14 июля © Александр_Асмолов #миниатюра #Асмолов #рассказ #Париж #14_июля #День_Независимости #АсмоловАлександрГеоргиевич

В этот раз моя Рыбка решила взять меня с собой в Париж. То ли чтобы самоутвердиться после разрыва с Валентином, то ли ей понадобилась дорогая игрушка рядом. Так или иначе, все случилось очень быстро и оформление меня вообще не коснулось.

Вчера вечером мы приземлились в Шарль-де-Голь, нас встретили и усадили в машину, которая помчалась по ночной столице, разукрашенной к празднику. 14 июля для французов большой день. Утомленные перелетом и суетой, мы нигде не останавливались, оставив все экскурсии «на потом». И все же, не упустили случая и специально прокатились по набережной, чтобы взглянуть на Эйфелеву башню, и завернули на Елисейские поля, сверкающие гирляндами разноцветных огней. Для провинциала, видевшего Париж впервые, остались где-то очень далеко разговоры о Дне Независимости и взятии Бастилии. Передо мной было море огней, заливающее удивительный город, о котором раньше и не мечталось. Впереди были четыре дня, которые моя Рыбка проведет в переговорах, встречах и презентациях, предоставив мне полную свободу, чтобы узнать мой Париж.

Отель мне понравился мягкими коврами и услужливым персоналом. Но более всего меня пленили запахи. И раньше приходилось слышать, что французы «великие носы», однако, действительность была потрясающей. Это были не просто запахи каких-то известных фирм, названия которых мне недоступны, это были запахи другой жизни. Они были удивительно естественны и гармоничны. Впервые чувствуя их, я мог с закрытыми глазами сказать, кому они принадлежат. Определить не только возраст и профессию, но с большой вероятностью угадать, чем живет этот человек. Наверное, эта культура развивалась очень долго и стала неформальным языком общения. Слова, которые цветы говорят друг другу, теперь можно слышать повсюду. Если я правильно понял, то во французском языке даже есть два разных глагола нюхать: sentir – для людей и flairer - для животных. Эх…

Эти мысли не давали мне покоя, и я выбрался из теплой постели на балкон. Утренняя прохлада была переполнена запахами большого города. Эти ненормальные разводят столько цветов и до сих пор разносят молоко клиентам, чем-то ароматным драят полы и тротуары, но все это так уравновешенно, так элегантно. О, это бальзам на мою бедную душу. В московской квартире у моей Рыбки в гостях иногда бывают такие компаньоны, что от их парфюма перехватывает дыханье в полном смысле этого слова.

Откуда-то снизу донесся запах завариваемого кофе, а за ним - и свежих круасанов. Потом – туалетной воды, которой могла пользоваться только стройная невысокая брюнетка лет 30 служащая в офисе. Я заглянул через перила чтобы проверить - никого, только трава на газоне так ярко зеленела, будто ее только покрасили. Справа зацокали шлепанцы, и на соседнем балконе появился плотный бодрячок с подносом. Не торопясь, он устроился в кресле, и накрыл полотняной салфеткой белоснежный халат на груди. Аккуратно причесанные влажные волосы источали едва уловимый аромат преуспевающего шефа. Он макал только что зарумяненые гренки в огромную чашку какао и с наслаждением смотрел на утренний Париж. Солнце начало пригревать и стало так хорошо.

На противоположной стороне площади застучали ставни. Затем высокий худой мужчина в длинном белом фартуке начал расставлять на тротуаре столики и стулья у маленького кафе. И тут до меня донеслись потрясающие запахи свежеиспеченных булочек и кремом, сыром, шоколадом… Не знаю, был ли я французом в прошлой жизни, но сейчас мне все это показалось таким родным, что я начал с гордостью смотреть на развивающиеся со всех сторон трехцветные флаги.

Мои плавные мысли о возможном революционном прошлом прервал запах «багета». Эти длинные французские булки из белой пшеничной муки не давали мне покоя. Их выпекают с такой твердой хрустящей корочкой и горячими выкладывают на прилавок (при этом труба из пекарни выходит куда-то рядом и соблазняет своим густым ароматом). Это чудо можно есть целиком, обмакивая во что-то вкусное, можно попросить нарезать, вернее – распилить на специальной «пилораме» с десятком маленьких лобзиков - и потом намазывать каждый кусочек новым паштетом, можно положить внутрь ветчину, сыр, сосиски… Боже, как все это пахнет!

Не в силах выносить эту пытку, вскакиваю и просто врываюсь в комнату. Рыбка моя безмятежно спит на огромной кровати с длинной округлой подушкой. Несмотря на статус стильной строгой бизнес-леди, обычно она сворачивается калачиком и натягивает одеяло. Когда я занял освободившееся после Валентина место, больше всего меня раздражал телефон, всегда лежащий рядом и постоянно звонивший. Но запах, исходивший от этой женщины, восхищал меня до безумия. Она знала в этом толк. Мягко подкрадываюсь и, зацепив коготками шелковое одеяло, потихоньку стаскиваю его. Она этого не любит и быстро просыпается.

- Тима, отстань. Дай поспать
- Мяу

Независимость - независимостью, а завтрак во Франции – святое. Распушив свой длинный хвост и мурлыча, начинаю тереться мордочкой о ее щеку, каждым движением показывая, какой я ласковый, теплый, мягкий. Не торопясь, кругами, ласкаясь и тихонько урча от удовольствия, шаг за шагом я буду проникать в ее сон. Изгибаясь всем своим маленьким телом, буду излучать любовь и нежность к этой удивительной, теплой, нежной, милой, ароматной, доброй, красивой, изысканной, обаятельной и самой-самой любимой на свете женщине. Я знаю, против этого хозяйка не устоит, и куда-то позвонит, и вкатится стол на блестящих колесиках, и комната наполнится ароматами соблазна. Она сядет за стол, по-английски вытянув прямую спину, и строго посмотрит в мою сторону. Потом смягчится и улыбкой разрешить запрыгнуть к ней на колени, и начнется праздник, который французы почему-то называют Fete Nationale.

Старый © Александр Асмолов #Асмолов #миниатюра #Старый #славянская_проза #строки_о_главном #потомкая_русов #АсмоловАлександрГеоргиевич

Жил-был кон по прозвищу Старый. Давно жил, потому так и прозвали. Не в смысле больной и дряхлый, а потому что все его знали. Более того, жили с ним вместе. Всегда. Случись что, Старый тут как тут, рассудит по справедливости и все споры миром уладит.

Всяк знал, что его русам волхвы подарили. Ну, чтобы наРод знал, как поступать надобно и старцев по пустякам не тревожили. Потому как волхвы жизнь свою праведную посвятили общению с богами нашими. Были магами, а полученные знания собирали в кон. Хранилище мудрости всего Рода – как мир устроен и как жить в нем, как хранить и приумножать.

Никто его специально не писал и не читал. Старый жил в душах русов. Так и передавался от родителей к детям. Если кто поступит скверно, все без пересудов знали, что кон нарушен. Могли в лицо сказать, что неправ, могли изгнать. Старый в почете был.

Как-то появились в селениях русов пришлые. Из каких земель и почему покинули их неведомо. Поначалу пришлые вели себя скромно, просили у костра обогреться. Ни у кого рука не поднялась прогнать путников с малыми на руках. Им так и сказали: вот земля, вон кон. Будете жить, как Старый велит, станем вас русскими считать, то бишь уважающими кон русов. Можете своим богам молиться, только кон соблюдайте.

Пришлые оказались хитрецами. Согласились, но затаили коварное. Потихоньку, помаленьку отщипывали от Старого, убеждая русов, что это всё во благо. Наивные чистые души верили. Когда спохватились, поздно было.
Пришлые через девок своих в знатные семьи пролезли, а то и в князья. Стали новые правила сочинять. Русы те писульки заКонами прозвали, потому как отРодясь такого в их Роду не было. Тут и открылась личина пришлых – они себя назвали избранными их богом, потому и главными на любой земле. О, как!

Русы часто воевали за свой справедливый кон с иноземцами. Всяк стремился изгнать Старого из русских душ, чтобы приручить. Только силен был дух у русов. Бились насмерть, чтобы жить в справедливости. Сильны были в своём единстве. От мала до велика. Их женщины тоже бойцами непокорными были. Никто не мог одолеть.

Тогда пришлые новую хитрость удумали. Стали детей русов приманивать всякими вольностями, убеждая, что всё дозволено и всяк волен поступать, как хочет. В юных душах стал появляться мусор, а потом поселились алчность да зависть. Не смог с ними ужиться Старый, обиделся и ушел. Тут пришлые кинулись писать заКоны для русов. Все с ног на голову перевернули, потому как поклонялись они только своему богу. Золотому тельцу. Ради него всё дозволено.

Нынче на земле русов хаос. Главным стало золото, и не важно, как и где оно украдено. Именно украдено, потому что честным трудом столько не скопить. Впрочем, теперь пришлые и не упоминают о том, что трудиться надо. Теперь надо вертеться. У них главный тот, у кого сундуки круче. Ворье правит и заКоны новые строчит. Столько наплодили, что сами разобраться не могут и опять переписывают.

Смотрит Старый на всё это безобразие и никак в толк взять не может. И потомки славных русов тоже понять не могут, как всё случилось и что делать. Они друг без друга что дети малые. А истина проста – им только вместе выжить можно. Потому и ждёт в уголках души каждого русского кон предков по прозвищу Старый.

