили заклинание, привлекающее удачу.
- Ну, тогда все понятно. – Задумчиво проговорил он, когда машина снова тронулась с места. – Скорее всего, эта металлическая ваза была сделана из заговоренного серебра. Из такого, например, делается атам для стражей Эваса. Рана от такого прикосновения, конечно, не убьет, но принесет жуткую боль и, оставленные таким оружием, они не регенерируют. Приколичи оторваны от магии, а разрушительное заклинание четырех стихий разрывает в них все энергетические связи. Именно поэтому самым хорошим оружием в борьбе с вампирами является серебренный атам, а не осиновый кол. Хотя, проткнуть им сердце можно, но при этом необходимо и голову отрубить.
- Господи. – Я всплеснула руками. – Мне за всю жизнь столько не узнать и не запомнить. Иногда я просто ненавижу своего отца, за то, что он просто бросил меня незащищенной и абсолютно неподготовленной.
- Разве Михаил не позаботился о том, чтобы тебе назначали стража?
Его удивление было слишком ярко выражено, отчего я поняла, что это была ирония. Скорее всего, он был в курсе, что я сбежала от своего охранника.
- Страж у меня есть. Вот только… - Я замолчала, пытаясь понять, что я могу ему сказать.
- Ты сбежала, чтобы отыскать папку.
Он продолжил за меня, при этом в его голосе я не услышала и намека на осуждение.
- Видишь ли, Кирилл мне поведал твою занимательную историю.
- Ну, слава богу, хоть не придется копаться в этом снова. – Выдохнув, я откинулась на сидение и, закрыв глаза, проговорила: - Сергей, наверное, будет рвать и метать, когда найдет меня.
- Сергей - это твой страж?
- Угу. – Согласилась я. – Куликов Сергей Александрович или просто – «фашист».
Весело улыбнувшись, я открыла глаза. Машина остановилась возле, уже знакомой мне, арки. Теперь я предусмотрительно прочла табличку на доме и как можно более старательно осмотрела местность.
- Значит Сергей Куликов твой страж.
Это был не вопрос.
- Тебе повезет, если он сейчас не ждет тебя у Авроры.
- Не дай Бог. – Взмолилась я. Вдруг в моих мыслях вспыхнул новый вопрос, который снова был навязан тем же стереотипным отношением к вампирам.
- Слушайте, а разве вампиры днем не должны спать?
- Ага, в гробу, разумеется.
Его язвительный ответ заставил меня рассмеяться.
- На самом деле, - его тон стал более спокойным – для нас смертельно болезненны прямые солнечные лучи и при длительном нахождении под ними на наших телах остаются ожоги. А вот в этом заключается уже наше преимущество перед «не мертвыми» - нам, чтобы солнце нас уничтожило необходимо находиться под его лучами не менее десяти часов. Скажу сразу это мучительно. А вот им достаточно и десяти секунд.
- Но почему такая разница?
- Дело в том, что у приколичей кровь циркулирует еще быстрее, чем у живых вампиров. Поскольку им необходимо гораздо больше крови. Наш организм может функционировать самостоятельно и, кровь других нам нужна, как обычным людям БАДы, а организм приколича мертв. В нем все процессы поддерживает кровь жертв. Из-за столь быстрой циркуляции крови и ускоренного обмена веществ их кожа становится, слишком уязвима для внешних раздражителей. По этой причине им необходимо постоянно поддерживать свой обмен веществ – это у них на уровне инстинкта. Ведь большим чувством, чем инстинкт они не обладают. Они - паразиты, живущие за счет других.

