День за днём
Мы не зная сказки живём.
День за днём
Мы свои мечты предаём
День за днём
Мы отвагу из сердца ждём,
День за днём, день за днём, день за днём.
Не хочу ничего понимать,
А хочу лишь только мечтать,
Что моя судьба где-то там,
Где рассветы входят к богам,
Где закаты сжигают лес,
Где моря все полны чудес,
А по небу летает дракон,
И пегасы вторгаются в сон.
А хочу лишь только мечтать,
Что мне будет, кого спасать.
И что кто-то спасёт меня,
От ветров всех и от огня.
А хочу лишь только мечтать,
Что смогу без крыльев летать.
Что никто не кринет мне «Стой!»,
Когда буду шагать в прибой.
Но всё это – жизнь не моя,
Здесь мой дом, здесь мои друзья.
Это больно осознавать,
Остаётся лишь только мечтать.
И в мечтах – вот так и живём,
День за днём, день за днём, день за днём…

Стоял во тьме, как ангел падший,
Как тень от золота веков,
В своей же серости увядший,
Великий Город Колдунов.
И собрались в нём все поверья,
И воины всех нечистых сил,
В тени сложил тот ангел перья,
Кто этот город возводил.
Но в древних сказках обозначен
Великий Город Колдунов,
Не тот, что серостью охвачен,
А тот, что Светом был веков.
Он был убежищем гонимых,
Он был пристанищем волхвов.
Он не имел ни просто мнимых,
Ни существующих врагов.
Пусть черти ныне веселятся,
И мрак, что город сей вобрал.
Но должен с вечностью расстаться
Великий Город! Чем ты стал!..

Я ненавижу свет
Однообразных звезд.
Здравствуй, мой давний бред, —
Башни стрельчатый рост!

Кружевом, камень, будь
И паутиной стань,
Неба пустую грудь
Тонкой иглою рань!

Будет и мой черед —
Чую размах крыла.
Так — но куда уйдет
Мысли живой стрела?

Или свой путь и срок
Я, исчерпав, вернусь:
Там — я любить не мог,
Здесь — я любить боюсь…

Его глаза черны, как ночь.
И волосы его, как смоль,
Он бел, как полотно точь-в-точь.
Он - Дракула. Вампиров всех король.

Он, крылья тихо распустив,
Свою любимую найдет,
И на руки ее возьмет,
Продолжив с нею свой полет.

О, подари свою любовь!
Она так ждет тебя, поверь!
Она свою подарит кровь,
Тебе, о мой Прекрасный зверь!

Но кто же он? Он жив сейчас.
Волшебной ночи черный страж.
Сейчас живет он среди нас.
И он - не сказка, не мираж.

Они войдут в его дворец,
И будут вместе навсегда.
Печали их прийдет конец.
Кто он? Когда прийдет? Когда?

Его фигура одинока
И крылья сложены пока.
Застыл в тоске... Дитя порока.
Тоска вампира глубока.

Но ждет она. Она желает,
Чтоб он пришел хоть в сон ее.
Он крылья тихо раскрывает.
Вот-вот за нею он прийдет.

В огромном мире необъятном,
Там, где всегда она жила,
Не будет признан Носферату.
Не отразится в зеркалах.

Он, не-умерший, не-рожденный.
Он - Носферату, он - вампир.
В постель ее, желанья полный,
Войдет, покинув тайный мир.

Сольются губы в страсти томной.
Тела сплетутся, мир забыв.
Он, не-умерший, не-рожденный,
Из гроба вышел к ней, ожив.

Он, обнажив любимой шею,
Вонзит свои клыки в нее.
И, сделав кровь ее своею,
Услышит - кровь ее поет.

И вот уже не плоть людская
Соединяет их любовь.
Их кровь ее соединяет,
Их алая сближает кровь.

Она и Он в волшебном мире...
Он существует, Он живет.
Никто не знает о Вампире.
Он, Носферату, крови ждет...

Мы с тобою разные, мой друг,
Но движимы мы единой целью,
Может, влюбишься в меня, ты вдруг,
Ну, а я, наверно, не сумею.

Крылья черные судьбою нам даны,
Мы летим на них, чуть-чуть не смело,
Мы с тобою здесь, совсем одни
Продолжать должны не наше дело.

Кладбища, дороги, провода,
То леса, то реки, все едино
Мы летим с тобой, вперед, туда
Вместе, где должны мы быть отныне.

Там нас ждет покой и лунный свет,
Кровь, гробы и замок одинокий,
Там найдем мы на вопрос ответ,
Где же вечности конец далекий.

Я тебе отвечу, как себе,
Что назад дорога нам закрыта
В красной крови, будто бы в вине,
Сердце наше грешное разбито.

Мы не люди, мы сильнее их
Мы охотники за новой чистой кровью,
Оставляем след зубов своих
Сокрушая черною любовью.

И выходили они днем из домов своих с кольями и крестами и хотели поймать они Познавшего Кровь. И блуждали они в неведении, ибо не знали, что среди них есть те, кто служит Познавшему и рабы Познавшего прятались среди суетных обывателей и сбивали их с толку и неправильно указывали дорогу, и когда наступала ночь, не успевали они спрятаться под крыши домов своих и слышали посреди леса смех Познавшего Кровь, и приходил ОН, и рабы его поклонялись ему и смеялся он и сходили с ума люди, а последнему, сохранившему разум велел познавший привести самую красивую девушку деревни, ибо велика была их вина перед познавшим, так как хотели они найти его дневное убежище, иначе, пригрозил Познавший, он придет ночью в деревню и шаги его будут шагами самого Ужаса, касания его будут касаниями Вечности, а глаза его будут глазами Древних, кто спит, там где им раньше приносили жертвы. Евангелие от Ламии (гл. 3 ст. 3:9). Однажды, идя ночью по горной тропе, Познавший Кровь, встретил воина, закованного в доспехи с крестом на груди, увидав Познавшего, воин выхватил меч и приготовился драться. «Кто ты?» спросил Познавший Кровь и холод его слов заставил человека съежиться. «Я из тех, кто убивает твоих детей, о проклятое создание!- воскликнул воин и замахнулся мечом. Но сталь лишь скользнула мимо Познавшего». Чем тебе не угодили мои создания?" - спросил Познавший, они никому не принесли зла. «Не принесли Зла!!» воскликнул воин - "давай спустимся в деревню, что лежит у подножья этих гор и ты увидишь, что творят те, кому ты дал власть над кровью." И спустились они в деревню и прошли по ее улицам. Кровь покрывала землю и стены домов, обглоданные кости валялись под ногами, вспухшие искалеченные трупы с вырванными кишками, лица, застывшие в немом ужасе, высосанные до последней капли крови младенцы. «Вот, что творят твои дети!» вскричал рыцарь - "и только такие как я хоть как-то можем остановить этот кошмар. «Но я не вижу ничего предосудительного», - пожал плечами Познавший Кровь, они всего лишь идут по пути Познания. «Но это ужасно, то, что они сотворили!» - сказал воин, - они порождения Ада! «Ад и Рай в твоей душе,»-покачал головой Познавший Кровь, - ты можешь смотреть на мир сквозь призму Рая или сквозь призму Ада. Смотри же сквозь призму Рая" И Познавший Кровь распял его на стене дома и вспорол живот и вытащил оттуда кишки рыцаря и бросил их на землю и переломал он ему хребет и руки и ноги, а рыцарь, смотрящий на все это сквозь райские кущи лишь улыбался блаженству, что испытывал впервые в жизни. «Видишь»,-сказал Познавший, ты смотрел сквозь Рай, а теперь смотри сквозь Ад! И сотворил Познавший волшбу и зажили раны рыцаря и сросся хребет, и затянулась рана в брюхе, и зажили все прочие раны, и ушел Познавший. Но не было конца кошмарным мукам рыцаря, ибо видел он все через Ад, и хоть был здоров, катался он в муках по земле, не находя успокоения боли, которой нет названия. И долго искал он Познавшего Кровь и нашел его, и попросил сделать его последним рабом, только бы не испытывать мук. «Ты говорил об Аде», - молвил Познавший, -"не зная его - Ад и Рай в твоей душе" И снова Познавший заставил рыцаря видеть через Рай, и возрадовался тот, и спустился из гор в ближайшую деревушку, проповедовать людям, приобретенное знание, и лилась кровь и вспарывались животы и ломались кости, ибо такова была проповедь рыцаря, некогда давшего клятву бороться с порождениями Ада. Евангелие от Ламии (гл. 6 ст. 7:3). И выбрали они самую прекрасную девушку деревни и оставили ее там, где Он сказал, и когда ночь спустилась над миром и волки пели Песнь Охоты, пришел Познавший Кровь, и снял он с нее одежды и овладел ее девственным телом и пил Он ее кровь и рвал острыми, как бритвы ногтями ее белоснежную кожу, острыми клыками жевал ее еще бьющееся сердце, и крики ее разносились над тем местом где когда то поклонялись Древнему Ужасу и услышал спящий глубоко под землей Зверь крики и почувствовал просочившуюся сквозь землю кровь девушки лишенной девственности страшным и древним обрядом, и проснулся Зверь и поднялся, вздыбив землю под свет Ночного Солнца. И оторвался Познавший Кровь от окровавленного куска мяса, бывшего, когда то самой прекрасной девушкой этой местности и пошел навстречу Древнему Зверю, и улыбался он, и от этой улыбки вяли листья и цветы, и неведомые бездны смотрели из его глаз. И сразился он со Зверем и разразилась в ту ночь страшная гроза, и поднялся ветер, перешедший потом в смерч, что выламывал деревья с корнем и в центре этого вихря бился Познавший Кровь с Древним Зверем, и повалил он Зверя, и стал пить его кровь, насыщаясь неведомой мощью. Отгремела гроза, наступил день, и ушел Познавший Кровь, став еще могущественней, а истерзанный труп девушки получил новую жизнь, так как в нем было семя, Познавшего Кровь, и превратилась она в кошмарную тварь, что еще долго пила кровь окрестных людей. Евангелие от Ламии (гл. 6 ст. 7:4).