фотограф мне неизвестен

Против ветра © Александр Асмолов #Асмолов #миниатюра #Против_ветра #искренне #строки_о_главном #вместе #АсмоловАлександрГеоргиевич

Я вырос в портовом Новороссийске, продуваемом сильным ветром, который местные жители кратко называли Норд, а в книгах почему-то именовали Бора. Наверное, именно он повлиял на мой упрямый характер – я с детства любил бороться с ним. Особенно когда Норд срывался с перевала на город, расположенный, как на блюдце, вокруг бухты.

Наша школа стояла на берегу, в сотне метров от моря, и Норд, разогнавшись над волнами, просто валил с ног. В такие дни занятия прерывались, и мы, подталкиваемые в спину сильными порывами ветра, неслись по улицам наперегонки с ним. Впрочем, мне этого было мало. Развернувшись навстречу солёному, пронизывающему насквозь ветру и наклонившись вперед, я пытался бороться. Это было непросто. Одолев десяток метров, падал на тротуар, вычищенный завывающим в проводах пылесосом, и начинал снова. Борьба привлекала.

Наверное, поэтому в пригороде мне приглянулось упрямое дерево, одиноко стоявшее на склоне холма у лимана. Оно словно вырвалось вперед из лесочка навстречу Норду, и ничто не могло сломить его. Соплеменники толпились позади, не решаясь на такой шаг, и лишь возмущённо шелестели листвой, словно шушукаясь за спиной. Тогда любую погоду я бегал по утрам на песчаный пляж. Поглядывая через лиман на этого упрямца, повторял - мы одной крови.

С тех пор прошло много лет. Я жил в Подмосковье, в многоэтажке, которую под присмотром профи построил в составе бригады единомышленников. На первом этаже был мой клуб карате, ставший вторым домом. Однажды там появилась она. Меня покорил умный спокойный взгляд сильного и светлого человека. Известная в стране спортсменка была немного замкнута, но могла неожиданно озарить всё вокруг своим задорным смехом и вновь умолкнуть, поглядывая чуть исподлобья. Я узнал этот взгляд из детства, появившийся неспроста. Она всегда шла против ветра, и завистники за спиной стремились сделать её жизнь сложнее. Однако вырос боец. Мы были одной крови.

Очень скоро у меня появилась любимая ученица, а потом просто – любимая. Мы были, как два упрямых дерева. Наши ветви переплелись, и мы стали сильнее. Так и живем вместе. Уже четверть века. Сегодня у моей светлой половинки день рожденья. Отчасти это и мой праздник. Потому и родились эти строки. Как в тот далёкий день, когда я написал ей свою первую миниатюру, пытаясь объяснить своей избраннице, что без неё так трудно дышать. Теперь благодарю Создателя за ещё один счастливый год против ветра.

Утренний кофе © #Александр_Асмолов #миниатюра #Другой_мир #кофе #любовь #за_чертой #мистика #АсмоловАлександрГеоргиевич

Ароматная шапка закипающего кофе начала медленно подниматься в изящном горлышке турки, грозя выплеснуться на плиту. Жанна внимательно следила за этим процессом, постепенно приподнимая турку над огнем, так, чтобы растянуть последние мгновения приготовления божественного напитка.

- Смотри, не упусти момент, - насмешливый голос Романа, как всегда, прозвучал некстати.

- Я до того привыкла слышать эту фразу в последний момент, что не знаю, чего жду больше – ее или когда снимать турку с огня.

- Ну, это же самый главный момент, - он усмехнулся. – Как в близости между нами, когда чувствуем приближение и стараемся оттянуть тот последний миг. Хочется насладиться им, максимально растягивая и подгоняем себя, чтобы ощущение было сильнее.

Она не ответила, сдерживая себя, чтобы не рассмеяться и не прозевать кофе, но предательская улыбка тронула ее губы. Стараясь скрыть это, Жанна чуть наклонилась вперед, всем своим видом показывая, что не хочет отвлекаться.

- Не торопись, дружок, - не видя происходящего над плитой, Роман ощущал все детали. – Чувствуешь, как пошла мелкая дрожь где-то там внутри… А теперь сильнее. Осторожно, не дергай. Нежно поднимай. Нежно. Сейчас пенка будет заворачиваться под себя, а пузырьки станут чуть больше. Вот тут остановись, пусть шапка опять загустеет. Потом можно чуть опустить к огню.

- Ой! – Жанна напряглась, - не удержу.

- Расслабься. Почувствуй его. Это же дар богов. Относись к нему, как к живому существу, и он откликнется… Чувствуешь? Аромат стал нежнее, это нижние слои стали подниматься к шапке, отдавая все свои секреты. Теперь самое главное. Кофе стал открываться, не мешай ему. Не переступай грань. Но и не отпускай.

- Все! – выдохнула она.

- М-м… - Он прикрыл глаза и медленно потянул носом, подаваясь вперед, как охотничья, почуявшая дичь в кустах. Блаженная улыбка тронула его губы и они стали вытягиваться в трубочку, словно уже притрагивались к горячему напитку.

Жанна, улыбаясь, налила кофе. Она дважды откинула привычным жестом волосы и поправила халатик, но ощущение какой-то безудержной радости не покидало. Женщина перевела задумчивый взгляд в окно, чтобы прислушаться к этому чувству и не вспугнуть его.

Роман тоже улыбался, не произнося ни слова. Лишь смотрел на нее, ощущая удивительное наслаждение.

Так бывает только между искренне любящими душами. И никто еще не придумал тому названия. В обычном мире немало песен о нежности, объятьях и поцелуях, но это что-то большее. Разум теряется в поисках сравнений, а тело перестает ощущать себя, а внутри происходит нечто удивительное. Вырывается ли душа навстречу любимому или они как-то объединяются в ином пространстве. Кто знает.
Да, и надо ли объяснять это.
Так случается.
Редко.
Но бывает.
И счастлив, познавший сие таинство.

Кофе давно остыл, а они все сидели, молча глядя куда-то. Казалось, и снег за окном маленькой кухни замедлил и без того едва заметное падение, покрывая собой все вокруг. Это дождь смывает все следы, а снег укрывает. Бережно и надолго.

Издалека назойливо зазвучала мелодия входящего вызова сотового телефона. Так не хотелось ни с кем говорить, но она настойчиво требовала внимания. Жанна отрешенно посмотрела на экран телефона. Звонила подруга.

- Не разбудила?
- Нет. Я на кухне.
- Пьешь кофе и смотришь на его портрет?

Жанна промолчала.

- Слушай, три года прошло. Пора о себе подумать. Ну, разбился он. Мы же вместе его хоронили. Нет его.
- Это для тебя, а я его чувствую. Мы вместе.

Из телефона что-то полилось рекой, но Жанна только отмахнулась, поднимая глаза перед собой.

- Извини, что ты сказал?
- Сполоснешь мою чашку?
- Конечно…

Кларин дом © #Александр_Асмолов #миниатюра #Кларин_дом #рассказы_о_главном #АсмоловАлександрГеоргиевич

Бывая в гостях у своих московских приятелей, я непременно подхожу к окну, откуда виден стоящий во дворе старый, некогда богатый дом с колоннами. Наверное, какой-нибудь удачливый купец из нижегородской или тверской губернии, решив перебраться в столицу, построил его на манер итальянских дворцов – дабы третьему Риму не совестно было. После революции его реквизировали и сделали родильным домом, дав гордое имя Клары Цеткин.

Можно представить, как в то холодное и голодное время оркестры исполняли помпезные, зовущие на подвиг марши и хлопали на ветру алые полотнища. Революционные идеи пьянили буйные головы не только в области мировой революции и гигантов первых пятилеток, но и в области человеческих отношений. Строились дома-коммуны, в которых личному отводилось места не больше чем на кладбище. Общее дело, общие семьи, общие дети. Наверное тогда было принято решение о том, чтобы новорожденных отрывать от матерей и укладывать квадратно-гнездовым способом в огромных залах.

Революции нужны были беззаветно преданные воители и строители. И Кларин дом наравне с другими предприятиями добросовестно перевыполнял план. Даже во время Войны он лишь наполовину был госпиталем, продолжая своё великое предназначение. А уж потом, в пору великого послевоенного счастья, его залы переполняли испуганные крики маленьких москвичей, взывающих к своим матерям. Кинодокументалисты тех дней любили показывать кадры стройных рядов одинаковых кроваток, где лежали одинаковые сверточки, связанные по рукам и ногам.

Они рождались в одинаковых условиях и им давали одинаковые имена. Из Клариного дома их выносили по одной дорожке, и потом им читали одинаковые книжки, их одевали в одинаковую одежду и пели одинаковые песни.
Прошло время. Уже не звучат здравицы в адрес великих вождей, да и их самих уже устали ругать. Обсыпалась когда-то сооруженная надпись над портиком, переименовавшая дом в один из символов революции. Почти опустел Кларин дом. Редкие голоса его обитателей не слышны за перезвонами отреставрированной рядом церкви. Сияют на закате заново покрытые золотом купола и недавно отлитые на корабельных верфях колокола. Мы разрушили в той Великой войне не только логово своих врагов, но многое вокруг, и теперь замаливаем грехи.

