Цитата сообщения Василиса_Иванова О Ходасевиче. Пример неблагодарного человека



Читаю воспоминания Ходасевича о Валерии Брюсове. Какая всё же разница между людьми. Брюсов щадил чувства молодых поэтов, которые по его мнению "могли бы да не сложилось". И сколько слюны набрызгали его бесцветные воспитанники на его светлое имя. И если Цветаева, питавшая свои стихи образным рядом Брюсова и то и дело полемизировавшая с ним, писала всё же о творчестве Брюсова, пусть и с нескрываемой завистью, то Ходасевич по смерти Великого поэта оторвался на нем самом. Гадость!

Вчитавшись внимательно, осознав эту мерзкую несправедливость завистника, захотелось про него написать. Но сама я буду хоть и резкой, но справедливой, иначе буду подобна ему.


Впитавший технику Валерия Яковлевича, обученный им мастерству Поэзии и литературных мистификаций, Ходасевич все равно не создал ничего яркого и почти никак не повлиял на литературу, зато на всё имел мнение (сравните количество стихотворений и количество критических статей). Осуждая лирику Брюсова за холодность, расчетливость и "обрядность" в страсти, собственную лирику он наводнил надуманностями и подражаниями - Бальмонту, Пушкину, Бунину и, конечно же, самому Брюсову. Да, он был приличней многих, всё-таки королевская выучка, и одни из самых "нормальных" стихотворений его были созданы под крылом Брюсова (в том числе, на поэтических играх, или как тогда их называли "конкурсах"), но помимо фактических ошибок в его мистических и религиозных суждениях, помимо эзотерического и психологического незнания и непонимания (чего стоило понять шутливый и очень теплый намек Брюсова на авгура) в его стихах мне не нравится главное - часто форма, самый размер противоречит содержанию. И это он будет с раздражением судить о мастерстве Брюсова в сборниках "Все напевы" и "Опыты"! А я читаю его стихи и тут, и там вижу взятые один в один чужие формы, размеры и строфы с неподходящим содержанием:

Так! наконец-то мы в своих владеньях!
Одежду - на пол, тело - на кровать.
Ступай, душа, в безбрежных сновиденьях
Томиться и страдать!

Дорогой снов, мучительных и смутных,
Бреди, бреди, несовершенный дух.
О, как еще ты в проблесках минутных
И слеп, и глух!

Еще томясь в моем бессильном теле,
Сквозь грубый слой земного бытия
Учись дышать и жить в ином пределе,
Где ты - не я;

Где отрешен от помысла земного,
Свободен ты... Когда ж в тоске проснусь,
Соединимся мы с тобою снова
В нерадостный союз.

День изо дня, в миг пробужденья трудный,
Припоминаю я твой вещий сон,
Смотрю в окно и вижу серый, скудный,
Мой небосклон,

Все тот же двор, и мглистый, и суровый,
И голубей, танцующих на нем...
Лишь явно мне, что некий отсвет новый
Лежит на всем.

Нет, совершенно отсутствует связь звука и повествования. Это просто строфы, в которые втиснуты заблуждения вроде "Где ты - не я" (дух никогда не перестает быть собой, даже во сне) или уж совсем нелепость вроде "нерадостного союза", характеризующая человека совсем с неприглядной стороны. Но главное - этот "отсвет новый" в конце из-за несоответствия смысла текста размеру мне кажется налетом гнили. Натыкаясь на подобные экзерсисы, хочется забыть фамилию. Я всегда считала: стихи должны быть ясными, искренними и обязательно о том, что понимаешь; должны быть сложены так, чтобы звук десятикратно усиливал вложенные слова. А когда нет ни того, ни другого...

Но его критику продолжаю читать.

Среди сквозящей зависти и раздражения на Брюсова есть факты: Брюсов не только был талантливым мистиком, он видел будущее. Он знал, что октябрьская революция укрепится и даст новую власть, он знал, что за демагогией социалистов стоит "грабь что можно и общность мужей и жен". Он знал, что грядет власть черни, разбойников и убийц, переживал, но не противился ее приходу, зная, что за семь лет сможет многое успеть. И уж если говорить масштабнее, он знал, что за его талант, за его мастерство, которым питались все советские поэты, начиная с Маяковского, о нем и о каждом его псевдониме и хранителе следущее поколение напишет в энциклопедии не больше двух строк.

Символизм, как течение, пытался быть аристократией в русской Поэзии начала XX века. Этим в ранние годы так гордился молодой Ходасевич (в переписке с Гиппиус). Эту аристократию пытался воспитывать Брюсов (не только среди символистов), но настоящими аристократами слова были только Валерий Яковлевич, его жена, Иоанна Матвевна (мы знаем ее творчество через мистификации - под именами И.Анненского и Н.Гумилева), Блок, Есенин и молодая Цветаева.

Есенин по-доброму отзывался о короле серебрянного века и прямо говорил "все мы учились у него", а Ходасевич, в технике и стилистике которого не было ничего своего, ни слова в своей завистливой эпитафии об этом не написал.