Пошла гулять по сети запись интервью, данного Юрием Шевчуком корреспонденту радиостанции "Эхо Москвы" на тему пресловутого "Марша несогласных". Хорошо говорит он, конечно: чётко, ясно, складно и понятно. Или... я просто привыкла, а другим это не так-то и просто... В общем, в очередной раз задаюсь вопросом, где подготавливают таких профессионалов, у которых интервью размером в страницу бурлит недочётами, в некоторых местах даже искажением смысла сказанного, а про грамматические-пунктационные ошибки уже и говорить как-то скучно...

В общем, в таком виде текст интервью здесь помещать я не могу себе позволить, а интервью хорошее получилось, ладное. Особенно, конечно, ценен (по крайней мере лично мне) кусок про значение родившейся когда-то в России рок-музыки - просто хоть цитируй в книгу по истории российской рок-культуры без правок. Поэтому с аудио-версии этого материала пришлось делать свою расшифровку того, что...


КОРР.: Почему Вы на этот марш именно пришли?
Ю.Ш.: Я же там ответил, на этом марше, что эти выборы мне не оставили другого выбора. Вот и все. Это была трибуна всех несогласных. Я за то... Я, конечно, не Мао Цзэдун, который трактовал, чтоб расцветало тысяча цветов и тысяча школ, но я считаю, что каждый человек имеет право сказать свое собственное мнение о происходящем, являясь гражданином России. А так как просто огромное количество «очкариков» не имели возможности этой – я вот нашел вот такую возможность – пошел на «Марш несогласных», и сказал там, не все, конечно, что хотел. Я не рассказал там о том, что у меня душа болит наблюдать – вот просто наблюдать, сидеть вот на своем диване, блин, и наблюдать, как разрушают город, как уничтожается действительно духовность, какие-то идеалы, без которых страна не сможет жить, просто не сможет – она будет… это будет не Россия, а «обезьянник» просто. О многом я не успел сказать с этой трибуны. Но я об этом говорю в своих песнях, в своем творчестве. Туда меня позвал какой-то – уж простите за пафос – гражданский долг. Во-вторых, мне очень неловко за своих коллег за многих, которые как-то, получив свою пайку от правительства нашего, теперь ее отрабатывают сплошь и рядом на всевозможных «корпоративниках», и так далее. И хотел сказать молодежи, что рок-музыка даже в нас стариках – она жива и есть, и ворочается, и дышит, и плачет, и рыдает, и дерется, и она есть. И нам не безразлично, что происходит в нашей любимой стране. О многом я хотел сказать на «Марше несогласных». О многом я не сказал. Но, я об этом буду говорить всю свою жизнь. Так что, не волнуйтесь, Вы услышите.
КОРР.: Юрий Юлианович, вот по поводу рок-музыки. Вы считаете, что она может сейчас повести за собой какие-то массы и, например, привлечь сторонников «несогласных».
Ю.Ш.: Ну, какие массы… Ну, рок-музыка в свое время в России родилась как новый звук. Она не то что родилась, она рухнула в Россию – рок-музыка. Это новый звук, который отличался от всех старых. А всегда молодому человеку необходима какая-то основа нового, чтобы ее принимать, какую-то антенну эту. Для меня это была электрогитара с фуззом... И когда я услышал – я вообще в стойку встал, и мое все поколение. Потому что это было необычно. Это совершенно не сочеталось с тем, что звучало по радио, телевидению и так далее, с площадей и улиц, с дворов нашего города, наших городов необъятной России. Ну, совершенно другой звук. Он был свободен. Он был… Ну, вот почему мода существует? Почему Вы вот так одеты, а не в бальном платье сейчас пришли? Вот так же и звук. Есть здесь мода, как, может быть, категория философская. Вот этот звук – он был философией целой. Потом он оброс словами, потому что мы взрослели и, естественно, выражали протест против того, что нам не нравилось, не нравилось нам очень многое. И мы уже понимали, что невозможно вот так строем пройти сквозь игольное ушко в светлое будущее. Мы задумались о личности человека, о том, что это такое – вот в нас эта личность, о внутренней свободе. О многом мы задумались. И это была наша рок-музыка. И рок-музыка в России, может быть, не создала действительно каких-то вершин музыкальных, да? Но по поэзии – это чудо. Тот же БГ, тот же Башлачев, тот же Майк Науменко, Егор Летов, я – да вообще таких людей очень много. Классиков дала рок-музыка – классиков слова и хорошей мелодии, и хорошей музыки тоже. Я тогда просто, приехав единожды в рок-клуб ленинградский, я балдел от этой стихии любви и братства. Все были пьяны, но не от вина, вот действительно, а оттого, что мы вместе дышим, мы вместе хотим добра – стране, себе, друзьям, людям, любимым. Мы бросали в зал свои песни. У меня есть песня «Бросали слова..., как незрячих щенков», в этот век, в это время – это красотища была такая, единение. Мы все были вместе, как Костя Кинчев пел. А сейчас мы все не вместе. А Цой прозорливый он сказал: «Но никто не знает, в каком» - я помню, после премьеры этой песни «Алисы». Вот сейчас мы все не вместе. Мы все индивидуалисты. Но, правда, какая-то часть наших индивидуалистов как-то оказалась на одной сцене, а другая часть индивидуалистов – на другой. Одни – вот я и Миша Борзыкин – были на «Марше несогласных», а другие были на вот… на кремлевском вот этом... на лобном месте – да, это было лобное место их, конечно.