И однажды обратил свой взор Познавший Кровь на людей, что воевали. И пришел он в одну из армий, что терпела поражение и прошел прямо в шатер военачальника и никто не посмел его остановить. Долго смотрел Познавший на обрюзгшее лицо того, кто когда то правил миром и думал, что особенного в этой голове, подчинившей себе столько голов. И к утру отвратил он свой взгляд от головы полководца, что лежала на столе и вышел он к воинам и сказал "Я буду вашим правителем, я приведу вас к победе" И повел он свою малочисленную армию на несметное войско и шел впереди, Познавший Кровь и демоны Бездны смеялись вместе с ним. И прошел он сквозь вражеское войско как нож сквозь масло, и разрывал он воинов голыми руками, и рвал их клыками и пил их кровь, что ручьями текла в этот день. И его воины воодушевившись, пошли за познавшим и рассеяли вражеское войско, и многие по его примеру пили кровь и ели сырое свежее человеческое мясо и с удивлением поняли они, что это придало им сил, и восславили они Познавшего, а он смеялся смехом безумца, который познал суть разума. И повел он их дальше, и брали они штурмом города, и реки крови текли по улицам, где воины Познавшего Кровь утоляли свой голод. И создал он Великую Империю и страх раньше его армий покорял чужие страны. И вот однажды пировал Познавший Кровь в своем тронном зале, когда к нему пришел какой-то старик. Седой старец с безумным взором долго смотрел, как Познавший перегрызает горло юной красавице, как жадно пьет кровь и как отбрасывает ее прочь, насытившись, своим рабам. «Почему твои слуги совокупляются с мертвой девушкой?» спросил, содрогнувшись старик. «Таким образом, - ответил Познавший, - они совокупляются с Вечностью». «Я видел много таких обрядов на улицах города, и этот не самый ужасный, зачем ты сделал это, о, Проклятый? Зачем создал Империю Зла, где люди превратились в демонов. Я видел, как родители пьют кровь своих детей, как дети едят своих братьев и сестер. Неужели ты думаешь, что так они познают Кровь?» «Нет... ответил Познавший,- я просто показал им как можно жить другим способом, ваш мир не менее жесток, но свою жестокость вы прячете внутри. У всех этих людей внутри Зверь, сейчас он просто вышел наружу, кто ты старик, что не боишься задавать мне такие вопросы? » Я пророк, посланец Богов, что ужаснулись твоим деяниям. «Нет!- расхохотался Познавший Кровь, — ты не пророк, ты один из этих Богов, которому просто стало любопытно.» И долго смотрел Познавший Кровь в глаза Древнего Бога пока не рассмеялись они вместе, и от смеха этого содрогнулись небеса. И схватил Древний Бог, которому раньше поклонялись как покровителю добродетели первую попавшуюся рабыню, и вырвал ее печень, и съел ее, и разломил ее череп и выпил ее мозг, не переставая смеяться, и овладел он затем ею всеми возможными способами и проделал он такое с несколькими десятками рабынь, а Познавший Кровь сидел напротив и смеялся над своей самой удачной шуткой, над Древним Богом, попавшимся на тот же крючок, что и поклоняющиеся ему люди. И продолжая улыбаться, встал Познавший Кровь и вышел из тронного зала и покинул Империю, чтобы никогда больше в нее не возвратиться, оставив безумного Бога в безумной земле, ибо не дано им было познать Кровь. Евангелие от Ламии. (гл. 7 ст. 1:5). Однажды шел Познавший Кровь по древним забытым подземельям, куда не смела, ступать нога человека, и услышал он стон, где то вдалеке, и еще проплутав немного под мрачными сводами тоннелей, вырытых не людьми, наткнулся он на человека, прикованного к горящей жаровне, браслеты цепей внутренними шипами впивались ему в руки, тело представляло одну сплошную рану, было непонятно как он жил. «Кто ты спросил Познавший Кровь, "Я познаю боль",-прохрипел в ответ человек,-"уже тысячу лет корчусь я тут, а мои слуги изобретают, все более изощренные пытки, но самые кошмарные из них я переношу и так и не достигаю просветления. Я не могу пойти по пути познавшего, так как нет мучений, что пробудят Познание во мне. «Так тебе нужна самая страшная мука, чтобы познать Путь?»- усмехнулся Познавший Кровь, «нет ничего легче, вот, что я тебе скажу: столетия пыток и мучений были напрасны, сейчас я убью тебя и ты никогда не познаешь, то, что хотел познать.» Нет!!- закричал человек и каменное эхо еще долго гуляло под сводами пещеры, но Познавший Кровь приближался, чтобы убить его, и в этот короткий миг лишь на доли секунды, пока рука Познавшего Кровь не отрезала ему голову, человек наконец достиг того, к чему стремился сквозь годы мучений, он Познал Боль и умер с блаженной улыбкой на устах, а Познавший Кровь пошел своей дорогой…

Древние греки верили в таинственную связь между кровью и пиром мертвых. В ХІ книге Одиссеи Улисс собирает кровь принесенных в жертву баранов, чтобы вызвать духов погибших героев. Умершие прорицатель Тиресий, мать Улисса и многие другие, выпив жертвенной крови, на время возвращаются к жизни и беседуют с Улиссом.

Эти поверья продолжали существовать и в христианскую эпоху. В греко-латинской мифологии встречается большое количество кровожадных божеств в женском обличии – эмпузы, ламии, стригии. Эмпуза, дочь Гекаты, - демоническое создание с бронзовыми ногами, способная перевоплощаться в прекрасную девушку, чтобы соблазнять мужчин во время сна. Ламия, дочь царя Бела, чьих детей убила ревнивая жена Зевса, Гера, превращается в чудовище, пожирающее детей или пьющее их кровь. стригии – птицеподобные женщины, которые наклоняясь над колыбелью, высасывают кровь новорожденных либо лишают юношей их жизненных сил во время сна.

Ламии, эмпузы и стригии, как и вампиры, вера в которых появилась в более позднее время, пьют кровь у спящих. Однако прямой связи между божествами античного мира и трансильванским вампиром не существует. Хотя налицо сходство слова “stryge”(дословно “вампир”, “вурдалак”) с румынским ”strigoї” – так в Румынии с XVII в. называли вампиров. В отличие от современных вампиров, ламии, эмпузы и стригии считались не живыми мертвецами, а бесплотными божествами, способными принимать человеческий облик, чтобы соблазнять смертных.

Этим они предвосхитили суккуб христианской эпохи, демониц, которые обольщают юношей во время сна. Доведенные до изнеможения, молодые люди теряют свою жизненную силу, а иногда даже умирают.

В XIX столетии были обнаружены и переведены письмена древней Месопотамии (земли, расположенной между долинами рек Тигра и Евфрата; в настоящее время — Ирак). Они продемонстрировали развитие утонченной мифологии. Для народа Месопотамии вселенная была населена полчищем божеств высших и низших рангов. Из всего этого огромного пантеона самым близким эквивалентом вампиру были семь духов, описанных в поэме, переданной Р. Кампбеллом Томпсоном. Она начинается со строк:
Семеро их! Семеро их!
Духи, что уничижают небеса и твердь,
Что уничижают землю.
Духи, что уничижают землю,
Силы необычайной,
Великой силы и гигантской поступи,
Демоны (как разъяренные быки, великие призраки),
Призраки, что врываются во все дома,
Демоны, что не ведают стыда!
Семеро их!
Нe зная заботы, точат землю они как кукурузный початок,
Нe зная жалости, обращают гнев свой против всего человечества.
И кровь проливают людскую дождем,
Вгрызаясь в плоть и иссушая вены.

То демоны, полные злобы, пожирающие кровь беспрестанно.

Монтегю Саммерс предположил, что вампиры занимали значительное место в мифологии Месопотамии, даже более значительное, чем предполагает вера в семь духов. В особенности он выделял экимму - духа непогребенного человека. К такому выводу он пришел на основании изучения литературы о «нижнем мире» — жилище мертвых. «Нижний мир» изображался как мрачное место. Однако жизнь отдельного индивидуума гам могла быть значительно улучшена, если человек в конце своего земного существования получал надлежащее, даже простое, захоронение, которое включало нежную заботу о его теле. В конце таблички 12 знаменитой эпической поэмы «Гильгамеш» (или «Гилгамитп») был перечень различных степеней успокоенности мертвого. И завершалась она несколькими куплетами о состоянии лица, которое умерло в одиночестве и было захоронено, которые в интерпретации Саммерса звучат так:
Человек, чье тело лежит в пустыне —
Ты и я часто видели подобное.
Дух его не покоится в земле.
У духа нет никого, кто бы побеспокоился об этом.
Ты и я часто видели подобное.


