Странно, не думал, что мой почерк может быть еще более неаккуратным, но сейчас вижу, что нет предела совершенству… Руки трясутся так, что я сам с трудом разбираю, что пишу. Надо взять это на заметку и всегда писать подобным образом, тогда наконец я смогу быть уверен, что Ромео не читает мои дневники.
Собственно в такой шок меня повергла встреча с первым в моей жизни оборотнем. Несмотря на ее кратковременность, я до сих пор удивлен, что вообще сижу здесь, за столом и могу что-то писать. А в голове бьется одна и та же бестолковая мысль о том, что не надо было выходить в эту ночь из дома.
Я уже почти забыл обо всех неприятностях, которые в последнее время так меня беспокоили, мне казалось, что жизнь наладилась, и я никогда больше не услышу ни о Стеклянных Богах, ни о Секте, ни о полулюдях, убивающих вампиров так легко, как жестокие подростки – кошек.
Думаю, это потому, что Инститорис был со мной. Пока не потеряешь кого-то – не поймешь, как он был дорог, я не устану это повторять. Я был рядом, когда он спал, я везде был вместе с ним – мне просто было приятно знать, что он здесь и все в порядке. Меня преследовало ощущение, что он исчезнет сразу же, как только я его оставлю. Малефик относился к этому не слишком одобрительно, но по крайней мере спокойно – на самом деле на его долю меня тоже вполне хватало. Мы провели немало дней за праздными разговорами, когда все младшее поколение погружалось в сон, а снаружи светило солнце. Мы обсудили немало теорий о Стеклянных Богах наравне с совершенно посторонними темами, и все равно почти половина времени, проведенного в компании друг друга, прошла в тишине.
Этим вечером тоже было так. Нам не нужны были слова. Мы сидели рядом, я спрятал лицо на его шее и мне было так уютно, что захотелось заснуть. Порой я ужасно жалею, что перестал спать, мой разум невероятно утомляет бесконечное бдение, а разгрузки для него не существует… Думаю, с этим нужно что-то делать, оставлять все как есть нельзя.
Но задумываться о своих проблемах было бы просто кощунственно – редко бывает так тихо, мирно, спокойно. Я дышал его запахом, точнее, многими запахами, которые пропитали его волосы, его одежду. Химические реагенты, порой резкие и неприятные, смешивались с запахами алкоголя и шампуня так причудливо, что я порой путал их. Я вспомнил о ранах на его теле, и мне немедленно захотелось коснуться его, потому что не верилось, что они не исчезли за такой большой срок. Последний раз я видел его обнаженным за тысячи километров отсюда, когда нам вздумалось искупаться в море в свете луны. Просто захотелось. И сейчас мне хотелось увидеть море… Я просунул руку под его одежду и провел ладонью по холодному телу. Так и есть, пальцы скользят прямо по ребрам, и он снова казался мне неживым – не может быть живым то, что так сильно искалечено. Думаю, если бы я хотел, мог бы просунуть пальцы внутрь него, но я не решился. Сомневаюсь, что это приятно, если честно.
Малефик мягко убрал мою руку и взял меня за подбородок, заставляя поднять голову и посмотреть ему в глаза.
- Тебе опять грустно?
Я медленно кивнул. Все еще не могу решить, нравится ли мне смотреть на него прямо – он меня пугает и завораживает. Сейчас это скорее приятно. Мне нравится его взгляд, неизменно трагичный разрез глаз и темная-темная радужка, темная настолько, что только при ярком освещении можно отличить ее от зрачка. И никакого блеска, только едва заметный блик.
Он закрыл глаза, и короткие бархатные ресницы легли на щеки.
- Почему тебе грустно теперь? Самое страшное уже позади. Смотри, я рядом, и твой дорогой инквизитор спит в двух метрах от тебя, а где-то на первом этаже Ромео добивает оставшиеся клавиши пианино… Господи, когда он в последний раз его настраивал? Злата и Круцио, наверное, спят сейчас вместе, а Трагик слоняется по дому, как неприкаянный призрак, оставляя за собой лужицы крови… Знаешь, мне он нравится, - Малефик улыбнулся. Я тоже улыбнулся – кто бы сомневался. – Мишель… не припомню, чтобы она спала, но не думаю, что ей это удается…Но ты же знаешь, какая она – вроде есть, а вроде нет. По крайней мере, я ее редко вижу. Рауль, вероятно, сидит, закопавшись в книжках. Ты бы видел, как он много читает… Его объем знаний – потрясающ. Ты думаешь, многие в Совете знали легенду о Стеклянных Богах? Да единицы. А он ведь числился в Совете всего-ничего. Мой учитель… Мой наставник. Мой создатель. Я так рад, что он создал меня. Подумать только, я был бы давно мертв… Я не хочу умирать, - его голос опустился до шепота, а матовые глаза неожиданно заблестели. Что это, я увижу, как он плачет? Я начал судорожно вспоминать и не вспомнил ни единой слезинки в этих глазах. Он всегда казался мне таким сильным, абсолютно холодным и бесчувственным, потому что все его эмоции – не больше, чем игра. Его страсть, его злость, его любопытство – ложь. То, что выдают Узы крови, не отражается на его лице, если он сам этого не захочет. Поэтому я точно знал, что он плачет, потому что хочет плакать, но поверить в это было труднее, чем осознать.
Я обнял его как можно крепче. Я мог бы что-нибудь сказать, но слова тут лишние. Он и без того чувствует меня слишком хорошо.
- Подумать только… - продолжал он, - а ведь они могли бы убить меня… тогда… Но ведь не убили. Не знаю, что заставило меня тогда жить. Мое тело почти восстановилось, но сколько лет я провел в одиночестве… Все это время Рауль мог бы быть рядом, учить меня, возможно, даже любить… Как любит тебя твой учитель. Вы с Ромео… У вас все не так. Рауль мною гордится – я знаю, что гордится, - но он скорее мой покровитель, чем равный. Я так и не смог сломать этот барьер. Я никогда не пробовал его крови, хотя она и течет во мне, но я не знаю, какая она на вкус. А я хотел бы… быть ближе к нему. Конечно, никто из вас не знает этого, но я люблю его, наверное, даже больше, чем тебя… прости.
- За что? – Теперь уже я пытался заглянуть в его глаза. То, что я увидел, мне не понравилось, ибо я видел – боль. – Только что ты утешал меня, потому что мне было грустно… А теперь сам плачешь оттого, что твой учитель гораздо дальше от тебя, чем тебе бы хотелось. Не забывай, что нас с тобой связывают Узы, а с ним – нет. Почему бы тебе просто не поговорить с ним?
- Поговорить? Что я ему скажу?
