Икона Страшного Суда

Против каждой ереси Господь давал Церкви для обнаружения ее словесный индикатор, вызывающий у врага «положительную реакцию»: воспаление.

Для арианства – Единосущный.

Для несторианства – Богородица.

Для ереси ересей – модернизма, занимающегося внутри Христианства подменой Небесного – земным, веры – опытом, сверхъестественного – естественным, при сохранении общей церковной лексики есть, однако, некоторые специфические выражения, которые модернизм на дух не переносит.

И этим разоблачает себя: свой патогенез и свою клинику. Свою несовместимость с Апостольским и Святоотеческим Православием.

Назовем некоторые.

Угодить Богу. Жить для Богоугождения. Подражать Угодникам Божиим.

Славить Бога.

Искать награды от Бога.

Бояться Бога. Бояться, что Бог накажет.

Быть боголюбивым. Иметь Боголюбие.

Быть религиозным.

Исполнять долг Христианский. Исполнить долг религиозный.

Получить от Бога награду.

Ходить к Обедне.

Слушать Обедню (Божественную Литургию).

Трепетать Суда Божия.

Почитать Праздники.

Хранить посты.

Творить тайную милостыню.

Верить, что грех есть преступление.

Исповедовать вместе со всею Материю Церковью Православной утверждение Катехизиса, что вольные страдания Спасителя и Крестная смерть Его за нас, будучи бесконечной цены и достоинства, как смерть Безгрешного и Богочеловека, есть и совершенное удовлетворение правосудию Божию, осудившему нас за грех на смерть, и безмерная заслуга, приобретшая Ему право, без оскорбления правосудия, подавать нам, грешным, прощение грехов и благодать для победы над грехом и смертью.

Это последнее, основанное на Откровении Священного Писания и Предания, утверждение, является подлинно миссионерским, заключающим в себе силу обращать к вере в нашего Искупителя и Победителя нашей смерти – всякого разумного человека, имеющего по Богом данному естеству, по памяти Рая в совести и нравственном чувстве, глубокую и неутолимую, неподвластную миру жажду правды: не человеческой, но Божественной справедливости. Веровати подобает приходящему к Богу, яко есть, и взыскающим Его мздовоздатель бывает (Евр. 11:6).

Модернизм же, напротив, апеллирует в своей миссии к «нормам» падшего естества: безнаказанности зла, толерантности и терпимости к лжи и бессмыслице.

Непредвзятому и неразвращенному человеку близки понятия «страх Божий», «наказание», «награда от Бога». Эти люди предполагают в Церкви святость и с готовностью ожидают от Нее неотмирных оценок.

Модернисты же, напротив, отказывают внешним в чувстве благоговения, в поиске святости, в жажде правды, которую удовлетворил Наказанный за нас Невинный.

Они, модернисты, предполагают в неверующих и невоцерковленных людях самые низкие моральные основы. И чтобы их миссия была успешной, думают, разделив эту мнимую основу, легализовав ее, добиться от них благосклонности и внимания в качестве тактической победы.

Но это принципиальное предательство и полное поражение прежде всякого сражения. Дело в том, что основа у всех одна. Она основана на Божественном Праве и памяти о Нем, Источнике этого Права, Свете Истинном, просвещающем всякого человека, грядущего в мир.

Никакой гуманитарной схоластикой они не могут опровергнуть Богом данную систему нравственных координат, делающую безответным перед Богом всякого человека (Рим. 1: 18 – 20). Писанием и Отцами эта система не опровергается, но утверждается.

Всякий человек, сотворенный Богом от единыя крове жити по всему лицу земному с целью взыскати Господа, да понеже осяжут Его и обрящут (дабы искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли) (Деян. 17: 26-27), имеет эту нравственную основу, благодаря которой милость и прощение – для него не более «органические» вещи, чем правда и истина. И объект миссии, «простой человек» – хорошо знает это.

И именно потому, что в Господе Распятом милость и истина сретостеся, правда и мир облобызастеся, миссия Отца, обращенная к алчущим и жаждущим правды, бывает успешна в Сыне.

Поэтому, точно так, как Арий для «опровержения» единосущия Отца и Сына привлекал аппарат языческой философии и гнозиса с их учением о демиурге, так модернисты для опровержения истинно правового сознания и основанного на нем благочестия, привлекают аппарат современной атеистической философии, в частности – экзистенциализма с его учением об абсолютном праве падшего человека.

Экзистенциалист не может славить Бога, любить Бога, бояться Бога.

Ему приходит на помощь модернист и говорит: Бог – это ты и есть. Бог в тебе, просто ты не знаешь. Оставайся таким как есть, и знай, что Бог – в тебе. Ты Его увидишь и ощутишь, Он станет твоим опытом.

Этим продвинутым «развитием» недоразвитого экзистенциалиста подменяется вера в Бога. Этой лжемиссией – миссией атеизма, миссией «органической», «естественной» духовности подменяется миссия сверхъестественной Христовой веры, миссия благодати.

На каждое из упомянутых выше выражений – индикаторов Православия у модернистов имеются как немедленная реакция – штампы – маркеры модернизма, не выдерживающие критики в свете Писания и Святых Отцов. Не будем приводить их здесь, ибо они не в состоянии преодолеть воздействие индикатора. Эти штампы бездейственны, так как не имеют специфически Христианского обоснования.

