Любезнейшие почитатели, позвольте уж мне сегодня явить вашим строгим очам сумбурный до бессвязности, не приукрашенный никакими словесными крендибоберами, абсолютно бесталанный пост – ибо я женщина работающая, иногда даже на износ, и нет у меня сил связывать, приукрашать и демонстрировать. В следующий раз все непременно будет, обещаю.

Телевещание для меня - как обои. Изредка, чаще всего - в похмелье, возникает потребность разглядеть повнимательнее вензелёк в правом верхнем углу, и придумать, что он похож на слона анфас. Когда же я в трезвой памяти, обои меня не интересуют. И говорящая коробочка с диагональю 82 дюйма – точно так же. Сегодня меня толкнула под струи телеэфира френдесса ana_pirogova, немосквичка из более шустрого часового пояса, написавшая отчет о «Закрытом показе» Гордона. (Поскольку эта умная и злая женщина пишет в основном гадости, я её с удовольствием читаю). Но не сегодня – ибо я женщина работающая, иногда на износ, etc, смотри выше.
Сегодняшних моих натруженных сил хватило лишь на то, чтобы выхватить из текста имя Натальи Негоды.

На Негоду я готова смотреть часами (что не помешало мне не удосужиться хоть раз досмотреть «Маленькую Веру» до конца). На Негоду и ещё на Татьяну Друбич. Снова скобки: (странно - не могу припомнить ни одного мужского лица – хоть в кино, а хоть и в жизненном опыте, на которое я хотела бы смотреть часами). Американскую Негоду я всегда чувствовала, как потерю для российского синематографа - недораскрытую, ненаигравшуюся, недоукрасившую собой. Таких лиц нынче не делают: сотни сотен сериальных красавиц не оставляют никаких следов на памяти, фаянсовые личики в интерьерах риммыдмитревных журналов «Семь дней» отличаются исключительно интерьерами, из тех, кто моложе шестидесяти, глаза есть только у Михаила Ефремова, да и тот – пьющий мужчина. От культуры нашего времени потомкам достанутся портреты Жириновского и Анастасии Волочковой. Их жаль. Всех.

Ах, я же обещала сумбур! - тогда перескакиваю сразу к фильму. Фильм, кстати, называется «Бубен, барабан».
Так вот. Вот что мне больше всего мешает в произведениях так сказать искусства:
А) Символичности, сиречь Образы (с);
Б) Пришпандоренные случайным образом к оным произведениям символичные и глубокомысленные названия.

Мертвый город, морг, библиотека, усекновенная голова - посторонняя и неповинная, зеркало, осколки зеркала, кровь, мент (г-н полицейский, то есть), который боится крови, железная кровать с шишечками как символ телесно целомудренной интеллигентности, тундровая сирость пейзажа как символ духовного обнищания провинции, отрубленный мизинец как символ хуй знает чего.
Человек в офицерской форме как символ мужественности и благородства, женщина с томиком пушкена как символ неприспособленности к жизни, человек с наколками под офицерской формой как символ раздвоения стандартов, сознания, веры и еще чего-то.

«у Гоголя черт входит в избу – верю. У беллетриста N учительница входит в класс – не верю!» (с)

Какие-то люди после фильмы пытались угадать, что хотел сказать художник, называли фильму философской притчей, мерялись мудростью, цинизмом и человекофилией - впрочем, я их не дослушала.

Ибо я, как женщина работающая, простая и слабоодухотворенная, даже приняв все условности, даже любуясь прекрасной Негодой, даже отпоров от произведения все ненужные пуговицы и разобравшись с их пуговичными мэссиджами, разглядела в этой незатейливой истории только мелодраму о жизни простой латентной шизофренички, однажды и наконец от души выебанной, и оттого съехавшей с катушек окончательно и бесповоротно, с летальным исходом.

То есть, не так уж важно, что там хотел сказать художник – главное, что у него получилось сказать.
Все, умолкаю - фильм я уже забыла, дальше будет нечестно, пойдут пришитые к тексту пуговицы, символы, образы и вся такая прочая ерунда. А надо еще придумать тексту название - символичное и глубокомысленное.

Бай.