- Правду. Думаешь, он не поймет? Он видел достаточно, чтобы, может, и не понять, но принять это. Откуда ему знать о том, что ты на самом деле чувствуешь к нему? Ты лжец и лицедей. В тебе нельзя быть уверенным. Ты хочешь его крови? Просить – твое право. Он дал тебе так много, почему ты думаешь, что он откажет в такой малости? Возможно… ему тоже одиноко. Мы все здесь так или иначе связаны, но он отдален от нас. Он приходит и уходит, как кошка, которая гуляет сама по себе, как ему вздумается. Но, возможно, он хотел бы быть частью нашей семьи, а не ее другом. И из всех нас именно ты ему ближе всех, его дитя, его создание.
- Ты серьезно так думаешь или издеваешься?
- ?!!… Я тебе часто вру?
Он помолчал. А потом ужасно робко отстранился и сказал:
- Я… пойду?
- Конечно, иди, - я секунду поколебался, а потом поцеловал его в щеку. – Надеюсь еще тебя увидеть… В противном случае – мне будет тебя не хватать.
- Я знаю, - он улыбнулся, а потом вышел. Я слышал его осторожные шаги по ступенькам.
Когда Инститорис проснулся, он застал меня в необычно меланхоличном настроении. Я принес бутылку вина и стакан – умом я понимаю, что пить вино из стакана – более чем дурной тон, но мне всегда было на это плевать – и медленно цедил его, глядя в потолок. Было так тихо и необычно уютно, что не хотелось даже двигаться лишний раз, чтобы не спугнуть эту великолепную застывшую тишину.
Инститорис всегда понимал меня, как никто – я очень ценю в нем это. Поэтому он тихонько встал, сел рядом со мной, так близко, что мы соприкасались плечами, и застыл.
- А я бы на твоем месте пошел и принял душ. Когда я просыпался… когда я еще мог просыпаться, мне первым делом хотелось постоять под струями воды.
- Да, пожалуй, это хорошая идея. – Он поколебался, выдержав паузу. - Составишь мне компанию?
Я поперхнулся. Ощущение мирной тишины развалилось.
- Извини, - Инститорис мило покраснел.
- Думаю… я не против.
Мне тоже хотелось воды. Спускаясь по лестнице, я внушал себе, что когда ты мертв – в этом нет ничего такого. Вообще в отношениях с себе подобными не остается запретов, которые действуют на людей. Но если себе я еще мог это внушить, то как на это посмотрят остальные?
А… неважно.
Вода была горячей, и я постепенно согрелся. Я стоял спиной к Инститорису, но все равно его присутствие меня смущало. Впрочем, он стоял так же молча, как и я, и в общем-то ни капли мне не мешал.
До тех пор, как прохладные ладони не опустились на мою спину. Я вздрогнул так явственно, что он отшатнулся, но рук не убрал.
- Ты… такой теплый, - едва слышно прошептал он. Я обернулся. Краска залила его лицо, делая скульптурные скулы похожими на яблоки. – Почти как живой.
Я приложил ладони к груди и понял, что он прав. Горячая вода приблизила меня к состоянию жизни… Но для меня это не имело никакого смысла – я не помню, как это – быть живым.
Зато помнил он. Наверное, в его жизни было что-то, о чем ему приятно вспоминать. У меня была Мария… Но я помню ее только умалишенной шлюхой, а потом – умирающим неудачным экспериментом… Не уверен, что успел полюбить ее за этот срок так, как она того заслуживала. Я умер ради нее, но ее судьба все равно была трагична… Интересно, я хотя бы отомстил? Как же давно я не вспоминал об этом. Не жалел. Не задумывался.
Мне вдруг захотелось, чтобы на месте Инститориса сейчас была женщина. Обычная, живая, наверное, красивая… Я был бы для нее прекрасным мифом, сексуальным вампиром из дамских романов. Она бы откидывала мокрые волосы с загорелого лица, так непохожего на лица бессмертных, и дразнила бы меня, запрокидывая голову и уговаривая: «Возьми меня, ну чего тебе стоит, я твоя…» Я совершенно явственно почувствовал вкус ее крови и тепло ее бедер… Она была ужасно похожа на живую Мишель, яркую, эмоциональную, совсем не ту холодную красавицу, которой она стала после смерти.
Я потряс головой, стряхивая наваждение. Что скажет мне Ромео, если я притащу к нему в дом живую девушку и вздумаю принять с ней душ? Нет, конечно, он ничего не скажет, он поймет – по-своему, хотя он и страдает комплексом Лолиты, но готов принять мои вкусы насчет женщин. Но, наверное, я упаду в его глазах.
Инститорис странным образом объединял в себе черты тех, о ком я думал в этот момент. Его тело, покрытое шрамами, хотя и не такими глубокими, как у Малефика, было теплым, а кожа темнее, чем у большинства из нас. Наверное, при жизни он был очень смуглым. Ромео он напоминал безграничной лояльностью к моим капризам. Цвет их глаз можно было сравнить с серебром и золотом – два абсолютно разных металла, но есть у них нечто общее, выделяющее их из ряда остальных.
Пока я об этом размышлял, как-то незаметно мы соприкоснулись, и случайно упущенные капельки крови окрасили воду в розовый цвет. Потом это стали не капельки, а струйки, а вода стала совсем горячей и, наверное, будь я жив, причиняла бы мне беспокойство. Ванная наполнилась плотным паром, и я едва различал очертания округлого плеча в десяти сантиметрах от моего лица.
Мы молча вытерлись. Молча оделись. Молча вышли на улицу. Говорить не хотелось вообще, да и нечего было сказать – мы уже сделали все, что должны были, слова ни к чему. Создать Узы крови – это все равно что заключить контракт, обещая друг другу верность, честность, доверие…
Мне хотелось к морю. Как жаль, что этот город так далеко от прибрежной черты, тогда он был бы самым лучшим городом, какой может создать мое воображение…
Ноги понесли к кладбищу, которое мне в свое время показал Малефик. Это было его любимое место, и я полюбил его тоже. В самом конце, за оградой начинался обрыв, откуда открывался великолепный вид на ночной город. Запахи, звуки, сами звезды – все в этом месте было не таким, как везде, удивительным и восторженным. Это было наше с ним место, но сейчас я хотел показать его Инститорису.
Мы свернули за последнюю оградку, и он издал восхищенный вздох.
- Как красиво!..
Ночь и в самом деле была потрясающая. Легкий туман, подсвеченный уличными фонарями, окошками полуночников и автомобильными фарами, окрашивал горизонт в разные оттенки оранжевого и желтого. Яркие, цветные пятна рекламы вплетали в ровные ряды фонарей свой особенный колорит. Зеленые, синие, алые пятна вклинивались совершенно неожиданно то тут, то там, и мне всегда казалось, что реклама существует именно ради этого, а коммерческие цели – просто повод.
