В архиве Военноисторического института в Белграде хранится письмо (ВК-П-615/26/2), написанное заключённым в лагере Дахау святым владыкой Николаем Велимировичем в феврале 1945 года и предназначенное генералу Драже Михайловичу, сражавшемуся в Сербии против немецких оккупантов и титовских коммунистов. Письмо владыка передал четнику, который готовился к побегу из лагеря.
 
"Благослови Вас Бог, великий воевода и юнак наш. И Вас и всех Ваших сотрудников и сподвижников, храбрых борцов за Честный Крест и Золотую Свободу! Мала земная Сербия, но велика и всё прибывает Небесная Сербия, могучая и неодолимая. Да будет Вам Небесная Сербия в помощь. Укрепление мёртвым от живых. У Бога нет мёртвых. Где Бог, там большинство, там и победа. Эта война - величайшая в истории война Христа против антихриста. Сейчас этого не видят, но скоро увидят. Потому что эта материалистическая война явится в конце как религиозная. Потому да будет святое войско, святой народ, святой путь. Где Бога клянут, там гибель уготована. Бог всемогущ. Он гордых повергает, а кротких прославляет. Крестовое Знамя - наше народное знамя (на Почнике, на Косово, на Мишаре, в Таково). Богомольцы восстановили Крестовое Знамя. Бог любит братство и единство. Объединяйтесь со всеми, кто Бога боится и братьев любит. И Небесная Сербия полетит перед Вами. Соблюдайте три вещи: тайну, связь и дисциплину. Да благословит Бог души родителей Ваших, что молятся за Вас. Вас и всех Ваших приветствует Ваш смиренный молитвенник + Еп. Николай"

 

На фото: епископ Николай с четниками, монастырь Любостиня.

122 просмотров

15 минут о борьбе за Крест и Свободу. Фильм о Вере и войне. О сербских четниках и русских добровольцах. Режиссер Виктор Авилкин. 1997 год.

"Этнофилитизм, то есть подчинение Церкви национально-политическим идеологиям и программам, давно справедливо осужден как ересь", - заявил в 2002 году Патриарх Сербский Павел.

История четницкого движения в Македонии наглядно показало, как этнофилитизм убивает четництво. Национал-революционеры, в первую очередь болгарские, поставили племенные интересы выше единства православных христиан, братьев, пьющих из одной Чаши. Победили те, кто видел Церковь этаким духовным довеском, обслуживающим национально-политические выгоды своего народа. Недаром еще болгарский гайдук Христо Ботев, восстал в своих стихах на попов, на святых, и на самого Бога, посчитав что все это ослабляет "борца за свободу". Национальное соперничество болгар, сербов и греков в Македонии в начале ХХ века привело к кровавой борьбе четников между собой, причем с привлечением на помощь турок. В этой войне резали даже стариков и детей, убивали священников "за то, что болгарин" или "за то, что серб". Мы знаем, чем окончилось для болгаро-македонского четництва эта подмена понятий. Борцы за Крест и Свободу, мстители за народные обиды превратились в националистов, революционеров, террористов, усташских союзников, красных партизан…

Читать далее...

Светка стояла по одну сторону стола, который занимал почти всю вытянутую от двери к окну комнату, оставив только проходы по бокам, - стояла в оцепенении, вздрагивая и отшатываясь от совсем уж диких криков, а по другую сторону, напротив нее через стол, извивался, визжал и кричал что-то неразборчивое кавказец в джинсовой куртке, черный, безростый, с бешеным лицом и кипящими большими глазами. Такими и увидела их Тамара Ивановна в милиции, куда они прибежали чуть не бегом с Анатолием и участковым. Перед Светкой, загораживая ее, стоял в торце стола Демин, всклокоченный, с еще более длинными, чем всегда, взмахивающими руками, и тоже что-то кричал. Тамара Ивановна не отодвинула Демина и не бросилась к дочери - она вонзилась в нее глазами и высмотрела ее всю. Потом перевела тяжелый и пронизывающий взгляд на кавказца и его тоже высмотрела до печенок. У Светки был огромный, чуть не в половину лица, синяк под правым глазом, верхняя губа рассечена, она стояла сжавшись, с выдвинутыми вперед плечиками, которыми пыталась прикрыться, сгорбившись и втянув в себя голову. Взглянула на мать и вздрогнула крупной судорогой, прокатившейся по всему телу. Рукав джинсовой куртки на кавказце был наполовину оторван; когда парень кричал и размахивал руками, дыра на рукаве, как уродливая пасть, с жевом открывалась и закрывалась. Во главе стола у окна сидел капитан, молодой еще, с жидкими волосами и шишковатым лицом; он ни о чем не спрашивал и ничего не записывал, брезгливо смотрел на кавказца и Демина. Кавказец по взгляду Тамары Ивановны догадался, что пришла мать, и, обращаясь к ней, показывая на Светку, так же заносчиво, бешено, но, позаботившись о том, чтобы его поняли, прокричал:
- Она врет, плохо врет! Фу! - пыхнул он злобой в сторону Светки. - Ей не жить, если будет врать!
Демин перегнулся через стол и сжал кавказцу плечо так, что тот заверещал как поросенок.
- Руки! - прикрикнул капитан.