Говорят, что в уходящем году впервые за последние 10-15 лет Кларин дом наравне с азиатскими и кавказскими именами слышит и русские имена. Дай-то Бог, найдется светлая душа и даст денег на ремонт твоих толстых стен, принявших на себя осколки в 41 году, и заасфальтирует дорожку к твоей обшарпанной двери, из которой вышло столько хороших людей. И не всё русское богатство будет уходить на покупку английского футбольного клуба, французского замка или виллы в Испании, а малая толика вернётся и тебе. Не умирай, Кларин дом, ты нам ещё послужишь.

Память © #Александр_Асмолов #миниатюра #Память #рассказы_о_главном #АсмоловАлександрГеоргиевич

Перед самым рассветом, когда темнота сгущалась, поглощая все вокруг, и даже звуки; когда все останавливалось, словно вода в вымерзшем до дна ручейке, и даже время; когда тишина убаюкивала саму жизнь, и даже ночь засыпала, как младенец на руках матери, из далекого прошлого появлялось существо по имени Память.

Оно не было ни девочкой, ни мальчиком, у него не было семьи, оно жило само по себе. Оно было хранителем. Всякая душа, уходящая в мир иной, должна была передать Памяти все, что накопило за свою жизнь здесь. Конечно, это не касалось каких-то вещей, за которые смертные бьются друг с другом те недолгие годы, что были начертаны судьба. Оно вбирало их воспоминания и хранило в себе. Вечно. И прекрасные, и мерзкие, и даже ничтожные. Так задумал Создатель. Память принадлежала только этому миру и всегда с тоской взирала на души умерших, легко пересекавших грань миров.

Память не терпела суеты и появлялась совсем ненадолго, в то странное мгновение между днем и ночью, словно между жизнью и смертью, чтобы вдохнуть в себя воспоминания покидающих сей бренный мир. Память возникала у корней старого дуба, который и сам не знал, как давно он стоит в том лесу. Они были чем-то похожи. Никто никогда не видел Память, а она все и обо всех помнила. И это ни начиналось, и ни продолжалось, так было всегда. Поэтому никто не мог заметить, что Память становится все задумчивее и грустнее.

Собирая чужие воспоминания, Память всякий раз спрашивало себя - ну, отчего так переменились люди. Куда исчезли их благородство и доброта, почему они забыли, что такое честь и совесть, и даже любовь. Неужели ее забирают с собой? Память никак не могла этого понять, потому что раньше любовь была главным в жизни каждого, а без чести человек не мог жить. Теперь все иначе. Тяжела ноша Памяти, а становится просто невыносимой, но отказаться никак нельзя. Память должна появиться перед рассветом, чтобы принять все, что оставят ей души, уходящие в мир иной.

Память знала, что нельзя просто так стать счастливым или добрым, благородным или честным. Таковым можно только родиться. А потом всю жизнь беречь этот дар, как бы ни было тяжело. Но ведь и прежде у смертных были испытания, не чета нынешним. С некоторыми последними воспоминаниями, и сравнивать нечего. Ужели растеряли все, и не родит земля боле доброту и любовь? Жаль.

Задумалась Память, подперев кулачком отяжелевшую от таких раздумий голову. И даже время не решилось шелохнуться, чтобы не побеспокоить. Замер весь грешный мир в темноте... Хотя, нет. Вон, чьи-то воспоминания хранят и любовь. Пусть безответную, но самую настоящую. Память вздохнула и улыбнулась - будет, что вспомнить.

Ностальгия © #Александр_Асмолов #миниатюра #Ностальгия #рассказы_о_главном #АсмоловАлександрГеоргиевич

С возрастом года, как опавшая листва – быстро опадают и куда-то незаметно исчезают. То ли осенний ветер суетится, то ли дворники стараются, но их и не замечаешь. А с годами уходит многое, вернее – лучшее. Оно остается только где-то в памяти, и живет там как-то самостоятельно, отдельно от тебя, и впускает только, когда поскулишь.

Говорят, это ностальгия.

Сначала она появляется в осеннее ненастье, когда впервые сознаешься себе в горькой потере. Невосполнимой. Безвозвратной. Это быстро проходит, потому, что еще веришь во что-то. Но она приходит снова, как зубная боль, от которой не скрыться. Особенно по ночам, когда в тишине так отчетливо молчание одиночества. Забывшись сном под утро, еще видишь счастливые сны и врешь себе, что ты сильнее. И, действительно, первые заморозки еще не зима, и можно смело пройтись по опустевшему парку и отыскать знакомую скамейку. Уютно устроившись на ней, пригреться на робком осеннем солнышке и вспоминать. Вспоминать…

Наверное, это ностальгия.

Слоняться по пустой квартире, ожидая, когда он вернется, и еще на что-то надеяться. Вспоминать, как когда-то он врывался такой взъерошенный и веселый. Легко подхватывал тебя на руки и, уткнувшись носом, смешно сопел в ухо, извиняясь за опоздание. У него вечно были дела. Но в том милом прошлом он мог бросить все и уйти с тобой гулять в парк. Тогда почему-то всегда была хорошая погода, а теперь, вот, дожди. И он возвращается домой усталый, едва что-то буркнув в прихожей. И от него иногда пахнет чужой женщиной, а ты плетешься на кухню, потому, что знаешь, лучше не начинать…

Ностальгия.

Теперь он все чаще закрывается в кабинете и подолгу сидит за своей дурацкой машинкой, она ему стала роднее тебя. Ты засыпаешь без него, а по ночам делаешь вид, что не слышишь, как он ложится и подолгу ворочается, так ничего и не сказав. Даже когда вы гуляете, он молчит, а ты чувствуешь, как он, уже не таясь, заглядывается на других. И все чаще обходит стороной знакомую скамейку в парке, чтобы не остановиться и не присесть. Там всегда теперь мокрый снег.

Он, как ностальгия.

Остались в прошлом веселые поездки на дачу с шумной компанией. Мы теперь вообще все реже ходим к кому-то в гости. Не то, чтобы он меня стыдился. Нет. Просто ему это не интересно. Он наивно полагает, что я думаю также, что мы вообще давно понимаем друг друга без слов. Даже когда мы выбираемся на дачу, он ведет себя также. Мы молчим по дороге, мы не общаемся в том старом доме, который еще хранит воспоминания о том далеком счастливом времени, когда мы позволяли себе быть совершенно беззаботными и озорными.

Теперь я знаю, что такое ностальгия.

Она постоянно со мной. Мы, как две подружки. И, наверное, очень похожи. Трудно жить с одиноким мужиком. Особенно, когда он принес тебя в дом щенком и кормил с руки. Терпеливо учил своему языку и подолгу разговаривал, заглядывая в глаза. Все куда-то пропало, как осенняя листва во дворе. И к этому трудно привыкнуть.

Ностальгия.

Место и месть © #Александр_Асмолов #миниатюра #Место_и_месть #о_самом_главном #АсмоловАлександрГеоргиевич

За окном нудно моросил октябрьский дождик. Одна из внучек, оставленных у нас дома под присмотром, пока родители были заняты на работе, подбежала ко мне с вопросом:
- Дед, а почему эти воины без кольчуг и шлемов?

Смотрю, что ее так заинтересовало в книге. Действительно, на иллюстрации батальной сцены перед строем русской дружины изображены ратники без доспехов, в одних белых рубахах. Даже щитов нет. В руках только меч.

- Видишь ли дружок, - пытаюсь я объяснить, - раньше у наших предков – русов - были другие традиции. Жили и воевали они по-другому. Была такая пословица – не лезь поперед батько в пекло.

- Почему? – удивляется моя любопытная собеседница. – Разве нет молодых, кто посильнее?
- Дело в том, - подыскиваю я слова, - что русов, воспитывали, как воинов. Согласно традициям не было лучшей смерти. Поэтому попусту не воевали. Отдавали свои жизни только за настоящее дело. В любой заварушке старшие становились впереди. Если дело можно было решить миром, они использовали свой авторитет. Если же крови не избежать, они тоже были впереди.

- Почему? – не сдается девчушка. – Ты сам говорил, чти отца своего, а это старики.
- Э, нет, - настаиваю я. - Ты присмотрись повнимательнее. Это не старики и не инвалиды. В белых рубахах самые опытные воины. За ними строй сыновей и только потом – внуков, еще не имевших детей. «Старики» надевали чистые белые рубахи и снимали доспехи, чтобы достойно встретить смерть. Она должна была вдохновить на подвиги сыновей и внуков. Разжечь в них месть.
Внучка, не мигая, смотрит на меня.
- Именно поэтому в русском языке слова место и месть не только созвучны, а накрепко связаны. В этой связке наша история, традиции предков. Не торопись говорить, что это не справедливо. Задумайся. Ведь только так можно одолеть более сильного противника. После смерти «стариков» остальным стыдно дрогнуть в строю. Погибнуть или победить. Это был суровый закон, но именно он позволял выжить нации.

- Почему же они воюют без кольчуг, в одних рубахах? – недоумевает внучка.
- Это боевая традиция, - стараюсь не горячиться я. - Презрение смерти впечатляет любого врага. Ведь если русский воин самой смерти не боится, уж наемных грабителей и подавно. И еще тут точный расчет, а не только бравада. Опытный воин любое движение врага наперед видит, а двигаться без тяжелых доспехов ему гораздо легче. Среди русов «старики» были не пузатые пенсионеры, а бойцы, которые десятка молодых стоили. Потому в бою выбирали такое место.