Остатки из сосуда — объедки празднества, все что выбрасывается на улицу, служит ему пищей.
Ключевой строкой в этом отрывке было: «Дух его не покоится в земле», — которую Саммерс понимал так, что духи тех, кто умер в одиночестве (т. с. экимму) не могли даже войти в «нижний мир» и таким образом, были приговорены скитаться по земле. Потом он увязал этот отрывок со строками об изгнании призраков и цитировал полностью различные тексты, в которых перечислялись разнообразные призраки. Однако их было чрезвычайно много, как говорил об этом один текст:
Злобный дух, злобный демон, злобный призрак, злобный дьявол,
Из земли вышли они,
Из подземного мира в страну живущих пришли они.
На небе о них не знают,
А на земле не понимают.
Ведь не стоят они и не сидят,
Не пьют и не едят.

Оказалось, что Саммерс перепутал приходящих духов, которые могли просто появляться на земле, и умерших. Призраки не имели тел - они не ели и не пили, в то время, как мертвые в подземном мире имели форму телесного существования и наслаждались теми же удовольствиями, что и люди. Источником этого неправильного понимания был неадекватный перевод последних частей эпической поэмы «Гильгамеш». Строка «дух покоится не в земле» была сначала переведена таким образом, что представлялось, будто мертвым остается доступной возможность приходить и блуждать в мире людей. Однако более поздние переводы и обзор контекста последних куплетов эпической поэмы «Гильгамеш» прояснили, что покойники, умершие в забытьи, не получившие похоронных почестей (экимму) блуждали неприкаянно не по земле, а в «нижнем мире». Например, перевод Дэвида Ферри передает этот отрывок таким образом:
А он, чье тело брошено непогребенным?
Скитается он без отдыха в мире, который под нами.
Он тот, кто входит в подземный мир, не оставив там, позади,
Того, кто бы оплакал его?
Отбросы — еда его в мире теней,
Собака не стала бы есть того, что ему служит пищей.


Таким образом, хотя вампир имел место в мифах в Месопотамии, он не был столь значительной фигурой, как на это указывал Саммерс. Однако но стоит винить Саммерса вошибке, ведь даже знаменитый ученый Е. А. Уоллис Бадж совершил подобную ошибку в своих комментариях к табличке 12 в 1920 году:

«Последние строки этой таблички, казалось, говорят о том, что дух непогребенного человека остается на земле и что дух этого одинокого человека скитается по улицам, поедая остатки пищи, которая выбрасывается из кухонных горшков».

Однако ни Бадж, ни Е. Кэмпбелл Томпсон, которого прямо цитировал Саммерс, не ошиблись, увидев в этих текстах намек на существование вампиров.

В отличие от других сверхъестественных ночных созданий, вампир является <<живым мертвецом>>. Он нападает на людей и поглощает их кровь, чтобы продлевать свое существование. Бесспорно, вампир появился из фантастических представлений, связанных с кровью - этой драгоценной жидкостью, символизирующей жизненную силу. пролить кровь, свою или чужую, - значит создать смертельную угрозу.
Возникновение и историю этого жуткого образа можно проследить, начиная с незапамятных времен. В Персии было найдено первое материальное свидетельство об этом поверье - древняя ваза с изображением борьбы человека с чудовищем, пытающимся высосать у него кровь. В глубину тысячелетий уходит легенда о Лилит ("Lilitu"), вавилонской демонице, пьющей кровь детей. Многие авторы считают, что первые легенды о мертвецах, питающихся кровью живых людей появились в VI в. до н.э. в Китае. Не вдаваясь в географические и хронологические детали, можно сделать вывод, что с давних пор в человеческом воображении живут сверхъестественные существа, жаждущие крови. Поверья, подтверждающие этот вывод, можно найти едва ли не на всех континентах, у самых разных народов - у китайцев, индейцев, малайцев, у полинезийцев, ацтеков, эскимосов.
Эти создания еще не являются вампирами в прямом смысле слова. Вампир - продукт европейской цивилизации. А история Европы тесно связана с античной Грецией, являющейся колыбелью ее культуры. В то же время в основе ее этических норм лежат иудейско-христианские обычаи.

Breaking Dawn and Eclipse Movie


Breaking Dawn and Eclipse Movie



Breaking Dawn and Eclipse Movie

В Минентале ветер свищет,
Сорок градусов мороз.
Маг огня дракона ищет,
Защепив прищепкой нос.
Вдруг раздался страшный грохот,
Из-под снега встал дракон.
Испугался, извинился
И полез назад за ком.
Маг огня с улыбкой злобной
Руну взял из-за спины,
Арбалет достал огромный
И полез ровнять холмы.
Дракон долго упирался,
Чью-то маму поминал
И за жизнь свою хватался
И от мага убегал.
Наконец бедняга сдался,
Маг огня его довел,
Дракон на ноги поднялся,
Гость незваный речь завел:
«Я недавно где-то слышал,
Что под логовом твоим,
Есть Секстант в подземной нише,
Я пришел как раз за ним!
Мне один мужик из воров
Задал Quest – узнать, что как,
А еще семьсот зеленых
Обещал за просто так».
Дракон снова вспомнил маму
И большую речь толкнул,
Как недавно странный циркуль
Он из склепа умыкнул.
Маг огня заулыбался,
Циркуль отнял, взял свой меч –
Дракон даже не брыкался,
Голова слетела с плеч.
Эпилог:
В Минентале ветер свищет,
Поубавился мороз:
В Минентале пепелище,
Fire Wizard всех разнес!

Я взял перо в руки и склонился над листком пергамента. Возможно, кому-нибудь удастся пережить эти дни, и тогда мои записи станут единственной хроникой происходящих событий? Кого я обманываю...
Мне страшно. И это занятие - единственный способ отвлечься от непрятных мыслей... переходя к ним же. Парадокс. Я обмакнул перо в чернила... Так как же все началось?

"- Он мертв! - только воплотившись в центре монастырского храма, я выпалил эти слова и в изнеможении опустился на каменный пол. Еще бы - вы когда-нибудь пробовали перенестись из старой обители магов в Минентале прямо в монастырь, с ювелирной точностью и без помощи рун? Я по праву мог гордиться собой... но место и время совершенно не располагало к этому.
- Мильтен, мальчик мой, что случилось? - Пирокар внимательно смотрел на меня, хотя в его взгляде и голосе я не заметил ни малейшего оттенка волнения.
- Он погиб... - я перевел дух и продолжил, - Избранный Инноса убит...
- Нет... - в одно мгновение Пирокар переменился, - Как?! Откуда ты знаешь?! Это невозможно!
Старый маг был как громом поражен... В его голосе слышалось и отчаяние, и злоба, и разочарование. Нечто подобное испытывал и я... но человек, не имевший имени, был для меня не просто Избранным - он в первую очередь был моим другом... Я с удивлением обнаружил, что боль о потере боевого товарища отходит на второй план, замещаясь тревогой о судьбе Хориниса... Но что было важнее для меня в ту минуту?
- Ледяной дракон... В схватке с ним герой пал, - я с трудом скрывал горечь в голосе, - С ним были двое наемников, Сильвио и Булко. Оба мертвы... но Булко смог добраться до крепости и рассказать о произошедшем.
- Вдруг... вдруг это ошибка? Насколько достоверны сведения? - верховный маг хватался за соломинку... хотя надо отдать ему должное, он быстро взял себя в руки.
- Он был для меня другом... и нас пятерых, вместе с Горном, Диего и Лестером, связывало, пожалуй, нечто большее,- я уже не пытался скрыть скорбь, - Я сам почувствовал это... почувствовал, что произошло что-то ужасное. Глаз Инноса утерян...
- Этого не должно было случиться, - Пирокар встал и резко выпрямился, - Собираем силы. Скоро ОНИ будут здесь.
- Диего и Лестер у стен монастыря, мастер. Горн отправился предупредить Ли, - усилием воли я отбросил эмоции... впрочем, мне уже слишком часто приходилось делать это раньше.
- Время действовать. Пусть Диего отправится к магам круга воды с моим письмом и оповестит их. Передай Сергио, чтобы он вернулся в Хоринис и рассказал обо всем Хагену и Андре, - старый маг, казалось, был полон решимости, - Сергио с Дароном смогут убедить рыцарей в надвигающейся опасности. А Лестер... ведь он из братства Спящего? В любое другое время я бы ни за что не позволил присутствие служителя Белиара в монастыре, но сейчас... приведи его. И объяви о собрании всех обитателей монастыря сегодня в полдень.

***

Через несколько минут Лестер уже стоял в храме. Ему явно было не по себе, что неудивительно...
- На чьей ты стороне? - Пирокар любил ставить вопрос ребром.
- На чьей? Ты, конечно, имеешь в виду, какому богу я служу? - Лестер здорово изменился за последние дни. Он всегда был миролюбив, но видения, посещавшие его, делали беднягу необычайно раздражительным. Надо заметить, пророческие видения... Ведь именно он однажды сказал мне о том, что предчувствует скорую катастрофу. Я не поверил - да и кто бы счел правдой слова о том, что Избранный Инноса вообще смертен?
- Я... Я говорю о том, на чьей ты стороне, - Что ж, Пирокар получил "ответ ребром"...
- Я не присягну Инносу, даже если спасу этим свою жизнь. Но я готов поклясться в том, что нахожусь на стороне добра - если слова "добро" и "зло" вообще что-то значат.
- Посмотри мне в глаза, - приказал Пирокар.
Лестер, вздохнув, повиновался. Они сверлили друг друга взглядами целую вечность... затем верховный маг произнес:
- Ты можешь остаться.
Я ждал, что он скажет нечто вроде "я чувствую в тебе силу, сын мой", но он ограничился лишь этой сухой репликой... Может, сработала пресловутая лестеровская магия разума?