Вот уже почти год... И правда, целый год, как я живу в таком ритме... Долгие бессонные ночи, и столь же долгие дни, проплывающие в потоке дремоты и расслабленности. Как только солнце поднимается над горизонтом я возвращаюсь домой и погружаюсь в реальную жизнь. Где, несмотря на всю мою ненависть к ней, пока продолжают жить любимые мной люди. Когда голова касается подушки, я перестаю отличать реальность и сон. Казалось бы веки спрятали мои глаза от, так надоевшего, солнечного света, но вот только мозг продолжает свои невыносимые игры, постоянно напоминая телу, что оно еще не во власти блаженства и покоя. Слух, так привыкший служить мне верой и правдой даже в такой момент не может бросить свои обязанности - доносить различные звуки. Теперь тело, устав от бесконечной активности мозга, отвечает ему невыносимой головной болью. Вот так между ними уже почти год нет никакого согласия. В этот момент мне кажется, что мир вокруг меня замер и жизнь больше не продолжиться, как бы мне этого не хотелось. Я открываю глаза не потому, что хочу проснуться и вырваться из этого "не сна", а просто потому, что надо. Солнце окрашивает горизонт в различные краски и медленно направляется в сторону другого полушария, погружая моё во тьму. Ход времени не остановился. Движение продолжается. Прохладный ночной воздух снова пьянит своим ароматом. Он словно напоминает мне: "Ты еще живешь! Этот мир вокруг тебя! Насладись им!" И я наслаждаюсь!
Вот уже почти год...

- Ниночка!
Я вбежала на кухню и плюхнулась за стол. Женщина, стоявшая возле плиты, одарила меня таким теплым взглядом, как мать смотрит на своего милого и долгожданного ребенка. Эта женщина, как я уже говорила, была для меня самым близким человеком. Она нянчила меня с самого рождения. Тетя Нина знала меня так, как человек мог знать содержание своей любимой книги, когда можно с закрытыми глазами открыть страницу и прочитать с неё необходимую строчку. Для неё я всегда была открытой книгой. После смерти матери эта женщина стала мне еще ближе. И теперь, когда мне так нужна была теплота, она с легкостью одарила меня ей, просто улыбнувшись. Сколько нежности и доброты, оказывается, может скрыться за простой улыбкой любимого и дорогого человека.
На самом деле её имя звучало как Нана. Она родилась и прожила большую часть своей жизни в Америке. Ее родители были эмигрантами. А к нам ее привез папа, познакомившись с трудолюбивой женщиной в каком-то штате, он предложил ей поехать в Россию. Не скажу, что без колебаний, но она согласилась. И, видимо из-за традиций заведенных в США, сокращала мое имя на американский манер.
- Эли! Ты, наверное, проголодалась. – Мягко и плавно проговорила она. Её голос соответствовал её внешности. Негромкий и не резкий. Сравнить его можно с ровным журчанием воды. Её изрядно посидевшие волосы были собраны в аккуратный пучок. Глаза цвета черного дерева смотрели на меня с добротой и пониманием.
- Загонял меня этот фашист. – Пробубнила я.
- Эли… - Нотки осуждения прозвенели в голосе и тут же угасли. – Сколько раз тебе говорить, не надо так выражаться. Сергей очень хороший мальчик.
Ага! Замечательный! Наверно именно поэтому мне иногда так хочется дать ему пинка.
- Извини, Ниночка, я больше не буду. – Ответила я с улыбкой.
Поразительно при ней я могла улыбаться искренне. Мне всегда хотелось улыбаться, когда я находилась рядом с ней.
- При тебе. – Чуть слышно добавила я.
- Я все слышу, - отозвалась она, доставая из холодильника сок и молоко.
- Ну-у-у… - Протянула я.
Смешав сок с молоком в своей любимой кружке, я сделала глоток. Нина подошла ко мне и посмотрела в мои глаза.
- Какая же ты еще глупенькая. – Мягко проговорила она.
Я вытаращила на неё свои зеленые глаза. Обычно после встречи с моим пристальным взглядом люди отворачивались или, как минимум, отводили глаза. Но я знала, что Нина никогда так не делает. Наверное, именно поэтому она всегда могла видеть меня и понимать лучше всех.
Мои глаза – моя особенность. Я даже не знаю от кого из моих предков они мне достались. Зеленые. Нет, не просто зеленые, а переливами. По краям они были почти синего цвета, а чем ближе к зрачку их цвет плавно переходил в светло зеленый, потом становился все темнее и темнее и, в итоге, зрачок окружала коричневая полоса.
