Люблю песни с историей, сюжетом. На подобие этой, или... "Он был старше её, она была хороша...", или "Там, где я родился, основной цвет был серый.."
Песня Григория Лепса (кстати, одного из моих любимых исполнителей на сегодняшний день) "Свои" мне почему-то напоминает "Ковбой бибоп". Так и встаёт перед глазами картинка, как в каком-нибудь захолустном баре на Марсе или Ганимеде сидит Спайк Шпигель, и, глуша виски, рассказывает о Джулии первому попавшемуся пареньку, но, конечно, не называет имён. А местной публике его поведение не нравится, да и выглядит он странно, не по здешнему. И, конечно, всё закончится дракой. Спайк будет драться походя, лениво, думая о своём, или напротив, от души, вымещая на нечаянных противниках всю свою боль, копившуюся годами. Кончится всё известно как:
"И побрел как домой на ближайший вокзал,
Будто верный маршрут ее знал."
А парень из бара будет задумчиво курить и слушать музыкальный автомат, в котором ганимедский Джо Коккер будет петь ганимедский блюз и думать - кто же эта женщина, ради которой кому-то не жаль отдать свою жизнь. Он будет думать что она невероятная, особенная, но потом, возможно, поймёт, что пусть она "красивая и опасная", но "самая обычная женщина, которую невозможно вычеркнуть из жизни" (с)

Есть два варианта этой песни. Сольный Лепса и в дуэте с "Любэ". Второй вариант почему-то более отражает суть того, что я написала и картинка перед глазами встаёт с поразительной ясностью.




"Свои."

В углу губ папироска подрагивала,
Он давился, но пил, нам счастливым назло.
Вся честная пивная понять не могла,
Отчего его так развезло.

Эту душу не жизнь искалечила,
Не с обиды, братишка, я пью.
Я искал в этом городе женщину,
Ту единственную свою.

Я искал в этом городе женщину,
Ту единственную свою.

Поначалу, наверное, молод был,
Много было, сам знаешь, чего.
Были встречи и были проводы,
Не хватало всегда одного.

От судьбы получая затрещины,
Вот он я, сам не свой, на своем стою.
Я ищу в этом городе женщину,
Ту единственную свою.

Я ищу в этом городе женщину,
Ту единственную свою.

Даже тени обрыдлой тоски не нашел,
Когда вывернул наизнанку нутро.
Пустота и такая, что нехорошо,
Словно зря сорок лет прошло.

Как яйцо в руке раздавил стакан,
И провел всей ладонью в стекле да в крови
По лицу моему, – “чуешь какой обман
В тех, которые не свои”.

И от всей души на весь зал заржал,
Так что скулы чужим от обиды свело.
Каждый биться желал потому, что не знал,
Отчего его так развезло.

Я уже любой настоящий раз,
С мясом рву лады - режься в кровь струна.
Понимаешь, брат, ты все понимаешь, брат,
Без своих нам здесь всем хана.
Понимаешь, брат, ты все понимаешь, брат,
Без своих нам здесь всем хана.

“Подожди”, – он скамью отстранил и встал,
Заплатил, отвернувшись, меня за плечо потрепал,
И побрел как домой на ближайший вокзал,
Будто верный маршрут ее знал.

Что-то встало, как ком, поперек души,
Вдруг мне некуда стало спешить.
Шаг от пропасти до таких вершин,
Что опять захотелось жить.

Я хотел окликнуть его, догнать,
Чтобы верный спросить маршрут
Женщин тех, что хотят и умеют ждать,
Тех, которые ищут и пьют.

От судьбы получая затрещины,
Вот он я, сам не свой, на своем стою.
Я ищу в этом городе женщину,
Ту единственную свою.

Я ищу в этом городе женщину,
Ту единственную свою.