Александр Дольский назвал немногочисленных людей, голосовавших за разрушение и новое строительство города обезьянами, что сильно впечатлило Татарова, который с удовольствием цитировал и смаковал это заявление.

Даниил Гранин о протесте против разрушения:
"Голос протеста должен звучать громче!"

Голощёкин возрадовался торжеству демократии на примере (чуть ли ни единственном) происходящего марафона. (Насчёт торжества демократии терзают сомнения, но это было, конечно, сильно. Один состав участников чего стоил!)

Городницкий, в свою очередь, в самом конце высказал мысль, которая за шесть часов не звучала ни у кого: а почему же власти разрешили эту акцию - а не способ ли это дать народу "выпустить пар", а тем временем тихо продолжать делать то, что они и делают...

Сокуров категорически настаивает на наложении моратория на любое строительство в Петербурге (и не только в историческом центре) - дабы взять тайм-аут и понять, что творим...

Чиновники выглядят бледно в подобных дискуссиях.
Один из вопросов голосования представляется мне абсурдным: "Достаточно ли власти информируют жителей города о производимых ею действиях" - да какая разница, всё равно врут, что и доказали в прямом эфире. Хотя нападки оппонентов тоже не всегда логичны - в запале и эмоциях люди не слышат друг друга, из-за этого дискуссия часто принимает характер разговора немого с глухим.

Очень опять радует Макаров - никогда не теряет самообладания и не изменяет логике, хоть в равнодушии его обвинить трудно.

В телефонном голосовании приняло участие безумное количество человек, из них ЗА разрушения и стройки было просто смешная часть...

Закончился шестичасовой телемарафон "Четвёртое столетие. Судьба Петербурга", проводимый каналом "100ТВ". После полутора суток работы и двух часов сна несколько часов к ряду просидела у телевизора. В целом ситуация представлена такая: против разрушения города все, кроме тех, кто этим занимается. Но при этом помешать этому никто не может. Сейчас в передаче "FM-TV" продолжается тема в следующем ключе: может ли общественное мнение повлиять на происходящее.
Давно уже эта мысль мучает, ответа однозначного как-то и не дашь.
Но... если кто-то тратит деньги и время на социальные ролики, в которые народные любимцы в шляпе, обмотанные одиозным символом патриотизма - зенитовским шарфом, рассказывают народу, какие замечательные изменения происходят в городе и какие ещё произойдут - явная работа на формирование общественного мнения, - а губернатор регулярно вещает с голубых экранов голосом доброй тётушки, вразумляющей неразумных детей, что всё делается для их блага, а они просто этого не понимают...
Может, что-то общественное мнение всё же значит?...

Вот таким настоящим русским литературным языком описал вовсе не литератор, а музыкант, Город на Неве, каким видел его в восьмидесятые годы прошлого столетия.
Помнится, когда я впервые взяла в руки эту книгу и добралась до этого места, то просто поражена была той точности мысли, которая высказана в этом отрывке, а так же и тем, как человек владеет языком. Отрывок в истинных Достоевских традициях.

"Ленинград. Серое небо, как грязная вата, оно залепляет глаза и лицо. Грязь на улицах, которой с каждым годом становится все больше и больше. Закопченные фасады старых домов, серо-зеленоватые от налипшей на них грязи и копоти. Ряды мрачных черных дыр - выбитых окон в расселенных домах. На Литейном просто нечем дышать летом, а зимой невозможно ходить, не забрызгиваясь до колен грязной бурой снежной кашей. Выходишь к Неве, но с отравленной реки дует ветер, в котором нет кислорода. Почерневшие, с серыми пыльными листьями деревья Лиговки и Московского проспекта, призванные хоть немного оживить эти мрачные мертвые ущелья. А Фонтанка, Фонтанка, в которой еще в сороковых годах нашего века купались и стирали белье, - она такая же как и Обводный канал, как Мойка, Канал Грибоедова - бензиновые пятна, мутная, непрозрачная вода... Асфальт, время от времени проваливающийся над теплотрассами и глотающий троллейбусы и машины, асфальт разбит повсюду - держатся только Невский, Московский и другие большие проспекты. Да, еще - Кировский - правительственная трасса. И пьяные, пьяные, пьяные повсюду - весь город пропитан запахами бензиновой гари, прокисшего пива и портвейна, дымом различного состава и качества из бесчисленных труб заводов и фабрик. Пустые магазины, разваливающаяся в пальцах колбаса. У Московского вокзала первый памятник, встречающий приезжих - огромный каменный шестигранник с металлической остроконечной звездой на вершине, воткнутый посреди выжженной асфальтовой площади Восстания. Если ехать из аэропорта, вас встретит почти такая же стамеска на площади Победы, но там на вас будут направлены еще и стволы винтовок и автоматов, которые сжимают в железных руках черные железные люди под черными железными знаменами, что окружают монумент со всех сторон.
Немудрено, что в таком городе люди часто сходят с ума. И сойдя с ума, начинают требовать переименования этого кладбища в Петербург - в город Святого Петра, Апостола Петра... Не переименовать ли ленинградский крематорий в "Приют Марии Магдалины", а не назвать КПСС - КПСС имени Иисуса Христа? Вообще-то, учитывая современные игры сатанинского государства с ортодоксальной церковью, к тому идет... Нет, такой город может быть только Ленинградом - этот человек здесь сейчас во всем - в лопнувших замерзших трубах отопления, в рушащихся на головы жильцов потолках, в новостройках, тонущих в грязи, в Казанском соборе, превращенном в музей Религии и атеизма... Был этот город Санкт-Петербургом, и надеюсь, станет им снова когда-нибудь, но сейчас это - Ленинград."

Из повести Алексея Рыбина "Кино с самого начала".