У моей мамы глаза были «небесного цвета», как мне всегда говорил папа. А, на мой взгляд – голубые. Цвет папиных глаз мне всегда нравился больше. Черные – бездонные. Он говорил, что это ему подарок от прадеда. Который, к моему глубокому удивлению, оказался цыганом.
Вообще во мне намешано столько разной крови, что я даже не удивляюсь, что Бог отметил меня именно таким цветом глаз.
- Это почему это!? – С наигранным возмущением отозвалась я.
- Потому, что молоденькая еще. – Все с той же ироничной улыбкой отозвалась Ниночка.
- Не аргумент.
Я сложила руки на груди и насупилась.
Нина рассмеялась. Поставив передо мной тарелку с жаренным мясом и тушеными овощами она снова принялась что-то делать возле плиты.
Быстренько разделавшись с вкуснейшим ужином, я собрала со стола посуду и, сложив все в раковину, принялась мыть.
- Эли, оставь ты, я помою.
Ниночка подбежала ко мне так, как будто я могла потерять сознание от этой работы.
- Ниночка, мне не трудно. – Я одарила её самой теплой улыбкой, которая всегда пряталась в моей душе для этого золотого человечка. – Ты у меня и так вся в делах. А мне иногда полезно заняться не борьбой за выживание, - при этих словах я скривила губы и закатила глаза, - но и простыми женскими делами.
Нина улыбнулась. Она обхватила мое лицо ладонями и поцеловала в лоб. Её руки были теплые и нежные, не смотря на то, что кожа на них была сухая и мозолистая из-за постоянной работы на кухне.
- Эли, ты у меня просто солнышко.
Вот такие отношения с этой женщиной были у меня. Я не говорю, что она всегда такая мягкая и любезная. Иногда я умудрялась получить от нее и оплеуху за очередной поступок серии - «из ряда вон».
Когда в прошлом году она застукала меня с травкой в комнате, то отвесила мне такой подзатыльник… отобрав моё «добро» она спустила его в унитаз. Я могла злиться на неё, и при этом мнение этого человека было для меня самым важным и авторитетным. Я всегда очень боялась её расстроить, потому, что если это случалось, Нина объявляла мне холодный бойкот. Не имея возможности слышать её ласковый голос, я всегда мучилась. И по этой причине с понурой головой приходила каяться.

2

- Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
Не зная, куда выместить злобу, которая во мне переливала через край, я лупила по боксерской груше, в спортзале у нас дома. Вдруг из глаз хлынули слезы.
Не дай Бог кто-нибудь это увидит. Слезы предательски бежали по щекам, из груди с каждым новым ударом вырывался непонятный и даже не естественный хрип. Хотелось просто двигаться и двигаться. Может быть пробежаться? Хотя нет, на сегодня мой лимит по забегам исчерпан. Цепь, на которой крепился снаряд, то и дело, от каждого удара, холодно звенела. Вот сейчас она заливается как колокольчик. Но постепенно звук становится всё тише и тише. Сев на пол, скрестив ноги, я смотрела на непринужденно болтающуюся «грушу». Вот интересно, чем тише лязгала цепь, тем меньше и меньше становился поток слез и к тому моменту, когда цепь смолкла – слезы остановились. Глаза будто обожгло огнем, как впрочем, и руки, которые теперь были красными и даже, показалось, что они стали больше. Вот именно показалось. Я сделала глубокий вдох.
- Развлекаешься?
Голос за моей спиной прозвучал томно и спокойно.
«Не оглядывайся». – Предупредила я сама себя. – «Иначе он увидит».
- Угу.
Звук приближающихся шагов заставил меня слегка выпрямить спину. Угловым зрением я увидела, что Сергей поравнялся со мной. Пришлось резко подняться и отвернуться.
«Не хватало еще, чтобы он узнал какая я на самом деле слабая. Я не такая. Я сильная. Я могу все пережить. Я не уязвимая. Хотя и вспыльчивая». – В голове крутились слова, которые больше были похожи на утешение самолюбия, чем на правду.