Протоиерей Владимир Переслегин

http://antimodern.wordpress.com/2012/02/09/forbidden/#more-8786

Роман Торчагин

Печально, но факт: во время постов всевозможные модернистские материалы с «оправданием» несоблюдения этих постов возникают регулярно. Пост телесный противопоставляют посту духовному, как будто одно противоречит другому, звучат призывы «самостоятельно определять свою меру поста», узаконить супружеские плотские отношения в пост и т.п. Очередное подобное выступление было опубликовано в газете «Аргументы и факты».

http://www.aif.ru/society/article/47889

На этот раз Ю. Белановский, автор указанной статьи, говорит не только и не столько о посте, но об аскетике вообще. Рассмотрим его утверждения подробнее.

Автор не сразу переходит к высказыванию «новаторских» идей. Однако постепенно нарастает иронический тон: «Человеческие грехи разделены на роды, виды, подвиды и т.д. Построены целые «генеалогические» таблицы и «деревья», показывающие корни и взаимосвязи страстей и грехов.» Затем этот тон несколько скрывается, однако вскоре становится ясным, что он был не случаен: «Избавление от греха для христиан не самоцель, смысл христианства в единении со Христом, отдавшем за людей свою жизнь. Аскетика - это лишь одно из средств в достижении целей христианской жизни.» Однако же единение со Христом не бывает без избавления от греха, поэтому это противопоставление выглядит бессмысленным. Тем не менее, далее становится видно, что г-н Белановский не так просто делает это противопоставление: «…под аскетикой понимается некоторый особый образ жизни, состоящий исключительно из духовно-душевно-телесных упражнений (размышления, рассуждения, молитва, воздержание чувств и воображений, истощение физиологии и т.д.). Такая аскетика противопоставляется «мирской жизни», и жизнь христианина уподобляется полету на воздушном шаре. Сам шар, влекущий вверх, — это аскетика, а балласт, тянущий вниз, — «мирская жизнь».» О вещи, очевидной для христиан, здесь говорится с неким сожалением. Действительно, кому-то хотелось бы сочетать веру в Бога и пристрастия к земным вещам, но это невозможно. Модернизм же никакой проблемы здесь не видит и стремится «исправить» учение Св. Отцов в угоду прихотям современного человека. Ю. Белановский не отрицает полностью необходимости борьбы с грехом, однако сразу начинаются оговорки. Первая из них: «Во-первых, многие обманываются красотой, стройностью православного аскетического учения, противопоставляя аскетику «мирской жизни» и рассматривая ее как наиболее приоритетную по отношению к другим сторонам церковной жизни, даже к Евхаристии.» Совсем не ясно, о чем говорит Белановский. Если некто годами не причащается, то вряд ли он серьезно задумывается, например, о борьбе с помыслами. Также можно отметить, что опасно и кощунственно противопоставлять Таинство Святого Причащения и аскетику. Причащение с забвением аскетики, без борьбы с грехом-это причащение во осуждение. Вторая оговорка: «Во-вторых, аскетика в своем традиционном виде, как она представлена в классических трудах прошлого, в наши дни остается большей частью теоретическим книжным знанием и представлена в немалой степени умозрительными советами и рекомендациями.» Вместо того, чтобы признать свое недостоинство и немощь, смиренно молиться Господу о даровании нам Его помощи в исполнении заповедей, нам, по сути, тут говорится о «неисполнимости» заповедей Божиих. Это приводит к печальным последствиям уже сейчас: вместо искоренения греха идет речь о его «ограничении». Далее автор утверждает: «В итоге слишком часто православные уверены, что книги по аскетике и есть жизнь, тогда как они большей частью - осмысление прошлого.»

Здесь модернистское клише о превосходстве «жизни» над догматами и заповедями. Дескать, аскетические книги «принадлежат прошлому». Однако это очевидная ложь. Заповеди обязательны для всех и всегда. И они не только имели значение в прошлом, но и сейчас имеют значение для нашего будущего, вечного будущего каждого человека. Далее идут «снисходительно»-оскорбительные рассуждения о сходстве ревнителей благочестия с Дон Кихотом и опять-таки превознесение «жизни» над заповедями. Делается «вывод»: «Читающие в итоге все же задумываются над чем-то важным для них, учатся чему-то хорошему, порой делают для себя глубокие личные выводы, им и в голову не приходит буквально подражать Дон Кихоту, слепо повторять его подвиги или исполнять все его советы.» Что это будет значить применительно к аскетическим книгам? Почитал, помечтал о себе, выбрал нечто, что кажется более легким, а остальное отвергнул как «устаревшее», «умозрительные советы» и…пошел дальше жить, «как все живут», чтобы «не быть Дон Кихотом» и «не отставать от современности». Если пропустить некоторую часть текста, то доходим до следующего утверждения: «Сегодня важная составляющая аскетики в том, чтобы быть правдивыми, каждому быть самим собой.» «Правдивость» здесь-это жить от ветра главы своея. «Что хочу, то и ворочу. Во что хочу, в то и верю, и при этом называю себя христианином. Эти заповеди я выполняю, потому что мне так хочется, а эти не буду-у меня свой путь. Я мытарь и грешник, и горжусь этим, не то, что какие-то фарисеи.» Таков голос модернизма. Да, конечно, «надо различать обучение и имитацию». Надо искренне и с упованием на Бога стараться исполнять Его заповеди. А модернизм склоняется к тому, чтобы считать «имитацией» любое противоречие «жизни», то есть миру сему, если называть вещи своими именами. Белановский почему-то видит «дух соперничества» в том, что христиане стремятся жить по ясно выраженным заповедям Господним. Очередное странное утверждение: «Важно осознавать, что нет единой «дороги на небо», где христиане непременно соревнуются, где один - впереди, другой - сзади. Есть личные пути христиан. Вера каждого уникальна, ибо она основана на отношениях с Личным Живым Богом. Путь христианской жизни у каждого так же уникален.» Кому-то эти слова понравились бы: ведь не хочется осознавать, что ты «сзади», что ты нищ и наг по сравнению со Святыми. Такой подход нивелирует разницу между грехом и святостью. Святые строго постились, а кто-то мясо постами ест и развлекается. Согласно указанному модернистскому подходу, каждый из этих путей уникален и ведет ко спасению, и сравнить их невозможно. Безумие такого взгляда очевидно. Нечто подобное применительно к догматам мы также постоянно слышим. Хорошо известны пошлые рассуждения о том, что «все религии равны и спасительны». И корень у этих двух явлений один-неверие. Далее Белановский, сравнивая аскетику и психологию, называет и то, и другое «помогающими профессиями». По отношению к аскетике это звучит крайне нелепо и даже глумливо. Спасение души-это «профессия»? Не хочется даже комментировать. После уподобления аскетики спорту автор говорит о ней «снисходительные» слова: «Может быть, что-то пригодится. Может быть, благодаря постам кто-то перестанет злиться, а кому-то регулярная молитва поможет преодолеть зависть. Аскетика, как и спорт, полезна и нужна, но трудно сказать, что она дает конкретному человеку.» На такие слова можно ответить следующее: да, разные люди могут более или менее преуспеть в молитве и посте, однако отказ от аскетических норм, установленных Церковью, является грехом, преступлением против Закона Божия. И за это преступление человек будет судим Богом, если не покается и не исправит своей жизни. Уже для того только надо выполнять церковные установления, чтобы не быть осужденными за непослушание им. Также, при помощи Божией, молитва и пост приносят великие и дивные плоды, что мы видим у Святых. Далее у автора идет следующее: «Аскетическое учение настаивает, что нужно бороться даже с мелочами, даже с плохими мыслями. Но на деле стать столь «чистым» своим трудом невозможно, нереально. В итоге слишком часто христианами приобретается постоянное бесперспективное чувство вины.(…) А действительно ли бытовые огрехи, дурные мысли стоят столько внимания и сил?»

