- Но в горло я успел воткнуть
И там три раза повернуть моё оружье.
-Два раза У Лермонтова – два…
Три,! Три –  надёжнее.
  Буйство этого семиклассника  приводило меня в замешательство.  Шурка так и рвался в драку – по поводу и без.  И  всегда у него обнаруживались враги – этот зажилил любимую книгу  (Шурка обожал библиотеку приключений) , тот подозревался в каверзах против  отца, курортного фотографа. Прятался гад за деревом с зеркальцем и пускал зайчиков прямо в объектив, когда папаша щёлкал очередную влюблённую парочку.
Первый силач в классе, Шурка любил разнимать  потасовки.. Ему льстило, когда я говорил: -Только ты,  Шура, можешь навести здесь порядок. И он наводил. Не без зуботычин, разумеется.
Иногда я заключал с ним временный договор – на постоянный Шурка был не способен. Он назывался договором о ненападении. Надо сказать – Шурка изо всех сил старался держать слово.
Пребывал я как-то в клинической больнице, и пришло задушевнейшее письмо от Шурки. На конверте значилось: «Климатическая больница». А в первых двух  строках - прямо бальзам на душу.
-Здравствуйте Александр Иванович!
В морду я не даю. Уже вторую неделю.
…Он весь светился, когда показывал мне свой служебный пистолет.
- Вечером улетаю в командировку – сами знаете,  в полёте всякое бывает.
Это была его первая работа, вернее, служба. Сидеть  в конце салона и следить как бы чего не случилось. Своей работой Шурка очень гордился..
Он всё ждал  встречи с коварным и опасным врагом. Но враг явился не с открытым забралом, не с мечом и даже не с кулачищами. Врага звали БОЛЕЗНЬ.. Из схватки с ней красавец и атлет Шурка выбрался с перекошенным  после тяжелейшей операции лицом и черепом, с  остановившимся взглядом некогда пронзительных и дерзких глаз.
А жизнь звала, подстрекала…
Сумеешь построить дом?
Он сумел.
И позвал меня на «смотрины». Дом, со стальным острым треугольником крыши выглядел отчуждённо среди уютных соседских «черепичек».
Как и сам Шурка.
Однажды притормозил свой «москвичишко» : - В Елгаву еду, в психушку – жену снова забрали…
Надо бы завтра зайти к нему, подумал я.
Но завтрашнего дня у Шурки уже не было. Тот служебный пистолет, каким-то образом утаённый, услужливо помог ему избавиться от всех врагов, химер и внезапных наваждений.

Перечитал свои «Записки» и сник…

 Сумбур!   Разрозненные,  не связанные между собой «байки» – калейдоскоп эмоций, настроений, сомнений, впечатлений, событий и открытий. Всё перемешано -  как… во сне.

 Впрочем…

 Почему бы нет! ..

Каждый раз, пытаясь уснуть ( бессонница, знаете ли)), я даю себе слово ничего не обдумывать,  не вспоминать, вообще – отключать память. Изредка  удаётся.. Однако чаще всего теряешь бдительность - и лица, фразы, диалоги, случаи, прошлое вперебивку с настоящим, обиды и радости являются во всей своей сюрреалистической мешанине,  мелькают  упрямо всплывающими видениями, образуя докучливую мозаику.  Невольно  включаешься в диалоги, разборки, пробуешь искать ответы на давно зависшие вопросы,  с кем-то выясняешь отношения, ссоришься или миришься. Настырно и рьяно  в голову лезут неожиданные сюжеты новых и новых «записок», проекты, задумки.. И уже ничего нельзя поделать – только бы не упустить эти убегающие картинки давнего и недавнего. Не  забыть…

Проходит время, и ты уже перестаёшь отличать реальное от внезапного и краткого сновидения..

  Значит, – мои  «Записки» учителя», подумал я, при всём их сновидческом беспорядке,  всё же складываются в какой-то сюжет –для меня предельно цельный и осязаемый

 Своего рода копилка,  где предметы не разложены по полочкам, а ждут, чтобы явился некто и составил  из  них свою собственную цельную картину…

 И ещё я подумал…

А может, отсутствие цельности, хронологической последовательности - это и есть реалии моей жизни, где многое происходит, как во сне - наплывами внезапных эпизодов,  замыслов, озарений и впечатлений, нечаянных находок и утрат.

 Происходит, складываясь постепенно в книгу под названием  «Записки учителя».

 Должен извиниться перед своими читателями – я был не прав, сетуя на то, что у нас не в почёте памятники литературным героям. ЭТО НЕ ТАК!!! Памятники ставили, ставят, и, надеюсь, со временем их будет больше и больше Они того стоят!

 В качестве компенсации за свой промах предлагаю заочную экскурсию…

 11 апреля 2003 года памятник бравому солдату  Швейку был открыт в Санкт-Петербурге на Балканской площади. В том же году в Омске установили скульптуру Швейка перед входом в одну из городских пивных на проспекте Карла Маркса. В Бугульме /Татарстан/ фигура Швейка встречает на вокзале приходящие поезда..

В Москве, между метро "Новослободская" и Марьиной рощей, в дворике у дома №13 на улице Советской Армии присели на лавочке Коровьев и кот Бегемот. Памятник был открыт в августе 2006 года.

Напротив здания посольства Великобритании на Смоленской набережной - памятник  Шерлоку Холмсу и доктору Ватсону(2007 год)

. Около станции метро "Молодежная" на Ярцевской улице в августе 2004 года установлен памятник герою историй немецкого писателя Р. Распе барону Мюнхгаузену. Памятник Мюнхгаузену есть и в Калининграде.