- Почему же белые рубахи, - стоит на своем она, - а не красные, как у римлян?
- Римляне воевали в красных плащах, чтобы кровь не выдавала раны, а русы бились в белых рубахах, чтобы и ран не было. Такие были мастера. И, потом, белое пятно в бою хороший ориентир для своих. Это же поле брани было.

- Они матерились? – ее глазенки округляются.
- Еще как. Только ведь по делу. В такой мясорубке не до сантиментов. Одним крепким словцом выражали все сразу. Зато в быту не использовали. А, вот, белая рубаха в бою направление задавала. Это теперь генералы из укрытий командуют, у русов все иначе было.

- Почему?
- Русы выбирали себе такого вожака, кто первым шел в бой и последним садился за стол.
- Так просто? – удивилась девчушка.
Мы помолчали.
- А мы русы? – неожиданно спросила внучка.
- Наши славные предки были русами, - тяжело вздохнул я. – Мы многое растеряли. Позволяем пришлым диктовать нам чуждые законы и традиции. Русы такого никому не позволяли. Жили по справедливости, потому к ним многие тянулись.
- Все теперь? – маленькие глазенки заблестели от слез.

- Ну, почему же, - прижимаю ее к себе. – Ты же гораздо раньше меня узнала, как связаны в русском языке два простых слова. Место и месть.

Марта © #Александр_Асмолов #миниатюра #Марта #славянские_сказки #АсмоловАлександрГеоргиевич

В тот день погода хмурилась с утра. Холодный ветер нагнал серых туч, закрывших и без того робкое мартовское солнце. Он забирался в рукава и отвороты одежды прохожих, словно сыщик, высматривавший не осталось ли там чего запрещенного. А в начале марта для холодного ветра запрещенным было все теплое. Люди ежились от его леденящих прикосновений и торопились скорее попасть в дом, где наверняка гудела растопленная печь.

Что может быть лучше, чем прикоснуться озябшими ладонями к горячим стенкам натопленной печи. Внутри нее гудит обжигающий огонь, а стенки, напитавшись теплом, щедро отдают его страждущим. По традиции северных городов, гостя усаживали поближе к печи и потчевали горячим чаем. И все с удовольствием соблюдали этот, передаваемый из поколения в поколение закон, потому что сами не раз оказывались в подобной ситуации на студеном ветру.

Впрочем, все, да не все.

Следом за серыми тучами, ушедшими на юг, исчез и колючий ветер. Неожиданно стало тихо-тихо. Только высоко в синем небе удивленно застыло солнышко. Оно рассматривало безлюдные улицы северного города и даже заглядывало в окна. Однако никто из горожан не появлялся, и на улицах было одиноко. Разве что, крохотная снежинка плавно кружила в синеве, словно выбирая местечко поприличнее.

Впрочем, это было не совсем так.

Снежинка опешила от увиденного внизу и никак не могла принять решение. Она-то ожидала встречу с многочисленными родственниками. Такими же, как она, снежинками. А тут никого. Представляете? Ну, совсем никого внизу. Куда ни глянь. Пару часов назад, когда она еще летела в облаке с подружками к этому городу, все наперебой гадали, как состоится их встреча с теми, кто уже провел на крышах города и его окрестностях всю зиму. Было волнительно предполагать о том, как это все произойдет, ведь они опустятся сверху. Кому-то на голову. А это не всякому понравится. Ведь ворчуны везде есть.

Впрочем, внизу не было никого. Даже ворчунов.

Снежинка плавно описывала огромные круги над безлюдным северным городом, где даже снега не было видно. Куда все подевались? Ей стало удивительно одиноко. Даже страшно. Серая туча с миллионами сестричек, откуда была снежинка родом, бесследно исчезла за горизонтом. Снега нет ни на крышах, ни на улицах, ни на деревьях. Как говорят, и в помине нет. Что же теперь делать. Пусть даже кто-то ошибся в прогнозах, и снега сегодня быть не должно, но она-то уже здесь.

Впрочем, надолго ли.

Южное тепло раньше времени обрушилось на эти края. Не как, снег на голову, но неожиданно. Все мигом стало таять, стекать в лужицы и канавки. К вечеру северный город стал серым городом. Прохожие, подобрав подолы зимней одежды, неуклюже перепрыгивали невесть откуда появившиеся лужи и ручейки. Никто не задумывался, что это ещё утром было снегом. Чистым, искрящимся и холодным. Теперь нечто бесформенное и серое.

Впрочем, снежинка была бы рада и такой встрече.

Только, вот беда, ее родственниц нигде не было. Она осталась одна во всем мире. И что теперь гадать, кто ошибся. Она даже не представляла, что теперь делать. Внизу никогошеньки. Снежинке захотелось заплакать, но она вовремя вспомнила, как ее предостерегали сестрицы в снежном облаке. Заплакать – это последнее, что она сможет сделать в своей жизни.

Впрочем, как теперь жить, она тоже не представляла.

Ей думалось, что внизу будут ждать огромные белоснежные поляны или пышные снежные шапки на крышах домов, но ничего подобного не было. Снежинка все кружила и кружила над серым городом, высматривая хоть кого-нибудь. Все напрасно.

Впрочем, за голыми ветками деревьев мелькнуло что-то белое.

Снежинка понеслась в ту сторону. Времени покружить оставалось все меньше. Удачно миновав ветки и остатки разноцветной бумаги на них, она вылетела к белому пятну, замеченному сверху. Каково же было разочарование, когда она поняла, что это не снег.

Впрочем, это была белоснежная куртка на девочке.

Озорница топала сапожками по лужицам, разбрызгивая воду по сторонам. Очевидно, это так нравилась девчушке, что она даже не заметила, как пушистая снежинка опустилась ей на плечо. Куртка была новой и чистенькой. Казалось даже пахла не серым городом, а чем-то далеким отсюда. Девчушка в ней походила на колобка, вернее - снежный ком.

Впрочем, это был не настоящий снег.

Снежинка оказалось единственной в городе. Вот, ведь, незадача какая. Её предупреждали, что век снежинок нынче короток, но чтобы настолько… Гостье не захотелось исчезнуть бесследно, и снежинка робко спросила девочку:
- Не могла бы ты остановиться, а то я соскользну с твоей куртки.
Девчушка оглянулась по сторонам и, не заметив никого рядом, продолжила скакать по лужам.
- Потише, пожалуйста! – произнесла снежинка, как можно громче. - А то я соскользну в грязь. Мне совсем не хочется там оказаться.

Сообразив, что голос ей не послышался, девочка в белой куртке резко остановилась. Поначалу ей казалось, что это соседские мальчишки решили над ней подшутить, но вскоре мысль растаяла, как снег.
- Ты кто? – прошептала девочка, заговорчески наклоняя голову и прищуриваясь.
- Снежинка, - быстро ответила та.
Если бы у нее были плечики, она бы пожала ими, словно говоря – а кто же ещё. Но их не было. Приходилось надеяться только на сообразительность хозяйки белой курточки.
- А как тебя зовут?
- Марта, - гордо заявила снежинка. – Я мартовская.
- Здорово! – откликнулась девчушка, и тут же раздосадовано шлепнула сапожком по воде. – Эх, жаль меня не Майей зовут… А ты где?
- Да, вот же. У тебя на плече.

Впрочем, это было сказано зря.

Девочка, которую не звали Майя, чуть не смахнула ее рукавичкой, как назойливую муху.
- Осторожно! – взвизгнула Марта. – Не нравится, улечу. Только зачем же так грубо!
- Извини, - девчушка скосила глаз на свое плечо, сообразив, откуда послышался голос, – а-а-а-а, - протянула она, - а я думаю, кто это тут.
Она осторожно подхватила Марту варежкой и стала разглядывать.
- Ух, ты! Красивая… А что ты так поздно. Снег-то растаял. Вон, лужи одни.
- И что, никогошеньки не осталось из наших?
- Не-а, все там, - она кивнула на грязную лужу.
Это была сказано с таким безразличием, что Марта не выдержала и расплакалась.

Впрочем, это было последнее, что она смогла сделать в своей короткой жизни. А девочка, которую никто не назвал Майей, разрыдалась следом. Ей стало вдруг очень совестно, что она просто так, не нарочно, загубила чью-то, пусть и очень крохотную жизнь.

Снежная душа © #Александр_Асмолов #миниатюра #Снежная_душа #о_самом_главном #АсмоловАлександрГеоргиевич

К вечеру пошел снег. Поначалу робкий, он едва кружил над городом, но, заметив привлекательную женщину, припустил. Она так обрадовалась этому, что сняла перчатку и протянула ладонь ему навстречу. А снежинки, словно маленькие пташки, вились вокруг, не решаясь опуститься. Тогда женщина остановилась и замерла, словно прося милостыню. Осмелев, снежинки опускались на теплую ладонь и таяли. Другие едва касались ее лица, словно изучая на ощупь. Самые отчаянные вспорхнули на длинные ресницы. Это было так забавно, что женщина рассмеялась. Неожиданно и очень искренно, как ребенок.

Снежинки падали на теплые щеки и тут же таяли, впитывая в себя их аромат. Те же из них, что беззвучно ложились на чувственные губы, исчезали под ее дыханием, оставляя влажные следы, словно от поцелуев. Пушистые смельчаки касались ее шейки, оставляя неприметные бусинки на тех местах, где когда-то блуждали ненасытные жаркие губы. У нее даже закружилась голова от нахлынувших воспоминаний. А тут, как на грех, целая капелька скатилась под блузку, и, найдя ложбинку меж двух белоснежных холмов, покатилась дальше. Вниз. Туда, где кроются все сокровенные тайны.