Мы уселись рядом прямо на земле. Конечно, вероятность встретить тут людей в такое время практически нулевая, но мне этого и не хотелось. Чье-то присутствие могло бы разрушить очарование этой странной ночи. Я был просто, искренне счастлив, но все равно в душе меня грызла какая-то червоточинка, подчеркивающая, как скоротечно это счастье и как следует ловить каждый его момент, пока оно не пропало.
Конечно, сюда могли забрести какие-нибудь романтически настроенные придурки или юные смертные, боготворящие смерть и ночь, вроде тех, с которыми общался Трагик при жизни, но это вряд ли – после полуночи замирает общественный транспорт, и мало у кого из них могут быть силы, время и желание ходить пешком. Хотя я люблю.
Ах, мой затуманенный разум… Оборотень свалился на меня, как снег на голову.
Кто его знает, что понадобилось зверю на ночном кладбище – вряд ли он мог учуять нас, даже с его звериным нюхом почуять вампира дальше чем за пять метров очень сложно. Может, он не брезговал падалью, а может, шел за нами с самого начала…
К счастью, обошлось. На мне была та самая куртка, во внутреннем кармане которой я носил серебряные спицы. Не бог весть какое оружие против такой огромной туши, но, думаю, это хотя бы больно…
Получеловеческая морда оказалась в метре от меня, и я, подчиняясь неожиданному импульсу, подался ей навстречу, воткнув в правый глаз спицу, наспех выхваченную из кармана. Того времени, что зверь занимался выковыриванием спицы из головы, нам хватило, чтобы исчезнуть из поля его зрения.
Вампир вообще может двигаться очень быстро, и тут Инститорис даже превосходил меня – он обучен пользоваться своими способностями по всем правилам, а мне нечасто приходилось бегать. Я держал его за руку так крепко, как будто от этого зависела моя жизнь. Только переступив порог дома моего наставника, я позволил себе упасть и отдышаться.
Неожиданно ворвавшись, мы создали столько шума, что нас встречали всем семейством. Первым, конечно же, был Ромео, и не только потому, что гостиная с пианино находится сразу за прихожей.
- Что стряслось?! – Воскликнул он и зачем-то кинулся меня поднимать. Я обнял его, свободной рукой притянул к себе Инститориса и сжал их обоих, пытаясь справиться с шоком. Ромео быстро привел меня в чувство: погладил по спине, что-то сказал – не помню, что, но звучало убедительно – и буквально в пять минут убедил меня усесться на кухне и рассказать, что случилось.
Случилось-то, если подумать, всего на секунд двадцать, но я испугался так, что даже сейчас мое сердце продолжает биться достаточно ощутимо, чтобы я его слышал. Мне налили вина, кто-то даже принес плед, потому что меня била дрожь. Инститорис был в куда лучшем состоянии, думаю, он просто не успел испугаться. Боже мой, вот теперь я понимал, почему оборотни так пугали старших. Я даже не подозревал, что эти твари настолько огромные и жуткие. Ужасное смешение человеческих и звериных черт производило чудовищное впечатление.
- Скажите мне вот что, - начал я, когда немного пришел в себя, - оборотни, они ведь полулюди, полуволки, верно?
- Нет, с чего ты взял? – Удивился Рауль. Мне бросилось в глаза, что воротничок обычно безупречной рубашки немного испачкан кровью. Я нашел взглядом Малефика – он сидел в другом конце помещения, но и его рубашка была испорчена, а блеск в глазах сдавал его с поличным лучше всякой рубашки. И вообще оба они выглядели взбудораженными. – Оборотень может быть любым зверем. Как правило, это волк, тигр, медведь, лев, любой достаточно крупный и сильный хищник. Конечно, встречаются и более экзотические варианты. Когда ничего подходящего под рукой нет – сойдет и собака…
- Стоп. Ты хочешь сказать… что их делают из… животных?
- Ну да, - Рауль явно удивился. – Похоже, ты слишком мало знаешь об оборотнях. Как-то не ожидал этого… Создание оборотня – тоже Ритуал, но совсем иной, не столь жестокий, как наш, и куда проще. Его проведение, в общем-то, не такая уж тайна. Мало кто становится оборотнем по собственному желанию. Живут они мало, и вся их жизнь – борьба двух душ, заключенных в одно деформированное тело. Обычно зверь просыпается ночью, когда человека клонит ко сну, но это совсем необязательно. Оба они должны время от времени спать, а уж расписание у каждого оборотня свое. Когда один спит – второй безраздельно властвует над телом. Они могут спать оба или оба бодрствовать – это целиком зависит от их внутренних отношений. Но сам понимаешь, человеку и зверю трудно понять друг друга до конца, поэтому чаще всего их симбиоз основан на конкуренции. Иногда они норовят выжить друг друга из тела, обычно это заканчивается суицидом или серьезными ранениями, которые тело наносит само себе в стремлении выгнать лишнюю сущность.
- Это ужасно, - прошептал Круцио. Я полностью поддерживал его точку зрения. Я даже не думал раньше, что такое на самом деле оборотень, просто не интересовался этим… А теперь меня трясло, когда я вспоминал искаженное лицо – лицо ли? – того существа, с которым я столкнулся… Кажется, глаза его были человеческими, и в глазах была мука. Наверное, он был медведем, трудно сказать точно… Но не волком - это наверняка. Слишком большое, приземистое тело, свалявшийся коричневый мех, как будто рваный – с большими проплешинами бледной кожи. Меня передернуло. Тем не менее тварь вызывала сочувствие… Не думаю, что большое удовольствие – делить свое тело с медведем.
- Если… Если эти звери подчиняются Секте, - мысли с трудом складывались в слова, - боюсь… у нас большие проблемы.
- Дошло наконец-то, - саркастично прокомментировал Ромео, но его лицо было скорее встревоженным. Я давно уже не чувствовал себя ребенком, которого он может обнять, защитить и утешить, и сейчас словно вернулся в детство, которого у меня все равно что не было, ведь я его не помню… Детством моим были воспоминания о тех днях, когда я еще мог его ненавидеть.
Ромео и в самом деле взял меня под опеку. Заставил переодеться, расчесал волосы и уложил на одеяла на полу лаборатории, где мы когда-то спали. Точнее, спал только я, что он там делал – черт его знает.
Я даже развеселился, вспомнив о том, как он водил меня за нос.
Во всяком случае, он угадал – здесь мне было гораздо спокойнее. Подвальное помещение всегда казалось мне чем-то вроде бункера, куда ни за что не проникнет никто посторонний. Я закутался в клетчатый плед, и, хотя чувствовал себя даже не нормально, а хорошо, на всякий случай продолжал дрожать и делал максимально несчастный вид, потому что хотелось быть слабым и беззащитным, чтобы кто-то мог меня поддержать.
