БЮВАР

Бювар старинный! Бабушка в Париже
Тебя ласкала тайно от гостей.
Ведь ты ей был всех самых близких ближе
Походный сейф волнений и страстей.

Амур и лира из слоновой кости,
Миниатюрный ключик золотой —
Меж письмами и первым чувством мостик,—
Подкладка цвета зелени густой.

Когда-то ты, красуясь на витрине,
Не мог не очаровывать людей,
Для знатоков простая строгость линий
Была ценнее черных лебедей.

Тогда еще ты не хранил ни писем,
Ни надписи: «Последнее прости».
И может быть, на миг спустившись с выси,
Тебя хотел Бальзак приобрести.

Когда скрывалась в сумерках Химера
И пахла Сена сыростью ночной,
Быть может, взгляд задумчивый Флобера,
Как луч, скользил по лире костяной.

Тогда еще не обнажилась рана,
Ты незнаком был с Вислой и Невой,
Быть может, ты смотрел на Мопассана
Среди вещей, как человек живой.

Любители прогулок и пасьянса
В науке антикварной знают толк,
Быть может, пальцы Анатоля Франса
По-юношески гладили твой шелк.

Уже потом, познав пути и тропы,
Меняя цвет свой, как хамелеон,
Ты вспоминал и города Европы,
И берег Карса-Чая, и Рион.

Прошли года. Как сон, мелькнули страны,
И прошумел над шелком океан.
Теперь вблизи тбилисского майдана
Ты отдыхаешь, старый ветеран.

Ты вспоминаешь очи голубые,
Крутой изгиб пленительных бровей
Той, кто тебя приобрела впервые
И увезла из Франции твоей.

С владельцем-внуком ты не очень дружен:
Хоть жар такой же и в его крови,
Он не хранит в тебе своих жемчужин —
Семейных тайн и пламенной любви.

Лишь изредка тебе стихи доверит,
Но тотчас же обратно их возьмет,
Боясь эгоистически потери:
Уж очень ненадежен переплет.

Безмолвны горы. Дышит ночь глухая
Не так же ли, как твой Париж родной?
О чем, о чем зеленый шелк вздыхает,
О чем амур тоскует костяной?

Кто знает, не мелькнут ли вновь зарницы,
Не ждут ли и тебя твои «Сто дней»?
И вновь в тебе зашелестят страницы
Чудесных писем, что зари нежней.

Быть может, вновь, хотя бы ненадолго,
Последних чувств стремительный поток
Сильней, чем пламя, и полней, чем Волга,
Через тебя промчится, словно ток.

На кисть художника я променял бы лиру,
Чтоб Вас запечатлеть хотя б единый раз
И передать, как дар векам, потомству, миру —
Цвет Вашего лица, блеск темно-синих глаз.

Избороздив моря, изгибы рек и сушу,
Вобрав в зрачки свои, как влагу, тень и свет,
Простому полотну я отдал бы всю душу
И, о себе забыв, писал бы Ваш портрет.

Пред ним склонились бы — и кипарис и ели,
Им любовались бы созвездья до утра,
И на его черты завистливо глядели
Непревзойденные в искусстве мастера.

Но зависть мучила б еще сильней смотрящих
К тем, кто когда-нибудь хотя б коснулся Вас.
К тем, кто при жизни видел свет горящих,
Неповторимых темно-синих глаз.
РЮРИК ИВНЕВ

Только дунь, и его не стало.
Но зачем на него мне дуть?
Это может смертельно ранить
Самого меня прямо в грудь.

Потому, как резвящийся мальчик,
Незнакомый еще с бедой,
Я тихонько сорвал одуванчик
И поставил в стакан с водой.

Он казался мне прямо чудом
Среди многих земных чудес,
Что лежат неразобранной грудой
От травинок до самых небес.

Окруженный воздушною пеной,
Защищенный от ветерка,
Он казался послом Вселенной,
Перекинутым через века.

Так случайно иль не случайно
С детских лет мне знакомый цветок
Искрой самой глубокой тайны
Осветить мое сердце смог.
РЮРИК ИВНЕВ

ПЕС

Откуда ты взялся - черный, кудлатый,
Неимоверно славный пес?
Жил ты бедно или богато,
Где ты воспитывался и рос?

На мои вопросы не отвечая,
Ты только помахиваешь хвостом,
В безлюдном кафе, за чашкой чая,
Я раздумываю о житье твоем.