Женщина даже обернулась, не видит ли кто. Однако, мысленно махнув на все рукой, подняла голову, подставляя счастливое лицо навстречу летящим снежинкам. Ей было невдомек, что снегом был я. Давно утративший телесную оболочку и превратившийся в небесное создание, я увивался вокруг красавицы, наслаждаясь каждым прикосновением. Всю не истраченную нежность я отдавал ей. Для меня это был подарок судьбы. Мужчины не умеют признаваться в любви, им не дано говорить о возвышенном красивыми словами, потому женщины не всегда понимают их.

Мне с грустью вспомнилась ранняя весна, когда я барабанил в девичьи окна и льнул к стеклу, стараясь выведать их тайны. Потом жарким июльским ливнем налетел на стайку девушек, которая бросилась врассыпную. И лишь одна, не испугавшись, раскинула руки для объятий и закрыла глаза. А я с размаха налетел на нее, отчаянную, окатив с головы до ног, не оставив и сухой нитки. Коротенькое платье, намокнув, словно исчезло вовсе, выставляя напоказ высокую грудь и крутые линии бедер. Но я уже мчался за другими, что с визгом, поснимав туфельки и подобрав платья, прыгали через лужи, прячась под балконами и козырьками домов. Лишь оглянувшись, я увидел ту, что осталась стоять посреди непогоды с безвольно опущенными руками, а по мокрым, прилипшим к спине волосам текла вода, и от ресниц на щеках прорисовались неровные черные линии. Тогда для меня все было лишь игрой.
Прошло время. Я стал совсем белым, но что-то понял в этой жизни. Теперь я падаю к ногам единственной неповторимой женщины, которая пройдет и оставит глубокий след. Мне повезло. Иных просто не заметят. Холодная метель налетит, закрутит. Кто-то забьется в щели, кто-то прилипнет к остывающим во дворах машинам и остынет ледяной коркой, остальные соберутся в сугробы, да так и останутся до весны. Прошлогодним снегом.

Мне повезло. Я кружусь возле ненаглядной своей красавицы, изнывая от желания. Знаю, что погибну, исчезну навсегда, но это пустяк по сравнению с тем мигом блаженства, когда я буду таять от прикосновения к ней. Я падаю и таю. И в этом коротком слове таю, для меня слилось два очень важных слова. ТА, которую ЛЮБЛЮ. Что моя никчемная жизнь! Я тебе отдам больше. Вот, посмотри на свою ладонь. Там - моя сНежная душа.

В затухающем над рекой закате всегда приходили интересные мысли, и не обязательно по весне все были романтическими, а в рамке багряной листвы по берегам – философские. Они были разными. Иногда в позёмке, извивающейся по заснеженному руслу, могли привидеться майские ручьи. Это была своеобразная рулетка.

Сава с детства любил закаты. Прощание со светилом всегда наполняло его размышлениями о главном в жизни. Он забывал обо всем, погружаясь в какое-то гипнотическое состояние, впитывая последние лучи солнца. Не то, чтобы это всегда были мысли о смерти. Нет. Просто в этот момент он не мог думать о чем-то поверхностном. Тонкая грань перехода из светлого мира в темный была подобием портала в мир иллюзий. Частенько именно так в его душе рождались замыслы новых картин.

Он оказался в Суриковском сразу после окончания Ручьёвской школы, и первое время никак не мог обрести в шумной столице то душевное равновесие, без которого писать что-то стоящее немыслимо. Благо, ему везло на хороших учителей. То ли он находил их, то ли они высматривали пытливый взгляд собрата в толпе, но так было всегда. Константиныч, как первокурсники звали своего мастера, почувствовал смятение и отпустил пацана на натуру вне плана. Так Сава открыл для себя Петрицу. Случай или судьба привели его на берег тихой речки Подмосковья, но в тот день появилась четкая уверенность, что когда-нибудь у него будет здесь свой дом.
Мечты сбываются.

Назойливый звонок сотового телефона распугал все мысли и заставил вернуться в комнату. Покинутое кресло на веранде осуждающе продолжало смотреть на реку в одиночестве.
- Аллё, - недовольно буркнул Сава.
- Извини, если не вовремя, - после некоторой паузы прозвучало в ответ.
- Маша?
- Спасибо что узнал, - в её голосе чувствовалось волнение. – Смотришь на закат?
- Д-да, - он машинально махнул рукой, словно отгоняя наваждение. - Что-то случилось? Полина?
- Успокойся, Скворцов, - небольшая пауза подсказывала, что собеседница курит. – Бывшие жены иногда звонят просто так.

Она что-то хотела ещё сказать, но сдержалась. В наступившей тишине был слышен шум города за окном, который словно говорил, что жизнь никогда не останавливается и течёт сама по себе. Как вода в спокойной Петрице.
- Ты не в Москве? – с каким-то тайным смыслом прозвучал знаковый женский голос.
- Нет.
- Смотришь на свой любимый закат? – он почувствовал её грустную улыбку.
- Да.

- Скворцов, ты так и не научился разговаривать с женщинами, - вспыхнула, было, собеседница, но сдержалась от дальнейших нравоучений. – Мы с Полей были на твоей выставке. Вот, собственно, почему и звоню.
- И как? – едва выдавил он из себя.
- Хорошо. Ты не изменил себе. Все такой же романтик.
Они помолчали. И чем дольше затягивалась пауза, тем томительнее она казалась.
- Я видела её, - не сдержалась и первой нарушила молчание женщина.
- Кого? – он попытался сделать вид, что не понимает о чём речь.
- «Девушку на пляже»…

У Савы отчего-то перехватило дыхание, и он заспешил к открытому окну на веранде. Солнце уже утонуло в речке, и хлынувшая откуда-то тьма окутала его полузабытыми воспоминаниями. Они замелькали в сознании, яркими вспышками, выхватывая из какой-то глубины то, что составляло всю его прошлую жизнь.

Знакомство в однокурсницей Машенькой. Их бурный роман. Противостояние семьи столичного профессора, растившей умницу-красавицу не для какого-то аборигена. Их тайный брак и мытарства по обшарпанным съёмным квартирам. Её самопожертвование и его гениальные картины. Вечный поиск денег на холсты, краски и выставки. Вопрос пятилетней Поленьки к папе – «Мы что, нищие?»… И тот удивительный летний день на пляже. Перед самым разрывом.

- Ты знаешь, - её голос донесся, словно из прошлого, - Полина узнала меня на этой картине. Сразу. Едва увидела её на выставке. Я ей никогда не рассказывала о нашем последнем дне на пляже, но она почувствовала. Потом всю ночь ребенок рыдал у себя в комнате и никого не подпускал к себе. А утром, когда муж уехал на работу, подошла ко мне и так нежно обняла, что у меня слезы навернулись. Я и не заметила, как она выросла. Мы так постояли с ней обнявшись у окна, а она мне и шепчет:
- Тебя так никто не будет любить, как папа.

Опять нависла тягостная пауза, сжавшее сердце с такой силой, что и вдохнуть было больно. Сава, не мигая, смотрел в темноту, поглотившую реку. Он знал, что Петрица рядом, но ее не было видно.

Почему мы так живем, чувствуя, что достаточно протянуть руку, чтобы прикоснуться к тому чего желаем всей душой, но боимся сделать это?

Увидел эту картинку и вспомнил свое детство. Словно витраж сложился из разрозненных дат и событий, и вот я уже перенесся на полвека назад. Это была другая страна, даже другой мир, в котором я ощущал себя несчастным человеком. Все из-за нее. Галки со второго этажа. Она была намного старше, но это не мешало мне бредить ею по ночам, а днем искать ее след, словно гончая. Куда бы Галка ни пошла, я следил за ней, зная, что она придет к тому углу на Фестивальной. Стоило ей надеть свое голубое платье с открытыми плечам и медальон на черной бархотке, как я понимаю, куда она спешит.
Галка путала следы, заходя к подругам или в магазин, но я был уверен, что к семи она окажется на углу Фестивальной. Прячась за спины прохожих, я крался за ней в нескольких шагах, слыша как стучат по тротуару ее черные туфельки. Одна мысль, что Галка, забыв свою гордость, опять будет дожидаться Игоря, просто бесила меня. Ведь я был все время рядом, а она и не думала замечать. Да, я был несколько младше и проигрывал ростом этому Игорю, но я был безумно влюблен. Что такое разница в пятнадцать лет, когда соседка со второго этажа является каждую ночь во снах. Как на этой картинке с вернисажа, Галка задумчиво улыбалась, поджидая ненавистного Игоря, а я страдал.
Во снах, как и наяву, мне хотелось кричать об этом, но горло перехватывали судороги отчаяния. Как она могла так растоптать свою гордость. О чем можно было мечтать, прячась за углом на Фестивальной. Этот Игорь не доверчивый подросток. Он крутил романы направо и налево, а, добившись цели, бросал свою жертву. Это знали все. Все кроме Галки. Она не хотела этого знать. Она ждала. На глазах у всего города.
Как-то я даже стрелял в Игоря из рогатки, спрятавшись в кустах сирени на другой стороне улицы. Перед тем, как осуществить свой коварный план, я тренировался в парке, за что чуть не был избит. Да, я был готов и на большее. Только бы отвадить этого Игоря. Только бы Галка поняла, что ждать нужно не этого шалопая, а другого. Честного и преданного парня.
Всего год мы прожили в квартире на первом этаже старенького дома на углу Марата и Фестивальной. Отец был военным и мы часто меняли адреса. Только, вот та весна и лето врезались в память на всю жизнь. Образ Галки со второго этажа остался в душе моей, накрепко связан с чувством отвергнутой любви. Горькой и сильной. Наверное поэтому, так и не забытой с годами. Эта улыбка и открытые плечи с медальоном на черной бархотке еще долго терзали душу подростка.
Прошло столько лет, но случайная встреча с картиной на вернисаже, всколыхнула воспоминания. Как похожа героиня на ту Галку, возможно, так же безответно влюбленную в красавца Игоря, кружившего головы всем женщинам в округе. А моя любовь осталась незамеченной. Никем. Интересно, как художнику удалось так точно передать детали. Такие, как я их запомнил на всю жизнь. Меня не покидает чувство, что он когда-то тоже жил в доме на углу Марата и Фестивальной. Я даже попытался отыскать его подпись на холсте. Впрочем, это не важно. Главное, что мы оба были влюблены в красавицу, ждавшую другого в своем синем платье с открытыми плечами и медальоном на черной бархотке.