То, что раньше считалось само собой разумеющимся, теперь вызывает недоумение-как это с помыслами бороться? Но отрицать это-значит отрицать и Священное Писание, и Священное Предание. И за такие «мелочи» можно лишиться Царствия Небесного. Своим трудом никто ничего не сможет достигнуть, но только силой Божией. И выбор здесь невелик: или мы плачем в этой жизни о своих грехах, или будем плакать вечно. Вот что говорит о «маловажных» грехах Св. Игнатий(Брянчанинов) в Слове о смерти: «Есть грехи простительные. Так, если случится кому увлечься чревообъядением, блудным воззрением и помышлением, произнести гнилое слово, солгать, украсть что-либо маловажное, потщеславиться, погордиться, прогневаться, на короткое время огорчиться или воспамятозлобствовать на ближнего, во всех таких увлечениях, по немощи человеческой, когда за ними следует сознание и раскаяние, мы удобно получаем прощение от милосердого Бога. Простительный грех не разлучает христианина с Божественною благодатию, и не умерщвляет души его, как делает то смертный грех; но и простительные грехи пагубны, когда не раскаиваемся в них, а только умножаем бремя их. По сравнению, сделанному святыми Отцами, одинаково может потопить человека и навязанный на шею тяжелый камень и навязаный мешок с песком: так одинаково влекут в адскую пропасть и смертный грех и накопленное множество малых, простительных грехов. Что, например, сделал особенно худого евангельский богач, предававшийся ежедневно увеселениям, имея на то собственные средства? Причиною его погибели выставлена в Евангелии единственно его рассеянная жизнь, приведшая к совершенному забвению о вечной будущности и о добродетели. Рассеянность сделалась его страстью; вне ее он не понимал жизни.» Поэтому крайне опасным является предложение в статье, что «повседневность эффективнее оценивать не из «теории», где все греховно, а по совести, по тому, что беспокоит и мешает жить». Тем более, что с таким подходом в скором времени уже и смертные грехи не будут «беспокоить и мешать жить», особенно те, которые шире всего распространены-блудные грехи и детоубийство. Автор предлагает бороться с грехом при помощи…психологии, потому при этом «нет постоянного общего чувства вины». Однако и благодатной помощи Божией при этом нет, но только человеческие мудрования. Здесь видна еще одна модернистская болезнь-смешение земного и небесного, что мы видим и в «православной психологии». В данном случае даже не «православная психология», а вполне обычная наделяется способностью помогать в борьбе с грехом. Далее даже говорится, что психология якобы изобрела нечто более совершенное, чем в аскетике. Почти ту же мысль мы видим у о. Андрея Лоргуса. Однако учение Св. Отцов о борьбе с грехом не может быть «усовершенствовано» земными науками, так же, как не может быть никакого «догматического развития».

Святые Отцы оставили нам свое учение, истинность которого подтвердили своей жизнью. Будем ли мы внимать им или будем проявлять самоволие? Нам ясно показан путь-так для чего же блуждать в поисках неизвестно чего? Не будем искать «удобных» путей по воле своей, «потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь»(Мф. 7, 13-14)

ОТ АВТОРА ДНЕВНИКА: здесь первоначальный текст, отредактированный опубликован здесь-http://antimodern.wordpress.com/2011/12/12/ascetics/#more-7805

Еще один интернет-сайт, называющий себя православным, опубликовал про-розановскую статью.

http://otrok-ua.ru/sections/art/show/freid_dlja_pravoslavnykh_za_chto_ja_ljublju_rozanova.html

Как мы помним, в свое время подобное было на тогдашней «Русской Линии». И вот, теперь этим занялся сайт журнала для молодежи «Отрок.уа». К большому сожалению, эту статью написал священник, о. Андрей Ткачев.