- Ты, разве, не собираешься, сегодня в тот ночной клуб, для которого купила то миленькое платье? – Сухо спросил он, даже не пытаясь посмотреть на мое лицо.
«Миленькое платье!? Он что совсем болван!? Миленькое платье это пестрая тряпка, купленная в каком-нибудь универмаге, но ни как не то, что я приобрела в одном из самых дорогих бутиков нашего города».
Я оглянулась и посмотрела на Сергея, который зачем то рассматривал грушу, которую я только что истязала, поддавшись чувству глубокой ненависти и беспомощности, что-либо сделать с этим. Я смотрела на его затылок. Волосы были распущенны. Радость от того, что он не увидел меня в минуту такой слабости, вдруг сменилась досадой.
Никому нет дела до меня! Никто никогда не спрашивал у меня, как я себя чувствую или почему я всегда одна. Всем наплевать на меня. Захотелось вдруг подойти и посмотреть прямо ему в глаза, чтобы он увидел, что я только что плакала, что на душе у меня паршиво так же, как сегодня днем было на улице, когда я совершала этот гребаный забег по его милости. Ведь если подумать такого состояния как сегодня у меня уже не было давно. Со дня похорон матери. Я никогда не плакала, даже закрываясь в своей комнате. Я подавляла свои эмоции алкоголем, сигаретами и даже иногда легкими наркотиками, потому, что это был для меня единственный способ, хоть как-то избавится от всего негатива, что копился у меня внутри. Но сегодня я не смогла сдержаться и просто разревелась как маленькая девочка и уже успела себя возненавидеть за эту слабость.
Неожиданно для меня он повернулся и подошел ближе. Уперев свой взгляд в пол, я продолжила свой путь к выходу из зала. Но стоило мне сделать всего один шаг, как я ощутила на своем плече его руку. Вот это скорость. Он что сверх человек?
- Отстань, фашист. – Пробурчала я, освобождаясь от его руки.
Когда я снова сделала шаг, Сергей схватил меня за запястье и довольно резко но, в то же время спокойно, развернул к себе лицом. Я продолжала гипнотизировать пол.
«Тут надо прибраться. - Мелькнуло у меня в голове. – Скажу тете Нине, пусть даст распоряжение горничным».
По странному стечению обстоятельств, эта самая тетя Нина была мне и папой и мамой и бабушкой и сестрой и подругой. Вот так вся моя семья и весь мой круг общения сузился до одной шестидесяти пяти летней женщины.
- Что случилось? – Он задал мне вопрос, подняв мое лицо за подбородок и всматриваясь в покрасневшие от слез глаза.
Мне вдруг захотелось все ему рассказать. Выплеснуть на него все свои проблемы и пусть он хоть захлебнется в бурном потоке моих эмоций. Взять и вывалить на него все свои переживания. Перекинуть часть той темноты, что затаилась в моей душе. Но что-то во мне протестовало.
«Я сильная. У меня нет проблем. Я – избалованная и, наверное, самая стервозная малолетка во всем нашем городе».
- Просто руки больно. – Пробубнила я чуть слышно и снова устремила свой взгляд в пол. Я и не врала. Руки действительно очень болели. Уверена - завтра будут синяки. Переведя взгляд на мои руки, он сухо проговорил:
- Пошли.
Потянув меня за руку до маленькой комнатушки в конце коридора, Сергей открыл дверь и предложил войти. Я повиновалась. Так вот, оказывается, как выглядит комната моей «няньки». Маленькая, но уютная. Диван, письменный стол и большой книжный шкаф – это было все убранство этого уголка, ах и ковер с довольно большим ворсом. С правой стороны я увидела дверь.
«Ванная». – Подумалось мне.
- Присядь пока. – Он подвел меня к дивану. Его голос звучал спокойно и в нем не чувствовалось даже намека на какую либо жалость. Это меня порадовало, ведь сейчас мне бы хватило лишь слабого отзвука в голосе человека, который проявил бы ко мне сочувствие и, я снова бы разразилась плачем.