Читать далее...

Знак, подобный четницкому троеперстию, - руку с растопыренными тремя пальцами, символизирующими Святую Троицу - мы находим и в землях, расположенных довольно далеко от Балкан. И здесь это тоже символ борьбы за Крест и Свободу. "Три перста" - знак христиан из Ливанских Сил, противостоящих отрядам палестинских боевиков, мусульманских общин, друзов, коммунистов и сирийцев. Ливанские Силы - это общее название для вооруженных формирований трех горных маронитских кланов, наиболее известное из которых называется Аль-Кетаиб (Ливанская Фаланга), бойцы клана Жмайель. Они заставили себя уважать тогда, когда христианам Ливана было уготовано уничтожение. Они ответили на брошенный вызов, и ответили сверхжестоко. Можно по разному отнестись к этому, но факт остается фактом - мусульманский мир, понимающий только силу, содрогнулся от ужаса и... отступил.

Читать далее...

Воюют друг с другом две силы:
Весь мир и край Невесиня…

В Новом Саде собрались герцеговинцы, живущие в Воеводине, чтобы собрать помощь, кто сколько может, для вдов и сирот Невесиня.
Смотрю на них - высокие, плотные, большеногие, вглядываюсь в их лица с широкими скулами и твердыми челюстями… Ведь когда-то они были босоногими детьми вернувшихся из Америки герцеговинцев-фермеров, чемпионами в игре в "чижика", маленькими свинопасами, жили в землянках из глины, смешанной с остатками соломы, а сегодня это уважаемые люди, добропорядочные хозяева, профессора, директора, владельцы больших фирм. Выучили их бедные родители с мозолистыми от труда руками, прошедшие огонь, воду и медные трубы, насильно затащенные в задруги, где надрывались от работы за трудодни, пассажиры поездов колонистов, которые целыми днями томились в тупиках и жгли костры в форме буквы "г" в вагонах для перевозки скота, жители голых островов, выносливые, живучие…
Если бы они могли видеть сейчас своих потомков, одетых в белые рубашки, темные костюмы с пестрыми галстуками, думаю, что из страха обращались бы к ним "на вы". А их потомки приехали в Нови Сад, чтобы отдать долг своим старым, усатым прадедам и бабам, вечно одетым в черное, подписать чеки и дать сколько нужно денег тем местечкам, в которых и не бывали. Они не спрашивают, что нужно и сколько. Одним росчерком пера отправляют грузовики с мукой, растительным маслом и обувью для своих далеких босоногих родственников.
Приехали и невесинцы (у них в ушах до сих пор звучит выстрел первого невесинского ружья), многие из них в военной форме: солдаты, капитаны, полковники. За ужином сидят прямо и едят совсем понемногу, только отщипнут от блюда и отодвигают тарелку. Не могут есть, когда голод в Невесине. "Но вы же ничего не попробовали", - продолжают угощать их хозяева и пододвигают блюда с мясом, а они полушепотом отвечают, что не голодны. А в голове мысли о женских черных платках и надвигающейся зиме…
Играет оркестр, меняются певцы, гусляры и танцоры, а я все жду, превзойдут ли самих себя невесинцы в песне? Что они ещё нового придумали? И вот, выходит певец и, ни более, ни менее, а грозит самой Америке! Маленький народ, а дерзкий до невозможности!..

Читать далее...