Статья называется «Фрейд для православных». Автор говорит далее, что Розанов был «Фрейдом наоборот», «православным Фрейдом», то есть заголовок употреблен явно в одобрительном смысле. Однако Розанов является «Фрейдом для православных» только в том смысле, что его сочинения по моральному зловонию могут состязаться с макулатурами Фрейда, и в то же время они частично прикрыты как бы «благочестивыми» рассуждениями, что может обмануть православных.

Далее автор называет Розанова «самым интересным человеком России». Уже сам этот эпитет вызывает сильное недоумение, поэтому попытаемся узнать из дальнейшего текста, в чем же эта, так сказать, «интересность». И вот, далее идут такие слова: «Всяк человек мал. Мал он в качающейся люльке, и мал в некрашеном гробу. Но велик тот, кто помнит об этом и не позволяет своей фантазии буйствовать, мечтать о мнимом величии смертного человека. Велик тот, кто не бежал впереди паровоза, кто не мечтал поворачивать реки вспять или покорять холодный космос, но кто после простого, но сытного обеда обращал взор свой в красный угол, где горит перед образом лампада, и без притворства говорил: «Благодарю Тебя, Господи!»». Сама мысль вроде бы верна. Да, действительно, надо отсекать мечтательство и гордыню, а также ложную веру в «прогресс» и «безграничные возможности» безбожного человечества. Впрочем, мне непонятен некий упор на слово «сытный» применительно к обеду. Отказываясь от веры в «прогресс» и пустого мечтательства, столь же безумно жить для сытости своего чрева и мирского «комфорта». Хотя можно при этом молиться Богу, но о том, по большей части, чтобы обед был сытным и кошелек полным. Да, христиане молятся и о хлебе насущном. Но Господь говорит: «Ищите же прежде всего Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам» (Мф.6:33). Впрочем, не буду чего-либо утверждать относительно того, случайно или намеренно здесь было написано такое слово. Однако все равно сразу возникает вопрос: какое отношение ко всему этому имеет Розанов? Уже из самого факта его принадлежности к деятелям «Серебряного века» сложно сделать вывод о некой «трезвой простоте». Все там было более, чем витиевато и непросто. И «буйства фантазии» там было также предостаточно. В чем же заключается «непритворство»? Не в том ли, что он говорил и писал взаимоисключающие вещи в одно и то же время? Впрочем, древнегреческие софисты, например, это делали не из притворства, а исходя из своих взглядов. При определенных психических заболеваниях такая непоследовательность мышления также не имеет характера притворства, но отражает эту самую болезнь. Впрочем, я не задаюсь целью выяснить то, почему Розанов так писал. Хочу только сказать, что «простоты» здесь и близко нет. Что здесь можно сказать, если даже о. Александр Мень так отзывается о Розанове: «Розанов был очень непоследовательным мыслителем…Для него христианство было шагом назад по сравнению с древними религиями, иудейством древним и язычеством, потому что главное, как он считал, то, что в человеке совершается, когда в нем бушует пол. Его помешательство на половой проблеме носит просто патологический характер. Он говорил, что молится Озирису, говорил, что через Христа в мир вошло зло.»( «Отец Александр Мень отвечает на вопросы слушателей»)

Читаем далее текст о. Андрея Ткачева: «А проверяется «на вшивость» человек смертным часом. Это — важнее всего. Кто мирно умер, тот красиво жил.» Да, разумеется, крайне важно состояние души, в котором человек пребывает во время перехода в вечность. Как мы все знаем, благоразумный разбойник покаялся на кресте и вошел в рай. Однако же кто решится после этого сказать, что его деяния до покаяния были добры? Нет, разумеется. Поэтому никак нельзя согласиться с тем, что непременно «кто мирно умер, тот красиво жил.» Да, человек может быть прощен. Но его грехи не становятся после этого добродетелями и не подлежат прославлению.

Не буду судить о Розанове лично и о его вечной участи. Как сказал о. Владимир Переслегин, «его личности Бог Судья…Примирился он с Церковью или нет – знает Бог. Это не наше дело. Господь сказал: не судите.»

http://www.moral.ru/Rozanov.html

Но далее о. Владимир в той же статье пишет: «Наше дело – удаляться от дел тьмы.
В данном случае – от подлежащих анафеме творений сочинителя Розанова, а также - от толерантности к духу злобы на Христа…»

О. Андрей Ткачев вроде бы признает проблемность(очень мягко выражаясь) сочинений Розанова: «При жизни он столько всякого наболтал, столько слов выпустил в мир из-под пишущей руки. Судя по этим словам, он был с Христом в сложных отношениях» Однако продолжение совершенно неверное: «Но смерть, эта прекрасная незнакомка, расставляющая точки над «і», проявила в нём Христова угодника.» Об этом уже я написал чуть выше и повторяться не буду. Только скажу, что мне кажется странным выражение «прекрасная незнакомка» в отношении смерти. Если вспомнить, например, «Мытарства блаженной Феодоры», а именно то, в каком виде там являлась смерть, как-то не захочется такие эпитеты употреблять.

Идем далее: «Его критиковали, а он плевать хотел. Знай себе писал, что думал, вплоть до мнений противоположных. «Мысли всякие бывают», — говорил он после.Что он вообще сказал? Ой, много.» Ну так и чего здесь хорошего? Если каждый начнет говорить вслух, а тем более записывать и издавать все  мысли, которые ему в голову взбредут, то что это будет? За каждое праздное слово мы дадим ответ Господу, тем паче за гнилое и богохульное. Что хорошего в том, чтобы сегодня говорить одно, а завтра другое или, тем более, говорить взаимоисключающие вещи одновременно? Можно ли верить словам такого человека?