Ромео несколько раз зашел и вышел, словно раздумывая, но в конце концов улегся рядом. Теперь я совсем без труда мог представить, что вернулся на пять лет назад и мы по-прежнему спим вместе. Я обнял его, и как было бы замечательно, если бы я мог уснуть… Ромео явно чувствовал себя неловко, но отстранять меня не стал.
- Можно тебя… попросить об одолжении?
- Да? – Он вздернул брови. Как знакомо мне это выражение на его лице.
- Я хочу… - я подумал, как бы поточнее выразиться, - хочу, чтобы ты выпил из меня почти все.
- ???
Я уже сказал, что хотел, добавить было нечего.
- Зачем? О чем ты говоришь? Ты себя точно нормально чувствуешь? – Брови сошлись на переносице – теперь это уже не удивление, а беспокойство.
- Ну… понимаешь… я бы очень хотел уснуть. Я никак не смирюсь, что не могу больше спать, я устал… Мне хотелось бы просто побыть без сознания. Хотя бы этот день. Это, конечно, не сон, но я смогу отдохнуть…
- Как тебе вообще такая глупость в голову пришла?
- Недавно Малефик сделал так, - признался я, - случайно. Но мне очень полегчало, правда.
Он помолчал. Я внимательно следил за его лицом. Его то и дело тянуло покусывать губы, но каждый раз он спохватывался.
- Ты уверен, что ты этого хочешь? Это долго. Сначала вести тебя в бессознательное, потом пробудить…
- Если ты не хочешь, я пойму.
Я пошел с козырных карт. Теперь ему уже некуда будет деться. Отказать мне – значит признать, что все, что между нами было, - в прошлом. Господи, неужели и вампиры ему нравятся только юные, новообращенные? Интересно, он пристает к Трагику, Круцио, как ко мне раньше? Ну, к Круцио точно нет – иначе Злата его не простит, а ее он любит как родную дочь. А у Трагика можно будет и спросить… Потом.
Я ужасно хотел уйти в небытие. Даже если бы он послал меня, можно было бы попросить Малефика или еще кого-нибудь, это не имело решающего значения.
Ромео взял мою руку и аккуратно прокусил вены, так, как он делает всегда – не роняя ни капельки крови. На секунду я испытал ужасное разочарование – мне хотелось, чтобы он был ближе, когда я закрою глаза и уйду. Чтобы он мог подхватить меня и аккуратно уложить на спину. А он отодвинулся еще дальше, касаясь меня только губами и кончиками пальцев.
Но мне сразу стало все равно. Это его дело. И потом, мне слишком хотелось отдаться чувству, как жизнь вытекает из меня, и я наконец-то засыпаю.
Когда я почти провалился в темноту, он вдруг остановился. Я слишком долго не двигался, и, вероятно, он решил, что я уже потерял сознание. Я хотел открыть глаза и сказать об этом, но двигаться было лень… Тем не менее мозг и нервная система еще функционировали.
Ромео отпустил мою руку, бережно уложил на пол, укрыл пледом и положил мою голову себе на колени. Я молчал. Вообще не подавал признаков жизни. Для меня, по крайней мере, это значило, что не все потеряно. Он любит меня, как и прежде, просто мы так долго не виделись и так отдалились, что уже не могли доверять друг другу, как раньше. Я и сам не заметил, как Малефик занял его место моего вечного спутника, а ведь еще у меня были Инститорис, Трагик, Круцио, с которыми я постоянно возился, о которых заботился – мне это доставляло искреннюю радость. А Ромео в это время «добивал оставшиеся клавиши пианино», как сказал Малефик, и, наверное, чувствовал себя одиноким… Дьявол. Я даже не могу назвать себя эгоистом, так как не замечал, что творю. Я просто идиот.
Но совести у меня не хватило даже на то, чтобы сказать ему об этом. Поэтому я изображал бесчувственный труп, а он гладил мои волосы и, кажется, даже плакал, не уверен – все-таки я был на грани и воспринимал мир не очень отчетливо.

Пришел в себя я уже на полу, растянувшись на плитах лаборатории между бутылочками с реактивами и скомканной бумагой. Моя голова лежала на коленях у Малефика, который перебирал мои волосы и счастливо посмеивался. От сумасшедшего выражения на его лице не осталось и следа. Теперь в нем сквозил сарказм в причудливой смеси с легкими укорами совести.
- Черт побери, ты напугал меня, - прошептал я. Думаю, я потерял много крови, во всяком случае, двигаться было лень.
В ответ он засмеялся еще громче.
- Видел бы ты свое лицо!! Давно я так не веселился… Эй, ты плохо выглядишь, - вдруг осекся он. – Боюсь, я слишком много выпил…
- Который сейчас час? Уже вечер, верно?
- Да… Солнце скоро сядет.
- Сколько же времени мы этим занимались?!
- Ну да, я увлекся…
Он помог мне приподняться и в качестве жеста примирения обнажил шею. Конечно, я готов простить ему любую глупую шутку… Тем более когда он бывает таким покорным.
- Так что с этой статуэткой? – Спросил я, отдышавшись. Вместе с кровью ко мне вернулось бодрое расположение духа. Тем более, как ни крути, можно считать, что я выспался впервые за долгое время…
- Да ничего. Обычная стекляшка. Разве что очень уж уродливая. Либо настоящие Боги где-то в другом месте, либо это просто фарс… Только на кого он рассчитан, если так?
- Думаю, на кого-то, кто знает эту историю, - предположил я.
- Вряд ли… Эту историю знаем мы, но кто мог подозревать, что вы случайно наткнетесь на это святилище? Предположить, что кто-то еще из Совета уцелел, конечно, можно, но это скорее фантастика. А вот использовать старую сказку, чтобы морочить головы юным обращенным, это вполне реально…
- При условии, что это действительно сказка.
- Ну, я бы рассматривал этот вариант в последнюю очередь. Слишком уж нереальной мне кажется эта легенда. Думаю, и оборотней, и сектантов, и помрачение рассудка можно объяснить как-то проще, чем непонятной магией.
- Почему бы и нет? – Я пожал плечами. – Ты не раз видел, как Мишель, Ромео, Злата делают то, что твоя наука не способна объяснить.
- Ну, знаешь… То, что они делают, поддается классификации, и при желании все это можно подвести под теории о телекинезе, биоритмах, да мало ли… Тут совсем другое. Древний культ. Могущественные боги. Это слишком, на мой взгляд.
- Да, - ехидно согласился я, - в чем-чем, а в теологии ты слаб, как студент-первокурсник…
- Эй, хватит издеваться!