В пещере на острых каменьях лежал храбрый гайдук Христич Младин. Рядом с ним жена его, прекрасная Катерина, у ног его двое храбрых сыновей. Третий день уже проводят они без пищи в этой пещере, ибо враги их стерегут все горные тропы, и, если вздумается им поднять головы, сотня ружейных дул направляется на них.
От нестерпимой жажды языки их почернели и распухли, ибо для питья у них есть лишь немного воды, застоявшейся в расщелине скалы. И все же ни один из них не посмел пожаловаться или застонать, так как они боялись прогневать Христича Младина.
Три дня миновало, и Катерина воскликнула: "Да сжалится над нами святая Дева и да воздаст твоим недругам!" Она вздохнула и умерла. Христич Младин глядел на ее тело сухими глазами, но сыновья потихоньку утирали слезы, когда отец их не видел.
Наступили четвертые сутки, солнце высушило воду, застоявшуюся в расщелине скалы. Тогда Христич, старший сын Младина, обезумел: он выхватил из-за пояса свой ханджар и смотрел на труп матери, как волк глядит на ягненка. Младший брат его, Александр, с ужасом взглянул на него. Выхватил и он свой ханджар и проколол себе руку. "Выпей моей крови, Христич, только не совершай преступления. Когда мы все умрем с голоду, будем выходить из могилы и сосать кровь наших врагов".
И Младин вскочил и крикнул: "Дети! Вставайте! Лучше добрая пуля, чем голодная смерть". Все трое ринулись вниз, словно голодные волки. Каждый убил десятерых и получил в грудь десяток пуль.
Подлые враги отрубили им головы, но когда несли их, празднуя победу, то едва осмеливались на них смотреть: так боялись они Христича Младина и его сыновей.

Читать далее...

"Долой политику, даешь традицию!" или о нашем понимании патриотизма

Если бы меня спросили, в чем я вижу связь времен, я бы рассказал о том, как летом 1943 года штурмовой батальон сибирского корпуса шел в атаку на главную твердыню обороняемого немцами Восточного вала. Автоматчиков этого батальона называли панцирниками, потому что они сражались в массивных стальных нагрудниках, напоминающих старинные латы. Каждое поколение мальчишек вдохновляется образом несокрушимого воина в шлеме и броне вот уже несколько тысячелетий.
Как случилось, что наш народ, вышедший победителем из тяжелейших войн с внешним врагом, не является хозяином у себя дома? Русский человек, надевший военную форму и получивший приказ, совершает чудеса храбрости на поле боя, а в родном городе пасует перед наглостью чужака или грубостью начальника – отступит, предпочтет не связываться. Сорвет накопившуюся злобу на таком же, как он сам, или, что гораздо хуже, на жене и детях – тех, кого должен защищать в первую очередь.
В прошлые времена в свободных от помещичьего гнета деревнях северо-запада действовали бойцовские ватаги, являвшиеся гордостью и защитой крестьянской общины. Они сами разбирали конфликты с соседями и наказывали злодеев, налагали откуп за причиненные обиды и совершали месть. В послевоенные 40-е годы такие ватаги вели настоящие локальные войны против бандитских шаек, применяя при этом огнестрельное оружие от винтовочных обрезов до станковых пулеметов.
Наша разобщенность и привычка всецело уповать на заступничество властей дорого нам обошлась. Русские люди Прибалтики, Средней Азии, Кавказа не сделали серьезных попыток отстоять себя, даже если речь шла об их жизни, о жизни их семей. Ну а мы, здесь? Отреклись от братьев своих и сестер, согласившись считать их гражданами чужих стран, рабами чужих народов? Только одна была у нас непокоренная "краина" – Приднестровье. Защитим ли мы себя сами, когда государство не сможет?
А у наших "политиков-патриотов" все мысли вертятся вокруг государства. Они обращаются к госчиновникам со всевозможными требованиями и инициативами (а вот пусть барин нас рассудит!), и удивляются, что те плевать на них хотели. Тогда они с радостью отдаются оппозиционерскому озлоблению, мечтая когда-нибудь прийти к власти самим и устроить все по собственным задумкам. При этом городовой с плеткой является для них одним из любимых образов. А нам-то это надо?

Читать далее...