Прохожу еще несколько абзацев и сталкиваюсь со следующим: «Розанов много говорил и писал о сексе. То, что читалось тогда как вызов, как дерзость и эпатаж, сегодня читается как лекарство.» Такие утверждения шокируют. Христианская нравственность неизменна. Что было грехом 100, 200, 1000 лет назад, остается грехом и сейчас, хотя греха в нашей жизни и стало гораздо больше. Допустим, человек получил огнестрельное ранение от современного оружия. Исцелится ли он, если выстрелит в себя из какого-нибудь реконструированного пистолета времен Наполеона? Здесь нам предлагается нечто подобное, только в плане морали. Впрочем, не исключаю, что розановские макулатуры не так сильно отстали от «современности» в плане непотребства. Проверять нет никакого желания. Действительно, «невозможно сделать вид, что нас это не касается». Поэтому надо всячески избегать этой блевотины, а не ковыряться в ней. Св. Отцы уже все сказали, как бороться с этой нечистотой, какие ухищрения враг прилагает, чтобы ввергнуть нас в геенну. Гнушение мерзостью-вот что должно быть у нас, а не тайное услаждение под видом «изучения».

Те, кому мерзко уподобляться навозному жуку и погружаться с головой в выгребную яму сочинений Розанова, в статье сравниваются с «ханжами» и «скопцами». «Ханжество»-обычное слово, употребляемое миром сим к тем, кто им гнушается. Так что ничего удивительного в этом нет. «Скопцы»-это, надо понимать, те, кто гнушается браком. Однако христиане гнушаются не брака, а блуда. И еще не говорят публично о том, что публично обсуждать недопустимо. Если сейчас пишут еще более развратно, то надо видеть, каковы этапы возрастания этого разврата. А сочинения Розанова этому также послужили, там все это было совсем не в качестве «противодействия», и поэтому странно говорить, что они сейчас были бы «лекарством». Реанимация ханаанских мерзостей дает свои результаты.

Автор статьи сам говорит: «Я тоже морщу нос, психую, машу руками, натыкаясь на некоторые пассажи. Но потом возвращаюсь к его строчкам и вижу: частности не слишком важны. В целом — молодец.» Богохульство, язычество-«не слишком важно»? Разврат-«не слишком важно»? Нет, эту тошнотворную и ядовитую смесь мы поглощать не будем!

Доходим до следующего утверждения: «Достоевский — это Ницше наоборот, «православный Ницше». Розанов — это Фрейд наоборот, «православный Фрейд». Но не только. Он — певец семьи и маленького счастья, которое есть единственное счастье, а потому — единственно великое.»

Увы, и Достоевский, скажем так, не совсем «наоборот», а уж Розанов и вовсе не «наоборот». Насчет «семьи и маленького счастья» можно вспомнить про Озириса и ханаанских бесов, похвалы которым есть у Розанова. «Священная» проституция и оргии, принесение своих детей в жертву поганым истуканам-вот что такое поклонение Молоху, Астарте и Ваалу. Вот такое «маленькое счастье». Вот такой «простой быт». И само «маленькое счастье» может стать таким Молохом, если его обожествить. Это «маленькое счастье» палачей из концлагерей, наслаждающихся «простым бытом» после дня убийств.

И смеяться тут действительно не над чем. Копошащиеся в трупе черви смеха не вызывают.

Предпоследний отрывок я как-то постеснялся бы цитировать. Только скажу, что да, от пакостей плоти мы(говорю «мы» в широком смысле, каждый сам знает свои грехи) не свободны. Но из этого не следует, что сие надо признать нормой и радостно об этом провозгласить, изливая свой гной на других.

Его деятельность  напоминает не Робин Гуда, а вполне современного постмодерниста и релятивиста. Неужели не было людей в России, жизнь и деятельность которых можно поставить в пример? Были и есть люди, жизнь и писания которых наполняют души благоуханием, а не зловонием и дают твердые ориентиры. Сколько святых мучеников воссияло в нашей земле в ХХ веке! Так будем же видеть пример для себя в их житиях и премудрость в их словах, и вообще в житиях и писаниях всех Святых, от века Богу благоугодивших, а не искать несуществующую премудрость в зловонной жиже сочинений Розанова!

ОТ АВТОРА ДНЕВНИКА: это мой первоначальный текст, отредактированный находится здесь-

http://antimodern.wordpress.com/2011/11/08/rozanoff/#more-6970

Роман Торчагин

Недоумения по поводу воззрений о. Андрея Лоргуса.

Помнится, в одной из статей на сайте «Антимодернизм.ру» о. Владимир Переслегин указал на существование в современном мире «болезни смешения Божественного и земного».

http://antimodern.wordpress.com/2010/05/18/gnosis/

Он справедливо говорил о том, что «не надо трогать и употреблять Святыню – слово Православие – в связи со специфически земными сторонами жизни». В том числе о. Владимир говорил и о «православной психологии». Хотелось бы подробнее остановится на этой вещи. Здесь я не буду анализировать воззрения всех представителей этого странного направления, но остановлюсь только на взглядах о. Андрея Лоргуса, одного из основоположников «православной психологии».

Итак, каковы же задачи «православной психологии» в понимании о. Андрея Лоргуса?