На аллее Патриарших прудов вокруг памятника И. А. Крылову, открытого в 1976 году, установлены композиции-иллюстрации к его басням. Здесь и косолапый Мишка с другими участниками незадачливого музыкального квартета, и Моська со Слоном, и Ворона с сыром и хитрая Лиса, и Волк и Ягненок, и Осел, обучающий пению Соловья, а также другие герои произведений знаменитого русского баснописца.

В Урюпинске Волгоградской области в сентябре 2005 года появился литературный памятник героям повести Михаила Шолохова "Судьба человека".

В Биробиджане /Еврейская АО/ на набережной реки Биры установлена скульптура Евгения Онегина.

В 2010 году в Таганроге  открыли памятник "Человек в футляре".

25 июля 2000 года в Петербурге на Итальянской улице был открыт памятник Остапу Бендеру. Памятники Великому комбинатору также есть в Пятигорске

К самым необычным памятникам Петербурга причислен "Нос майора Ковалева". Установлен в октябре 1995 года на фасаде дома по проспекту Римского-Корсакова.

25 марта 2004 года, к 150-летию выхода в свет знаменитого произведения И. С. Тургенева, в Петербурге был открыт памятник Му-Му.

Памятник другой собаке - Биму из книги воронежского писателя Гавриила Троепольского "Белый Бим Черное Ухо" - был установлен 1998 году в Воронеже у входа в театр кукол.

Во Пскове рядом с областной библиотекой для детей и юношества в 1995 году был открыт памятник героям романа Валентина Каверина "Два капитана" Ивану Татаринову и Сане Григорьеву.

 В городе Луховицы Московской области установлен памятник почтальону Печкину.

Памятник еще одному герою Успенского, крокодилу Гене, находится в центре Ижевска. Он был открыт в сентябре 2005 года..

В Тобольске  есть скульптурная композиция "Робинзон, Пятница и собака". Три памятника герою Лескова Левше можно встретить в Туле, Калуге, Орле и Челябинске.

 Памятники Даме с собачкой Чехова установлены в Пензе и Липецке. Скульптуры героини "Алых парусов" Грина Ассоль - в Ханты-Мансийске и Геленджике.

А в Анапе поселился доктор Айболит!

Жаль, что мало памятников литературным героям. Тем, что из века в век входили в сознание целых поколений. Оставались и остаются в сердце и памяти миллионов.

Дон Кихот, Гамлет, Ромео и Джульетта, Фауст, Квазимодо, Гаврош, Шерлок Холмс,  Анна Каренина, князь Мышкин, Пьер Безухов, Швейк…

Разве когда-нибудь кому-нибудь могло прийти в голову снести эти знаки общечеловеческого достояния?! Усомниться в их вечной ценности…

Так и живём…
Манилов: Всё хорошо!
Базаров: Всё плохо Отрицаю!

Репетилов: Шумим, братец, шумим!
Обломов: Поменьше шевелиться…

Чацкий  Да из чего, скажи, беснуетесь вы столько?

Репетилов  Шумим, братец, шумим...

Чацкий   Шумите вы — и только?..(Грибоедов.«Горе от ума»)

Снова про нас! - «Вечера с Владимиром Соловьёвым!»

И не только…

Сколько воплей обрушивается на нас с экранов!

Сколько пустой болтовни и "шумовых эффектов" по самому ничтожному поводу!

                  
Исчезает «кодовый язык», на котором я привык общаться со студентами.
И не только с ними…
Это – когда нечаянно произносишь «неладно что-то в датском королевстве» - и находишь    отклик, порыв, жест навстречу, чувствуешь: свои люди.
  Теперь же всё чаще  этот волшебный язык в моём окружении  не действует. Навстречу – молчание. Недоумение. Скажешь по привычке  «командовать парадом буду я», а тебе в ответ: - Что, парад намечается?
  Ловлю себя на том, чтобы не «обмолвиться» и по привычке не произнести «кодовые», связующие души СЛОВА там, где они «не сработают»,-  имя  композитора, писателя, художника, заветные  стихотворные строки, название книги…
Как-то неудобно ставить  в неловкое положение человека, не понимающего мой язык.  А  учиться его языку  не тянет…
  Однажды попросил студентов записать   название  рассказа Куприна «Олеся». Записали -  « О  лесе»…
  Да, опускается этот связующий занавес. Боюсь, навсегда.
Может, пора покидать театр…

             
 
Едва появившись у нас на педфаке, Эдуард начал, исправно посещать мои занятия. Так было заведено…
  Высказывался  очень тактично и участливо...
Ему, выпускнику именитого университета, было в чём меня упрекнуть – я упорно избегал всяческого теоретизирования и всего того, что называлось у него  научным изложением  темы..
- Упрощаете. Осовремениваете, - говорил он мне, осторожно выбирая  щадящие  эпитеты.
- И зачем это вам понадобилось  исполнять целые сцены из фонвизинского «Бригадира»!?
Я сказал ему «зачем»…
После  месяца «колхозной эпопеи» с этой группой я неплохо изучил кругозор моих  студенток. На картофельном поле девушки были просто великолепны, но вот русская литература оставалась для большинства  за семью замками…
И моё  «исполнение»  фрагментов из классики было для них откровением и, не стану скромничать, большим удовольствием.
На  «Бригадире»не умолкал хохот. Как, впрочем, и на «Недоросле» или  «Ревизоре».
Конечно же, дело не ограничивалось, «театром». Были разборы. Были  обсуждения текста классика, неизменно переходящее на злобу дня, что и раздражало учёного Эдуарда..
Он на своих лекциях подобными глупостями не занимался. Его стиль: «как утверждает Бахтин», «как считает Гаспаров, «как полагает  Юрий Лотман»…
Я, конечно, знал, как и что каждый из них утверждает, считает, полагает. Но знал я и другое: ни одну из цитат, которыми так щедро потчевал  студенток Эдуард, они пока что не были готовы адекватно воспринять, принять и усвоить.
На их глазах живую литературу, часто без надобности, выносили за скобки высокого  литературоведения .
Я вдруг представил, чем был бы для меня столь любимый мною и фантастически занимательный разбор Владимира Набокова гоголевских «Мёртвых душ», если бы я их в своё время неоднократно не перечитывал.
И сам себе сознался: НИЧЕМ!