Представьте себе, что перед вами что-нибудь их рук вон плохое, скажем, Пимлико (район Лондона, по архитектуре очень скучный - ред.). Если вы задумаетесь над тем, как сделать его лучше, нить мыслей приведет вас к причудливым, неразумным ответам. Недостаточно возмутиться им - тогда вы просто зарежетесь или переедете в Челси. Недостаточно и восхититься - тогда оно останется как есть, а это ужасно. Выход один: полюбить Пимлико преданно и без всякой причины. Если хоть один человек его полюбит, оно расцветет золотыми шпилями и башнями слоновой кости - расцветет, как женщина, которую полюбили. Ведь мы украшаем не для того, чтобы скрыть какую-нибудь мерзость, а для того, чтобы хорошее стало еще лучше.
Мать завязывает ребенку синий бант не потому, что ребенок без банта ей противен. Мужчина дарит женщине ожерелье не для того, чтобы скрыть ее шею. Если люди полюбят Пимлико, как матери любят детей - неразумно, только за то, что это их дети, - оно за два года станет прекрасней Флоренции. Мне скажут, что все это - парадоксы и выдумки. Я отвечу, что это - история. Именно так и города становились великими. Доберитесь мыслью до самой глубины цивилизаций, и вы увидите, что они вырастали вокруг священного камня или колодца. Сперва чтили место, потом делали его достойным славы. Рим полюбили не за величие - Рим стал великим, ибо его полюбили.
Если вы любите какое-то место разумно, по определенной причине, вы скорее всего его испортите; если любите без причины - вы его улучшаете. Если вам (что маловероятно) нравится в Пимлико что-то определенное, вы станете это укреплять в ущерб самому Пимлико.
Но если вы просто любите Пимлико, вы можете превратить его в Новый Иерусалим. Не спорю, быть может, это лишнее, мне важно одно: изменить, исправить может только неразумный патриот. Те, чей патриотизм обоснован, страдают шовинистической спесью. Самые ярые шовинисты любят не Англию, а идею Англии. Если вы любите Англию за то, что она - империя, вы можете переоценить ее успехи в Индии; если любите ее как страну - не разлюбите никогда, ведь она останется страной и под властью индусов. Искажает историю лишь патриотизм, от истории зависящий. Если вы просто любите Англию, вам неважно, откуда она взялась. Если вы любите ее, ибо она - англосаксонская, вы легко исказите факты ради своей причуды.
Вы дойдете до того, что норманны, в сущности, были саксами (дошел же до этого Карлейль), дойдете до нелепости, ибо не хотели, чтобы любовь ваша была нелепой. Тот, кто любит Францию за военную мощь, презирает армию 1870 года (год сокрушительного поражения Франции от Пруссии - ред.). Тот, кто любит Францию без причины, возродит эту армию; так французы и сделали. Чем отвлеченней патриотизм, тем практичней политика.

ГИЛБЕРТ КИЙТ ЧЕСТЕРТОН "ОРТОДОКСИЯ", 1909 год

Это эссе было написано Г. К. Честертоном в 1910 году

Недавно врачи и другие лица, которым современный закон разрешил распоряжаться более оборванными собратьями, постановили стричь всех девочек. Конечно, я имею в виду девочек бедных. Много нездоровых обычаев бытует среди богатых девочек, но не скоро, очень не скоро доберутся до них врачи. Постановление объяснили так: поскольку бедным приходится жить в немыслимой тесноте и грязи, им нельзя отпускать волосы, чтобы не завелись вши. Итак, волосы запретили. Почему-то никому не пришло в голову запретить (и уничтожить) вшей. Как всегда в современных спорах, самая их суть не упоминается из скромности.
Всякой свободной душе ясно: если вы принуждаете к чему-то дочь извозчика, принуждайте и дочь министра. Я не спрошу, почему врачи не следуют этому правилу, я и так знаю - они не смеют. Они, конечно, объяснят иначе: они укажут, что у бедных вши заведутся скорей. А почему? Потому, что бедных детей (не считаясь с желаниями их домовитых родителей) сгоняют в тесные классы по сорок штук, а у одного из сорока могут быть вши. Почему же?
Потому, что бедных так задавили налогами, что их женам приходится работать, значит - у них нет времени на дом; значит - у ребенка могут завестись вши. Поскольку у бедного человека на голове сидит учитель, а на животе - домовладелец, ему приходится терпеть, чтоб волосы его дочери сперва запустили от бедности, потом загрязнили - от скученности и, наконец, отрезали во имя гигиены. Может быть, он гордился ее волосами. Но кому до него дело?

Читать далее...

Один современный украинский патриот мечтал увидать запорожцев времен Хмельницкого. Бедняга не знал, что эти славные запорожцы могли запросто приговорить к смерти всех наших патриотов, националистов, депутатов, демократов и гуманистов заодно.

Читать далее...

