Я. Козловский

"Мошенство копировщика"

(В.А.Тропинин -Портрет А.С.Пушкина)

Когда рисовальщик Павел Петрович Соколов пожаловал к художнику Василию Андреевичу Тропинину, было утро. Хозяина дома, а жил Тропинин на Ленивке, застал он за странным, можно даже сказать, несообразным делом: тот вместе с женой, а были супруги уже закатного возраста, сидел возле медного таза и сыпал в него какую-то кашу, а в тазу кишмя кишели рыжие тараканы, коих на Руси именуют прусаками. Василий Андреевич, обтерев руки полотенцем, осведомился, кто его ранний гость, и, узнав, что он сын живописца Петра Федоровича Соколова, приветливо заулыбался и пригласил посетителя в однооконную светлицу.

— Вы, сударь, не удивляйтесь, — как бы извиняясь, сказал Василий Андреевич, усадив Павла Петровича в кресло подле себя, — что застали нас спозаранок за таким старобытным занятием. Мы со старухой моей, по темноте происхождения, придерживаемся этого суеверного обычая. Таракан — насекомое мирное, безобидное, но где он водится, там, ежели не перечить поверию, и счастье поселяется и деньги не переводятся. Человеку нынешнему, просвещенному, особливо знатному, того не понять. А мы из простолюдинов, из крепостных выбились, как генералиссимус, светлейший князь Меньшиков или актерка Екатерина Семенова. Вышла на сцену дворовой, а сошла княгиней Гагариной.

— Пушкин, как слышал я от графа Соллогуба Владимира Александровича, коленопреклоненно поднес ей своего “Бориса Годунова”.
— Истинно так, сударь. Вот и я, видать, промыслом Божьим из грязи в князи попал, академиком стал вроде батюшки вашего или дядьев ваших — братьев Брюлловых. И, опять же Пушкин Александр Сергеевич, младшего из них словом похвальным на Олимп вознес.
Павел Петрович понял, что имел в виду Василий Андреевич. Конечно, намекал он на то, что Пушкин восторженно оценил картину дядюшки Карла “Последний день Помпеи”, назвав ее “Первым днем русской кисти”. Но лестное упоминание о дядюшке Карле не вызвало в душе племянника родственного чувства гордости.