        И снова…школа на холме.
Какая ощутимая для меня  опора - дети возвратившихся из депортации  семей.. Русский язык на «просторах Сибири»   сделался для них вторым родным. Эти ребята  и помогали мне достучаться до класса - с  Пушкиным, Гоголем, Тургеневым, Чеховым …
Я решительно отбросил  «универсальную", совершенно неподъёмную программу  для национальных школ и стал отбирать лишь то, что могло бы  по-настоящему увлечь и заинтриговать ребят. Заминки с текстами наперебой устраняли мои  «сибиряки».
И каким же подарком был для меня смех в классе, когда оживали наконец сцены из  «Ревизора». юморески Чехова…
Мы  щедро обменивались   своим опытом. Отдавали с радостью всё, что имели и умели..
Я  пробовал ставить забавные сценки –спасибо моей театральной студии!. Мог научить  вертеться на брусьях и перекладине- спасибо секции по гимнастике!
Дети учили меня  спускаться с отвесных гор на лыжах, не страшась  трамплиов..
Уроки  перетекали то в лес, то на колхозное поле, то на  тренировку.или репетицию.
И   сопровождались неизменным вопросом. – А как это сказать, изобразить словами? По- русски, по-латышски.
Главное, чему меня научили мои ученики – не стесняться своей латышской речи – осмелиться и заговорить, наконец  без оглядки, твёрдо зная: если что не так – поправят. помогут...
Взаимоисправление речевых ошибок стало нашим бытом и самым действенным методом обучения.
..

 
То и дело возвращаюсь к НАЧАЛУ. А от него куда-нибудь вглубь или к дням  сегодняшним, чтобы потом снова  оказаться в истоках. Так бывает, когда маешься бессонуницей и не в силах контролировать наплывы мыслей о прошлом - отдаешься им  безотчётно и покорно
Долго откладывал встречу со своей первой школой. Но, кажется, пришло время
Сейчас я вижу её как наяву..
  Красное, с претензией на музейный раритет,  двухэтажное здание на  живописном заснеженном холме. И  сотни пар лыж, облепивших со всех сторон кирпичные стены. Автобус сюда не заглядывает, и добираться из дальних хуторов приходится своим ходом..
Это- Дзербене. И оказался я здесь нежданно-негаданно.
…На какой-то выматывающий душу семинар по научному коммунизму к нам в аудиторию заглянул декан.
- Одна дальняя сельская  школа неожиданно лишилась  преподавателя, - сказал он. – Не желает ли кто-то из вас поработать. Экзамены, зачёты – экстерном. И ещё он добавил – Школа – латышская…
- Я желаю,- внезапно вырвалось у меня.
То ли одолело занудство всех этих слащавых  «руководящих» методик - педагогик, то ли прорвалось давно назревавшее желание что-то в себе проверить, испытать на прочность.
Так всё и началось.
Абренский поезд приостановился   на минуту-другую – вполне достаточно, чтобы я успел выбраться со своим чемоданом..
Осмотрелся..
Унылый полустанок.. Ночь. Сугробы под холодной луной.
Навстречу мне ступили два  паренька: - Вы наш новый учитель?
Мы зашагали по лесной дороге. Ребята попеременно тащили мой чемодан.
Разговор не клеился. То ли из-за моего латышского, то ли из-за их русского.
Не прошло и часа, как мы оказались на месте.
Путь этот, туда и обратно, я буду проделывать примерно  раз в месяц, И всегда по ночам –  других поездов нет.
Меня поселили напротив школы, в почтовом отделении. Выдали  керосиновую лампу и бутыль керосина.
– Случаются, знаете ли, перебои с электричеством.
А на днях Спутник запустили…
В комнатушке свободно разместились койка, столик и табуретка…
  Утром я уже взбирался на свой холм.
Решиться  на  т а к о е, для меня, третьекурсника, оказалось неслыханной дерзостью.
Ни учебников, ни  методичек по русскому языку и литературе для латышских школ не было  в помине.  И начинать мне пришлось с «любимого дела» - импровизаций.
«Сочиняя»  уроки, я и не подозревал, что уже набрасываю штрихи своих будущих  хрестоматий  и пособий для  латышей. Лет эдак через пятнадцать эти книги  увидят свет. А первая  из них – о том, как при помощи красочных репродукций учить разговаривать, будет издана уже через два года.
  Левитан, Поленов, Репин, Айвазовский не только изумляли и  радовали, но и помогали наладить  диалог. Найти общий язык. Мотивация – бесспорная!. И дети. и я сам очень этого хотели.
Вот мы и учились друг у друга – они у меня русскому, я у них – латышскому..
Наверное, впервые я осознал, как  важно, просто необходимо, владеть родным языком своих учеников, – если хочешь стать их учителем.
До этого знания латышского никто и нигде от нас не требовал – в Латвии процветало  русскоязычие. Можно было прийти в Министерство образования и не услышать ни одного латышского слова…