Я снова послушалась без малейшего намека на сопротивление. Он зашел в ту дверь, за которой, как я и сказала, скорее всего, находилась ванная. Вскоре Сергей снова появился, держа в руках лед, полотенце и какой-то тюбик с кремом.
Взяв мои руки, он принялся сначала прикладывать к ним лед, а потом осторожно и, я бы даже сказала, мягко начал мазать их тем самым кремом. Я смотрела на все это как загипнотизированная. Моя «нянька» оказался не таким уж и черствым. А руки у него хоть и были сильные, но все-таки были довольно нежны. Да! Его руки были очень теплыми.
«Дура!» - Обругала я себя, поймав на мысли, что мне приятны его прикосновения. Что говорить это было намного приятнее, чем получать от него, то кулаком, то ногой.
- Теперь синяков не должно остаться.
Его голос показался мне таким далеким и тихим.
- Спасибо. – Отозвалась я.
- Знаешь, есть очень хороший способ выплеснуть злобу, при этом, не травмируя себя. – Сергей посмотрел на меня. Его лицо было все также спокойно, но вот только теперь я заметила в его глазах… нет… не жалость – заботу и переживание. Он что, переживал за меня?
- Я не злилась! Это была тренировка. Я хотела отточить удары.
Вранье? Конечно! А что я могла ему сказать? Я ненавижу весь мир. Я ненавижу свою дерьмовую жизнь. Я ненавижу себя. И раз я не могу уничтожить все то, что ненавижу я, решила отыграться на ни в чем неповинном снаряде.
- Елизавета, ты занимаешься спортом с десяти лет и, я не поверю, что для тренировки ты просто забыла надеть защиту. – С легкой улыбкой ответил он.
А это было логично.
- Ну и что. – Пробубнила я, поднимаясь с дивана. – Просто забыла. Я же Лизка – непутевая и рассеянная.
Колкости всегда давались мне лучше всего. Напялив на свое лицо невозмутимое подобие улыбки, я посмотрела на него. Сергей же смотрел в мою сторону. Аргумент, приведенный в мою пользу, конечно, должен был подкупить его, ведь это всегда срабатывало со всеми, вот только я поняла, что этого не случилось. Он будто читал мои мысли.
- У тебя все нормально?
Вот этот вопрос мне совсем не понравился.
- Эй! – Вскинулась я, пытаясь отшутиться. – Это нормально для меня. Просто ты еще плохо меня знаешь, поэтому применяешь логику. А ведь все давно знают, что к моей жизни логика никогда не имела никакого отношения.
А вот это - чистая, правда. Я, как мне всегда казалось, была самым нелогичным существом на планете, ну если не считать некоторых современных музыкантов.
- Ну, раз ты так считаешь… - Он вздохнул и, довольно скупая улыбка расчертила его лицо, но тут же исчезла.
Стоп! Это ещё что такое? Он что хочет сказать, что так хорошо меня знает? В любом случае продолжать эти дебаты и довольно пустой спор не было никакого смысла.
Поблагодарив его еще раз я вышла из этого маленького уютного мирка в свой - большой и направилась на кухню, где хозяйничала тетя Нина.

1
«Вот, началось». – Мелькнуло у меня в голове.
Я приняла боевую стойку, и старательно принялась вглядываться в окружающую меня тьму. Именно тьму, потому как, видеть в этой черноте казалось невозможным. Сердце билось спокойно. Все свое внимание, я сосредоточила на том, чтобы попытаться хоть что увидеть. Все мои попытки оказались тщетны.