Как человек, я тебя жалею,
Общепринята жалость к бездомным псам;
За окном - черноморский ветер веет
И волны подкатываются к берегам.

Об этом подумал я не сразу,
Но вдруг предо мною встал вопрос:
Возможен ведь, правда, эдакий казус,
Что ты жалеешь меня, как пес.

И вот мы сидим - родные до боли,
Один - за столом, другой - под столом.
Я о твоей вздыхаю доле,
Ты - о житье-бытье моем.

***

Хоть верится слабо в счастливый конец,

Но каждый в душе – желторотый птенец

И ждёт ни войны, ни болезни, ни шторма,

А чьей-то опеки и сладкого корма.

И даже поживший, усталый, седой

Он верит, что он под счастливой звездой

Родился и дальше не смертные муки,

А чьи-то большие и тёплые руки.

СТАКАН С ДОЖДЁМ И ЦВЕТАМИ

Сегодня дождя сверканье -
отрада моей души,
сегодня цветы в стакане -
чудо как хороши,

звёздчатые цветочки,
сорванные в глуши, -
для них в носовом платочке
звенели мои гроши,

когда я дошла до точки,
где в холоде чёрных дыр
звёздные гаснут строчки
и тьма затопляет мир.

...Этот грошовый звон
стакана с дождём и цветами.
Ещё не конец времён
стакана с дождём и цветами.
1999

ТИПИЧНЫЙ СЛУЧАЙ

Двое тихо говорили,
Расставались и корили:
"Ты такая..."
"Ты такой!.."
"Ты плохая..."
"Ты плохой!.."
"Уезжаю в Ленинград… Как я рада!"
"Как я рад!!!"

Дело было на вокзале,
Дело было этим летом,
Всё решили. Всё сказали.
Были куплены билеты.

Паровоз в дыму по пояс
Бил копытом на пути:
Голубой курьерский поезд
Вот-вот думал отойти.
"Уезжаю в Ленинград… Как я рада!"
"Как я рад!!!"
Но когда...
Чудак в фуражке,
Поднял маленький флажок,
Паровоз пустил барашки,
Семафор огонь зажёг...

Но когда…
Двенадцать двадцать
Бьёт звонок. Один. Другой.
Надо было расставаться…
"До-ро-гая!"
"До-ро-гой..."
"Я такая!"
"Я такой!"
"Я плохая!"
"Я плохой!"
"Я не еду в Ленинград… Как я рада!"
"Как я рад!!!"

СКАЗОЧКА

В чистом поле, в белом поле
Было всё белым-бело,
Потому что это поле
Белым снегом замело.

И стоял в том белом поле
Белоснежно-белый дом,
С белой крышей, с белой дверью,
С беломраморным крыльцом.

Потолок был белый-белый,
Белизною пол блистал,
Было много белых лестниц,
Белых комнат, белых зал.

И в белейшем в мире зале
Спал без горя и забот,
Спал на белом одеяле
Совершенно чёрный кот.

Был он чёрен, словно ворон,
От усов и до хвоста.
Сверху чёрен, снизу чёрен...
Весь – сплошная чернота!

...Итак, приезжайте к нам завтра, не позже!
У нас васильки собирай хоть охапкой.
Сегодня прошел замечательный дождик —
Серебряный гвоздик с алмазною шляпкой.

Он брызнул из маленькой-маленькой тучки
И шел специально для дачного леса,
Раскатистый гром — его верный попутчик —
Над ним хохотал, как подпивший повеса.

На Пушкино в девять идет электричка.
Послушайте, вы отказаться не вправе:
Кукушка снесла в нашей роще яичко,
Чтоб вас с наступающим счастьем поздравить!

Не будьте ленивы, не будьте упрямы.
Пораньше проснитесь, не мешкая встаньте.
В кокетливых шляпах, как модные дамы,
В лесу мухоморы стоят на пуанте.

Вам будет на сцене лесного театра
Вся наша программа показана разом:
Чудесный денек приготовлен на завтра,
И гром обеспечен, и дождик заказан!

6 июля 1945
Д.Кедрин

СНЕГ


Тихо по веткам шуршит снегопад.
Сучья трещат на огне.
В эти часы, когда все еще спят,
Что вспоминается мне?
Неба забытая просинь,
Давние письма домой...
В царстве чахоточных сосен
Быстро сменяется осень
Долгой полярной зимой.

Снег, снег, снег, снег,
Снег над палаткой кружится.
Вот и кончается наш
Краткий ночлег.
Снег, снег, снег, снег
Тихо на тундру ложится.
По берегам замерзающих рек
Снег, снег, снег.