Борьба с Интернетом - «шпаргалкой» явно не в мою пользу.
  Любая студенческая контрольная,  «творческая работа» или презентация за версту отдавали  нагло скачанными  подсказками. И не оставалось уже темы, которую студент не сумел бы добыть из поисковика.
  Единственно. что мне удавалось  отлавливать -  это прямые копии чужих текстов.
Однако, вскоре умные и мною же обученные стилистическим премудростям студенты поднатарели в несравненном искусстве – «чужое вмиг почувствовать своим» - то есть настолько переиначить чей-то опус, что объявить его плагиатом уже было непросто. И всё-таки я пытался это делать -  даже нашёл формулировку: кража с применением технических средств.
Пришлось начинать  «перестройку»…
Каждую тему я стал сопровождать незатейливым стилистическим ходом – «М о ё отношение» или «М о и  критические замечания».
Но и  здесь - облом. М о и м и    становились  чьи-то удачно скопированные мнения и суждения по заданной теме, сдобренные личными местоимениями.
  Я не сдавался, меня формулировки :«комментарий к работе по заданной теме» или  «интерпретация темы»
Снова  – прокол! Услужливый Интернет любезно подсказывал  и оригинальные комментарии. И чудесные интерпретации. И смелые трактовки.
Пришлось сдаться и не подавать вида, что замечаю.
А Интернет продолжал своё чёрное дело – на моих глазах отучал студентов думать, мыслить, искать свои решения. Любую «творческую работу» они начинали и заканчивали  с похода - не в библиотеку, а в поисковик.
На глазах зарождался новый способ «умственного труда», когда способность самостоятельно м ы с л и т ь,  рассуждать вовсе  не востребована - востребовано другое: умение находить и транслировать чужое, украденное. … 

          

«Девятнадцать томов Полного собрания сочинений Пушкина на жестком диске компьютера лучше, чем десять бумажных томов на полке.»
Такое и очень похожее я  нередко слышу, когда разговор заходит о домашних библиотеках.
О нет, я не собираюсь отрицать благодеяния Интернета для читателя – они просто фантастичны!
Но вот что вспоминается…
Сколько сил, азарта и волнений затрачивалось в поисках  давно полюбившейся книги – той, что вдруг загорелась душа. Какие  надежды вселял каждый антикварный магазин!  И какой трепет испытывал, когда осторожно перелистывал страничку за страничкой этой вожделенной книги, наслаждаясь её  запахом, шрифтом, переплётом, иллюстрациями и  особым, ни с чем не сравнимым излучением.
А само чтение – с закладочками,  легкими пометками карандаша…
Я думаю, всё это складывается в  какое-то особое чувство, нечто вроде – шестого. Его трудно выразить словами и ещё труднее передать  тому, для кого встреча с книгой сводится к нескольким кликам в компьютере.
И на  мониторе послушно возникает  та, но… и совсем  «н е    т а»     книга. Бездушная!
Её не  возьмёшь в руки, не прижмёшь к сердцу, не погладишь знакомую обложку. 
А на моих полках – живые! Среди них – и близкие друзья, и спутники, и коллеги, и просто приятели, причём, не всегда добрые. И те, что навязались в друзья, но быстро наскучили, а отлучить от дома рука не поднимается…
И заходя в комнату, ты здороваешься с ними, окидываешь взглядом знакомые и такие узнаваемые корешки и, бродя из угла в угол, начинаешь снова и снова выяснять отношения – с этими, живыми, ТВОИМИ книгами, продолжая давние споры с ними, припоминая первые встречи.
И нет тебе никакого дела, что  громоздятся их двойники где-то в недрах Интернета -  бесприветные и…  чужие.

  Учить учиться –  главное, чем должна, на мой взгляд, заниматься школа.   Но делать это может лишь  учитель, оторый учится сам. Любит  и умеет учиться. Дети обязательно заметят и  это  умение, и эту любовь, встречая своего учителя обновлённым, духовно обогащённым,  неожиданным, интересным и… счастливым.
И не просто заметят – пойдут следом.  Ведь счастье познания так привлекательно – особенно если сталкиваешься с ним наяву, с глазу на глаз.
Из урока в урок встречаешь  У-чащегося учителя…

. Каждую осень, вот уже много-много лет, меня встречает и привечивает этот скромный куст рябины. Я улыбаюсь и радуюсь ему, как давнему другу, От его  пламенеющих гроздей всегда веет негаснущим теплом, уютом, постоянством и надёжностью.

 Он – навсегда! Не подведёт. Не обманет.