Он говорит: "Церкви приходится проповедовать и работать среди нехристианского мира, среди людей, которые еще только идут к Церкви. А человеку неподготовленному аскезу как способ жизни предложить невозможно, для этого надо дорасти, созреть."(С о. Андреем Лоргусом беседовала Ю. Данилова.)

http://www.nsad.ru/index.php?issue=9&section=&article=70&print=1

 Тогда что это- как бы "облегченный вариант" аскетики? Или ее дублирование под другим именем? Мне это не понятно. Тем более, что в другом месте того же интервью о. Андрей говорит: «Так что, конечно, аскеза могла бы обойтись без психологии - для уже сформировавшихся христианских личностей, но большинство людей таковыми не являются. Поэтому знания и способы практической христианской психологии очень востребованы.»

Следующая задача-оказание помощи психически больным христианам. Из того же интервью: «А в случае психического заболевания? Ведь заболевают на только неверующие люди, заболевают и христиане. А для людей психически слабых, для детей, подростков?» Однако здесь происходит смешение понятий о психологии и психиатрии. Душевные заболевания лечит именно последняя. На психиатров учат в медицинских ВУЗах, на психологов-в совершенно иных учебных заведениях. Так что вопрос опять повисает в воздухе.

Еще одна задача(из того же интервью): «В традиционной культуре роль психолога выполняли бабушки, дедушки, дядюшки, тетушки(…)Вглядитесь - каково количество одиноких людей?! А ведь одинокие люди - это потенциальные клиенты психотерапии, потому что человек не предназначен Господом жить в одиночку.»

То есть, по сути, "православному психологии" уготовляется роль некого "костыля" и заменителя душевного общения при отсутствии такового в быту. Проблема такая есть. Однако зачем для этого иметь образование психолога, если с этим с успехом может справиться бабушка или тётушка?

Некоторые «задачи» с первого взгляда вызывают недоумение: «Бывает, что у священника нет сил и времени объяснить человеку, что тот сам себе лжет. Он приходит на исповедь и говорит то, что не соответствует правде. А я вижу, что он сам себя обманывает. И, стало быть, лжет и Богу. Я хотел бы, чтобы ему психолог помог себя понять, найти свою правду, увидеть, кто он есть на самом деле. Потому что на исповеди очень часто люди уклоняются от правды. Уклоняются не потому, что они хотят обмануть, а потому, что они не обладают нужным механизмом самоанализа».

То есть труд пастыря перекладывается на психолога. Однако пастыри прошлых веков не прибегали к помощи каких-нибудь «психологов» того времени, даже в лице упоминавшихся выше «бабушек и тетушек». Не его ли это прямая задача-приводить человека к покаянию? Мне кажутся странными слова о том, что люди на исповеди лгут потому, что «не обладают механизмом самоанализа». Чтобы знать заповеди Божии и виды их нарушений, не надо быть семи пядей во лбу. Надо лишь знать учение церковное хотя бы на уровне Катехизиса. Если человек настолько страдает слабоумием, что не может  осознавать значение своих действий, то он невменяем. Вряд ли этих людей имел в виду о. Андрей. Если же человек не хочет каяться и придумывает отговорки, то насильно его никто не заставит.

Похоже, зыбкость и неопределенность задач «православной психологии» понимает и сам о. Андрей: «Возникает вопрос: где проходит черта, разделяющая представления о двух служениях? В чем их самобытность и необходимость для современной церковной жизни? Кто может сказать: “Вот эта линия! Здесь, пожалуйста, работайте психологи, а здесь – место пастыря”. Для меня этот вопрос остается безответным пока.»

http://dusha-orthodox.ru/biblioteka/lorgus-a.-svyasch.-psihologicheskaya-praktika-i-pastyirskoe-sluzhenie.html

Резюмирую: получается, что нет никакой нужды в "православном психологе" как таковом, т.к. он по сути дублирует задачи духовника(или другого собеседника на духовные вопросы), психиатра или просто душевного собеседника.

Конечно, "православный психолог" может принести и определенную пользу в духовном плане, но просто как православный человек. Но для этого нет смысла становиться психологом. Чтобы вести благочестивые беседы на духовные темы, достаточно быть православным верующим, знающим хотя бы основы веры. А здесь для этого предполагается выделение "православного психолога"

Может "православный психолог" принести пользу и тем, что просто по-человечески выслушает и утешит кого-то. Опять-таки, для этого не требуется специального образования. И еще. Заподозрить душевную болезнь и рекомендовать сходить к психиатру сможет и "неправославный" психолог.

Все это говорилось о практической стороне. Но есть у меня также и опасения насчет «теоретических обоснований.»

Для обоснования «православной психологии» берутся зачастую модернистские писания, появляются высказывания о возможности каких-то «открытий» в аскетической области. Слова о. Андрея Лоргуса: «Современная психология, вся целиком, во всем видимом многообразии и многоцветии, вырвалась гораздо далее, в понимании внутренних механизмом психики и личности, чем богословское  понимание личности. Нужно было дождаться учения В.Н. Лосского, Х. Янараса, вл. Каллиста (Уэра), чтобы осмыслить путь, пройденный психологией в ХХ веке. Да, психология забежала вперед, как когда- то астрономия, в лице Джордано Бруно и Галлилео Галилея.»[Выделено мной-Р.Т.]

http://fapsyrou.ru/publications/lorgus/hristianstvo_i_psihologicheskie_707/

Его слова оттуда же: «Действительно, учение о молитве (например) разработано в православии так глубоко и достоверно, что едва ли кто будет искать иного, однако оно чаще всего касается высот духа. Начальная же практика удержания внимания, смысла внутренней речи, условий внутренней тишины, значения смысла и работы сознания  в молитве – святоотеческие тексты практически не касались.(...)Однако, самые глубины человеческой психики, в которых скрываются обиды, раздражение, зависть, гнев – в аскетике не поднимались.»

