А вот у меня сегодня "открытие", конечно, запоздалое :embar: Но, все же, очень интересное:

"В 1995 году впервые в истории французской литературы Гонкуровская премия была присуждена русскому писателю. Ее получил Андрей Макин за роман «Французское завещание». «Я была поражена, – говорила мне тогда президент Гонкуровской академии Эдмонда Шарль-Ру. – Это большая литература».

В одночасье Андрей превратился в европейскую знаменитость. «Как и все русские, – позже сказал мне Макин, – я фаталист. Был им до получения Гонкуровской премии, остаюсь и сейчас». И неожиданно добавил: «Я думаю, что заслужил ее».

В том же, 1995 году книга получила еще одну престижную премию, «Медичи», а затем целый венок прочих призов, включая итальянскую «Премию премий», которой награждают лучшую книгу из тех, что получили в текущем году литературные награды.

С тех пор «Французское завещание» перевели на 35 языков, издав общим тиражом в 2,5 миллиона экземпляров. В России роман напечатали в «Иностранной литературе», но отдельной книгой он так и не вышел. Недавно был опубликован новый макинский роман – «Земля и небо Жака Дорма». Он, как и почти все предыдущие, написан на «русско-французскую» тему. Стоит назвать еще два самых известных романа Андрея Макина. Это «Преступление Ольги Арбениной» – о судьбе русской княгини, которая вместе с сыном живет в «Золотой орде», французском городке, давшем приют русской эмиграции.

И «Реквием по Востоку» – роман о жизни трех поколений русской семьи, на чью долю выпадают самые тяжелые испытания прошедшего века – революция, гражданская война, коллективизация, Великая Отечественная".

"Кликните" его имя в Яндаксе - есть очень интересные его интервью. Личность.

* * *

Полвека не могу принять,
Ничем нельзя помочь,
И все уходишь ты опять
В ту роковую ночь,
А я осуждена идти,
Пока не минет срок,
И перепутаны пути
Исхоженных дорог.
Но если я ещё жива,
Наперекор судьбе,
То только как любовь твоя
И память о тебе.

Анна Тимирева

Три времени любимой женщины Колчака.

Гилберт Честертон

"Да, одна из забытых нами, но поистине сказочных прелестей дождя в том, что, уменьшая свет, он его удваивает. Небо темнеет, но сияет земля. Дороги, если посмотреть на них непредвзято, обретают красоту венецианских каналов. Мелкие озерца повторяют каждую мелочь земли и неба; мы живем в двойном мире.

Гуляя по сверкающей мостовой, отразившей фонари, человек кажется точкой на зеркале и может вообразить, что летает по золоту неба. В любой лужице, где отражаются, повиснув вниз головой, дома и деревья, возникает сказочное царство. Мерцающая, мокрая мешанина теней и очертаний, реальности и отражений непременно тронет сердце того, кто ощущает, как призрачна и неоднозначна жизнь; и вам покажется, что вы заглянули вниз, в небо".

"Романтик под дождём"

Анри Барбюс

«25 сентября 1893 г.
Мой дорогой маленький Луи! Все кончено. Мы с тобой больше не увидимся… Будь в этом так же уверен, как я… Ты этого не хотел. Ты готов был сделать всё, чтобы мы были вместе. Но расстаться было необходимо. Тебе нужно устроить свою жизнь.

Я не жалею о том, что не противилась этому решению, не противилась тебе, себе, нам – и когда ты вчера рыдал, зарывшись головой в подушку, и тогда, когда ты дважды поднимал ко мне свое горящее лицо, и наконец, когда вечером, в сумерки, я уже не видела твоих слез и только чувствовала, как они падали на мои руки…
Сейчас мы невероятно страдаем. Все это кажется мне кошмаром. В течение нескольких дней этому трудно будет поверить, и еще долгие месяцы будет больно… Потом наступит выздоровление. И вот я начинаю тебе писать, - ведь мы решили, что я буду время от времени поддерживать с тобой связь. Мы об этом твердо договорились… Правда, это будет односторонняя связь – от меня к тебе, - так как ты никогда не будешь знать моего адреса, но эта связь – единственное, что помешает нашей разлуке превратиться в полный разрыв.

Я обнимаю тебя в последний раз, так нежно, так ласково… и на таком огромном расстоянии!..

25 сентября 1894 г.
Я снова говорю с тобой – я тебе это обещала… Вот уже целый год, как мы – больше не «мы»… Я хорошо знаю, что ты меня не забыл. Мы еще слишком вместе, чтобы я перестала ощущать твою боль, как свою, когда я думаю обо всем, что было… Но двенадцать месяцев, которые прошли, сделали свое дело. Они окутали прошлое дымкой печали… Да, уже – дымка!.. Уже многие и маленькие события меркнут в памяти, многие детали умерли… Это замечаешь – не правда ли! – когда что-либо случайно возникает в памяти…

Я пытаюсь вспомнить выражение твоего лица, каким она было, когда я увидела тебя в первый раз. И – не смогла!.. Попробуй ты вспомнить мой первый взгляд, и ты убедишься в том, что всё на свете проходит…

Недавно я улыбнулась. Кому, чему? Никому и ничему. Это был солнечный луч, мелькнувший на аллее. Он заставил меня улыбаться. Сперва мне это казалось невозможным. И тем не менее – я улыбнулась! Я хочу, чтобы все чаще и чаще – пусть без всякой причины – просто потому, что хорошая погода, или, думая о лучшем будущем, - ты поднимал голову и улыбался!..