***

Что и говорить, я был удивлен появившейся инициативности в обычно флегматичном старике, но он, в конце-концов, играл одну из главных ролей... в разворачивавшемся театре военных действий.
Все маги огня уже были отозваны обратно в монастырь, и собрание, на котором Пирокар объявил о надвигающейся опасности, состоялось, когда начали поступать первые известия...
Драконы, лишившись сдерживающей силы в лице Избранного и объединившись, стерли с лица земли остатки Старого лагеря. Странно... Безымянный герой был печатью на ящике Пандоры, тем фактором, который невероятным образом мешал силам Белиара перейти к решительным действиям... но теперь все потеряно.
К счастью Гаронд вовремя отдал приказ об эвакуации гарнизона, и многим удалось спастись. Сам комендант погиб... и командование отрядом приняли Орик и Парсивал. Они разделились и смогли провести оставшиеся силы через ущелье почти без потерь и влиться в ряды защитников Хориниса.
К четырем часам дня вернулся Диего... а вместе с ним у стен монастыря остановилась небольшая "армия". Разглядев лица ее командиров, я был поражен и обрадован - Ли и Горн привели наемников и крестьян, чтобы объединиться с магами!.. Пирокар точно будет в восторге...

***

После переговоров с Ли Пирокар все же разрешил наемникам остаться... только когда Ли тактично напомнил ему об основных принципах служения Инносу. Подумать только - простолюдин вздумал поучать мага огня... Куда катится мир?
Новости, принесенные наемниками, заставили мою радость улетучиться, заменив ее ужасом. Оказывается, они были вынуждены покинуть усадьбу Онара, когда та была фактически сожжена дотла невесть откуда появившимся драконом. Мы должны были предусмотреть... Зачем драконам пересекать горную цепь через ущелье, если они могут просто перелететь ее? Однако оставалась надежда, что основные силы им все же придется вести по земле...
Пирокар вызвал меня к себе около пяти часов дня.
- Мильтен... столкновение неизбежно, - он говорил с трудом, будто только сейчас подвергнувшись внезапно навалившейся усталости, - Ты молод, но уже проявил себя наилучшим образом... сейчас не лучшее время для подобных фраз... но... - он выпрямился в кресле и поднял глаза, - Я, как глава круга огня, объявляю, что отныне ты являешься верховным магом и в дальнейшем будешь с честью представлять...
Он говорил и говорил, но я уже не слушал... Подумать только... Как, почему?.. Я почувствовал головокружение и привалился к стене, закрыв глаза...
К шести часам некто Гаан, охотник, пришедший в монастырь, рассказал, что ущелье наводнено орками.
Силы тьмы вторглись в Хоринис...

***

Я - верховный маг, высший эмиссар огня. И что это значит? Какое это имеет значение сейчас, когда весь остров превратился в жерло вулкана?
Хоринис в осаде. Через несколько часов после того, как мы получили эту весть, состоялась первая атака на монастырь.
Один из наемников увидел черный силуэт в предзакатном небе... слишком поздно. Он погиб первым.
Не хочу описывать первое столкновение. Но факт остается фактом - в бою пала почти половина обитателей монастыря и наемников...
У нас было небольшое преимущество перед пехотой противника - чтобы подобраться к стенам монастыря, оркам и Ищущим приходилось идти по узкому мосту, где они были отличными мишенями для магии и стрел.
Всю ночь нам удавалось сдерживать натиск неприятеля. Но главной его целью на данный момент был не монастырь...

***

Хоринис разрушен. Уцелевшая горстка паладинов с ополченцами и горожанами принесла это шокирующее известие утром. Лорд Хаген пал в бою. С этого момента монастырь - последний оплот добра."

Я отложил перо в сторону и прочел написанную "хронику", еле удержавшись от искушения дописать в конце пафосное "Мы не сдадимся". Сложив лист пергамента, я спрятал его в сундуке, надеясь впоследствии записывать происходящие события. Но судьбе было угодно распорядиться иным образом...
Почему? Почему мы проиграли? Почему Иннос, божество огня, света и добра, не помог нам в борьбе?
Откуда... эти мысли? Уж не ты ли, Белиар, пытаешься лишить меня веры? Нет... искушение велико, но я сильнее. Я - верховный маг. Но насколько я достоин этой чести - быть во главе круга?
- Да, достоин! - я прокричал эти слова вслух, чтобы все, все вокруг слышали, что никому не поколебать моих стремлений!
Каких стремлений, дружище Мильтен? Ты точно сходишь с ума... Изгнать, изгнать голос тьмы из своего сознания...
Я сжал руками голову с такой силой, что затрещал череп. Устало склонившись над письменным столом, я вновь услышал треск... но на этот раз снаружи. Грохот обваливающегося камня...
Внезапно я все понял. Такова тактика Белиара, почему я не предвидел этого?
ОНИ идут.

Как я узнал позже, других магов тоже мучали подобные мысли... но я знал - я не сдался однажды и не сдамся уже никогда.
Все эти переживания внезапно показались мне первостепенными. Не важно то, что вокруг шел кровопролитный бой, не важно то, что погибали мои друзья, и сам я мог пасть в любую минуту - важно то, что мы не предали свет и самих себя.
Пехота драконов отступила, освобождая путь предводителям. Шесть крылатых демонических тварей, шесть исчадий ада находились перед нами во всей красе.
- Вы проиграли. Сложите оружие и присоединитесь к нам - и мы даруем вам жизнь. - Низкий утробный голос на грани рыка раздавался из несуществующей глотки гигантского скелета - дракона, бывшего, вероятно, главным среди всех.
Что ж, положение у нас и впрямь было не самое выгодное. Лицевая стена монастыря была разрушена, и за нашими спинами оставался лишь храм.
- Жизнь? - Горн сплюнул, - Уж кто бы говорил, только не дохлая летучая мышь-переросток.
С этими словами наемник демонстративно разрядил арбалет в сторону рептилий, не целясь и не причинив им особого вреда.
Громоподобный рык шестерки драконов огласил окрестности монастыря, словно оглушающая песнь тысячи сирен соединилась с шумом от выстрела тысячи пушек...
...Все смешалось, все превратилось в одну сплошную мясорубку, дикую, безумную смесь из лязгающей стали и ревущего пламени... Мы отступили в храм. Горн, Лестер, Диего, я, Пирокар, Ли, лорд Андре и еще несколько магов и паладинов...
Мы обречены. Эта мысль отразилась на лице и в сознании каждого, как эхо от вопля очередного умирающего в когтях дракона отражается сотни раз от колоссальных сводов храма. Это конец...
Внезапно все затихло. Оглушенные и дезориентированные, мы не сразу поняли, что случилось. Прямо перед нами, в проломе в стене храма, возвышался гигантский немертвый дракон. Он был абсолютно неподвижен и смотрел пустыми глазницами, казалось, куда-то вдаль. Обернувшись, я понял, что привлекло его внимание - золотая статуя Инноса, вокруг которой мы держали оборону в последние минуты. Но что случилось?..
Спустя секунду я осознал происходящее, и мысль о собственном безумии вернулась и запульсировала в сознании с новой силой...
Повинуясь единому порыву, все мы отступили к стенам храма.
С резким звоном исполинское золотое изваяние качнулось и сошло с пьедестала

