Сергей Григорьев

День победы стали праздновать, наверное, только через лет 20 после войны. Для нас, детей послевоенных лет, война-победа жила в окружающих нас людях, в безруких-безногих инвалидах на улицах, в отцах. Слов «участники войны» и «ветераны войны» тогда в обиходе не было. Были фронтовики. А кто они, фронтовики? Да вот они, во дворе сидят. Но почему-то, они, те самые настоящие участники войны, очень не любили рассказывать о ней. А нас, мальчишек, как раз героические подробности и интересовали в первую очередь. Но наши отцы-фронтовики ничего героического не рассказывали, а если и рассказывали что, то так, неинтересное всё какое-то. А что же кино про войну, неправда? Там– герои, и фашистов бьют и победу добывают. И впечатление такое складывалось, что немцев победили не эти бывшие обычные солдаты, что во дворе сидят, а какие-то легендарные люди, которых нигде встретить невозможно, их только в кино показывают.

Даже обидно было, что окружающие нас фронтовики ничего о такой героической войне, о победе, не вспоминали. Отец одного моего друга демобилизовался сразу после войны, как сейчас я понимаю, ещё совсем молодым человеком. На фотографии в их комнате он был снят в военной форме пехотного капитана с боевыми орденами, конечно. Помнится, его, уж не знаю, почему, как-то особенно уважали даже другие фронтовики, соседи по двору. Хотя на наши расспросы он всегда отвечал, что был начальником химзащиты полка и всё. Но чувствовали даже мы по особенному, что ли, уважению взрослых, что всё не так просто, что он много навоевал, да и награды об этом говорили. И вот в какой-то праздник после обеда, когда он выпил пару рюмок и немного расслабился, мы стали приставать к нему, чтобы рассказал что-нибудь о войне. Мне очень запомнился его ответ, возможно потому, что этот, всегда строгий и необщительный человек, ответил нам с явной душевной болью, страдальчески: «Я пятнадцать лет из всех сил стараюсь забыть эту проклятую войну, а вы мне – вспоминай! Не хочу я её вспоминать, ничего в войне хорошего нет».

Вот тут и расходятся реальная война и киношная, правда и пропаганда.

И 9 мая, думаю, поэтому не праздновали лет двадцать. Больше было ненависти к войне, чем радости от победы. И фронтовиков, и у тех, кто в тылу оставался. Пока в душе война была, пока раны душевные не затянулись новой жизнью, новыми заботами, новыми переживаниями. Поэтому и 9 мая тогда не называли Днём победы, а поминали, как день окончания войны. Вроде об одном и том же речь, о победе, а слова – разные, и понятия не совсем одинаковые. День окончания постоянного страха быть убиту, постоянного страха получить похоронку. Вот ты живёшь, о будущем мечтаешь, а по почте тебе уже идёт страшное извещение – твой муж, сын, брат, отец – убиты. И вот всему этому страху – конец. Конец войне, победа! Теперь все вернутся домой, к жизни.

Наверное, все замечали, как разнятся праздники настоящие, от сердца, и праздники придуманные, пропагандистские, которые попраздновали в выходной день – и забыли. Не исключено, что и сейчас так будет – пропагандистам новые задачи поставят, а они подготовят новые шествия и концерты и слова соответствующие.

Не случайно, Церковь не празднует побед даже и православного оружия, но свято чтит память чудесной помощи Божьей и поминает всех за Родину жизнь отдавших. Александр I, победитель Наполеона, велел на медали в честь победы начертать слова из 113-го псалма: «Не нам, не нам, но имени твоему». А разгром воинства Мамая наша Церковь помнит, молясь за всех погибших на Куликовском поле в Дмитриевскую родительскую субботу.

http://rusk.ru/st.php?idar=41489