17 декабря 1899 г.
Вновь я с тобой, мой маленький Луи. Не правда ли, я похожа на сон, потому что появляюсь, когда мне это нравится, но всегда в подходящий момент – когда пусто и темно… Я иду и прохожу совсем близко, однако ко мне нельзя прикоснуться.

Я не грустна. Ко мне вернулось мужество. С каждым новым утром, с каждой сменой времени года, солнце кажется мне все более привлекательным.

Один раз я танцевала. Теперь я часто смеюсь. Сначала я могла сосчитать те дни, когда я смеялась. Потом сосчитать их стало уже нельзя.

Вечером я любовалась каким-то празднеством. В лучах вечернего солнца толпа была прекрасна, как сад. Я чувствовала себя счастливой тем, что я была там, среди этих радостных и довольных людей…

Я пишу тебе, чтобы сказать, что у меня появилось новое, особенное чувство к тебе: нежность… Мы когда-то с тобой говорили о нем, еще не зная, что это такое. Поверим в это в глубине души!..

6 июля 1904 г.
Проходят годы… Одиннадцать лет!.. Я уезжала, потом вернулась и снова уезжаю.

Наверно, у тебя уже есть дом – я не сомневаюсь в этом, мой возмужавший Луи! – семья, для которой твоя жизнь очень важны… А ты сам… Какой ты сейчас? Я представляю себе твоё лицо – оно пополнело; твои плечи стали шире… Возможно, у тебя появилась седина… Но бесспорно ты сохранил свою особенность: твое лицо, как прежде, озаряется внутренним светом перед тем, как ты улыбнешься!..

А я… Я не буду тебе рассказывать, какой стала я… Женщины старятся быстрее, чем мужчины. Если бы нам можно было сейчас стать рядом, меня могли бы принять за твою мать – и по внешнему виду, и по всему тому, что светится для тебя в моих глазах.

Ты видишь, как мы были правы, когда расстались, потому что спокойствие вернулось и потому, что вот сейчас ты едва узнал мой почерк на конверте этого письма…

25 сентября 1893 г.
Мой дорогой!

Прошло двадцать лет, как мы расстались… Мой дорогой Луи, прошло двадцать лет с тех пор, как я умерла.

Если ты жив сейчас и читаешь это письмо, которое будет тебе отправлено теми же преданными и верными руками, пересылавшими тебе и предыдущие мои письма в течение всех этих лет, - ты меня уже почти забыл и ты простишь мне, что я покончила с собой на другой день после того, как мы расстались… Я не могла и не знала, как жить без тебя…

Это было вчера, это вчера мы расстались…

Посмотри получше на дату в начале этого письма, на которую ты не обратил внимания.

Это вчера ты рыдал в нашей комнате, зарывшись головой в подушки, ослабевший от горя большой ребенок… Это вчера в сумерки возле полуоткрытого во двор окна твои слезы падали на мои руки… Это вчера ты плакал, а я не говорила ни слова, крепясь как только могла…

И вот сегодня я пишу тебе, сидя за нашим столом в окружении всех, всех наших вещиц, в обстановке такой близкой нашим сердцам, - пишу четыре письма, те, которые ты получал через длительные промежутки – кончая это, последнее…

Вечером я отдам все необходимые распоряжения, чтобы эти письма приходили к тебе в обозначенные числа, а потом сделаю так, чтобы меня никогда не нашли. Я исчезну из жизни. Не хочу говорить тебе – как. Тягостные подробности могут огорчить тебя и причинить новые страдания даже через несколько лет.

Самое главное в том, что мне удалось избежать грубого, ранящего разрыва и расстаться с тобой ласково и осторожно. Я хотела в письмах пережить себя для того, чтобы самой довести всё до конца… Разрыва не было. Ты, с твоей чувствительностью, возможно, не перенес бы его. И вот я возвращалась. Щадя твое сердце, возвращалась достаточно часто, и вместе с тем достаточно редко, чтобы постепенно угаснуть в твоей душе. А теперь, когда я говорю тебе всю правду, я выиграла нужное время для того, чтобы ты не так остро почувствовал, что означает для тебя моя смерть.

О, мой маленький Луи! Есть какое-то страшное откровение в этом последнем разговоре сегодня, когда так тихо и так издали мы говорим и слышим друг друга: ты – меня, которой уже давно нет, а я – тебя, который не знал, чем была я все эти годы… И как невыразимо различно звучит слово «сейчас», слетая с моих губ, которые его шепчут, когда пишутся эти строки, и с твоих, когда ты произносишь его, читая это письмо сейчас.