В первой цитате, по сути, говорится о возможности каких-то «открытий» в аскетике и о том, что психология якобы как-то «дополнила» или «исправила» аскетику, а поняли это только авторы модернистских концепций. Уже не говорю о примере с Джордано Бруно, который никакого вклада в науку не сделал и был казнен латинянами за откровенно еретические взгляды. Во второй цитате также говорится о том, что психология может что-то дополнить в аскетике.

Также в некоторых цитатах виден «антиюридизм»: «Прежде всего, самый широко распространенный иудео-ветхозаветный образ Божий как образ праведного судии, который справедлив в своем суде, то есть, безусловно, карает грешника и награждает праведника. Именно такое отношение чаще всего встречается среди верующих, но не глубоко знающих православное богословие и православное вероучение».

http://www.zenko.orthodoxy.ru/libr/Lorgus/formirovanie.html 

С учетом всего этого возникают опасения, что «православная психология» станет вывеской для различных модернистских идей, которые будут выдаваться за «научные открытия» и таким способом выводиться из-под богословской догматической оценки, будет происходить вторжение в область пастырского душепопечения, перекладывание пастырских обязанностей на психологов.

Я воздержусь от того, чтобы обвинять о. Андрея в сознательном построении модернистской системы Думаю, что он этим занимается для того, чтобы найти применение своему светскому образованию, чтобы принести Церкви какую-то пользу при помощи этого. Вот только делать это надо, на мой взгляд, как-то по-другому.

Скажу несколько слов и о том, как, на мой взгляд, психолог или психиатр православного вероисповедания должен вести себя по отношению к своей профессии.

Хорошо, если психолог или психиатр-человек православный: он не будет по-фрейдистки пытаться объяснить духовную жизнь, не будет трактовать веру больного человека как "бред"(если, разумеется, это действительно православная вера, а не его личный бред на религиозную тему). Также, если психиатр принадлежит к Православной Церкви, то он должен постараться уяснить для себя, где болезнь от естества, а где одержимость бесовская и не переходить пределы своих полномочий. (Неверующие психиатры, естественно, не признают одержимости бесами.) Но даже с учетом всего этого психиатрия(или психология) и религия не могут как бы смешаться в нечто среднее, т.к. лекарствами не исцелишь от греха и душу не спасешь, а религия не занимается измерением уровня интеллекта или памяти и прочими вещами, ей не свойственными. Православная вера и знания по психологии/психиатрии должны сосуществовать в человеке этой профессии, не противореча друг другу, но и не смешиваясь в нечто аморфное и неопределенное.

Хотелось бы в заключение снова привести слова о. Владимира Переслегина из его комментариев после его же вышеупомянутой статьи: «Если психология не лженаука, то она не может спорить с Православием ни в чем, так как знает свое место. Восстает мифология. Ее должны отбрасывать психологи, если они только есть. А не творить новые мифы, приводящие к потере страха Божия и веры.(…) Неужели это так трудно… что в противовес этому пошлому гнозису, этому низкому материализму, претендующему на большее чем он есть, науке, чтобы остаться самой собою, недостаточно просто быть честной и не делать необоснованных выводов?
Почему чтобы просто не быть вшивой, голове надо называться: православная?(…) Ведь отсутствие вшей – отнюдь не святость. А Православие – Свято!»

Конечно, в наши дни само открытое отсечение этой мифологии будет мужественным поступком, это будет «против течения». Однако этого не достаточно для того, чтобы называть психологию или психиатрию «православной».

 Это мой первоначальный текст. Незначительно измененная статья находится здесь- http://antimodern.wordpress.com/2011/09/12/psychology/

  http://legitimist.ru/sight/abroad/2011/aprel/beatifikacziya-ioanna-pavla-ii.html

Определение Архиерейского Собора Русской Православной Церкви Заграницей от 17/30 октября 1935 г. о новом учении протоиерея Сергия Булгакова о Софии — Премудрости Божией

17/30 октября 1935 года слушали: доклад, выделенной из состава Собора, Комиссии для рассмотрения нового учения протоиерея Сергия Булгакова о Софии-Премудрости Божией, следующего содержания:

Учение протоиерея Булгакова о Софии-Премудрости Божией, изложенное в его сочинениях: «Свет Невечерний», «Купина Неопалимая», «Агнец Божий», «Купина Неопалимая», «Агнец Божий», «Ипостась и ипостасность», «Друг Жениха», не имеет достаточного обоснования для себя ни в слове Божием, ни в творениях Св. Отцов Церкви. Все попытки протоиерея Булгакова опереть свое софийное учение на свидетельствах Божественного Откровения и святоотеческого учения представляются совершенно несостоятельными. В замен такого обоснования на признанных Св. Церковью авторитетах, автору пришлось искать их в философии язычника Платона [Свет Невечерний, С. 212-214, 216, 219-221] и в каббалистическом учении [Свет Невечерний, С. 216, прим. 1]. Но в еще большей мере черпает он мысли в давно осужденном Церковью гностицизме, и в особенности в учении гностиков-валентиниан. Таково его учение о двух премудростях [Ипостась и ипостасность, С. 360; Свет Невечерний, С. 212. 214; Купина Неопалимая. С. 253], об образе Божием [Свет Невечерний, С. 216], о Софии, как сущности творения [Свет Невечерний, С. 219, 214, 216, 222, 262, 213-215; сравн. Ипостась и ипостасность. С. 363-364; Купина Неопалимая, С. 281-282], и как о творце мира и посредствующем существе между Богом и миром [Свет Невечерний, С. 239, 215; сравн. Купина Неопалимая, С. 190, 239. 252]. То же самое видим мы в одних и тех же наименованиях этого посредствующего существа Софией и Землей о. Булгаковым с одной стороны, и гностиками-валентинианами с другой [Свет Невечерний, С. 339-340; Ипостась и ипостасность, С. 363-364].