Проснулся Уистлер на свое удивление поздно. Все тело ломило ужасной болью, а в голове раздавались противные звуки, похожие на писк мясного жука. Так плохо прославленному Призраку еще не было никогда. Перед глазами плавали какие-то непонятные, пугающие видения, он пытался отогнать их из своего воспаленного разума, но ничего не получалось. Оставалось лишь закрыть глаза и ждать облегчения. Но оно, как ни странно, все не желало приходить. С каждой минутой, проведенной в давно сломанной кровати, становилось все хуже. Тогда Уистлер принял роковое решение – встать.
Повинуясь своим некогда боевым возможностям, он рывком, вскинув вперед руки и высоко задрав голову, вскочил с постели и с такой же легкостью свалился обратно, при этом сильно ударившись затылком о стену. Боль судорогой прокатилась от головы до ступней ног, так исказив лицо, что теперь оно больше походило на улыбающегося гоблина.
Нельзя сказать, что это был полный провал, по крайней мере, Уистлер сидел, и вся тяжесть, накопившееся в голове за ночь, равномерно распределялась по телу. А удар, кроме боли, принес еще возвращение к чувству, прилив эмоций и тупую, ничем не обоснованную злобу на всю Колонию. И вот спустя минуту сидячего ожидания появился долгожданный дар речи.
Сначала осторожно, шепотом, а потом все громче и громче Призрак начал перечислять все знакомые ему проклятия и ругательства вперемешку с чьими-то именами. Продолжалось это довольно долго, лексикон у Уистлера видно был большой, в особенности на всевозможные ругательства. Проходившие рядом с его дверным проемом рудокопы, спешащие на работу, заглянув в дом, очень удивлялись, застав хозяина за непонятным делом. Но Уистлеру на всех их было плевать, впервые за только начавшийся день он одержал маленькую победу – изгнал из головы вместе со всеми бранными словами не послушность тела. Отныне он мог свободно двигаться!
Приподняв дрожащую руку к лицу, нахмурив брови и сфокусировав ускользающее зрение, он начал внимательно разглядывать ладонь. Вроде все было в порядке, если не считать шестого пальца, который то появлялся, то исчезал. Вторая рука оказалась более послушная – лишний палец спокойно, без видимых изменений оставался на месте. Уистлер тяжело вздохнул и решил, что пора бы уже, наконец, и встать.
Раскачиваясь на ненадежном лежбище вперед и назад, он готовил себя к решительному прыжку. Неожиданно время настало. С диким воплем он рванулся вперед, выбежав вон из своего маленького домика. Свет тут же резанул беднягу по глазам, от чего тот весь скрючился и, сделав шаг назад, уселся на свою любимую лавочку. Дальше дело пошло лучше. Ветерок, гуляющий по гнусным улочкам, быстро привел Призрака в чувство, принеся с собой не только вонь, но и запах вкусной пищи. И ради этого запаха можно было совершить еще один подвиг.
Прикрывая глаза от солнца, Уистлер ели-ели дополз до ближайшей бочки с водой и окунул в нее свою голову. Вынул ее уже совсем другой человек, по лицу которого нельзя было даже подумать, что он переживает свое худшее в жизни утро.
Глубоко вобрав в себя воздух, заново родившийся Призрак, начал разминать затекшие члены. Зарядка прошла быстро, пару раз потянувшись, помахав в разные стороны руками и увидев, что идет хозяин бочки, Уистлер поспешно удалился. Теперь его волновала другая проблема – еда! Завтрак у торговцев, которые по своей простоте душевной готовили посреди улицы, и где всегда можно было бесплатно набить брюхо, давно кончился. А тратить свои кровные сбережения на какую-то там пищу, было непривычно, но, к большому сожалению, ничего другого не оставалось.
Войдя в дом, Уистлер открыл сундук и с ужасом обнаружил, что он пуст.
- Обокрали все-таки, - со злостью вздохнул он и громко хлопнул дверцей сундука.
Положение было просто фатальным – не было руды и не было еды, что может быть хуже. Ни то ни другое достать просто так было невозможно, люди в Колонии жадные, не сжалятся.
Но кем бы был Уистлер, образцовый и влиятельный Призрак Старого Лагеря, если бы в его голове сразу же не родился изощренный план по решению этой проблемы.
Как только его осенило, он схватил свой ржавый меч и со зловещей ухмылкой выбежал из дома в сторону главных ворот. У них он слегка замешкался, там собралась большая толпа, как раз сегодня должен был прийти груз из Внешнего Мира, и народ собрался в предвкушении скорого получения своей доли.
- Кто сегодня идет за грузом? – крикнул Уистлер в толпу.
- Буллит! – тут же раздался ответ. – Но он еще не вышел!
Уистлер кивнул головой и выбежал за пределы Лагеря. Эта пробежка была отличной разминкой для предстоящего дела, в которое Призрак должен вложить максимум физической энергии. Пробежав по мосту и попутно поздоровавшись с местными охранниками, которые день и ночь торчали здесь и делали вид, что делают что-то полезное, он очутился на нужном месте. Прямо перед ним стояли два охотника из Нового Лагеря, а за ними… А за ними стояло несколько аппетитных, жирных падальщиков.
«Что может быть проще, чем убить глупую, ходячую птицу прямо перед носом этих глупых отбросов из Нового Лагеря», - подумал Уистлер, залезая на большой холм, который разделял его с грядущим завтраком.
Крепко сжав в руке меч, Призрак выглянул из своего укрытия, оценивая ситуацию. Она оказалась благосклонна к голодному охотнику – один из падальщиков как раз отделился от общей стаи. Оставалось лишь привлечь его внимание и выманить подальше от людей для совершения убийства.
Нащупав на земле небольшой камешек, Уистлер поднял его и зарядил прямо в голову жертве.
Птица, не ожидавшая нападения, от испуга отпрыгнула назад и, заметив обидчика, который махал ей руками, начала дико орать. Остальная стая, поняв испуг собрата, так же подхватила боевой клич и заняла оборонительные позиции. Охотники, прервав свою вечную беседу о разделке туш, тут же поспешили на место действия, которое уже шло полным ходом.
Уистлер смекнул, что что-то не так. И только после того, как падальщики с карканьем понеслись на него, а охотники с криками: «Эй, что ты тут делаешь?!», достали луки, прославленный некогда Воин-Призрак бросил свой меч и без лишних реплик поспешил домой. Но, добежав до моста, он понял, что сможет избежать позора, связанного с трусливым бегством – прямо на него из Лагеря шли стражники Гомеза под предводительством Буллита. Не долго думая, Уистлер втерся в большую толпу.
На только прибывшего стража никак не отреагировала, это в отличие от его приследователей. Когда охотники дошли до моста, в живых осталось только три птицы, остальные уже валялись в собственной крови, сраженные меткими ударами воинов.
- Зачем вы убили нашу дичь? – со злостью спросил один из охотников, нервно натягивая стрелу на тетиву.
- Эти птицы напали на одного из наших людей, - ответил Буллит, достав в ответ свой громадный меч и ухмыльнувшись.
- Они просто защищались, ваш человек первый напал на нашу добычу, - парировал охотник, начиная заикаться.
- Ну и что с того? – громко крикнул Буллит. – У вас есть какие-то претензии? Убирайтесь от сюда, если не хотите закончить, как эти животные.
Охотник проворчал себе что-то под нос, но последовал совету, уведя с собой оставшихся падальщиков и что самое ужасное для Уистлера – уволок туши. Требовать их назад было глупо, и Призраку пришлось идти вместе со стражей получать груз.
Переправка всегда проходила однообразно и скучно, именно поэтому никто не любил на нее ходить. Единственным исключением являлся Буллит. Он был лично назначен Гомезом на эту должность и всегда очень гордился этим. К делу он подходил основательно. За два дня до получения Буллит распоряжался своим подчиненным отнести весь запас накопленной руды к месту передачи и остаться нескольким стражникам для хранения, предварительно поставив несколько засад. Об этом знали все, естественно кроме засад, и хитрый страж надеялся этим приемом спровоцировать нападение Нового Лагеря и разгромить ненавистных врагов в пух и прах. Однако до сих пор никто еще не смел, посягать на драгоценную руду…
Когда стража подошла к месту, товар уже был получен, и готовились ящики для отправки. Буллит взял список пришедшего и начал его пристально изучать, Уистлер спокойно стоял в сторонке, пытаясь успокоить желудок, который не на шутку рассердился из-за отсутствия пищи.
- Эй, Призрак, как тебя там!.. – крикнул Буллит.
- Уистлер, - промолвил обиженный Призрак.
- Да-да, точно, Уистлер. Скажи, что тебе нужно из этого списка заранее, чтобы по прибытию в Лагерь, сразу получить свое.
- Мне бы оружие хоть какое-нибудь, а то я свое недавно потерял. Но только покрасивее.
- Извини, - ответил стражник, вновь просматривая список с начала до конца, - но никакого оружия не поступало.
- Эх, - вздохнул Уистлер, - а жаль, придется покупать, вот только на что? А съестного ничего не прибыло?
- Ха, ну ты шутник, - засмеялся Буллит, похлопав Уистлера по плечу. – Можешь сегодня вечером прийти в замок, там будет пир, и я тебя приглашаю.
«Мне бы до вечера с голоду не помереть», - подумал Уистлер, но предложение охотно принял.
Дело уже начинало подходить к концу, и Призрак стал подумывать о своем уходе, как вдруг на верху начали громко раздаваться чьи-то голоса. Все резко запрокинули головы и увидели, что за Барьером собралась толпа людей, которая о чем-то громко спорила. И когда двое человек, одетые в хорошую дорогую броню, больше похожие на охранников короля, столкнули с уступа третьего, совершенно обычного, походившего на рудокопа, до стражей дошло, в чем дело – в Колонию прибыл новый заключенный. Следом за ним кто-то из толпы выкинул меч, который вонзился прямо рядом с Уистлером.
- Передайте заключенному меч, это мой ему подарок! – ели слышно прокричал кто-то по ту сторону Магического Купола, и толпа быстро разошлась.
Уистлер осторожно покосился на меч и, не выдержав и секунды, вытащил его из земли.
- Буллит, ты посмотри, что пришло из Внешнего Мира, - сказал Призрак, поднося оружие.
- Хм, интересно, - Буллит взял меч и покрутил его в руке, как бы прикидывая его ценность, - с украшениями еще! Но… мой все равно лучше! Если хочешь, могу записать его на тебя, тебе ведь было нужно оружие?
- А как же его хозяин?
- Не беспокойся, с хозяином я сейчас разберусь, - ответил страж, подходя к приплывшему из озера заключенному. – Добро пожаловать в Нашу Колонию!