И красота его,  неизменная и манящая, проникающая в душу, обладает для меня чарами путеводной звезды…

  Каждый год в этот сентябрьский день я захожу в студенческую аудиторию.     Можно, вроде, и не волноваться. Ведь всё, как говорится, отработано. Но я волнуюсь.
Очень!!! ВСЕГДА!!!   И ЗАДОЛГО…
Ведь каждый год это происходит впервые  и по-новому, по-другому. Новый первый курс, новые студенты. Другие глаза смотрят на тебя – настороженные, ожидающие, изучающие, пронзительные, одобрительные, иронические, строптивые, вызывающие, добрые, хитрые, доверчивые и подозрительные. Но уже не те, что в прошлом году, а – другие, новые.
Сумею ли я вот сейчас разгадать устремлённые на меня глаза, догадаться по первым  вопросам, репликам, шуткам, - К Т О эти ребята, КАКИЕ  они, чего ждут  от меня? Понять - окажусь ли востребованным и что смогу, а чего, пожалуй, и не смогу   дать  ИМ. Ведь за пролетевший год мир так стремительно изменился. И сейчас мы в одном положении: и я и они - НОВИЧКИ.
Вот почему я волнуюсь уже сегодня. И уже сегодня  встревожен  - а удастся ли мне  совершить что-то такое, совсем другое и новое, чтобы в глазах наших, а потом и  воззрениях,  таких разных сегодня,- возникло понимание, образовалось нечто общее, не отталкивание,  а притяжение. Чтобы здесь и сейчас произошли первые шаги навстречу.
    Но как?   К А К   этого добиться?! Вот он – бесконечно новый для меня вопрос. И ответы на него всегда - разные.
  Но без них, ответов этих, все мои часы, проведённые в этой аудитории, могут оказаться бесполезными.

Нежарким июльским днём у грибка, как и положено, остановился автобус из Риги. И я сразу узнал Джекоба, хоть и ни разу его не видел. Огромный и чуть растерянный, он на миг задержался в проходе, огляделся и, заметив меня, радостно замахал рукой. Тоже узнал. И, просияв улыбкой, выдал по-русски : - Здравствуйте, я Джекоб из Бирмингема. Я ваш ученик. вы мой учитель русского языка.
Было видно, что свою речь он старательно заучивал дома и повторял в автобусе.
А началось так. Звонит мне знакомая: - Знаешь, один юный англичанин запал на русский язык, жить без него не хочет. Только что закончил свой колледж. Отец спрашивает: - Какой тебе сделать подарок, сыночек, А тот, не задумываясь: «Русский язык»..
Не знаю, по каким уж причинам, – их семья перебралась в Ригу. Приобрели «именье» где-то в Задвинье.. И вот – подавай ребёнку русский язык.
Не хочешь поработать на каникулах?
Я хотел.
Первый урок проходил на всём пути нашего следования к моему дому.
- Школа, - показывал я. – Мы с Джекобом зашли в школу. В школе учатся дети. Мы вышли из школы. И теперь идём мимо речки. За речкой – . магазин – в магазине  люди. Заходим в магазин- выходим из магазина.
Здесь скамейка.. Джекоб садится на скамейку. В руках у него – блокнот. Он записывает в блокнот новые слова…
Вот так примерно у нас всё начиналось.
Почти весь свой  словарный запас русского языка Джекоб исчерпал уже при встрече. Мой английский  побогаче, но тоже не ахти.
Долгая экскурсия была – по моей квартире.
Библиотека, полки от пола до потолка.
Книги  - поставить на полку – снять с полки, положить на стол, оставить на столе, взять в руки – начать читать.
  Язык жестов. Словари. Обозначение словами всех наших действий и взаитмодействий: мы с Джекобом готовим обед.
Как он старался! Как хотел высказать  намеченное заранее и уже написанное по-английски.
А я подбрасывал всё новые и новые слова, выражения. Он неплохо, правда, с моей помощью, мог уже рассказать о своём городе, о колледже. Мог задать свои вопросы и ответить на мои.
И однажды я всё-таки спросил– Почему ты так хочешь изучить русский язык, для чего он тебе понадобился?
Я ждал монолога.
Джекоб смотрел на меня с нескрываемым удивлением, улыбался чему-то, и было видно, что он подыскивает не слова и не фразы, а что-то другое, более важное.
Наконец  ответил: - Русский язык мне нравится. Мне с ним интересно.
И добавил: - Очень нравится! И теперь ещё больше нравится. …
Он убедил меня в главном: - язык можно изучать не для чего-то, а почему-то.
Позже я приезжал к нему в гости. Познакомился с папой. Тот был профессором – японоведом. Работал в  Токио. И в Ригу, как и Джекоб, приехал на каникулы.
А через полгода, когда мы вместе встречали Рождество, папа уже бегло говорил по-латышски со своими соседями-латышами.
И сталь посредником в наших с Джекобом  диалогах.  
Однажды он позвонил мне: - Джекоб уезжает с русской группой студентов-историков на какие-то раскопки. Там, говорит он, у него будет много русского.

   В десятом классе Юля увлеклась философией. И однажды принесла мне рассказ о бенгальских  тиграх с подзаголовком  «диалектика жизни».

    Рассказ мне понравился, и я опубликовал его на своей странице в городской газете…