«Обернись!» - Раздался в голове голос, который, маловероятно мог быть голосом моего разума, потому, что мой разум редко взывал ко мне и в нынешнем положении я на него уж точно не надеялась. Тем ни менее я обернулась. Как оказалось весьма вовремя. Рядом с моим лицом пронесся кулак. Поставив блок, и слегка присев, я увернулась. При этом по всем правилам ближнего боя не открылась и была рада этому, потому, что присев еще ниже как раз увернулась от довольно лихой «вертушки». Сменив положение, я выпрямилась, чтобы перейти в контрнаступление, но, увы - опоздала. Нападающий скрылся в темноте. Я отчаянно пыталась разглядеть, куда он мог деться, но мои попытки снова поглотила кромешная тьма.
«Слушай!» - Взывал голос в моей голове.
«А почему бы и нет? Если один фиг ни черта не видишь?» - А вот уже и проснулся голос разума. Ха, как раз вовремя. Я перестала напрасно «пилить» пристальным взглядом эту постылую темноту и все мои чувства вступили в негласное соглашение и позволили поработать только слуху. Вот это я понимаю – разделение труда! Результат не заставил себя долго ждать.
- Я тебя слышу! - Выкрикнула я, развернувшись. Ударив ногой на отмах, я почувствовала, что как раз угодила в нападавшего. Тут же слух уловил, как что-то зашуршало, и постепенно шум стал перемещаться вокруг меня. Я не шевелилась, потому, что понимала, любое мое движение может разорвать мою «слуховую» связь с внешним миром. Вдруг справа от меня раздался какой-то шум. Я резко оглянулась и, как отказалось, эта потеря бдительности дала преимущество моему сопернику. Невероятная боль пронзила мое тело. Я отшатнулась, но равновесие не потеряла. О том, чтобы атаковать, речи уже и не шло. Резко развернувшись в ту сторону, откуда последовал удар, я ту же начала уворачиваться от серии других. Они казались молниеносными, но тем ни менее, надо отдать должное моей реакции, выработанной годами тренировок, я не пропустила ни одного. Хотя даже это меня не спасло. Нападавший напирал, я только отступала, находясь в глубокой обороне. Его удары не давали мне возможности даже сгруппироваться, чтобы, хотя бы попытаться, нанести один удар. И все-таки я решила пойти ва-банк, и почти наугад, выкинула вперед руку. Вот это была еще одна ошибка. Забыв о том, что благодаря этому нелепому жесту я открылась для противника, который тут же воспользовался моей глупостью. Удар пришелся прямо в плечо, и вот тут я уже не смогла удержать равновесие и, навзничь с криком: - Вот дерьмо! – Грохнулась на бетонный пол. Мой соперник навалился на меня всем телом так, что все мои попытки вырваться оказались тщетными. Он был почти в два раза крупнее меня и уж будьте уверенны во столько же тяжелее.
«Не сдавайся!» - Вопил разум. Я попыталась ударить его коленом между ног. Прием не честный, но, как говориться, на войне все средства хороши. Увы, у меня ничего не получилось, он увернулся и лишь с ещё большей силой надавил мне на горло. Я закашляла и поняла, что воздуха стало не хватать. Открывая рот, как рыба выброшенная на берег, я уже не думала о сопротивлении, да и мозг (и без того не отличавшийся огромной логикой) из-за недостатка кислорода стал выталкивать мое сознание прочь из тела. Сделав последний глоток воздуха, я на мгновение закрыла глаза и почувствовала, что полностью расслабленное тело уже не принадлежит мне. Вдруг в мозгу что-то вспыхнуло. Дышать стало легче.
«Интересно, этот фашист меня сегодня, все-таки, добил?» - Мелькнуло в голове. Я не двигалась и глаза не открывала. Вспышка – свет, который зажегся в маленькой комнате.
«Отлично! – решила я, - моя паршивая жизнь продолжается». Поняв это, я даже сначала решила остаться в том положении, в котором находилась, надеясь, что «костлявая» еще передумает и вернется за мной. Увы. Чуда не случилось. Вместо этого я услышала, над собой мягкий, но сердитый голос:
- Ужасно. – Коротко произнес он. – Ты меня разочаровываешь.
