полеты во сне и наяву

Я мечтаю жить на Ямайке, 
На Ямайке балалаек нет.
И нету счастья в личной жизни,
Проходят зря мои года.
Ну, где ж ты принц мой заграничный,
Приходи поскорей, я жду тебя!

 

любить не страшно- страшно  ждать

( под дождем)

Петь птицы перестали,

Свет звёзд коснулся крыш,

В час грусти и печали

Ты голос мой услышь

чашку  кофею я тебе налью

Я спешу к тебе на встречу, 
Знаешь в этот хмурый вечер, 
Я хочу сказать тебе .... 

Я сегодня точно знаю, 
Что от встречи ожидаю 

Этой ночью ты мне снился 

Ты совсем без опоздания. 
Это вовсе не свидание, 
Но цветы замерзли в руке. 

И, может быть, ему в ответ

На третий день или четвёртый

Принёс бы почтальон конверт.

Мы с тобой словно сестры похожи.

Глаз раскосостью, стройностью стана.
Лоском шерсти и бархатом кожи, нетерпимостью к псам и мужланам.
Мягким тембром, изящностью линий, ненасытностью рыбой и лаской,
Взглядом стервы, загадочной силой, или нежной невинностью масок.

Девять лет я живу в твоей стае. Да я зверь, но совсем не домашний.
И звериным чутьем ощущаю запах хищницы, скрытой и страшной.
По утрам, жизнелюбием ярким, ты как кошка, сыта и ленива.
Грациозность налюбленной самки, я сама наблюдаю ревниво:

Помурлычешь котяре игриво, по соседству храпящему сладко,
Гибким телом скользя по перине, приседаешь на задние лапки.
В зеркалах, от стыда запотевших, отраженье бесстыдной гравюрой,
Выгнув спину, котенком потешным, поскребешь простыню маникюром.

Ты всему у меня нахваталась, да и я у тебя, вероятно.
Презирать по-звериному жалость, быть в любви не всегда адекватной.
В гладиаторской битве трех улиц, я – для самого злого награда.
Твой самец носит рыбу и куриц, но совсем не поет серенады.

И котят наших вместе любили, правда матерью я была чаще.
Только знаешь, …твоих не топили! Не познала ты мук. Величайших.
Каждый раз, материнскою болью, выгораю и вновь матерею.
И смиряюсь с дозволенной ролью, – я домашний зверёк. Ты – Зверее!