О ношении татуировок в старину православными христианами мы имеем сведения отрывочные и весьма скудные. Известно, что славянские воины средневековья покрывали руки орнаментом, главным образом, растительным, что позже встречалось у запорожских казаков наряду с их собственной меткой - сечевым трезубцем. Метили себя представители княжеских и боярских родов. Петр I носил на руке изображение топора (непонятно только, в силу ли местной традиции или под влиянием европейской моды). Известно о наколках в военной, морской, казацкой среде. Белый атаман Анненков предстает на фото с торсом, украшенным змеей и черепом. На спине короля Югославии Александра красовался орел, а русский царь Николай II носил на груди наколку с мечом, а на плечах - цветного дракона, вытатуированного в Нагасаки.
Обычай татуировки я отнес бы к сфере культуры, а не духовности. Конечно, вопрос к священнику о несмываемом рисунке более серьезный, чем вопрос о том, можно ли пользоваться косметикой или проколоть уши. Но подобные вещи зависят от традиции и в любом случае не являются мерилом духовности. Распространенное утверждение о "самовольном изменении в себе образа Божьего" путем нанесения татуировки спорно. Как тогда быть со стрижкой волос и бритьем бород, с ношением очков? Известно, что русские князья много позже язычника Святослава носили в ухе серьгу, а женщины государства Московского накладывали на себя столько косметики, что даже в Европе поражались и недоумевали. Заметьте, я говорю об обществах, которые принято ставить в пример в плане благочестия.

Читать далее...

ОТ УШКУЙНОЙ ДРУЖИНЫ К БОЙЦОВСКОЙ АРТЕЛИ

Артельная организация общества характерна для России. В ее северо-западных деревнях издавна существовали артели кулачных бойцов (называемые также "ватагой", "шайкой", "галахой", "партией", "шараевкой" или "шарагой"), призванные обеспечивать безопасность и порядок внутри крестьянской общины. Бойцы зачастую являлись близкими или дальними родственниками, прихожанами одного храма. Артель возглавлялась атаманом и имела сложную социальную и возрастную структуру, наиболее близкую к славянской родовой дружине, обладала единой бойцовской этикой и воинской мифологией.
Ушкуйно-повольничий уклад боевой общинной культуры сложился на территории Тверской, Новгородской, Псковской, Вологодской и части Смоленской областей (в местах традиционного проживания славянских племен кривичей и новгородских словен). Здесь основная часть войска традиционно формировалась из среды вольных ушкуйных дружин, выступавших в войнах самостоятельно или принимавших сторону того или иного князя. Дружина возглавлялась атаманом-батькой (термин "атаман" старый, еще князь Михаил Ярославич писал князю Георгию: "Возвращаю свободу супруге твоей, брату и всем новгородским атаманам"), дружинники считались братьями между собой (союзы ушкуйников назывались "братчинами", например "братчина-Никольщина" в Новгороде). Во всех случаях подчиненность и отношения описываются в терминах родства.

Читать далее...

Назывёмься-ко мы братьеми крестовыми,
Покрестоемся мы своима крестами золоченыма.

Хочу рассказать тебе, дорогой читатель, об одном прекрасном обычае наших предков — о побратимстве, или крестовом братстве,— вступлении в отношения любви и взаимных обязательств не по родству, а намеренно, через обряд обмена крестами.
Отношения побратимства и посестримства не были широко распространены, но играли существенную роль, и им соответствовали четкие нормы поведения. Это был, в сущности, способ религиозно-нравственного закрепления индивидуальной взаимопомощи. Выбор побратима мог определяться другими видами отношений (соседскими, дружескими, деловыми), но после обряда отношения переходили в новое качество.
О глубоких исторических истоках обычая свидетельствуют русские былины. Крестовый брат в былинах — заступник и поддержка в трудных делах, соратник в бою с врагом. При всей условности эпического времени былин оно имеет множество исторических признаков. Основной исторический слой его, связанный с особенностями деятельности богатырей, может быть по сути социальной характеристики отнесен ко времени военной демократии и раннефеодального государства, представленных в былинах в идеализированном, художественно-условном виде. Эпос был не только художественным творчеством, но и исторической памятью народа. Не случайно русский писатель XII века Кирилл Туровский различал два типа хранителей исторической памяти: летописцев и песнотворцев.
Именно в этом смысле историческая память былин запечатлела и обычай побратимства. В эпосе он четко связан с витязями, с воинством. Естественно, что в среде дружинников потребность в создании таких братских отношений, закрепляющих и усиливающих понятия товарищеской взаимной выручки и поддержки, была особенно выражена. Оторванный от общины и семьи, воин ищет узы, заменяющие родственные: названый брат — «паче родного».

Читать далее...