Зима в этом году была странная. На Рождество дожди, а к масленице снег почти сошел. Возможно, где-то еще можно было рассчитывать на строительство снежной крепости и катание на тройках в последние февральские выходные, а в Подмосковье все было тоскливо. Будто весь снег свезли на Олимпиаду в Сочи, оставив нам серые лужицы на тротуарах и голые ветви отощавших за зиму деревьев на газонах.
Мне не сиделось дома, и я вышел прогуляться. Город казался вымершим из-за отсутствия привычной суеты. Даже в спортивном баре не было оживленной перепалки у большого экрана, свойственной какому-нибудь чемпионату. Только дикторы наперебой перекрикивали друг друга, стараясь придать своему голосу небывалый восторг. Наш спортсмен сделал, что мог - вошел в тридцатку сильнейших.
Знакомая аллея была полностью притоплена растаявшим снегом и не выказывала признаков жизни. Только извилистые чугунные ножки скамеек по обе стороны зеркальной глади были на четверть срезаны водой и отражались не полностью.
Я остановился под резной аркой «Тенистая аллея», не решаясь сделать первый шаг «яко посуху», когда услышал знакомый голос за спиной:
- Боишься ноги промочить? - у нее всегда было радостное настроение. По крайней мере, мне так запомнилось. – Наперегонки? – Бросила она небрежно, словно мы и не расставались. – Кто последним добежит до фонтана, тот в него ныряет!
О, это было в ее стиле. С ней можно было совершить любой безрассудный поступок, ощущая при том полную свою правоту. Однако, с нашей последней встречи прошло несколько лет, и я как-то поотвык за это время. Но выглядеть обескураженным не хотелось, и я выпалил первое, что пришло в голову:
- А судить кто будет?
- Надеешься отыграться? – ее очаровательная улыбка просто лишала меня воли. – Наивный…
Именно таким я себя чувствовал, и ничего не мог с этим поделать. Она была намного сильнее меня. Наверное поэтому притягивала, вернее привязывала к себе незримыми нитями. И с ней я чувствовал, что могу парить подобно зрительницам на шоу фокусника Коперфильда, рискнувшим выйти на сцену.
Да, когда-то я так же рискнул. Вышел из тени в яркий круг подле нее, и все закрутилось. Стремительно. Неудержимо. Помимо моей воли. Не жалею, конечно, но когда она ушла, мне было паршиво.
Очень.
Наверное поэтому сердце мое сейчас то затихало, то бросалось вскачь, словно, как и я, не понимая, что предпринять. Ликовать, бежать прочь или выплеснуть еще не утихшую боль. Однако, неожиданно для себя, я бодро ответил:
- Мне вспомнилась забавная фраза комментатора.
Она вопросительно вскинула на меня свои потрясающие черные очи. И я понял, что автор известного романса писал именно о такой женщине. Чтобы как-то выпутаться из накрепко переплетенных мыслей, воспоминаний и переживаний, я смело продолжил:
- Представь. Наш лыжник пытался на подъеме догнать соперника, но смог только приблизиться к нему. С лыжни нашему не хочется уходить, он так и топчется в сантиметре позади. А диктор, стараясь придать оптимистический настрой этой ситуации, заявляет. Идут буквально ноздря в ноздрю.
Она звонко рассмеялась, и я следом за ней. И тут мир вокруг стал другим. Словно вернулась весна. Неожиданно. Вне всяких графиков и ожиданий. Сама. И я упивался ею с каждым судорожным вздохом между неудержимым смехом, то сгибавшим меня пополам, то милостиво отпускавшим.
В душе вновь что-то проснулось, и я почувствовал готовность бежать наперегонки до оттаявшего фонтана, и обязательно проиграть, и окунуться, будь там хоть пригоршня студеной воды. С ней так всегда. И противиться этому чувству нет никаких сил. Вот только приходит она всегда как-то не вовремя. Впрочем, и уходит также.

- Сдурели совсем с этими сотовыми, - кто-то недовольно проворчал рядом. – То ли сам с собой разговаривает, то ли с кем-то. Не поймешь. Чему радоваться-то?
- Она вернулась, - не стесняясь прокричал я в ответ прохожему.
- Кто? – он замедлил шаг, оборачиваясь.
- Любовь!

Я всегда любил бывать здесь. В детстве отпуска родителей мы проводили в этом доме. Когда по наследству он перешел к старшему брату, мы приезжали сюда уже со своими детьми. Теперь, вот, и внуки тут. Так повелось, что его никогда не называли дачей, только – дедов домик.

С годами меня особенно тянуло сюда поздней осенью. Дорога неблизкая, но времени теперь достаточно. Все проблемы забываются, когда заходишь на «Капитанский мостик». Так мы называем беседку у самого обрыва. Ее еще отец поставил. Внизу речка плавно поворачивает к порогам, и потом пенится в бурунах до следующего поворота.

Когда-то давно мне подумалось, что если инопланетяне и прилетают на землю, то ради вот такого уголка. Красота, тишина и чистота. Все под рукой - огородик, охота-рыбалка, грибы-ягоды. И главное – душевный покой. Не с кем и незачем воевать. Когда я признался себе в самой заветной мечте, то лучшего места для нее на земле не оказалось. Мне хотелось написать книгу. Не роман или детектив. Нет. Написать о себе. Все, как было на самом деле. Хотелось выбрать какого-то воображаемого попутчика, которому по русской традиции можно выложить подноготную. Все-все. Пути наши более не пересекутся, и это дает свободу. Рассказывать не то, что повторял своим близким по многу раз. Нет. Рассказать, что-то важное, сокровенное. Без прикрас, как оно было на самом деле. Не исповедь, чтобы грехи загладить, а правду.

Я еще не притронулся к перу. Пока только хожу вокруг, словно на прогулке окрест дедова дома. Нарезаю круги по лесам и все думаю. Прежде сомнения одолевали. Кокой из меня писатель. Каменщик я. В разных городах столько всяких домов поставил, что на свой городок хватило бы. А тут, поди ж ты, свербит внутри. И придумывать ничего не надо, все помню. Имена, даты, как влюблялся, женился-разводился, как предавали и выручали.

Да, видно, руки не те, чтобы перо держать. Я с камнем без рукавичек общаюсь. Он в ладони, как родной, лежит. На ощупь о нем могу всю биографию сказать, и как его положить ловчее, чтобы служил долго. С книгой другой подход нужен, но я упрямый. Напишу. Помнится, ставил я часовенку одну. Место красивое и батюшка душевный попался, а никак не вырисовывается часовенка. Эскизы-чертежи есть, да чужие они. Взял на подумать три дня. Походил вокруг, посмотрел, что да как. И вдруг увиделась она мне, да так ладно на пригорке встала, что душа успокоилась. Все к месту.

Так что, напишу я эту книгу. Подумаю маленько, и напишу. Обязательно. Все, как есть. Только торопиться нельзя. Правда суеты не любит. Всякие мелочи важны. Особенно, что себя касаемо. Есть грех – любит человек приврать. Покрасоваться, значит. Потому я и подумал, что писать надо здесь. Дедов дом вранья не терпит. Не позволит. Да, и кому тут врать-то, никого на сотни верст.

- Пора.
Так некстати прозвучало за спиной, что захотелось выругаться. Никак не привыкну, что и в этом мире, все, как в том.
Это за мной. Время мое пришло.

В детстве разноцветный ковер опавших листьев казался более ярким. Я любил перешагивать с одного бардового листа на другой. С годами эти шаги становились все длиннее. Теперь и не допрыгнуть. Похоже, воспоминания стали очками с цветными стеклами, и поэтому на фоне желтых полян мне редко попадаются алые листья. Резные с крупными прожилками запекшегося сока, чью жизнь оборвал первый ночной заморозок. Придет пора, и холодное лезвие безжалостно полоснет по тонким жилкам. Многие умирают во сне, а некоторые ждут солнечного света. Напоследок несколько секунд свободного падения. И все.