Над Петроградской твоей стороной
Вьется веселый снежок,
Вспыхнет в ресницах звездой озорной,
Ляжет пушинкой у ног.
Тронул задумчивый иней
Кос твоих светлую прядь,
И над бульварами Линий
По-ленинградскому синий
Вечер спустился опять.

Снег, снег, снег, снег,
Снег за окошком кружится.
Он не коснется твоих
Сомкнутых век.
Снег, снег, снег, снег...
Что тебе, милая, снится?
Над тишиной замерзающих рек
Снег, снег, снег.

Долго ли сердце твое сберегу?-
Ветер поет на пути.
Через туманы, мороз и пургу
Мне до тебя не дойти.
Вспомни же, если взгрустнется,
Наших стоянок огни.
Вплавь и пешком - как придется,-
Песня к тебе доберется
Даже в нелетные дни.

Снег, снег, снег, снег,
Снег над тайгою кружится.
Вьюга заносит следы наших саней.
Снег, снег, снег, снег...
Пусть тебе нынче приснится
Залитый солнцем вокзальный перрон
Завтрашних дней.
Февраль 1958, Ленинград

Я свой мир создаю из любви

Разбросаю слова по квартире.
Всё продажно в затерянном мире.
Мне бы только границы пошире,
Чтоб смогла превратиться в зарю.
Уберу со стены все обиды,
Мне без них белый свет лучше видно.
«Быть особенной вовсе не стыдно» -
С отраженьем своим говорю.

К потолку я прилажу цепочку –
Бусы Счастья, ведь хочется очень…
Понаставлю везде многоточья,
Разукрасив обои, как холст.
Испишу я ковёр как попало,
Вечно яркости миру так мало!
Мне быть грустной и злой не пристало,
Хоть и выбор отнюдь мой непрост.

Поиграю на струнах заката,
Мне бы дождь! Мне дождя маловато!
Я пьянею в дождливом стаккато,
Зажигаю кругом фонари.
Так, придумав себе увлеченье,
Я поймаю за хвост вдохновенье.
Это к счастью, а не к сожаленью,
Я свой мир создаю из любви.

Не спрашивай женщину,
сколько ей лет:
Девчонка прибавит,
давая ответ.
И, втайне себя осуждая,
убавит года пожилая.
А спросишь, так верь,
пусть обманут не раз.
Ведь им так почувствовать хочется.
Одной - что весна уже началась.
Другой - что лето не кончится.

Осень. Тишина в поселке дачном,
И пустынно-звонко на земле.
Паутинка в воздухе прозрачном
Холодна, как трещина в стекле.

Сквозь песочно-розовые сосны
Сизовеет крыша с петушком;
В легкой, дымке бархатное солнце -
Словно персик, тронутый пушком.

На закате, пышном, но не резком,
Облака чего-то ждут, застыв;
За руки держась, исходят блеском
Два последних, самых золотых;

Оба к солнцу обращают лица,
Оба меркнут с одного конца;
Старшее - несет перо жар-птицы,
Младшее - пушинку жар-птенца.

О чванстве

«Я – начальник, ты – дурак.
Ты – начальник, я – дурак», -
Эта формула от чванства
Не избавится никак.

«Будем в роскоши купаться,
Переплюнуть чтоб кого!
Над народом измываться,
Но… куда ж мы без него?!

Замки, яхты, бриллианты -
Всех богатств не перечесть!
И чем больше миллиардов,
Тем почетней, тем и честь.

А народ? – Так он же быдло,
Пусть, как быдло, и живет,
Его видеть нам обрыдло,
Кроху кинь, переживет!»
---
Сколь уроков не учили
По истории своей,
Но, боюсь, не избежать нам
Острых собственных граблей.

ЕЛЕНА НИКИФОРОВА

Вдоль обочины желтое-желтое поле
Плавно кружится, радуя глаз.
Кареглазое, в пышных ресницах,
На рассвете встречает нас.

Каждый - солнышко в миниатюре,
Дружно к матери- солнцу тянется.
И, согласно своей натуре,
Та энергия щедро раздарится.

Затеряться бы в этих подсолнухах -
В бурной, солнечной, яркой стихии!
Набрать в легкие сочного воздуха
И запеть в полный голос, стихийно!

Я велю тормознуть машину,
По безбрежному морю пройдусь,
Поцелую подсолнух в мякину
И пыльцою с тобой поделюсь.
2006 г.