КОРР.: И Андрей Макаревич, и Александр Васильев («Сплин») там выступали. Вы как относитесь к их выступлению там?
Ю.Ш.: Иронично, иронично. Очень иронично. Понимаете, вот это всё, вот это вот: «Нам пофигу политика», «Страна встает на ноги»... Страна встает на ноги – у меня есть новая песня, где так она и начинается: «Страна встает на ноги, но что делать тем, кто остался без ног?». Вот этим фронтовикам, которые отдали жизнь, здоровье, ноги, руки родине, и свои хребты родине отдали, и валяются в коммуналках никому на хрен не нужные, которым вот мы сейчас развозили... у них даже государство не дало этим вот, многим из них – героям просто настоящим мужества и России – даже инвалидных колясок. О чем говорить-то? Какой мавзолей? Какая Красная площадь? А эта ложь, когда нам не оставили действительно никакого выбора, когда нас опять тянут к «светлому будущему», как они его коим себе представляют. Стабильность. Что такое стабильность? Стабильность – это смерть личности и смерть государства. Стабильность для меня, - это подошва демократии, конституции. А в личностном плане – это я, как верующий человек, я стараюсь придерживаться 10 заповедей. Вот моя стабильность, а остальное все – жизнь, в остальном я – живой. Я сомневаюсь, мучаюсь, ищу мучительно выход. В каждом случае я выбираю добро или зло – я учусь этому всю свою жизнь. Я спорю со своими оппонентами. Я живу. Они хотят из страны сделать какой-то черный ящик, который они назовут стабильностью. Что это за стабильность такая непонятная? – Это гроб, а не стабильность. Реставрация монархизма... Вот сегодня правильно прозвучало, что реставрация – это назад всегда. Это назад всегда. Это всегда плохо. Это всегда слабость. Реставрация — это всегда слабость. Надо идти дальше. Что они построили? Чем они кичатся? Чем они хвалятся? Ни одного нормального завода-то не построили. Вот эти все «Вольвы», «Тойоты», «Форды» – это же там просто мы работаем как гастарбайтеры, на этих предприятиях. Авиапром разрушен. Свои «Жигули» уже вообще не знаю, в каком месте там ездят. Ничего нету. Чем хвалиться? Опять вот это вот начинается… малина по глазам.
КОРР.: «Несогласные», ходят которые на марши, они расшатывают эту стабильность?
Ю.Ш.: Да какое они расшатывают? Ну, просто там… Кто там расшатывает? Конечно, на другой площади было – сколько там? – 50 тысяч «нашистов»-то, а здесь было 2, не знаю, с половиной «несогласных». Но, если на одной площади стояла молодежь, ну, совершенно не увлеченная политикой – ну, свезли ее, дали всем, там, по пончику, ну, сказали: «Надо» - и так она безвольно там махала этими выданными им плакатиками – это не сила – «нашисты». Это совершенно не сила. Потому что там нет ничего, потому что там нет сердца. Там нет мужества, нет сердца и нет чести. А здесь были молодые люди, у которых все это есть.
КОРР.: Вас не пугает, что тут все-таки 2 тысячи, а там 50?
Ю.Ш.: Нет. Я в душе спартанец. Нас 300, а их легион. Ничего страшного.
КОРР.: Смотрите с оптимизмом вообще в будущее?
Ю.Ш.: Абсолютно. Я смотрю с оптимизмом в том смысле, что всегда будет просто идти борьба добра и зла – всегда она будет, пока живо человечество. Мы всего-лишь-навсего с вами находимся на каком-то временном пространстве этой вечной борьбы. В этом есть кайф. В этом есть жизнь, динамика и – никакой стабильности.
КОРР.: Спасибо.
Ю.Ш.: Пожалуйста.