- Кто издевается? Я просто констатирую факт…
Он зарычал и повалил меня на пол, демонстрируя намерение засунуть эти слова мне обратно в глотку. Не будь между нами Уз, я бы, пожалуй, поверил, но от него не исходило агрессии. Мы боролись минуты две или три, а потом он положил меня на лопатки.
- Ладно, ладно, сдаюсь, - сквозь смех выдавил я и немедленно скинул соперника, пользуясь тем, что он расслабился. Драка вошла в новый виток.
Конечно, это не имело ничего общего с тем, как на самом деле дерутся вампиры, желающие навредить и уничтожить. Рукопашная здесь не имеет смысла, разве только в случае очень большой разницы в силах. Вампиру нельзя причинить боль просто так, а повреждения заживают быстро и бесследно. Я сам этого не видел, но, говорят, даже вампир, которого порвали на куски, может восстановиться без особых последствий. Смутно представляю себе, как это происходит, и как-то пока нет желания выяснять. Насколько я знаю, это большая редкость, потому что удержать разъяренного бессмертного практически невозможно. Поэтому те, кто вынужден сражаться с вампирами, пользуются особым оружием. Не последнюю роль здесь играет серебро, которое загоняют непосредственно в плоть – просто прикасаться к серебряным предметам мы можем так же, как и к остальным металлам. Серебро не может оставлять вечных шрамов, но ранения, которые им наносят, очень болезненны и плохо затягиваются. Вот это все я видел собственными глазами, когда судьба свела нас с Инститорисом… Который, вероятно, скоро проснется. Надо завязывать с этими играми, потому что Малефик может увлечься, а в непосредственной близости к его загадочным реагентам это чревато.
- Боже мой, - Ромео картинно всплеснул руками, стоя в дверном проеме. – И чем это вы тут занимаетесь? К тому же без меня?
Я рассмеялся и тут же поплатился – Малефик опрокинул меня на спину, ловко заломал руки и торжествующе уселся сверху.
- Ты опоздал, - весело сообщил он Ромео и показал ему язык. Ромео мягко улыбнулся. Если для меня детьми были Трагик, Круцио, Злата, то мы, безусловно, были детьми для него. Мне в голову пришла странная мысль.
- Как ты думаешь, мы справимся с ним вдвоем?
Малефик отпустил мои запястья и оценивающе оглядел Ромео.
- Не попробуешь – не узнаешь.
Не знаю, какие мысли пронеслись в голове у моего наставника, когда мы образовали союз и напали на него с двух сторон. Должно быть, он костерил мой пытливый ум последними словами… Хотя, с другой стороны, глядя на него, я бы сказал, что он наслаждался игрой не меньше нашего.
Мы так и не выяснили, кто сильнее, потому что Ромео в какой-то момент взмахнул рукой, и галогенная лампа под потолком со звоном лопнула. Нас накрыла темнота и мелкие осколки. Пользуясь нашим замешательством, Ромео вырвался и нарочито не спеша вышел.

Как и следовало предполагать, совещание не дало ровным счетом ничего. Да и что тут, по сути, можно предложить нового? Мы понятия не имеем, с чем столкнулись, и единственное, что мы могли сделать – решить для себя, кто какой версии придерживается. Как выяснилось, всерьез в Стеклянных Богов не верит никто. Это радовало и беспокоило одновременно.

Инститорис проснулся спустя час после заката. Он всегда был слабым, но правда заключалась в том, что меня восхищала его беспомощность. Несмотря ни на что, он всегда был отчаянным и безрассудным, достаточно вспомнить, как упорно он выкручивался из захватов Малефика – помнится, тогда он доставил нам массу неприятностей.
Но сейчас все было позади. Потеряв его, я неожиданно осознал, как на самом деле успел привязаться к бывшему инквизитору. Его разум тяжело переживал ломку приоритетов, но он никогда не жаловался, покорно отрекся от идей Совета и делал все, чтобы не создавать нам неудобств. Думаю, мы все любили его по-своему, даже Малефик не испытывал той ненависти, которая горела в нем раньше.
Инститорис открыл глаза, минуту или две в них не отражалось и проблеска сознания, потом он наконец понял, где находится, и даже улыбнулся мне. Я так давно не видел, как он улыбается… Я обнял его, а потом отпустил и сказал, что мы все будем ждать в гостиной.
Он спустился через полчаса, посвежевший, переодетый, с мокрыми волосами, аккуратно расчесанными на прямой пробор. Как будто и не было тех лет, которые прошли с тех пор, как мы последний раз собирались в этой комнате с этим составом…
За исключением того, что здесь присутствовало три новых лица. Я заметил, что Злата и Круцио все время норовят сесть рядом, и улыбнулся. Я чувствовал себя так, как будто у меня есть дети. Как будто они могут у меня быть.
Приветствия и краткие восторги быстро перетекли в вопросы. Инститорис честно пытался ответить всем сразу, но в итоге Ромео пришлось всех построить на правах хозяина дома и потребовать тишины.
Вкратце, рассказ Инститориса поверг меня в состояние шока. К моему ужасу, он вступил в Секту совершенно добровольно.
Я так понимаю, что ему не рассказывали то, что обычно внушалось юным последователям, а наплели другую легенду о своих целях. Он сам помнил это очень смутно.
- Думаю, тут не обошлось без психотропных препаратов, - заметил Малефик, внимательно выслушав рассказ, - ты не настолько идиот, чтобы поверить религиозным внушениям второй раз.
Скулы Инститориса покраснели. Видно было, что он никак не решит, было это комплиментом или оскорблением.
Малефик мило улыбнулся ему.
- Разве бывают препараты, способные влиять на рассудок вампира? – Удивился я. Честно говоря, я свято верил, что мы не подвержены ни опьянению, ни чему-то подобному.
- Конечно. Думаешь, я всю свою сознательную жизнь занимался только оружием?
Вот тут я серьезно задумался, сколько еще опасных составов изобрел мой друг. Почему я раньше не говорил с ним об этом?
- Разумеется, такие вещи могут знать только очень немногие из нас, - продолжал он. – И я думаю, что это еще не все, что они смогли разузнать в Совете. А если вспомнить об оборотнях, можно сделать вывод, что они даже превзошли нас…
- Думаешь, оборотня можно приручить, опоив его чем-то? – Скептически отозвался Ромео. – Боюсь, их организм слишком силен и невосприимчив к ядам и наркотикам.
- Нет, я так не думаю, - согласился Малефик. – Они нашли другой способ держать их в узде, пусть и не очень надежно. Возможно, это союз, и они нашли, что предложить зверолюдям…
- Звучит ужасно, - заметил Рауль. Он хранил молчание все это время, но по лицу было видно, что он обдумывает все самые ужасные варианты из возможных.