Дальше последовал удар в лицо, затем еще и еще. Уистлеру не очень понравилась эта идея, и он решил по-тихому уйти. Только он сделал несколько шагов, как на встречу вышел его коллега Диего. Обменявшись приветствиями, они тут же и распрощались, отправившись, каждый по своим делам. У Уистлера, естественно, никаких дел не было, он просто очень спешил поскорее к себе домой. Мотание из стороны в сторону, начавшаяся головная боль, угнетающий голод – все это давило на изношенную психику Призрака, не давая ему толком сконцентрироваться. И только дома он мог найти духовное равновесие, непонятно в чем выражающееся. Вот и сейчас он стоял перед входом в свою хибару, облокотившись о косяк, тяжело дыша и думая, стоит ли входить.
Ветер, гуляющий по гнусным улочкам, своими порывами подгонял Уистлера сделать шаг вперед, но нерешительность делала свое дело. Призрак упорно стоял на пороге, вглядываясь в расступающийся перед ним мрак. Но это был вовсе никакой не мрак, а всего лишь черная, покрывшаяся грибком, стена. Уистлер все думал, что этот мрак улетучиться, и на него снизойдет озарение. Время шло, стена оставалась на месте, озарение продолжало летать где-то далеко-далеко, за пределами Магического Купола, и Уистлер, уже порядком промокший из-за начавшегося вдруг дождя, вступил в дом.
В принципе, внутри не было особого выбора между каким-либо провождением времени, поэтому Призрак тут же улегся в кровать. Сон пришел так же быстро, как и ушел. Бац! И Уистлер вскакивает в холодном поту, из-за приснившегося кошмара. Начинает проклинать себя за то, что посреди дня улегся спать. Встает и выходит наружу.
На улице, как и в доме, тоже нельзя похвастаться свободой действия: стоять, ходить, сидеть, есть. Это все четыре состояния поведения обычного человека в Колонии. Уистлер больше всего предпочитал третье – не слишком утомительное и весьма занимательное. С тех пор, как он стал Призраком, только и делал, что сидел на скамейке рядом со своим домом, изредка почесывая лысую голову. А мимо ходят люди, взад и вперед…
Вот прошел довольно улыбающийся Фиск.
- Как дела? – спросил он у Уистлера, остановившись.
- Да, как обычно, - вздохнул Призрак.
- Я тебя сегодня что-то на завтраке не видел.
- Занят был. – злобно отрезал Уистлер.
- Твое право, - весело улыбнулся Фиск. – Пойдем сейчас поедим, я как раз подарок из Внешнего Мира получил, отпразднуем.
- Что за подарок-то ты мог получить?
- Меч, да не простой, с украшениями, пятьдесят кусков руды за него отдал, но он точно окупиться, красивый очень. Ты же вроде увлекаешься всякими там побрякушками, может купишь?
- Д-д-дай посмотреть, - заикаясь, попросил Уистлер, протягивая дрожащие руки и думая о самом худшем.
И каково же было его возмущение, страх, негодование, злость, когда перед ним предстал именно тот самый меч, который он совсем недавно держал в руках и считал уже своим собственным.
- Это же мой меч! – вскричал он, пытаясь вырвать оружие из цепких рук удачливого торговца.
- Да… ты чего творишь! – Фиск рванул оружие на себя и отпрыгнул назад, пытаясь им же защититься от внезапного нападения. – Я честно купил его, значит он мой!
- Отдай его, вор! Меч мой, он записан на мое имя!
- А мне то что, я первый его купил и никому никогда просто так не отдам!
- Я убью тебя! – Уистлер рыкнул и в боевой позе начал обступать своего единственного друга, которому доверял, как брату.
Фиск, который совсем не владел боевыми искусствами, хотя по какой-то непонятной причиной был закоренелым и преданным Призраком, от страха выставил вперед клинок и дико закричал. От этого крика Уистлер на секунду замешкался, но, увидев блеск на рукоятке меча, озверел еще больше. В его голове сейчас билась всего одна мысль – убить! Руки потянулись к шее Фиска, тот сильно занервничал, понимая, что его сейчас будут бить. И взмахнув последний раз клинком, побежал. А Уистлер так и остался стоять с вытянутыми вперед руками и искаженным от злости лицом.
Перед его глазами еще несколько минут стоял силуэт улыбающегося, довольного Фиска с драгоценным мечом в руке. Но силуэт постепенно растворился в воздухе, как и надежды Уистлера вернуть оружие. С горя он плюхнулся на скамейку и, обхватив голову руками начал злостно поносить этот проклятый день и свою никчемную жизнь.
- Чего грустим? – раздался голос откуда-то сверху.
Уистлер приподнял голову и увидел перед собой стражника. Подумав, что тот пришел просто поиздеваться, Призрак ничего не ответил, лишь на всякий случай покрепче сжав кулаки.
- Я от Буллита, - заявил стражник.
От этих слов Уистлер вздрогнул, переполняясь злобой изнутри и готовый выплеснуть ее сейчас же, прямо здесь.
- Он просил передать, что продал твой меч одному надоедливому Призраку и что ты не сможешь прийти сегодня на пир в замок, так как все места уже заняты. Вот такие дела.
Если бы словами можно было убивать, то Уистлер давно валялся бы безжизненным трупом. Но судьба не позволила так быстро распрощаться со всеми проблемами. Медленно и коварно она откусывала у самого несчастного Призрака в мире кусочки его души, гордости, смелости, самообладания. Она беспощадно сжирала все на своем пути, превращая человека в того слизняка, который сейчас ползал в ногах у стражника, издавая непонятные, подвывающие стоны. И не было у этого слизняка сейчас ни прошлого, ни настоящего, ни будущего, все буквально смешалось в один большой котел и нещадно варилось.
Уистлер понял, что это самый настоящий конец. Собрав остатки сил и воли, он выдохнул весь воздух из легких, тут же задержав дыхание. Этот суицидальный поступок показался ему наиболее гуманным по отношению к себе в этот момент. И все кончилось бы фатально, как вдруг на голову Призраку упало что-то тяжелое. В попытке ответить каким-нибудь грязным ругательством, он задышал. Снова что-то упало, потом еще. Уистлер зажал голову руками, встал на колени и осторожно посмотрел вверх, надеясь найти источник ударов.
- Это от Буллита, - раздался голос стражника.
Уистлер посмотрел себе под ноги и чуть не упал в обморок – перед ним лежала большая гора руды.
- Э-э-эт-то что такое? – прошептал он, находясь почти, что в забвении.
Но никто не ответил на этот риторический вопрос, так как стражник уже ушел, а вокруг больше никого не было.
Стоять на коленях просто так перед таким сокровищем было глупо и вот Уистлер, уже прейдя в себя от шока, пересчитывал, в буквальном смысле, свалившееся на голову состояние.
- Сто пятьдесят, - робко произнес он цифру, и сам забоялся услышанного, нервно оглядываясь по сторонам.
Быстро рассовав драгоценную руду по карманам, Призрак встал, наконец, с колен и в растерянности сел на скамью.
«Сто пятьдесят кусков за один день неплохо, - начал соображать он. – Неужели именно столько стоят все прожитые за этот день неудачи? Да какая, впрочем, разница, ведь все гадости закончились, а руда-то осталась, вон, как к земле карманы тянет. Теперь осталось решить, на что ее спустить… Купить еды? Не-е-ет! Слишком мелко для такого богача. А может купить новый прочный сундук с очень хорошим замком, который даже Фингерс взломать не сможет, чтобы хранить там даровую руду. Снова нет! Если я потрачусь на сундук, то и хранить мне будет нечего. А может… Точно! Как я раньше не додумался! Меч, мой дорогой меч! Я выкуплю его у этого вора! – Уистлер тут же вскочил, намереваясь совершить задуманное, но почему-то сел обратно. – Фиск не когда не продаст его мне. Ну, зачем я напал на него, можно было решить все мирным путем, впрочем, тогда у меня не было руды. Точно! Я могу попросить кого-нибудь купить для меня меч. Вот только кому? Кому я могу доверить руду?..»
Его вселенские раздумья и домыслы прервал слишком уж громкий топот ног. Уистлер обернулся на шум и обомлел. На него несся с бешеными глазами, ехидной победоносной улыбочкой и с грозным оружием на поясе тот самый заключенный, у которого сегодня он почти, что забрал меч.
Первая мысль оказалась и самой логичной: «Убьет!»
«Точно убьет, - промелькнуло в голове у Призрака, - и самое обидное, что ни за что. За какой-то поганый меч, которого у меня даже нет. Меча нет, но есть руда! Можно откупиться!»
Уистлер с бешеной скоростью всунул руку в карман, но все-таки не успел. Заключенный уже стоял перед ним.
- Это ты Уистлер? – спросил он.
- Да-а, - прохрипел в ответ Призрак и еще сильнее вдавил голову в плечи, стараясь не смотреть в глаза.
- Тогда именно ты мне и нужен, - в глазах заключенного блеснул адский огонек, рука потянулась к оружию.
«Ну, где эта чертова руда?! – лоб Уистлера вспотел от неимоверных усилий, пальцы застряли в бездонных недрах кармана. – Мне конец! За что?! Ни хочу!!! Боюсь!»
- Я решил вступить в Старый Лагерь, ты можешь мне в этом помочь? – наконец сказал заключенный и улыбнулся.
В этот момент с Уистлером случился немой шок – он промолчал секунд пять и неожиданно спокойным голосом заявил в ответ:
- Да, конечно, мне нужен один меч, но не простой, с украшениями. Его можно купить у Фиска, но он мне его не продаст. Вот, возьми сто кусков руды и принеси мне этот меч.
Заключенный взял руду и убежал, а Уистлер с округленными зрачками, открытым ртом и засунутой по локоть рукой в карман продолжил сидеть на любимой скамейке. Что побудило его на такой безрассудный поступок, неизвестно, да и если спросить самого Призрака, он вряд ли сможет объяснить. Скорее всего, ему просто осточертела вся эта кутерьма, и в голове сработал единственный инстинкт – инстинкт Призрака. Если тебя о чем-то просят, надо обязательно попросить что-то взамен, а на уме был лишь один меч. И именно этот образ всплыл в памяти в критическую минуту.
Но вот прибежал заключенный, попросил еще десять кусков руды, так как меч стоял дороже. Получил руду, убежал и через минуту снова вернулся, уже с клинком. Вручил оружие Уистлеру, тот пообещал замолвить словечко, они распрощались, и Призрак в который раз остался наедине сам с собой.
Только после того, как его рука вдоволь ощутила прохладу острой стали, он пришел в себя. Без интереса посмотрел на дорогое оружие, блеск украшений, и хотя души в этом не чаял, засунул его за пояс и встал.
«Надо будет помириться с Фиском, он ведь мой друг», - подумал он на прощание и на сегодня прекратил всю умственную деятельность, из-за того, что голова начала жутко болеть.
Войдя в дом, Уистлер тут же лег и заснул. В каком состоянии проснется он завтра утром, никто не знает, а сам он ни за что не расскажет, вот такой человек.
Лишь ветерок, гуляющий по гнусным улочкам, донесет до ушей невнятные и совсем неправдоподобные слухи о жизни этого знаменитого Призрака…