Борис Шергин (1893-1973) родился в городе Архангельске, в семье именитого корабельного мастера и морехода. Воспоминания детства и семейные предания легли в основу лучших его произведений о жизни и нравах русских поморов.

Это было давно, когда я учился в школе. Тороплюсь домой обедать, а из чужого дома незнакомый мальчик кричит мне:
- Эй, ученик! Зайди на минутку!
Захожу и спрашиваю:
- Тебя как зовут?
- Миша Ласкин.
- Ты один живешь?
- Нет, я приехал к тетке. Она убежала на службу, велела мне обедать. Я не могу один обедать. Я привык на корабле с товарищами. Садись скорее, ешь со мной из одной чашки!
Я дома рассказал, что был в гостях у Миши Ласкина. Мне говорят:
- В добрый час! Ты зови его к себе. Слышно, что его отец ушел в дальнее плавание.
Так я подружился с Мишей.

Читать далее...

В течение 500 лет небольшой народ - черногорцы сумел отстоять свою самостоятельность, сохранить свою идентичность и, хотя в течение этого времени его на картах и в описаниях причисляли к турецким подданным, но на самом деле он всегда сохранял полную от них независимость. Во многом, это связно с тем, что среди всех сербов именно у этих горцев родолюбие стоит на первом месте, для них оно превыше всего.

Основой черногорского общества являются кланы. Клан имеет не только родовое, но и территориальное значение, хотя везде крепко держится братство (дружство) и род, составляющие основную единицу клана и являющиеся главными факторами в народной жизни, семейной и общественной. Клан Васоевичей сохранил в чистом виде кланово-родовую структуру, в конце XIX века в составе клана были только состоящие в родстве друг с другом фамилии.

Читать далее...

В прихожей висела большая картина. По сути дела, она закрывала всю стену, а поскольку прихожая являлась центром квартиры, в которой и зал, и маленькая детская комнатка были смежными, то картина эта являлась как бы центральным связующим звеном, объединяющим в одно целое и все постройки, и их обитателей. На картине был изображен Витязь в тигровой шкуре. Это была сцена поединка с многочисленными врагами, рассеянными, разрубленными, растоптанными витязем, но еще пытающимися сопротивляться. Сам витязь, не знающий пощады, огрубевший в сражениях, очерствевший сердцем, еще не растопленным слезами очаровательной принцессы, был запечатлен в момент яростного натиска на обреченных недругов, с искаженным от ярости лицом и занесенным для беспощадного удара мечом. Обитатели дома любили эту картину. Она навевала забывавшуюся в обыденности романтику юношеских походов, первых свиданий и первых поцелуев, поединков с соседскими мальчишками, ревниво оберегавшими первую красавицу двора от чувственных посягательств чужаков. В картине узнавались добрые, бесстрашные богатыри из незабываемых сказок, рассказанных бабушкой когда-то очень давно. Наконец, картина дарила надежду на то, что когда-нибудь еще наступит счастливый миг, и взовьется в грозовое небо меч, круша обреченные порядки суеты, бюрократии и ханжества, так прочно воцарившиеся в мире. Картину любили все, кроме Толика, которому было всего три года. Толик картину боялся. Он боялся яростного оскала витязя, боялся занесенного, словно над самим Толиком, меча, боялся злобных, еще сопротивляющихся врагов витязя, боялся мертвых тел и истекающей крови, боялся туч и грозы в тяжелом небе над полем битвы. Картина была написана мастерски, и все действующие лица были как живые, что делало страх Толика невыносимым, особенно в те часы, когда он оставался один, или ночью, когда нужно было спать. Однако, при таком соседстве спать Толик боялся еще больше. Стоило ему закрыть глаза, как витязь незримо вырастал над ним, скалясь и готовясь к смертельному удару. И тогда Толик глубже закрывался под одеяло и подушку и крепче сжимал свой деревянный меч, выточенный соседом-инвалидом дядей Ваней. Кричать и плакать Толик стыдился. Взрослые посмеивались над страхами мальчика, но меч не отбирали, словно, давая мальчику таким образом привыкнуть к кровавому поединку картины. Почти каждый вечер папа рассказывал Толику о витязе, что он добрый и справедливый, что он сокрушает плохих и негодных людей, а честных и слабых защищает. Беседы эти должны были навевать мальчику доброжелательное отношение к картине, но лишь в доме выключался свет, витязь снова и снова заносил свое беспощадное оружие над холодевшим от страха мальчиком.

Читать далее...