- Это твоя судьба, дорогой мой инквизитор, - воздохнул Ромео. – Так уж выходит, что ты вечно попадаешь в неприятности.
- Ты хоть примерно помнишь, чем они там занимались? – Спросил я.
- Ну… Не могу сказать ничего конкретного, - признался он. – Точно помню, что мою кровь использовали в Ритуале. Впрочем, это и так понятно. Там происходило какое-то… поклонение, что ли? И много-много стеклянных статуэток.
- Мы их видели, - подтвердил я.
Малефик подался вперед, его темные глаза вспыхнули.
- На что они были похожи?
- Я… называл бы их уродливыми. – Я задумался, какими словами описать то впечатление, которое производили стеклянные лица.
Ромео, чуть смутившись, достал из кармана нечто, завернутое в кружевной носовой платок – боже мой, не думал, что где-то еще можно увидеть такие платки, - развернул и достал одну из тех статуэток, что мы видели. В сердце стекляшки горел алый камень. Лицо, думаю, должно было изображать не то алчность, не то страсть, не то похоть, но в любом случае было одним из самых безобразных.
- Когда это ты успел прихватить ее? – Поинтересовался я.
- Ну, подумал, вдруг она понадобится?
Малефик вскочил, опустился на корточки перед Ромео и начал изучать статуэтку, не касаясь ее.
- Да… Я… слышал о подобном, - прошептал он. – На твоем месте я бы не брал ее руками. Это старое, очень старое ремесло… Честно говоря, я думал, что это всего лишь легенда.
- Ты думаешь о том же, о чем и я? – Подскочил Рауль. Первый раз на моей памяти он был так возбужден.
- Боюсь, что так. Все приметы совпадают. Конечно, я никогда не видел таких вещей, и, возможно, это всего лишь подделка… Ведь можно было воспользоваться старой сказкой, так? Инститорис!
- Да?
- Ты касался хотя бы одной такой?
- Ну… мне кажется… да.
- Ты помнишь ее? Опиши.
- Когда… меня принимали… ну, в братство… Я должен был поцеловать ее и произнести какой-то стандартный текст…
- Как она выглядела, ты помнишь?
- Она светилась зеленым изнутри. Да, точно, изумрудное сердце. Такой яркий, чистый цвет… А лицо… лицо было смиренным, я бы сказал.
- Похоже на правду… Твою… - тут Малефик выругался так необычно для себя, что я невольно испытал уважение к его словарному запасу.
- Но этого не может быть, - вскочил Ромео. Похоже, они все знали что-то такое, чего не знал я.
- Примула… говорила мне о таких вещах, - тихо вставил Круцио. – И она всегда говорила, что они когда-нибудь вернутся, потому что не могут долго спать. Но я никогда не спрашивал ее об этом. Мне всегда казалось, что она боится об этом говорить.
- Да что тут, че’т возьми, п’оисходит?! – Повысила голос Мишель. – Я желаю знать!
Ромео нервно потер переносицу, обвел всех присутствующих взглядом, вздохнул и начал:
- Культ Стеклянных Богов, если верить книгам, существовал давным-давно, задолго до пришествия Христа, среди тех вампиров, котороые пожелали полностью отказаться от человеческого и обрести власть над себе подобными и не только. Стеклянные Боги подчиняли кого угодно и принуждали к чему угодно, пока им платили. Платили по-разному, в зависимости от их капризов: кровью, жизнью, иногда они требовали знаний, иногда – драгоценностей, иногда – определенных трав или цветов. Все, что дарят Стеклянному Богу, нельзя у него отбирать ни при каких обстоятельствах. Последствия могут быть ужасны. Считается, что стеклянная статуэтка и есть Бог и живет своей собственной жизнью. Ее нельзя уничтожить. От нее нельзя избавиться вообще никак. Единственный способ заставить Бога молчать – игнорировать его просьбы. Похоронить под землей, или спрятать там, где его никто не найдет. Но считается, что статуэтка способна выбраться откуда угодно, если за ней не присматривать. Она может подчинить кого-либо, заставить выкопать или найти ее, а потом соберет остальных и организует новый культ… Те, кто заключили сердца пороков в Стеклянных Богах, были ослеплены властью, которую они давали. Поэтому культ был свергнут, и в этот день Богов поделили между надежными вампирами и каждый отправился как можно дальше от других, поклявшись следить за своим Богом вечно. Это то, что можно найти в книгах из библиотеки Совета.
- Да, именно эту историю я и слышал, - кивнул Круцио.
- Да все в Совете слышали эту сказку, - подтвердил Рауль.
- Как вы, возможно, знаете, - продолжил Ромео, - несколько десятков лет я занимал должность архивариуса. И имел доступ к той части библиотеки, которая обычно закрыта. Я потратил много ночей, перечитывая эти книги, и в числе прочих сведений нашел продолжение истории о Стеклянных Богах. Тогда я отнесся к этому как к забавной выдумке неизвестного автора, вроде страшной сказки. Там рассказывалось о том, как гораздо позже один из вампиров-хранителей, владелец самой страшной статуэтки – Бога Алчности – попал под его влияние и предал своих товарищей. Одного за другим он подчинял и убивал их, разыскивая потерянных Богов по всему свету, и однажды они все были вновь собраны воедино. И этот предатель возродил культ Стеклянных Богов, собрал вокруг себя единомышленников и поклялся подчинить себе весь мир и устроить его по собственному вкусу…
- Можно вопрос? – Встряла Злата.
Ромео неодобрительно посмотрел на нее, но кивнул.
- Там не говорилось, каким было сердце Бога Алчности?
- Говорилось. Сердце Бога Алчности было черным.
- Не припомню ни одной легенды омерзительнее этой, - повел плечами Рауль. – Там так подробно, со вкусом расписаны сцены поклонения…
- Да, верно. Власть – худшее, что может захватить человека. И самая сильная человеческая страсть. Чего еще пожелать бессмертному вампиру, как не возможность стать творцом собственного мира? Тем не менее, замыслам предателя не суждено было сбыться. Он жил в эпоху, когда вампиры достигли своего пика – она совпадает с человеческой эпохой Возрождения. Тогда были самые сильные системы, самые разумные лидеры и вампиры с самой сильной волей, какую только можно было представить. Не желая становиться чужими куклами, они преодолели искушение подчиниться и казнили предателя. Но Стеклянные Боги пропали, и далее в книге было сказано, что они дремлют там, где спрятал их предатель, и набирают силы, чтобы найти нового хозяина. Вот и вся легенда.