Два бенгальских тигра прятались от тропического зноя под кронами баобабов.
- Хорошо верблюдам! – вздохнул первый тигр. – У них в пустыне никогда дождя не бывает!
- Бывает, - ответил другой тигр, в котором проснулся дух противоречия. – Редко, но бывает!
- Плохо верблюдам, - улыбнулся первый тигр.
- Плохо, - согласился второй, в котором проснулся дух согласия. – Ведь они – не тигры!
- А мы тигры!
- Но тогда почему нам плохо?
Тигры задумались.
- Хорошо рыбам! – вздохнул первый тигр. У них под водой никогда дождя не бывает!
- Но зато они не тигры, - ответил второй тигр, в котором проснулся дух тигриного шовинизма.
- Не тигры, но им хорошо! А нам плохо!
- Почему? – спросил тигр, в котором проснулся дух любопытства.
- Потому что мы тигры.
- Значит – быть тигром плохо? – в тигре проснулся дух сомнения.
- Быть ТИГРОМ хорошо. Просто ТИГРАМ плохо быть.
Второй тигр задумался. В нём проснулся дух великого мыслителя Декарта.
- Сложно, - сказал наконец он. – но рыбам-то всё равно хорошо!
- Хорошо, - кивнул другой тигр.
- Им хорошо, а нам мокро. Несправедливо! – во втором тигре проснулся дух справедливости. – Им хорошо, когда нам мокро!..
-Тигры обиженно задумались над этим свинством.
- Зато, - сказал первый тигр, - представляешь, каково им, когда нам сухо?
- Представляю! – расхохотался первый т игр.
Дождь кончился. Тигры вылезли из-под укрытия.
- Хорошо! – сказал первый тигр.
- Ага! – согласился второй. – А рыбам всё равно мокро...
- Так им и надо. Дурам! – хмыкнул первый.
И они разбежались в разные стороны, удовлетворённые таким устройством мира.
 

В начале девяностых, с приходом новых времён,  дама из- Министерства образования распорядилась выкинуть из моей хрестоматии  фрагменты из повести Аркадия Гайдара   «Тимур и его команда».
- Надо заменить,- сказала она мне, - чем-нибудь более  современным, не таким уж … советским…
Более современным были нарастающая «прихватизация», гимн наживе, равнодушие к ближнему, победа над соперником-неудачником…
  И под эти  «гимны»    улетучивались из сознания детей  тимуровские звёзды, что они рисовали на домах тех, кто нуждается в их помощи и опеке, кто попал в беду.
  А самым главным в этих  мальчишках было рыцарское благородство – их стремление остаться неузнанными, вершить свои добрые дела тайно – как в волшебной сказке. Без какой-либо «руководящей роли» партии или комсомола.
  Тимуровское движение охватило всю огромную страну. Сколько растроганных людей благодарило тогда своих неведомых и невидимых Робин-гудов!
Как бы они пришлись сегодня, когда у нас такой дефицит милосердия, сочувствия, деятельного и бескорыстного добра.
И дефицит этот, мне кажется, приумножила  та госпожа из министерства, которая   произнесла однажды свои уличающие слова – «не современно»…

. Придя в себя, химичка рассказывала, что в кабинете стоял сам Владимир Ильич Ленин. Он был аж до потолка, и указывал на неё рукой.

- Пора, видно, показаться психиатру. Заработалась…

Но её  успокоили.. Просто вчера под покровом тьмы привезли нового Ленина, сработанного из лёгкой жести – под бронзу. Куда девать? Ставить сразу на прежний пьедестал – не успеть. И кто-то, весьма смекалистый, распорядился:

- Школа рядом – тащите туда!

И потащили. Особого труда не составило, ибо новый жестяной Ильич оказался на удивление лёгким

  Через пару дней ширпотребовский вождь мирового пролетариата уже красовался на привычном месте – готовый принимать в пионеры и собирать митинги. И звал всех нас сами знаете куда. День был солнечный, и на Ильича больно было смотреть – он так и светился, поигрывая шаловливыми зайчиками.

 А ночью окрестные жители проснулись от истошного, выматывающего душу воя.

 Одна нервная дамочка, набравшись смелости и перекрестясь,  приоткрыла окно. Ветер.  Покачиваются верхушки деревьев. Но Боже! Кто же это так дико завывает? ? Чей  вопль надрывает душу? Неужто конец света!

 Дамочка была истовая католичка и принялась читать молитву. А вой усиливался.

 Вскоре тайна раскрылась. Конец света отменялся. Завывал и стенал, как оказалось, жестяной Ильич. Памятник был полый, и стоило подуть ветру, как он заводил свою дьявольскую песню.

 Однако, человек, как уже выяснилось, привыкает ко всему. Привыкли и  мы. Более того – появилась чёткая народная примета: воет Владимир Ильич – значит, на дворе ветер, можно сушить бельё.

  Кто-то из бывалых курортников заметил: - Эолова арфа! Чем не Пятигорск.

А дальше было так.

Шёл своим чередом торжественный митинг по случаю какого-то великого праздника. И надо же, во время доклада товарища из центра об очередных «дальнейших достижениях» резко подуло.. Что последовало  -  догадаться нетрудно. Порывы ветра крепчали – вождь отзывался  воем. Выл  злобно и раздражённо, заглушая и сводя на нет наши достижения.

 Уезжая в Ригу, товарищ из центра жёстко приказал: - Чтоб этого больше не было!

Чего «этого», однако не уточнил.

 Вскоре  приехал специалист по таким делам.

- Мелочи, усмехнулся он. – Поправим. Опыт имеется.

 И укоризненно добавил: - Денег пожалели. Нашли на ком экономить. Он же у вас совершенно пустой.

 И в эту же ночь Владимир Ильич снова  нас покинул. Вернулся дней через десять. Такой же ослепительный, как прежде, только уже не пустой, а набитый опилками. Вой прекратился. И всё пошло по-старому: шествия, митинги, праздники, торжественные караулы – пока не наступили иные времена с их новыми «дальнейшими достижениями» в новой,  свободной стране – во имя светлого будущего уже независимого латышского народа.

 Скандального большевика Ульянова – Ленина быстренько вывезли из нашего уютного курортного городка. На этот раз – среди бела дня. И навсегда!