Говорят, что умирая, человек может задержаться на Земле, если не выполнил предназначение. Интересно, как у листьев. Быть может и они вымаливают у своих богов время на последний шанс. Рассуждая так, поднимаю голову и осматриваюсь. Действительно, с одной из верхних веток ко мне планирует огромный бордовый лист. Словно засмотревшись на меня, он натыкается на другую ветку, но все же опускается прямо ко мне в руки. Это знак.

С любопытством разглядываю его. Красавец. Брутальные рубленные линии контура, набухшие отвердевшие жилы, поджарое тело. Был на самом верху. Интересно, наша встреча случайна или он выбрал именно меня. Если так, то - зачем. Верчу лист в руках. Никаких намеков на знаки или символы. Обхожу вокруг солидного клена. Забавно, но красных листьев под ногами нет, одни желтые. Делаю десяток шагов в сторону. Среди обнаженных ветвей ни одного листочка. Этот был последним. Неспроста.

Пару минут оглядываюсь по сторонам и размышляю. Вокруг ни души. Похоже, все-таки это послание предназначалось именно мне. И смысл его ни в каких-то таинственных символах на листе, а в самом действии. Не сгинуть бесследно, а сделать что-то напоследок. Какой-то единственный шаг. И, если послание предназначалось мне, то должен понять. Похоже, я близок к осознанию этого шага. Не случайно же последнее время я частенько размышляю о предназначении. Зачем я появился на земле, что должен сделать. Так и не понял.

Никогда не стремился накопить добра или добиться власти. Да, посадил дерево, построил дом и вырастил детей, но это не главное. Стопка дипломов с сертификатами и два десятка написанных книг перетянуты черным поясом по каратэ. Это все в прошлом. Ни одна религиозная доктрина не затронула. Даже крестился в Иордане, но ничего не почувствовал. Не мое.

Ах, осень, любишь ты загадки. Удивительно красивые и не менее сложные. И синее небо над головой бабьим летом, и безмолвный лес и спокойная река и этот кленовый лист в руках - все присказки. Они были и будут без меня. Только этот миг мой. То, как напоследок парил резной красавец, и есть подсказка. Он впитал в себя всю красоту и оборвал последнюю нить сам, когда почувствовал, что готов сделать этот шаг. И мне послышалось:
«Умри счастливым».

Люблю смотреть парад в День Победы. Звонить в это время друзьям в других городах и спрашивать. Смотришь? У кого-то уже перевалило за полдень, но большинство у экранов. Это нас объединяет. Это должно быть, как весна, как Новый год. Пережитое когда-то отцами и матерями, живет в нас, передается из поколения в поколение, как наследственность. Вечный огонь и «Бессмертный полк» ее проявление.

После парада сажусь за компьютер и брожу по сайтам в Интернет. Нас теперь никто не организовывает, мы празднуем сами. На сотовый пришло сообщение от таксистов. Ветеранов сегодня катают бесплатно. Мелькнула мысль – вот бы рестораторы подхватили этот почин. Пока молчат. Возможно, в каких-то городах ветеранам еще дарят к 9 мая подарки, но в основном предлагают скидки к празднику.

Еще до салюта одно сообщение громыхнуло во мне залпом. У метро пожилая дама в гимнастерке просила милостыню. Ряженная конечно. Фронтовики на это не способны. Мне вспомнилось, как после объединения Германии, немцы решили выделить какие-то деньги бывшим узникам концлагерей из России. В знак покаяния.

Мои отец и мать были военнопленными, потом хлебнули еще и от своих по возвращении. Однако, когда какие-то представители организации, раздававшей по спискам денежную компенсацию от Германии, пришли к нам в дом, отец выставил их за дверь. Едва морду не набил.

- Помирать буду, но копейки от них не возьму!

Вот мне и подумалось, у кого же поднялась рука с кружкой. Ряженные и прежде появлялись. Причем они «делают карьеру» за пару лет, переодеваясь в форму полковников и генералов из старшин и лейтенантов. Прибавляют к боевой звезде Героя еще звезду Героя труда. Эти фото есть в Интернет. Одно дело, когда они рядятся в двойников исторических личностей на Манежной площади, другое дело, когда неловко салютуют с трибуны мавзолея 9 мая. Помните, лже генеральшу Шолпан Гриняеву?

Нет официального разбирательства. Решили стыдливо замолчать. А как же те, кто остался лежать на полях России и Европы. Они никому не смотрят в душу? Память о них беззастенчиво используют. Разменивают на серебряники. Не только чужаки, но и свои хотят переписать нашу историю. Именно так размывается Великая Победа и миллионные жертвы.

Человечество давно прошло этапы, когда покупалось мантия Цезаря или перстень Папы. Теперь и у нас можно купить диплом инженера или доктора наук. Водительские права просто мелочь. Кем мы стали? Наши родители врагов зубами рвали, когда оружия не было. Неужели зря?

Давным-давно, во времена героев и демонов, когда люди и боги жили в одном мире, а славные победы добра над злом становились легендами, среди безбрежных лесов на берегу белого озера стоял красивый город. Высокие крепостные стены и справедливый закон правителя охраняли покой его жителей. Сообща трудились, вместе праздновали, радовались рождению детей, а беда приходила, наваливались всем миром.

Чтобы так всегда было, горожане ставили над собой мудрого правителя. Им могли избрать только сильного, смелого и честного, чтобы ловко с мечом управлялся, первым на защиту вставал и честь свою в любом деле берег. Завидовали тем горожанам, но они не всякого к себе пускали. Купцы да молва людская всякие были и небылицы о городе у белого озера далеко за бескрайние леса разносили. Только и за высокими крепостными стенами иногда грусть-тоска объявлялась.

Однажды, когда городом правил бывший кузнец по имени Русольд, случилось горе. Умерла у него любимая жена Руслана. Время ее пришло, хотя и молода была. Опечалился супруг, но смерть никого не щадит. Тогда отправился он в священную пещеру совета просить – как жить ему дальше. Было такое тайное место в самой чаще бескрайнего леса вокруг города у белого озера. Один пошел Русольд, без доспехов и оружия. Согласно традиции.

В глубине священной пещеры был источник. Даже не источник, а просто вода с высокого свода в маленькую лужицу капала. Только не всякий мог то место отыскать, и не всякий мог совет услышать. А секрет простой был. Лишь у чистого душой человека ритм сердца совпадал с ритмом капель со свода пещеры. Потому только светлый человек мог в темном лабиринте к священному источнику дойти. Иные вообще не возвращались. Бывшему кузнецу повезло.

Прислонился Русольд спиной к теплому камню у источника и стал слушать, как падают с высокого свода капли. Тишина вокруг и только размеренный звук в темноте. Шлепаются капли в лужицу, и в сон Русольда клонит. Он и не заметил, как стала сниться ему Руслана, их любовь, их дом. Все своими руками сделал и все вмиг потерял. Несправедливо. Пусть бы их вдвоем смерть забрала.

Сколько времени он так просидел никто не знает, да послышался ему голос:
- Только те, кто любит друг друга искренне и верно смогут умереть в один день. И будет так, если все смертные станут приносить на могилки близких цветы парами. Один для смерти. Она тоже цветы любит.

Вернулся Русольд в город и все рассказал своим жителям. Потом простился и исчез. Всякое о нем говорили, но истины никто не ведает. С тех пор на погост цветы только парами стали приносить. Многие не хотят расставаться с любимыми и после смерти. Да не всем дано.

Прошло время, и далеко за пределами города у белого озера стали чтить эту традицию, как свою. Потом и название ее позабыли, которое когда-то звучало, как совет Русольда.

С возрастом года, как опавшая листва – быстро опадают и куда-то незаметно исчезают. То ли осенний ветер суетится, то ли дворники стараются, но их и не замечаешь. А с годами уходит многое, вернее – лучшее. Оно остается только где-то в памяти, и живет там как-то самостоятельно, отдельно от тебя, и впускает только, когда поскулишь.
Говорят, это ностальгия.

Сначала она появляется в осеннее ненастье, когда впервые сознаешься себе в горькой потере. Невосполнимой. Безвозвратной. Это быстро проходит, потому, что еще веришь во что-то. Но она приходит снова, как зубная боль, от которой не скрыться. Особенно по ночам, когда в тишине так отчетливо молчание одиночества. Забывшись сном под утро, еще видишь счастливые сны и врешь себе, что ты сильнее. И, действительно, первые заморозки еще не зима, и можно смело пройтись по опустевшему парку и отыскать знакомую скамейку. Уютно устроившись на ней, пригреться на робком осеннем солнышке и вспоминать. Вспоминать…
Наверное, это ностальгия.

Слоняться по пустой квартире, ожидая, когда он вернется, и еще на что-то надеяться. Вспоминать, как когда-то он врывался такой взъерошенный и веселый. Легко подхватывал тебя на руки и, уткнувшись носом, смешно сопел в ухо, извиняясь за опоздание. У него вечно были дела. Но в том милом прошлом он мог бросить все и уйти с тобой гулять в парк. Тогда почему-то всегда была хорошая погода, а теперь, вот, дожди. И он возвращается домой усталый, едва что-то буркнув в прихожей. И от него иногда пахнет чужой женщиной, а ты плетешься на кухню, потому, что знаешь, лучше не начинать…
Ностальгия.

