Однажды, проснувшись рано – рано, я вышла в цветущий весенний сад. Первые лучи солнца целовали нежные соцветия, усиливая их розовость.
Птица пела тонко и протяжно. Трава, ещё мокрая и прохладная, обхватывала мои голые ступни, оставляя влажные разводы на подоле моей туники. Свежий, умиротворяющий ветер дышал мне в лицо. Я запрокинула голову – бездонный голубой купол – ни облачка, ни тучки – чистота!
Зёрнышко радости в моей груди лопнуло и проросло цветком восторга – пышным и ярким!
Я раскинула руки, вытянулась в струнку, закрыла глаза и… блаженно оторвалась от земли.
Без усилий я парила над садом, окутанным облаком бело-розовых цветов с ажурными вкраплениями нежно зелёной листвы, над речкой, озорно поблескивающей плавно струящейся водой. Подо мной проплыла колоколенка старой церквушки – утренний звон колокола был праздничен и лучист, а молодая берёзовая рощица, между моим домом и церквушкой, была наполнена птичьими голосами и шепотом листвы.
Ветерок ласково трепал мои волосы, и медные пряди летели плавно и извивисто, подобно водорослям в пруду…
Лёгкая, матовая туника облепила моё тело, и длинные полотнища плескались по бокам, как крылья диковинной бабочки.
Я вытянула руки вперёд, как пловец или космонавт, и медленно плыла в синеве, вернее, это ещё не была синева неба, это была его первая ступень – воздух над головой…
Небольшим усилием я подняла тело вверх, выше – в глубину! Воздух стал прохладней, острей, он ударил в нос, как газировка и провоцировал на более активные действия. Рассмеявшись, я кувыркнулась через голову и воздушная плоть спружинила, как батут, отбросив меня обратно. Я сделала кульбит назад, как турман – также ловко и свободно, на мгновение застыв в исходной точке!
Откуда во мне эти знания – как летать, парить, кувыркаться – задумываться не хотелось. Это – Чудо и пусть оно будет…
Выше подняться не тянуло, земля посылала мне тёплые волны воздуха, как бы напоминая – здесь твой дом!
И я парила над домом и видела, как на крыльцо вышла мама, вслед за ней большая белая собака, на подоконник распахнутого окна вспрыгнул рыжий пушистый кот.
Мама присела на ступеньку, закинула золотистую косу на спину и, подперев голову ладонью, с лёгкой полуулыбкой смотрела на цветущие, хрупкие вишнёвые деревца – в этом году они расцвели в первый раз. За вишнями буйствовали мощные яблони, чуть дальше – раскидистые сливы и, гордость нашего сада, старое абрикосовое дерево – "патриарх", так мы его величали.
Вдоль дорожки цвели нарциссы, начиная дурманить утренний воздух
слащавым ароматом, островками пестрели и отливали атласом лепестков тюльпаны – крупные, нарядные. Дальше, под яблонями, то тут, то там голубели карликовыми озерцами незабудки, выросшие сами по себе, без ведома людей.
Красные голуби слетели на белый песок дорожки и закружились в танце, заворковали.
Взошедшее солнце, как в мифе о царе Мидасе, позолотило всё вокруг тепло и щедро, как мёдом или вишнёвой смолою.
От увиденного у меня сладко защемило сердце, я тихо и плавно опустилась на лужайку за домом и, подпрыгивая, как маленький ребёнок, побежала к крыльцу.
Пёс, звонко лая, ринулся ко мне, голуби, громко хлопая крыльями, стайкой взлетели и закружились над садом. Мама поднялась мне навстречу, в руках её были пустые вёдра - “Пора за водой” - сказала она, спускаясь с крыльца. Дужки пустых, раскачивающихся вёдер скрипуче звякнули и я… открыла глаза!
“Доча, так ты идёшь?” – спросила мама. Я огляделась, голуби кружили над садом, пёс сидел возле моих ног, улыбчиво заглядывая мне в глаза, кот на подоконнике умывался, вымывая нас на речку…
Я стояла босиком в высокой, влажной ещё траве и туника, за мгновение до этого сухая, медленно намокала и влага поднималась по ткани выше щиколоток, вверх… Я обернулась к маме и пошла ей навстречу, протянув руку за ведром.
“Что-то почта запаздывает” – озабоченно сказала мама и, поставив вёдра на траву, ловко повязала на голову белый платок, на лоб, как заправская казачка.
“Так у Митяя мотоцикл сломался, он его чинит возле колокольни”.
Мама удивлённо вскинула брови – “Возле колокольни?” и, хмыкнув, подняла ведро – “Ладно, пойдём. Успеем вернуться”. Она легко зашагала по тропе, бегущей вдоль сада вниз, к реке.
Я закусила губу – “У колокольни, но ведь она за рощицей, её от нас не увидеть…
А, так я это заметила когда летала? Ну, да, когда летала!”. И успокоенная,
я побежала вслед за мамой…
День начинался хорошо!
Обыкновенный счастливый день детства девчонки 12ти лет!
PS.
Через полчаса Митяй – щербатый, щуплый мужичонка с седой, торчащей во все стороны чёлкой, притарахтел на стареньком “ИЖ” прямо к нашей калитке.
“Доброго здоровьечка! Димитревна, тебе письмо от сына!” - высоким тенорком с подвизгом крикнул почтарь. А мама уже бежала к калитке, вытирая на бегу руки о передник. “Здравствуй, Митяй! Спасибо тебе!” - сияя улыбкой, она прижала конверт к груди.
“Димитревна, мне бы водички, замаялся чинить своего коня. Почитай час возился с ним возле колокольни, в горле пересохло…”. Но мама уже ничего не слышала, она читала письмо…
Я вынесла Митяю большую кружку стылого, ершистого кваса, какой умела настаивать только моя мама. Почтарь почти одним глотком осушил сосуд и, крякнув, лихо крутанул ручку мотоцикла – астматический стрёкот железного коня огласил окрестности. А Митяй, поправив пузатую сумку, лихо вскочил в седло, почти как ковбой.
“Ну, до свиданьица, значит. А квасок хорош…”- и рванул с места…
Прибежавший пёс замотал головой, чихнул и конвульсивно дернувшись, застыл, преодолев желание ринуться за драндулетом и от всей собачьей души облаять Митяя – возмутителя спокойствия.
Мама, стоя у калитки, перечитывала письмо и улыбалась. Брат Стас служил в Армии, ему оставалось службы всего полгода.
Хороший сегодня день, удачный и радостный. Уррра!

(картина Жозефины Волл)