Иллюзорное состояние. Даже если открыть глаза — оно же. Плутовство. Ложь. Туманная пелена…

Сумерки. Косматое набухшее облако закрывает тусклый серп луны и едва пропускает свет, оставляя лишь чёрно-синий занавес. В густом лесу, на востоке от маяка, уже темно: спустился туман, за листьями высоких деревьев не разглядеть даже ясного небосклона. Где-то в чащобе, в ста шагах на юго-запад от магического круга, посреди притоптанной земли, горит костёр — калёно-пунцовые искры изредка взмывают в сырой воздух; на углях тлеют сухие стебли болотника, и жидкий серый дым лениво поднимается, слегка отклоняясь по направлению ветра. Вдох. Продолжительный кашель. Бранные слова. Глаза Микаэля слезятся, и он отходит от костра, встаёт на четвереньки, и снова — продолжительный кашель. Дым становится гуще. Серебром тонких нитей он обволакивает ветви молодой сосны — пепельные крупицы жжёного болотника прилипают к хвое. Ноздри втягивают прокисший топяной запах. Микаэль встаёт, закрывает нос смоченным лохматым куском канаусовой ткани и подходит к костру вплотную… очередная порция болотника — дым.

Микаэль — ловец дыма; лысый седобородый старик с серыми глубоко посаженными глазами. Тонкие руки повсюду в шрамах, плечи опущены и немного выдвинуты вперёд, кожа на толстых пальцах огрубела. Ловец худощав, и изношенная одежда свободно болтается на нём, как на огородном пугале.

Сейчас Микаэль и не вспомнит, сколько лет назад он стал ловцом дыма. Дни не различаются, сливаясь в один и тот же запах хвои, треск костра и уханье филина. Старик мог бы давно вернуться в Хоринис, но иллюзорное состояние… Но иллюзорное состояние позволяет забыть лоск броской роскоши и бледность бренной бедности.

Микаэль тянется к карману рубахи, где лежит свёрнутый напополам лист бумаги. Пальцы дрожат: ловцу опять кажется, что листа не будет, но… знакомый шершавый шелест, и старик успокоительно выдыхает. Он аккуратно разворачивает лист, распрямляет загнутые уголки и внимательно вчитывается в текст, изредка бросая взгляд на костёр. Двадцать два слова уже настолько знакомы Микаэлю, что в их прочтении, может быть, и нет надобности, но двадцать третье и двадцать четвёртое слова стёрты — на их месте лишь грязные бесформенные разводы потускневших чернил. Эти два последних слова должны были разъяснить абсурдный, на первый взгляд, текст, но их нет, и Микаэлю приходится каждый день ловить дым.

…Ловец отвлекается от чтения и быстро прячет листок, оборачивается и видит рыжего парня, тот улыбается, держа руку около рапиры. Не сходя с места, они долго смотрят друг на друга. Меч лежит около костра — не дотянуться, поэтому Микаэль при малейшем движении рыжего думает резко рвануть и схватить оружие. С другой стороны, где гарантия того, что парень действительно хочет напасть? «Хотел бы, напал», — думает старик, и напряжённое выражение лица сменяется любопытным.

Рыжий заговорил первым:

– Погреться можно?
– Костёр, как видишь, уже догорает… Да и…
– Развести новый не проблема: у тебя вон сколько дров, — парень кивнул в сторону парусинового тента с высоким деревянным каркасом.
– Вот привязался зараза, — еле слышно процедил старик, и, помедлив, громко спросил: — Тебе что, ночевать негде? Тут до фермы идти то…
– Ну, до фермы не до фермы, а мне там лучше мордой своей не светить.
– Да? — ухмыльнулся Микаэль. — С чего вдруг?
– Муж ревнивый…
– …Любовник ретивый, — ворчливо перебил Микаэль и жестом пригласил парня к костру.

Как только огонь разгорелся в полную силу, Микаэль смог отчётливо разглядеть парня. Тот явно походил на охотника: за спиной длинный недорогой лук и тканевый колчан, в ножнах рапира со стёртым напылением золота на эфесе, на ногах Рыжего высокие чёрные сапоги с железными застёжками. Кожаный доспех изрядно испорчен, а на левом рукаве и вовсе следы от крупных клыков. Парень высок и хорошо сложен, овальное лицо небрито, нос ничем не примечателен, кудрявые непричёсанные волосы торчат в разные стороны. Большие серые глаза Рыжего кажутся добродушными — у Микаэля ощущение, что они постоянно, ежесекундно, навязчиво улыбаются.

…Микаэль сидит прямо напротив Рыжего, равнодушно глядя на высокое пламя — разговаривать с «каким-то молодым нахалом» совсем не хочется. С тех пор как Микаэль стал дымоловом, помимо ворчливости он обрёл и ещё один сомнительный дар — бессонницу, причём необычную. Микаэль мог совсем не спать и при этом чувствовать себя бодро днями напролёт, мысли оставались ясными, деяния казались обычными и рутинными, но отнюдь не сумасшедшими, и это поначалу радовало ловца, ему казалось, что человек, выбрасывая треть своей жизни во сне, многое теряет.

Бодрствование надоело Микаэлю через месяц и, после множества безуспешных попыток уснуть, ловец перешёл к решительным действиям: за день он выдолбил киркой множество мелких камней из скалы, сложил их в большой мешок, и начал таскать тот из одной стороны леса и обратно. Какова бы не была тяжела ноша, устать до изнеможения не удавалось… Нет усталости — нет сна.

Потом старик вспомнил, что уснуть можно тогда, когда закрываешь глаза, представляешь большое блеющее стадо овец, даёшь каждой воображаемой овце имя и говоришь про себя: «Овца Хильда, Микаэль гладит тебя по шёрстке, иди вон по той дорожке, смотри, не изрань себе ножки» — в рисуемой картине овца радостно прыгает и убегает. В конце концов, стадо изрядно редело — сна нет. В стаде не оставалось овец — сна нет, да и зевоты тоже. После этого в воображении рисовалось стадо в раза два крупнее предыдущего — эффект такой же. Каждая овца в последующих воображаемых стадах обрастала густым руном, которое состригал Микаэль… В итоге, старик считал овец с вечерних сумерек до утра, а сна как не было, так и нет.

Отчаявшись, ловец вспомнил самое верное средство — алкоголь. Ночью, закутав себя в изорванный ветошный плащ, Микаэль пробрался на крестьянскую ферму, а затем в сарай, где спали два дюжих крестьянина. Их сон был крепким, и Микаэль, после недолгих поисков, нашёл пару бутылок шнапса в лари, но, как только он на пару шагов отошёл от сарая, одна из бутылок выскользнула… Микаэль подумал, что всех разбудил и пустился бежать, наступил на полы плаща, споткнулся, вывихнул лодыжку и упал. Кое-как, прыгая на одной ноге, он всё-таки смог добраться до лесного убежища. Утром началось распитие. Бутылка кончилась быстро, а никаких признаков опьянения не было ни через час, ни к полудню, ни к вечеру… Смирение с полной бессонницей пришло к Микаэлю только через годы, только тогда, когда он впервые ощутил иллюзорное состояние…

Именно об этом вспоминает Микаэль, именно о «даре» бессонницы он больше всего сожалеет, когда осознаёт, что всю ночь ему придётся «глупо болтать с Рыжим».

Старик настолько погружается в воспоминания, что даже не слышит о чём спрашивает парень:

– Слышишь меня?..
– А? Чего? — задумчиво переспросил Микаэль, и, моргнув, взглянул на парня.
– Я говорю, ты ведь отшельник? — нерешительно повторил парень.
– А что это такое по-твоему: отшельник?.. — последнее слово было сказано стариком с передразниванием.
– Ну, это вроде такой нелюдим. Увидит человека и хвать за топор или чо-то там… а ты несёшься от него подальше, - серьёзно сказал Рыжий.
– Надо было тебя по башке мечом дать, чтоб глупости не городил, — буркнул Ловец и с досадой плюнул на землю.
– Ну, ещё отшельники в лесу живут или на болотах… одни… вот я и подумал… - начал оправдываться парень, но старик его прервал:
– Да замолчи ты! Тебе какое дело?!
– Да нет никакого. Просто спросил… Меня, кстати, Маркус зовут, — Рыжий хотел встать и протянуть руку, но, увидев равнодушный взгляд старика, одумался.
– Мне то что… я тебя первый и последний раз вижу…

Парень помолчал, присел на волчью истрёпанную шкуру и продолжил:

– А ты не представишься?
– Что ты будешь делать! Тебе больше заняться нечем, кроме болтовни? Ложись спать, в конце концов! — Микаэль, казалось, начал угрожать.
– Не… чего-то не хочется, — сказал Маркус и громко зевнул.
– Заметно, — усмехнулся старик.
– Да не, правда… Ты ведь тоже спать не хочешь?..
– Нет. И что из того?
– Значит, мы можем поговорить…
– Вот только этого мне не хватало… Ты приходишь в мой дом — ты гость. Значит, только я решаю, что мы будем делать, — ворчал Микаэль, — ты, между прочим, мог сейчас по лесу шататься, если бы я тебя не пожалел.
– Ладно. Всё-всё. Молчу.

Замолчали.

Старик, удовлетворённый тем, что парень, наконец, не проронит и слова, вновь окунулся в воспоминания — там лучше.