Послышался вздох. Я по-прежнему не шевелилась. И ждала, что же будет дальше. А дальше ко мне подошли и осторожно коснулись плеча, но я решила играть до конца. Послышалось какое-то движение. Понятно, что человек, обладающим эти голосом, присел рядом со мной на корточки, я отчетливо ощущала на себе его взгляд. Почему, в такие моменты, когда надо лежать смирно, спокойно и по возможности не подавать признаков присутствия в своем сознании, обязательно начинает, например, чесаться нос или нога.
Сдавшись, я открыла глаза и увидела перед собой худощавое лицо с высокими скулами. Ярко голубые глаза смотрели на меня и, к моему глубокому изумлению, они не выражали даже малейшей тревоги.
- Фашист. – Пробурчала я, пытаясь сесть.
Он протянул мне руку, чтобы помочь подняться. Я устремила на него самый гневный взгляд, на который была способна на тот момент и самостоятельно поднялась на ноги. После удара головой и кратковременного кислородного голодания меня немного пошатывало. Чтобы не выдать этих чувств, да и просто не грохнуться, я снова уселась на бетонный пол и принялась развязывать кроссовки. Сняв обувь, я вытянула ноги. При этом постоянно ощущая на себе взгляд этих голубых глаз.
- Елизавета, ты все так же не можешь заставить себя, во время схватки, работать головой и пользоваться интуицией одновременно. – Проговорил он сурово, проходя мимо меня и открыв дверь, переступил порог, выходя в коридор, который, в отличие от этой бетонной комнаты освещался не неоном, а лампами дневного света. Я с силой бросила в него один кроссовок и фыркнула:
- Фашист.
Несмотря на то, что я устала после этой схватки, меткость у меня от этого, к счастью, не сбилась. Кроссовок угодил прямо в его мощную спину. Он посмотрел на меня, выгнув свою светлую бровь и, подняв с пола мое импровизированное орудие, легонько бросил его обратно.
- Обувайся и выходи во двор – пробежка, ещё три круга.
Я подскочила и вперила в него негодующий взгляд.
- С какой такой радости?! – Воскликнула я. – Я перед тренировкой бегала восемь кругов!
- И? – Он посмотрел на меня с удивлением и с не скрываемой иронией, которая, я готова поспорить, перешла в ехидство.
- Ты – фашист! Хочешь, чтобы я кони двинула? Здесь тебе не армия, а я не солдат! Я девушка семнадцати лет и мне не хочется большую часть своего дня тратить на то, что бы изнурять себя нудными тренировками! И как ты только попал в мою дерьмовую жизнь? Ненавижу тебя! Фашист! – Я была в ярости. Как мой папа мог подложить мне такую свинью и приставить ко мне этого проклятого фашиста.
Конечно же, он не был фашистом в значении этого слова, в котором его все знают, но это определение, на мой взгляд, подходило ему как мне мое новое платье от «YVES SAINT LAURENT», которое я недавно приобрела, для похода в недавно открывшийся ночной клуб. Который, к слову сказать, был запланирован на сегодняшний вечер. Но после такой убийственной тренировки, я могла использовать это платье только как пижаму, потому как дальше своей постели я все равно не смогу сдвинуться.
Я взмахнула головой, отбросив назад свои каштановые волосы, которые упали мне на лицо. И посмотрела на его невозмутимое выражение лица. Черт! Как же меня это в нем бесило. Иногда мне казалось, что кроме ехидства и иронии на его лице я больше не смогу увидеть никакой жизни. Его лицо в основном всегда сохраняло это каменное выражение с долькой пофигизма и безразличия. Хотя должна признаться «няньку» мне папа нашел красивую. Высокий (почти один девяносто ), плотного телосложения, его светлые волосы были собраны в аккуратный хвостик. Голубые, почти лазоревые, глаза скрывали длинные ресницы. Он был похож на древнего Бога и, после каждой нашей тренировки я убеждалась что он – Бог. Потому что, так измываться над простым смертным мог только Бог. Интересно и за какие такие грехи мне доставался постоянный гнев этого Бога?