- Это… ужасно, - прошептал Инститорис. Он был ужасно бледным и вообще выглядел напуганным. Я сел рядом и обнял его. Оно тут же уткнулся в мое плечо, я чувствовал, как он дрожит. Это нервное…
- Все уже позади, настоящие Стеклянные Боги это или подделки, но мы вытащили тебя оттуда, - я погладил его по голове и посмотрел на остальных.
Пожалуй, самое серьезное лицо было у Трагика. Он не проронил ни слова, но заметно было, что вся эта история ему не по нутру.
У Ромео между бровей пролегла морщинка. Она появлялась крайне редко, только когда он был чем-то сверхозабочен. Похоже, это тот самый случай. Он все еще держал статуэтку через платок, отставив ее от себя как можно дальше.
Выражение лица Рауля до смешного напоминало лицо Ромео. Безусловно, в них было что-то общее.
Малефик уже ушел в себя, что-то судорожно обдумывая. Думаю, он немедленно заберет статуэтку и отправится в лабораторию, пытаясь понять, что же она такое. Надеюсь, это даст какие-то результаты.
Круцио и Злата держались за руки, и я вновь ощутил себя гордым отцом. Не думаю, что они были так уж сильно напуганы, скорее это было поводом стать чуть ближе друг к другу. Великолепно, он избавится от тяжелых воспоминаний, а она – от своей замкнутости.
Мишель покусывала губы, но о чем она думала – сложно предположить. Она всегда оставалась для меня женщиной-загадкой.
Дискуссия продолжалась еще часа два, но по сути никто не сказал ничего, кроме очевидного.
Когда все наконец разошлись, Малефик действительно отправился в лабораторию. Я подумал, что стоит заглянуть к нему ближе к рассвету. А пока что я собирался заставить Инститориса выйти прогуляться, потому что его состояние меня беспокоило – как физическое, так и моральное. Ему нужна была человеческая кровь и свежий воздух. Не успев оправиться от одной истории, он тут же вляпался в следующую.
Этой ночью я сам почти не пил – я заворожено наблюдал за ним, как аккуратно он прокусывает кожу, каким странно просветленным становится его лицо. Вампир, который пьет чужую кровь с лицом святого – не странно ли? Мне ужасно хотелось вновь попробовать его, но попросить об этом я так и не смог.
Ближе к рассвету он едва стоял на ногах, и я подождал, пока он уснет, поцеловал его в лоб, а затем отправился наконец в лабораторию. Мне было безумно интересно, что успел надумать Малефик.
Я застал его за столом. Он сидел спиной ко мне, статуэтка стояла перед ним. Как раз в тот миг, когда я вошел, он приложил к ней руки. Я застыл. Какая-то часть меня не верила в дурацкие истории про Стеклянных Богов, но другая требовала, чтобы я немедленно убрался подальше.
Малефик не двигался. И молчал. Напряжение достигло предела. Я собрался с силами и тихонько окликнул его.
Он обернулся, и я отпрянул – его и без того сумасшедшие глаза были абсолютно безумными. Невероятно темные, настолько, что зрачок сливался с радужкой, матовые, они казались бесконечно глубокими.
Малефик медленно, как-то садистски встал, держа спину абсолютно прямо и как-то странно улыбаясь. Его движения казались замедленными, словно он сам был не вполне уверен в том, что делает. Я чувствовал его напряжение, но Узы не могли позволить мне читать его мысли.
Мое сознание боролось само с собой.
Не успел я решить, не будет ли лучшим решением просто убежать, как он оказался рядом со мной. Я уже привык смотреть на него снизу вверх, но сейчас это было, мягко говоря, неприятно. Мне стало страшно.
Его пальцы, хрупкие, но очень сильные, уже сомкнулись на моих плечах – я знал, что не смогу вырваться, даже если захочу. Он продолжал улыбаться.
Я потряс головой, пытаясь прийти в себя.
- Да что с тобой такое?!
- Со мной?.. – Он облизнулся и наклонился ниже. Голос опустился до шепота: - Я… охвачен Страстью.
Я вспомнил выражение лица статуэтки с красной сердцевинкой. Малефик был неуловимо похож на нее.
Он резко сомкнул руки, от чего у меня перехватило дыхание, и укусил меня где-то между шеей и плечом. Мне было страшно, но, кроме того, я не мог сопротивляться по другой причине: я обожаю, когда он так делает…
Даже без спроса.

Вечер начался как обычно. Мы праздно проводили время, нам некуда было спешить, цель вроде бы была, но ничего конкретного от нас не требовалось. Поэтому я мог, едва почувствовав закат, не спеша принять душ, выпить чашку кофе, пойти пройтись – неважно, с кем – а затем провести остаток ночи за книжкой или просмотром фильма. Как правило, фильмы выбирал Малефик, а потому по большей части это были ужасы, научная фантастика и киберпанк. Я не спорил. Мне было все равно. Я считаю современный кинематограф пустой тратой времени, поэтому мне важен был не фильм, а сам процесс его просмотра. Мне нравилось, что собирается небольшая компания, все рассаживаются кто куда и втыкают взглядом в экран. Есть в этом что-то от коллективного сознания.
Сегодня компанию мне составил Ромео. Он по-прежнему не менял стиль и зачем-то носил с собой зонтик-трость, хотя ни как зонт, ни как трость он был совершенно не нужен. Видимо, это должно подчеркивать впечатление, которое он производит. Не знаю. По-моему, жутко неудобная и вообще лишняя вещь.
Но свои размышления по этому поводу я всегда держал при себе – мало ли, вдруг обидится? Вот и сегодня он подхватил свой дурацкий зонтик, и мы направились куда-то в сторону городского университета.
Утолив первый голод, я поднял голову, чтобы посмотреть на луну, и заметил то, на что раньше никогда не обращал внимания: пожарную лесенку, по которой без труда можно было забраться на крышу огромного индустриального здания, стоящего напротив университета. Я молча потянул Ромео за рукав, указывая на лесенку свободной рукой.
- Оно тебе надо? – Философски вздохнул он, но послушно сунул зонтик под мышку и полез следом за мной.
Город, возможно, и должен был спать, но на самом деле было еще не так уж поздно, а мы были в самом сердце города, хоть и высоко. Вокруг горели тысячи уличных огней, которые погасят только через час или два, окна жилых домов, неоновые рекламы, вывески ночных клубов, автомобильные фары… Людей было не так уж много, но их незримое присутствие придавало пейзажу колорит. А еще здесь было ощущение отдаленности от этого шумного мира. Машины, бары, люди – все это жило своей жизнью далеко внизу, а здесь был чистый холодный осенний воздух и мой дорогой наставник.
- Я хотел бы остаться здесь навечно, - сказал он.
Он стоял, прислонившись к огромной светящейся цифре 3, укрепленной на крыше здания, и с восторгом в глазах наблюдал за движением улиц. Светофоры отсюда было не разобрать, но огоньки автомобильных фар двигались пугающе систематично.