И вот сейчас, спустя столько времени, сквозь вечность – хоть это может казаться невероятным – я тебя по-настоящему обнимаю!.. Я заканчиваю на этом, потому что не смею (из-за боязни быть грустной, а значит, злой по отношению к тебе) рассказать тебе о всей своей огромной, безумной любви, о которой можно только мечтать, и о нежности, которая еще больше этой любви…»

Айрис Мердок

...Одна из любимейших моих писательниц... Кажется, что прочитала у неё всё...(хотя вряд ли...).

"Жалость - это вид нежности. Забвение спасительно. Люди забывают гораздо больше, чем принято считать, особенно пережив потрясение.

Дело не только в том, что дружба всегда приятнее, дело еще в том, что вражда губительна.

Разлюбить — это в высшей степени поучительно. Некоторое время видишь мир совершенно другими глазами".

"Черный принц"

Загадочный поступок Чаадаева и драма Шиллера "Дон Карлос"

Современников, а затем и историков неоднократно ставил в тупик поступок Чаадаева, вышедшего в отставку в самом разгаре служебных успехов после свидания с царем в Троппау в 1820 г. Как известно, Чаадаев был адъютантом командира гвардейского корпуса генерал-адъютанта Васильчикова. После "семеновской истории" он вызвался отвезти Александру I, находившемуся на конгрессе в Троппау, донесение о бунте в гвардии. Современники увидели в этом желание выдвинуться за счет несчастья товарищей и бывших однополчан (в 1812 г. Чаадаев служил в Семеновском полку).



Ш. Козина. Портрет П. Я. Чаадаева

Если такой поступок со стороны известного своим благородством Чаадаева показался необъяснимым, то неожиданный выход его в отставку вскоре после свидания с императором вообще поставил всех в тупик. Сам Чаадаев в письме к своей тетке А. М. Щербатовой от 2 января 1821 г. так объяснял свой поступок:
"На этот раз, дорогая тетушка, пишу вам, чтобы сообщить положительным образом, что я подал в отставку <...> Моя просьба вызвала среди некоторых настоящую сенсацию. Сначала не хотели верить, что я прошу о ней серьезно, затем пришлось поверить, но до сих пор никак не могут понять, как я мог решиться на это в ту минуту, когда я должен был получать то, чего, казалось, я желал, чего так желает весь свет и что получить молодому человеку в моем чине считается самым лестным <...> Дело в том, что я действительно должен был быть назначен флигель-адъютантом по возвращении Императора, по крайней мере по словам Васильчикова. Я нашел более забавным пренебречь этой милостью, чем получить ее. Меня забавляло выказать мое презрение людям, которые всех презирают".
Читать далее

По книге М. Ю. Лотмана "Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII-начало XIX века)"

Мирра.

Читать далее...

о переводах прозы и поэзии

"Переводчик в прозе - раб, переводчик в стихах - соперник".

В.А. Жуковский

о переводчиках:

"Дмитрий Кудря
ПЕРЕВОДЧИК КАК КУЛЬТУРНЫЙ ГЕРОЙ

"Осознаём ли мы, скольким обязаны переводчикам, а еще больше - переводу? Не уверен", - так начинает свое эссе "О переводе" Морис Бланшо. Речь не идет о переводе сугубо художественном - любой перевод предполагает преобразование подлинника, причем это преобразование может носить только литературный характер, осуществляясь в сфере метонимий и метафор. В этом смысле квинтэссенцией переводческих проблем оказывается работа с текстом поэтическим.

"Traduttore - traditore" - говорят итальянцы, "переводчик - предатель". Но сказано было и так: "переводчик прозы - раб, переводчик стихов - соперник". Соперник-предатель - сочетание напряженное, но не предельное, ибо вбирает в себя лишь видимую часть этого айсберга. Перипетии переводческой работы приоткрывают сокровенные подробности жизни языка. В качестве примера я предлагаю перечитать несколько переводов из японской поэзии, сделанных в середине этого века Верой Николаевной Марковой.."

(далее здесь:
http://magazines.russ.ru/arion/1999/2/perev.html)

Рабиндранат Тагор

Ветеp ли стаpое имя pазвеял?
Hет мне доpоги в мой бpошенный кpай.
Если увидеть пытаешься издали,
Hе pазглядишь меня, не pазглядишь меня...
Друг мой, прощай!


Наверняка многие читатели знают эти строки по известной песне на музыку Алексея Рыбникова.




Но не все знают, что автор текста - Рабиндранат Тагор,индийский писатель и общественный деятель, поэт, музыкант, художник. Лауреат Нобелевской премии 1913 по литературе. Индийцы поют его песни, (их написано около 3 тыс.), даже не зная, кто является их автором. Его стихотворение Душа народа (1911) стало гимном Индии.

Стихи Рабиндраната Тагора

В России сочинения Тагора были известны ещё до революции. Его творчество представлялось тогда под углом модных символическо-теософских воззрений, отмечалось его жизнелюбие и национальный колорит. После Октябрьской революции интерес к его творчеству не пропал, поскольку тема национально-освободительной борьбы была актуальным направлением советской внешней политики, а борьба с вековыми предрассудками – политики внутренней. В СССР с 1955 по 1981 было издано 3 собрания сочинений Тагора (в 8-ми, 12-ти и 4-х томах)
читать дальше