Да, чуть не забыл. Как-то встретил товарища Озолса. Потеряв любимую работу, он обучает латышскому языку русских школьников. По-прежнему начеку. И, не жалея сил, ведёт борьбу с политической крамолой. Заставил детей вырезать или зачёркивать в старом учебнике ( новый ещё не подоспел) вредные антинародные слова: «Ленин». «КПСС», «комсомол», «пионеры»…

Но… почему же всё-таки не состоялись «оргвыводы» и меня не уволили? …

 Ведь «оргвыводов» мы ожидали тогда  со дня на день

 А случилось так. Является в школу товарищ Стуре, большая наша начальница – зав. школьным отделом при райкоме партии. Ей и поручили составить нравоучительно-обличительное послание об идеологических диверсиях в нашей школе. Обычное в то время дело: «нашалит» какая-нибудь школа, повеет от неё антисоветским душком – бац – письмо райкома: «Всем! Всем! Всем!»

 Затем излагается суть нашей «диверсии» - пытались, мол, подорвать авторитет вождя мирового пролетариата путём надругательства над его памятником ( далее описывался способ надругательства).

 Изготовлялись подобные листовки на ротапринте и рассылались по всем школам района. Во-первых, чтобы неповадно было, а во-вторых, чтобы отреагировали.

 Реагировать надо было так.: «Ознакомившись с «Письмом райкома», мы были до глубины души возмущены, потрясены, оскорблены и прочее. прочее.

«Реагировки» шли в райком, и тогда уже можно было начинать экзекуции, приступать к оргвыводам.

 С этим и явилась товарищ Стуре, в строгом жакете и с модной стрижкой. Усаживаетя она , значит, за директорский стол. Мы, школьное руководство, все по стеночке. Достаёт  из своего портфеля свеженькие ещё «листовки» и раздаёт нам.

- Ознакомьтесь, может, что не так? Не вкралась ли неточность?

 Вид доброжелательный. Голос ласковый. Взор сочувственный. А мы читаем. Приговор как приговор.

Но вдруг!!! Я чуть со стула не свалился.

- Вам плохо?

- Да нет, - лепечу я, ещё не веря своим глазам, снова и снова перечитывая эту блистательную фразу.. И опять чуть не подскакиваю.

- Поймите, я выполняю свой партийный долг, - продолжает соболезновать товарищ Стуре. Но при этом строго добавляет:- Надо уметь признавать свои ошибки.

- Конечно, товарищ Стуре. Вот у вас в заголовок: Э т и   годы с именем Ленина. Как это прикажете понять?

- Какие ещё  э т и!? 50 лет!!! С именем Ленина.!

- Да нет, товарищ Стуре, - «50 лет» - в документах ЦК. А у вас какие-то загадочные – э т и

И протягиваю ей её сочинение. Давно уже не видел, чтобы вот так, в момент, преображалось лицо человека, тем более партийного руководителя.. Она  вся искривилась, хотя доброжелательная улыбочка так и не соскочила, как прилипла. Она была рассчитана на более длительное пользование.

- Значит, всё-таки вкралась… опечатка.

- Да нет, товарищ Стуре. Не опечатка.

- Что же это, по-вашему?

- Как что? Политический выпад ( словом «диверсия» мне её пугать не хотелось.) Неужели вы не понимаете, как могут истолковать  ваши -  «э т и    г о д ы»? Издёвка! Какие такие  ЭТИ!? Не все же решат, что это прекрасные и чудесные годы. А вдруг подумают – гадкие, мерзкие. В смысле – ох, уж эти чёртовы годы… Кое-кто обязательно подумает. А уж  «где следует» - сами знаете. Вы уже по всем школам разослали этот возмутительный документ?

- Почти…

Она молча забрала у нас бумажки, запихала их в свой портфель и, забыв попрощаться, тихонько вышла из кабинета. Экзекуция   сорвалась.

 В «новые времена» я встретил товарищ, простите, госпожу Стуре в вестибюле бывшего райкома. Она стояла за  лотком, торгуя патриотическими книжками.

Мы  сидели с Андреем в уютном кафе на берегу Даугавы. Встретились на улице.  Едва узнали друг друга.

 Годы, годы…

 Андрей учился у меня всего лишь пару лет. Потом семья переехала в Ригу. А теперь он заканчивал аспирантуру.

Узнав, что я недавно защитился,  начал расспрашивать   о кандидатских экзаменах,  живо  интересовался процедурой защиты. И вдруг спросил: - Скажите, а если докажешь, что выдвинутая гипотеза не подтвердилась и более того – дала обратный результат… Это что – провал?

 - И что за гипотеза?

Вместо ответа он, сбиваясь и волнуясь, рассказал…

 - Когда – то моя мамочка поставила целью своей жизни приобщить меня к сокровищам искусства. Таскала по музеям и  выставкам, объясняла, почему надо восхищаться той или иной картиной. Я послушно восхищался.

А на  симфонических концертах  пытался изображать на своём лице благоговение, умиление – мамаше это нравилось, и вообще она въедливо следила, чтобы от меня не ускользало волшебство великой музыки.

 Изо дня в день она допекала меня своими бесконечными «Ах,  Моцарт!», «Ах, Бетховен!» , «Ах, Шекспир!», «Ах, Рембрандт!»…

 И надо мной уже нависала серьёзная угроза покупки  пианино и приглашения для меня репетитора – я трепетал от ужаса. К счастью, сорвалось.

 Но пытки мои продолжались…

-Понадобилось немало лет, - продолжал Андрей,- чтобы я избавился от ненависти к искусству.