Теперь он все чаще закрывается в кабинете и подолгу сидит за своей дурацкой машинкой, она ему стала роднее тебя. Ты засыпаешь без него, а по ночам делаешь вид, что не слышишь, как он ложится и подолгу ворочается, так ничего и не сказав. Даже когда вы гуляете, он молчит, а ты чувствуешь, как он, уже не таясь, заглядывается на других. И все чаще обходит стороной знакомую скамейку в парке, чтобы не остановиться и не присесть. Там всегда теперь мокрый снег.
Он, как ностальгия.

Остались в прошлом веселые поездки на дачу с шумной компанией. Мы теперь вообще все реже ходим к кому-то в гости. Не то, чтобы он меня стыдился. Нет. Просто ему это не интересно. Он наивно полагает, что я думаю также, что мы вообще давно понимаем друг друга без слов. Даже когда мы выбираемся на дачу, он ведет себя также. Мы молчим по дороге, мы не общаемся в том старом доме, который еще хранит воспоминания о том далеком счастливом времени, когда мы позволяли себе быть совершенно беззаботными и озорными.
Теперь я знаю, что такое ностальгия.

Она постоянно со мной. Мы, как две подружки. И, наверное, очень похожи. Трудно жить с одиноким мужиком. Особенно, когда он принес тебя в дом щенком и кормил с руки. Терпеливо учил своему языку и подолгу разговаривал, заглядывая в глаза. Все куда-то пропало, как осенняя листва во дворе. И к этому трудно привыкнуть.
Ностальгия.

С возрастом года, как опавшая листва – быстро опадают и куда-то незаметно исчезают. То ли осенний ветер суетится, то ли дворники стараются, но их и не замечаешь. А с годами уходит многое, вернее – лучшее. Оно остается только где-то в памяти, и живет там как-то самостоятельно, отдельно от тебя, и впускает только, когда поскулишь.
Говорят, это ностальгия.
Сначала она появляется в осеннее ненастье, когда впервые сознаешься себе в горькой потере. Невосполнимой. Безвозвратной. Это быстро проходит, потому, что еще веришь во что-то. Но она приходит снова, как зубная боль, от которой не скрыться. Особенно по ночам, когда в тишине так отчетливо молчание одиночества. Забывшись сном под утро, еще видишь счастливые сны и врешь себе, что ты сильнее. И, действительно, первые заморозки еще не зима, и можно смело пройтись по опустевшему парку и отыскать знакомую скамейку. Уютно устроившись на ней, пригреться на робком осеннем солнышке и вспоминать. Вспоминать…
Наверное, это ностальгия.
Слоняться по пустой квартире, ожидая, когда он вернется, и еще на что-то надеяться. Вспоминать, как когда-то он врывался такой взъерошенный и веселый. Легко подхватывал тебя на руки и, уткнувшись носом, смешно сопел в ухо, извиняясь за опоздание. У него вечно были дела. Но в том милом прошлом он мог бросить все и уйти с тобой гулять в парк. Тогда почему-то всегда была хорошая погода, а теперь, вот, дожди. И он возвращается домой усталый, едва что-то буркнув в прихожей. И от него иногда пахнет чужой женщиной, а ты плетешься на кухню, потому, что знаешь, лучше не начинать…
Ностальгия.
Теперь он все чаще закрывается в кабинете и подолгу сидит за своей дурацкой машинкой, она ему стала роднее тебя. Ты засыпаешь без него, а по ночам делаешь вид, что не слышишь, как он ложится и подолгу ворочается, так ничего и не сказав. Даже когда вы гуляете, он молчит, а ты чувствуешь, как он, уже не таясь, заглядывается на других. И все чаще обходит стороной знакомую скамейку в парке, чтобы не остановиться и не присесть. Там всегда теперь мокрый снег.
Он, как ностальгия.
Остались в прошлом веселые поездки на дачу с шумной компанией. Мы теперь вообще все реже ходим к кому-то в гости. Не то, чтобы он меня стыдился. Нет. Просто ему это не интересно. Он наивно полагает, что я думаю также, что мы вообще давно понимаем друг друга без слов. Даже когда мы выбираемся на дачу, он ведет себя также. Мы молчим по дороге, мы не общаемся в том старом доме, который еще хранит воспоминания о том далеком счастливом времени, когда мы позволяли себе быть совершенно беззаботными и озорными.
Теперь я знаю, что такое ностальгия.
Она постоянно со мной. Мы, как две подружки. И, наверное, очень похожи. Трудно жить с одиноким мужиком. Особенно, когда он принес тебя в дом щенком и кормил с руки. Терпеливо учил своему языку и подолгу разговаривал, заглядывая в глаза. Все куда-то пропало, как осенняя листва во дворе. И к этому трудно привыкнуть.
Ностальгия.

Александр Асмолов
Это случилось совсем-совсем недавно, буквально – вчера. Не в каком-нибудь тридевятом государстве, а – в соседнем доме. Свернувшись калачиком и уткнувшись в подушку, плакал маленький мальчик. Горе его было так глубоко и безгранично, что все волшебные силы собрались из ближайших мест, но никто не мог ему помочь. Он всхлипывал, растирал слезы по всему лицу, а они всё катились и катились крупными каплями, и падали на влажную подушку. Ни мама с папой, ни друзья, ни добрые домовые, ни ворчливые барабашки, ни трудяги гномы, ни лесные бродилки не могли его успокоить. Они только грустно качали головами и приговаривали
- Ну что тут поделаешь. Нам тоже очень жаль.
Всем хотелось как-то утешить маленького мальчика, и они гладили его по голове большими и маленькими ладошками, пытаясь взять частичку его горя на себя. Но горе было огромным, и никто не мог с ним справиться. Оставалась последняя надежда на помощь Доброй Мудрости. Все разом подумали о ней, и она появилась.
- Почему ты плачешь, малыш?
Добрая Мудрость присела на краешек дивана рядом с мальчиком, и все замолкли. Они верили в силу добра и мудрости, и стали тихонько расходиться по своим делам, чтобы не мешать разговору.
- Я больше никогда не увижу своего Прибоя. Никогда-никогда…
Сквозь слезы еле проговорил мальчик. Его плечи вздрагивали, голос срывался, а руки искали что-то рядом и, не найдя ничего, прижимались к груди.
- Кто такой Прибой?
- Это моя собака. Мой друг. Он самый умный, самый добрый. А они
начали говорить, что он старый, что его надо усыпить. Сами тоже
болеют… Подумаешь, он ходить не может. Я бы его на руках носил,
сам бы уколы делал. А они его сегодня к врачу увезли, а потом
сказали, что он больше не вернется. Никогда…
Мальчишка опять заплакал, не в силах сдержаться. Он хотел что-то ещё и ещё говорить, но слова застревали, и он только закрыл лицо руками и опять уткнулся в подушку.
- Мне очень жаль, я понимаю тебя. Но так устроен мир. Все
рождаются и умирают – и цветы, и птицы, и люди.
- Почему, почему, почему?
- Нас учат любить и дорожить любовью. Своей и чужой.
- Но ведь я так его люблю.
- Малыш, но его же не специально усыпили. Просто пришло его время.
И Прибой не хотел уходить. Он тоже тебя очень любит и будет
скучать, но вы обязательно встретитесь. Всему своё время.
- Как встретимся. Когда?
Он мигом вскочил, всё еще прижимая руки к груди, где что-то так сильно болело. В широко раскрытых глазах были надежда и недоверие. Он готов был бежать, что есть сил, сражаться и умереть. Он готов был на всё!
- Не сейчас. Это сучится позже. Иди я тебя обниму и расскажу одну
простую историю. Каждому даётся возможность родится и научиться
за свою короткую жизнь не только ходить и говорить, но – думать и
любить. Мы умираем и рождаемся заново. Мы учимся не по
книжкам, а по-настоящему.
- Почему же я ничего не помню?
- Твоё сердце всё помнит. Только прислушайся к нему.
- И у меня опять будет новый Прибой?
- Нет. Никто не знает, кого ты встретишь. Это может быть кто угодно.
- А как же я его узнаю?
- Его будут звать по-другому, а может, ты его и сам назовёшь. Это не
так важно. Главное, чтобы ты открыл своё сердце для любви, а не
для ненависти.
- И так будет всегда?
- Пока ты не научишься. Это как школа, в которой девять классов.
Правда, плохих учеников оставляют на второй год.
- А мне еще долго?
- Если ты спрашиваешь о жизни, то у тебя – седьмая. Если ты
говоришь о встрече, то всё зависит от тебя. Родственные души и
любящие сердца обязательно встретятся. Научишься ждать и не
размениваться по мелочам, всё сбудется. Это зависит от тебя.
- Я очень-очень буду его ждать.
- Только не забудь об этом.
Добрая Мудрость улыбнулась. Ей хотелось верить, что маленькое сердце не устанет ждать, и не обманется, разменявшись по пустякам. Так редко ей приходилось встречать чистые души, способные искренне любить и верить.
- Как Вас найти, если мне нужно будет поговорить?
- Я в каждом из вас. Нужно только спросить своё сердце.
В тёмной комнате, широко открыв глаза, лежал маленький мальчик. Он прислушивался к мыслям, звучавшим внутри него, и верил. Верил, что скоро всё случится, и он опять сможет обнимать и прижимать к своему сердцу самое дорогое на свете существо, которое он всегда любил и будет любить. Это успокоило его, и он медленно закрыл глаза. Добрые сны уже витали вокруг, готовые рассказать об удивительных событиях, которые будут происходить в его седьмой жизни.