Я занимаюсь с ним уже почти два месяца, и всякий раз, наши тренировки заканчиваются одинаково: я – на лопатках, он – с ехидной улыбкой и разочарованием в голосе. Нельзя сказать, что я не тренируюсь, наоборот, это занимает большую часть моего повседневного графика. Но от этого ничего не меняется. Даже намека, на какое-то изменение с его стороны. Я все делала не так, по его словам. Но тем ни менее тренировки с ним были частью моего воспитательного процесса.
Я с десяти лет занималась боевыми искусствами, но рядом с ним я выглядела просто лохушкой. И где его папка только раздобыл?
Мой папа всегда был для меня хорошим другом и, можно сказать, кумиром. Мы с ним всегда были очень близки, и я для него всегда была маленькой принцессой. Даже на футбол мы ходили вместе, хотя мама никак не могла понять моего пристрастия к этому, как она считала, «мужскому» виду спорта. Когда папа был рядом со мной, я становилась самым счастливым человеком на земле и при этом самым смирным. Хотя из школы от учителей и директоров на меня постоянно приходили докладные записки, он ни когда не устраивал мне выволочку. Да! Я – избалованный ребенок или была таким.
Но вот, в день, когда мне исполнилось шестнадцать, все вдруг перевернулось с ног на голову. Мама умерла. Папа замкнулся в себе и сознательно, как мне казалось, возвел между нами непреодолимую стену, которую я никак не могла разрушить. Мне наняли нянек, но ни одна не продержалась рядом со мной и недели. И вот два месяца назад в моей жизни появилась «нянька» - Сергей, двадцати восьми лет. Вместе с ним в мою жизнь ворвалась строжайшая дисциплина и почти невыносимая регулярность тренировок, на которых настаивал мой же папочка. Все мои попытки извести «няньку» заканчивались полным провалом. Этот человек, казалось, думал на три хода вперед.
А что касается моего отца, я не видела его с момента появления Сергея и даже не разговаривала с ним.
Гнев кипел во мне все больше и больше.
- Неужели ты думаешь, что мне это – я описала руками по воздуху круг – в жизни так пригодится. У меня нет таких врагов.
Потом я тяжело выдохнула:
- У меня и друзей-то нет.
Стало так обидно. После смерти мамы и отдаления отца я осталась в этом мире совсем одна. У меня даже не было подруги, с которой я могла бы просто поболтать по телефону. Именно по этому, наверное, я даже не имела телефона. Это пожалуй верх понимания своего истинного одиночества, когда ты настолько глубоко осознаешь, что никому не нужна и тобой никто не интересуется, что и позвонить тебе никто не может, да и самой некому. Если бы у меня был мобильник, то единственный человек кому я бы могла позвонить – курьер интернет - магазина.
- Ты должна научиться быть полностью независимой, чтобы в любой ситуации сохранять себя. Если Михаил Геннадьевич решил что тебе надо заниматься, то это не просто так. Он не из тех людей, которые будут делать что-то просто так. Ты ему слишком дорога и он не хочет, что бы в критический момент ты оказалась беспомощной.
Его слова, казалось бы, должны были меня успокоить, но вот я всегда отличалась безумством и неумением понять и вовремя оценить ситуацию, что бы снизить ущерб.
- Да что ты вообще знаешь!?
Неужели это мой голос?
- Он просто спихнул меня и все. Если бы он обо мне беспокоился, то не прислал бы тебя! – Сделав ударение на последнее местоимение, и вперив в него свирепый взгляд, я заметила, что его губы дрогнули в слабой улыбке. Хотя, наверное, это мне показалось, потому, что после этого он произнес всего два слова, и я снова пожалела, что не смогла вовремя остановиться.
- Четыре круга.
В дверном проеме вдруг опустело. Собрав свою разбросанную обувь, я поплелась во двор. Игнорировать его «приказы» я не могла, потому, что мой папа предупредил, что при дальнейшем неповиновении он просто отправит меня в «ссылку» к своему двоюродному брату, точнее в спортивный интернат, который был под его руководством и уж там с меня точно снимут семь шкур.