Таким образом, не учение Церкви является основой учения о. Булгакова о Софии, а гностическая мысль о посредстве, без которого, будто бы, Бог не может иметь соприкосновения с тварным миром. Соответственно этому протоиерей Булгаков ставит вопрос: Возможно ли прямое, непосредственное отношение Бога к миру, Творца к твари, Абсолютного к относительному? Есть ли и может ли быть некоторое посредство между Богом и миром (metaxi), потребность в котором не устраняется и при триипостасности Божества?… Здесь,- продолжает он,- и возникает вопрос о Премудрости, как предвечном основании мира в Боге, как предвечном мире, тварным образом которого, проекцией во времени, является мир сотворенный [Купина Неопалимая, С. 268-269]. Обычное мнение,— говорит о. Булгаков,— таково, что между Богом и тварью не может быть никакого посредства: tertium non datur. Но в действительности между Богом и тварью есть это посредство — tertium datur, и это tertium есть София, Сущая Премудрость Божия, вечная и тварная [Агнец Божий, С. 249]. Эта гностическая мысль о посредстве, как исходная, встречается в учении Булгакова о творении [Купина Неопалимая, С. 263-264, 269; Свет Невечерний, С. 215,240,239], о воплощении [Агнец Божий, С. 222,249] и о вознесении [Агнец Божий, С. 422,424,425] Спасителя. Ею проникнуты все софийные определения и все его учение о Софии-Премудрости Божией и, прежде всего, эта ложная мысль — гностическая основа учения о. Булгакова — является причиной великого множества противоречий, присущих его учению о Софии. Так, заявляя в одном из своих сочинений, что Божественная София есть не ипостась, а ипостасность [Ипостась и ипостасность, С. 369], он в другом утверждает совсем другое, говоря, что София есть ипостась и даже четвертая ипостась [Свет Невечерний, С. 212-213]. В своем очерке «Ипостась и ипостасность» он говорит, что Премудрость Божию надо строго отличать от сущности Божией или природы usia или fisis [Ипостась и ипостасность, С. 360]. А в книге «Агнец Божий» София и усия (сущность Божия или Божественная природа) им отожествляются [Агнец Божий, С. 125]. Далее, в книге «Свет Невечерний» мы читаем у него свидетельство о том, что София не есть тварь [Свет Невечерний, С. 212,214], но тут же говорится и о том, что она есть создание и дщерь Божия [Там же, С. 218]. Подобным образом в том же «Невечернем Свете» им высказывается положение, что София не имеет собственной мощи, но получает ее от Бога [Там же, С. 218], тогда как на следующей же странице, а также и в других его сочинениях та же София определяется им как творческое или миротворческое начало [Свет Невечерний. С. 219, 239-40; Купина Неопалимая, С. 190, 239, 252]. То же противоречие усматривается и в тех его определениях, где он то утверждает, что София — не Бог [Свет Невечерний, С. 212,214], то усвояет ей такие наименования, которые приложимы только к одному Богу, не останавливаясь и перед тем, чтобы назвать ее «богиней» [Там же, С. 213]. Не мало таких же противоречий находим мы у него и в раскрытии учения о Софии, как усии, и о воплощении [Агнец Божий, С. 457-484].

То же отступление от учения Православной Церкви усматриваем мы в заблуждениях о. Булгакова, если станем рассматривать их с идейной стороны, при чем причиной их является все та же ложная гностическая основа его софийного учения. С этой точки зрения вообще все его учение о Софии нельзя не признать проведением обновленного дуализма, ибо в этом учении им, на ряду с нашим церковным учением о Св. Троице, предлагается в лице Софии учение о некоем другом Боге [Свет Невечерний, С. 203, 210, 212-216, 218, 219, прим. 1, 221-225. ?39-240, 262; Ипостась и ипостасность, С. 358, 360, 363-365,368-369; Купина Неопалимая, С. 190, 239, 246,429]. В то же время, стремление его раскрыть и обосновать в той же Софии объемлющее все сущее, всеединство при наименовании ее старым термином «душа мира» [Свет Невечерний, 221-225; Ипостась и ипостасность, С. 368-369], обнаруживает в нем и столь же неправославное пантеистическое миросозерцание.

В учении о сотворении мира, введением содействия гностического посредства, искажается у о. Булгакова православное учение о творении вплоть до отвержения его. Ибо Св. Церковь учит, что Бог сотворил мир чрез Ипостасное Слово Свое и через Святого Духа, не мысля и безусловно не допуская здесь никаких посредников и содействий (каковые, как служебные силы, допускаются уже в путях промышления Божия о сотворенном мире — Евр. 1:7, 14), а о. Булгаков заявляет: В начале, т.е. в Софии, через Софию, на основании Софии, софийно сотворил Бог небо и землю [Свет Невечерний, С. 203, 239]. Этими словами, вводя при создании мира такое гностическое посредство, он заслоняет им Божественное посредство Сына и Духа, не оставляя места для деятельности Того и Другого. Поэтому означенное его учение мы должны признать еретическим, как возрождение древнего гностицизма, примыкающим и к арианской ереси и по всему этому подпадающим под осуждение Св. Церкви на II-м, а затем и на VI-м Вселенских Соборах вместе с другими еретическими лжеучениями [1-го прав. Трулльскаго Собора]. Читать далее

 http://antimodern.wordpress.com/2011/04/11/sophiology/#more-4849