… В своей диссертации  хочу доказать: когда и почему не работает привычная гипотеза – приобщение к искусству благотворно сказывается на эстетическом воспитании ребёнка.

Не сказывается!!! Особенно – если вот так, когда лезут к тебе в душу, без спроса…

- А что же «сказывается»?

- Вот до этого я и хочу докопаться..

Самое печальное…

Нынешний школьник или студент зачастую уже не способен, не умеет, не желает оставаться наедине с собой - почитать, о чём-то поразмыслить, полюбоваться природой, просто прогуляться. Его  властно и неотвратимо влечёт к смартфону, ноутбуку, айподу, компьютеру, к своему незаменимому и универсальному другу супер- мобильнику.

 Даже  на улице или в автобусе  не расстаётся с наушниками. А  иногда с ними и засыпает.

 Он говорит, пишет и объясняется каким-то птичьим усечённым языком эсмэсок – «смайликами», «лайками» и прочими «картинками».

 Я наблюдаю, как на моих глазах, почти по Дарвину, происходит образование нового вида человека, постепенно отвыкающего и мыслить, и вести связный разговор. Эволюция наоборот – а точнее – деградация.

Является персонаж, выпадающий из культуры . Человек – междометие.

 Интернет, величайший феномен современности, становится для кого-то злым волшебником, способным обезличить, лишить индивидуальности.

 Если  не вырваться из плена этого мага и чародея и не научиться использовать его себе во благо.

Только во благо!  – а оно воистину беспредельно!

          
«Наша страна идиотами не оскудеет», -  обнадёжил  Михаил Задорнов на  Рен-ТВ  в своём очередном «шоу».
Хотелось добавить: - Пока на сцене резвится пошляк!
Свирепо и глумливо, из концерта в концерт, «великий сатирик» и  лингвист- самоучка  не устаёт проклинать, уличать, обхохатывать, уничижать и кошмарить  западную систему образования, ставя ей в вину повальный дебилизм- кретинизм образования российского.
- Весь идиотизм  ЕГЭ, все его  гнусные плоды – с Запада! – яростно заклинает   Задорнов..
  «ПЛОДЫ», аплодирующие в зале, захлёбываются от хохота над жертвами этого проклятущего «западного» ЕГЭ – то есть над самими собой..
Какая пошлость!
И она не в тех  якобы западных   анекдотичных  задачках и заданиях, что  надоедливо и с упоением цитирует Задорнов под всплески аплодисментов  жертв прозападного тестирования. 
Тривиальным, безвкусно-грубым, докучливым, упоительно самодовольным – предстаёт  сам обличитель!
Диву даёшься – и как это ему самому не тошно стократно мусолить  свои  давно осточертевшие остроты- с неизменной «увертюрой» – «Готовы!?», что означает – Готовы ли ухохотаться от моей  очередной смешилки…
Это и есть  пошлость: мнимый юмор по мнимому поводу.
А пошляк – сам юморист, не устающий сыпать надоевшими  штампами и упивающийся своим непревзойдённым даром – «делать смешно».
-   Ещё одна хохма, оцените же – чуть ли не умоляет хохмач.
- ГОТОВЫ?

ФЕСТИВАЛЬ!!!

Он преобразил не только жизнь  нашего городка, но стал известен всей республике,  заставил говорить о себе в Ленинграде, Минске, Тарту, Кретинге.

Когда-то, уже давным-давно, мы с директором  школы   решили собрать у нас ребят из  этих городов. Подружиться и подружить. Идею подхватили.. В том числе и окрестные колхозы. И школа стала жить в новом, ещё не ведомом ритме. Хотелось сотворить такую ПРОГРАММУ, где были бы  состязания  спортсменов, артистов,  музыкантов,  художников, ораторов, народных умельцев. Где изо дня в день не прекращались бы концерты, диспуты, весёлые балы.

Каждый старался что-то придумать  – для Фестиваля. Даже диктанты  были о нём.. Я уж не говорю об уроках пения – Фестивальный гимн сочиняли. На рисовании шли конкурсы эмблем, значков, плакатов. 

И получился ещё не виданный здесь праздник, когда по неширокой улице тихого городишки прошли со своими знамёнами и в национальных костюмах делегации из Эстонии, Литвы, Ленинграда, Минска. И, конечно же, наши. В сопровождении собственного оркестра.

 Каждый день- открытие! И смотр талантов,

Череда сюрпризов, встреч и обретений

А самое главное – началось кружение по  нашим фестивальным городам,  которое  длилось  более 20 лет..

И кто-то сочинил  сказку-быль. В одном крохотном латвийском городке жил мальчик Вилнис. Пришёл Фестиваль и позвал его за собой. Вилнис  взрослел вместе с фестивалем, объезжая новые и новые  города – мир для него становился огромным, щедро  открывался то Эрмитажем, то  янтарными сокровищами  Кретинги, то таллиннской «Русалкой». И всюду этот мальчик чувствовал себя желанным и близким – своим.

 Мальчик вырос, закончил университет, а Фестиваль продолжал  своё шествие, собирая  новых и новых друзей.

Но всякая сказка - быль имеет конец. И не всегда радостный.. Фестиваль закончился,  стал ненужным, когда страны Балтии обрели независимость.

Ненужным стал и наш знаменитый Музей фестивалей, где побывали экскурсии со всей огромной страны.

 А теперешний мальчик из того же городка  всё так же устремляется в огромный и неведомый мир. Он загорает, купается  на Канарах. Едет туда с родителями, если они достаточно богаты.

Но это уже другая тема…