…Первый раз иллюзорное состояние посетило старика лет через десять после начала полной бессонницы. В тот день Микаэль занимался заготовкой дров — старый запас древесины для обряда ловли иссяк. Ловец повалился спиной на землю, когда рубил третий или четвёртый пень. Дальше — туман. Ловец открывал глаза — туман, закрывал — чёрный туман. Руки и ноги не слушались, сердцебиение участилось, голова болела, каждый вдох давался с трудом. Бессвязное бормотание старика перерастало в бред умирающего больного. Исчезли запахи, звуки, цвета, ощущения, свет. Сердце остановилось. Пришло иллюзорное состояние — чернеющая дремота. Лишь бессвязный поток мыслей, бесконечный полёт несерьёзных раздумий, здесь хорошо, а обратно не хочется совсем. Но…

…Сердце забилось. Открылись глаза, свет солнца ослепил. Вернулись ощущения: тело лежало на мокрой земле, от укуса комара чесался лоб, во рту пересохло. Окружающий мир окрасился в привычные густые цвета, донеслось пение жаворонков, где-то вдалеке звенел женский чарующий смех. От рубахи пахло костром…

Микаэль приподнялся, ему казалось, что в чернеющей дремоте он провёл века. На самом деле, любой ребёнок, играя в прятки, досчитал бы лишь до двадцати, пока старик находился в иллюзорном состоянии. Микаэль и сам это понял, увидев такое же облако в форме лодки, ржавый топор и недорубленный пень, недопитую бутыль воды и надкусанный хлеб, что и за мгновения, до того как упасть.

Ловец долго думал над тем, как назвать то, что с ним произошло. Первым названием была «чернеющая дремота», вторым — «иллюзорное состояние». Иллюзия, потому что такое состояние казалось старику нескончаемым благом. Иллюзия, потому что туман рассеивается. Дремота — первое ощущение, чернеющий мир — второе. Чернеющая дремота.

Ощущение, что там вечное «хорошо» больше не покидало Микаэля. Это ведь и не загробный мир, это мир ловца и только его. Но больше такого состояния не приходило. На замену желанию уснуть, пришло желание нескончаемого блага иллюзии. И чтобы старик не делал — иллюзия не возвращалась. И только через десяток лет, тогда, когда ловец смирился с этим точно так же, как с бессонницей, иллюзия грянула второй раз…
После этого Микаэль не покидал леса никогда, назвав его магическим.
И третий, последний раз, чернеющая дремота явилась несколько часов назад.

Маркус вновь заговорил.

– Извини, что отвлекаю от твоих дум, видимо, очень важных. Но просто так сидеть, глупо уставившись в костёр... — пренебрежительно сказал парень и, подняв глаза на ловца, добавил: — …Тем более ещё пол ночи впереди… Рассвет не скоро ещё…
– Ну говори, что хотел, — скучным тоном одобрил Микаэль.
– Меня всегда интересовало почему люди становятся отшельниками… Я понимаю там жена из дома прогнала, или видеть людские морды надоело… Или уединения хочется…
– Кхм, я же тебе уже ясно давал понять, что я не отшельник.
– Ну давал. Но ведь ты один живёшь…
– Когда я был молодым, в Хоринисе главой города был Лариус. И жил он, между прочим, один. По-твоему и он отшельник?
– Да нет. Ты же в лесу живёшь, а он наверняка в доме двухэтажном жил.
– А… значит эта старая собака сдохла.
– Не понял.
– Ну, кто сейчас в Хоринисе всем заправляет?
– Его Валентино зовут… вроде бы. Мне в верхний город доступ закрыт, так что…
– Ну вот я и говорю: эта собака Лариус сдохла. Судья тоже помер?
– Угу. Старого дряхлого Ристера я надолго запомню: его всем городом хоронили.
– Чего? Эту грязную свинью, и всем городом?.. — Микаэль недоверчиво скривил лицо и впервые за время разговора посмотрел в лицо парня.
– Хоринский устав такой. Судья, кстати, его и писал. Вроде когда судья умирает, его хоронят «благодарные его бескорыстной службе жители».
– И много было благодарных?
– Я ж говорю: целый город. Дюжина стражников еле сдерживала толпу, чтоб тело не оплевали и не разорвали благодарные…
– День удался… Узнал, что судья помер, — только и успел усмехнуться старик, как дым, попав в глаза, заставал прослезиться.
– А ты с ним враждовал что ли? - спросил Маркус, желая поддержать беседу.
– Нет. Я с ним был в дружеских отношениях. Мы друг друга люто любили… Ты только глупые вопросы умеешь задавать?
– А что он тебе плохого сделал?
– Что плохого?! — закричал старик, — да хотя бы приговор читал, перед тем как в Миненталь отправить! Ты с ним не общался и не поймёшь, что это за грязная скотина была!
– Ты сидел?
– О да, я сидел, — язвил старик, — скорее гулял. Там, где одни головорезы, беззубые рудокопы и твари.
– Колонии уже тридцать лет с лишним нет… — Маркус явно удивился, — я не думал, что из той тюрьмы ещё кто-то остался.
– Я остался. И довольно о Минентале, там жизни не было никогда.
– Зато сейчас есть. Руду, конечно, уже не добывают. Но на месте разрушенного замка…
– Я же сказал: хватит!

Долгое молчание.

– И давно ты живёшь здесь? — Парень, всё-таки, заговорил.
– Я зарубок на дереве не делаю. Но, думаю, много уже.
– Я и смотрю: и что-то вроде склада у тебя есть, и палатка для жизни приспособленная… Только кровати нет.
– Надо же. И вправду нет, — Микаэль испуганно обернулся и захохотал.
– Вообще для старика ты много смеёшься. Я отшель… э… то есть людей вроде тебя по-другому представлял.
– Да нет. Как раз таки немного смеюсь. Смеются тогда, когда забот нет. У меня их по горло, — ловец показал характерный жест.
– А понимаю… Поесть добыть, попить… - понимающе закивал парень.
– Тебе сколько лет, малый?
– Двадцать три.
– И ты думаешь в жизни только кушать и пить нужно?..
– Нет, ну ещё семья…
– А… что с тебя взять, — Микаэль махнул рукой, — если бы ты всё понимал. А в двадцать три года ты ещё ребёнок.
– Во те на… Двадцать три года и ребёнок.
– Не дуйся, — снова смеялся ловец, — в конце концов, я правду сказал. Не соврал. На правду не должны обижаться.
– Тогда скажи правду, раз ты её так ценишь: почему ты из Хориниса в лес убежал?
– Начинается. Расскажи мне то, расскажи мне сё. Захотел и убежал. Ты вот, например, не знаешь, что чаща волшебная.
– А… ну да… — Маркус скептически улыбнулся.
– Не смейся! Это правда.
– И… чаща, значит, сама тебе еду и питьё поставляет?
– Опять у тебя только выпивка и еда на уме. Но если тебя интересует, то питьё беру из родника вон под тем тополем, а за едой долго ходить не нужно — тут падальщики с кабанами частые гости.
– Ясно. И в чём же волшебство?
– А вот это я тебе не скажу, - Микаэль нахмурил брови.
– Ещё бы… - ничуть не удивился Маркус и задал другой вопрос: - Стало быть, ты из-за того, что чаща волшебная, сюда пришёл?
– Нет. Я пришёл сюда потому что так нужно было. Нашёл одно письмо и пришёл. Пришёл тогда, когда у стен Хориниса уже орки стояли сотнями…
– Значит тридцать два года назад…
– Все на меня надеялись… Ты вообще знаешь парень, что говоришь с «величайшим победителем драконов»?
– Чего?
– Не волнуйся… Я их никогда не видел живыми. Но в Минентале был, когда шла эта глупая охота на драконов. Сначала в отряде Сильвио, потом один. Хе. Сильвио думал, что просто придёт в долину, порубит драконов… И вот она слава.
– И что с ним стало?
– Его убили. Этой мрази так и надо было. Когда мы в Миненталь вступили в его отряде было с десяток человек, к концу только двое осталось. Грамотный командир, ничего не скажешь… А я действительно вовремя подсуетился и одному из драконов… Память зараза… Даже не помню какому именно… Короче, дохлому дракону голову отрубил и вернулся в Хоринис. Ну а поскольку слухи вещь неплохая временами… люди быстро узнали, кто с головой дракона в сумке ходит. Ну и началось: «вот он наш герой», «могучий воин, хочешь бесплатно Надю», «смотрите, это победитель дракона», «продай нам головёшку за тысячу». А я и не отрицал. Приятно было, в конце концов. Ну в общем так и стал «великим героем». Тем более никто в городе и не знал, что драконов четыре было. «Герой Хориниса» — как звучит!
– Но, по большому счёту, ты героем не был?
– Ну не был. И что? Это вскрылось когда орки стали собирать своё тупоголовое полчище перед городом. Меня горожане замучали. Чуть ли не силком хотели одного вывести против сотни орков. Я сбежал. К тому же уже тогда, у меня одна иллюзорная мечта появилась.
– Да? И какая же?
– Стать ловцом ды… э… В общем, ловцом стать.
– Зверей ловить?
– Нет. Больше я тебе ничего не скажу.
– Как знаешь. Мне всё равно уже спать охота.
– Ну вот и спи…
– Слушай, а вон те мешки мягкие? В смысле что в них?
– Ишь ты хитрый какой!.. Спи на шкуре.
– Ну ладно… Ты не удивляйся, когда проснёшься и меня не будет, — как будто прощаясь сказал Маркус.
– Ага. Не волнуйся, я раньше встану, — старик кашлянул и пожелал спокойной ночи.