Внезапно я ощутил нечто неуловимо знакомое… Словно знакомый, но забытый…
Меня охватило беспокойство. Секунду разум боролся с инстинктом, последний победил – и я заметался по крыше, пытаясь найти источник.
Конечно, на самой крыше не было ничего, кроме мусора и неоновых щитов. Зато нашлось небольшое зарешеченное окошко – как раз такое, чтобы смог пролезть человек. Не знаю, что там было – какое-то техническое помещение, возможно, связанное с лифтом или системой отопления – в любом случае, туда давно никто не заходил. Через двери…
Шурупы, по идее удерживающие решетку на месте, были аккуратно вынуты, спилены до самых шляпок и помещены на место, так что со стороны казалось, будто решетка по-прежнему закреплена. Я поднял ее, максимально тихо положил на щербатую поверхность крыши и заглянул внутрь. Очень уж темно. Но запах… Запах был едва-едва различим, и потом, разум не позволял мне в него верить.
Я решительно спрыгнул и затылком ощутил неодобрение Ромео. Тем не менее он последовал за мной.
Видимость была нулевая, но по ощущениям – комната была небольшой, но хорошо проветривалась – похоже, кроме окошка на крышу, здесь была хорошая вентиляция. Но, несмотря на это, воздух был наполнен запахами. Яркий запах крови, самой разной – человеческой и нечеловеческой, чуть слабее – химикатов, что-то вроде чая или табака, или просто сушеные травы, едва ощутимый за всем этим – свечного воска. Запахи химикатов напугали меня больше всего – я слишком хорошо знаю запах, которым пропитывается помещение после Ритуала. Но запах крови все же доминировал, как будто ее лили прямо на пол с непонятной целью.
В темноте мой слух обострился, и я ясно слышал, как Ромео споткнулся обо что-то, тихо выругался сквозь зубы, чем-то пошуршал, а потом вспыхнул огонек зажигалки.
То, обо что споткнулся мой друг, вызвало у меня недоумение. Пожалуй, мне это напоминало алтарь: сооружение в виде половинки пирамиды, состоящей из полок, было завалено вперемешку разнообразными предметами, подчас довольно странными. В основном это были стеклянные статуэтки. В центр каждой фигурки неизвестные стеклодувы мастерски вплавили не то драгоценные камни, не то просто цветные стекляшки, у каждой своего оттенка, которые переливались и сверкали даже в слабом свете зажигалки. Их можно было бы назвать красивыми, если бы не чудовищно искаженные лица. Каждое лицо напоминало маску, предельно утрирующую эмоции: страх, изумление, ненависть, радость, тоска – все они были подчеркнуто выразительны и безобразны. Широко распахнутые глаза и рты подсвечивались изнутри разноцветными сердцевинами, и мне на миг стало жутко.
Кроме статуэток, здесь были флаконы и пузырьки, пряди волос, пожелтевшие черепа – человеческие, но почему-то с длинными клыками, явно вставленными позже, какая-то иссохшая икебана и прочие предметы, которые я бы счел просто мусором.
Алтарь был единственной мебелью в комнате, если его вообще можно считать таковой. Пол был действительно залит кровью, похоже, ее методично лили снова и снова, потому что нижние слои уже высохли, потрескались и превратились в пыль, а верхние еще липли к подошвам. Кроме того, на полу тоже было навалено множество предметов вроде тех, что были заботливо разложены на полках.
А у противоположной стены, лицом вниз лежал труп. Или еще не труп? В любом случае, именно он был источником того запаха или не знаю чего, что заставил меня прийти сюда.
Каштановые волосы были спутаны и залиты кровью, совсем как в старые добрые времена. Я сентиментально вспомнил о том, сколько раз я делал ему очень больно…
Мой дорогой Инститорис. Мой бывший инквизитор. Так страстно желавший убить меня и ставший мне верным другом. Я нашел его.
Узы крови связали нас так тесно, что я смог почувствовать его даже такого беспомощного и бессознательного. Ромео что-то обеспокоенно сказал, но я пропустил его фразу мимо ушей. Я опустился прямо на окровавленный пол, перевернул Инститориса на спину и бережно убрал спутанные волосы с его лица.
А он ведь даже не был до конца обескровлен. Какая-то мысль по этому поводу у меня мелькнула, но я не стал заострять на ней внимание. Я изучал его лицо, которое не видел так давно, и думал о том, что до этой минуты даже не понимал, как мне его на самом деле не хватает. Мне хотелось, чтобы он открыл глаза. Я помнил их цвет, янтарно-теплый, но все равно хотел убедиться, что они остались прежними.
Я наклонился и осторожно прикоснулся губами к его щеке, а потом достаточно глубоко прокусил язык и приник к его рту.
Пятнадцать минут – и его ресницы дрогнули, я не видел этого, но слышал тихий бархатный звук, который всегда сопровождает движение ресниц.
Ромео мягко отстранил меня и с укором взглянул – я отдал слишком много крови, как обычно. Впрочем, это не слишком сказалось на моем самочувствии.
- Где я? – Инститорис говорил еле слышным шепотом.
- Все в порядке. Молчи. Считай, что уже почти дома, - я приложил палец к его губам, улыбнулся и осторожно поднял его с пола. Он был не таким уж легким, но и не таким тяжелым, как могло показаться. И он все еще носил свой длинный кожаный плащ и жилетку с карманами…
Я просидел около него весь день. Я ужасно соскучился. Малефик составил мне компанию на час или два, а потом удалился в лабораторию – его снова тянуло к экспериментам. Результаты прошлых изобретений, помнится, лишили его значительной части его плоти. К счастью, он умело маскировал свои шрамы плотной одеждой.

Секта пропала. Просто пропала. В прямом и переносном смысле. Руководители ее словно испарились, что касаемо тел, некогда бывших сектантами – они разложились почти в пыль буквально за неделю. Мы наведывались в кукольный театр несколько раз, но там не было ничего, кроме аромата смерти, тяжелого и пряного.
Казалось, все стихло.
Рауль даже выдвинул предположение, что лидеры Секты покинули город, например, посчитав свою миссию здесь выполненной. Но мне как-то слабо верилось, что они так чисты в помыслах и действительно стремятся очистить Землю от зла. Это слишком наивно и глобально для такой организации. Нет, тут все не так просто, им незачем покидать наконец-то очищенный город. Остальные со мной согласились. Для тех, у кого в подручных ходят оборотни, небольшая семья вампиров, пусть даже местами старых и сильных, не может представлять такой уж угрозы.
Предчувствие в воздухе висело нехорошее.

Вечер пришел незаметно. Я впал в глубокую задумчивость, которую в моем положении вполне можно назвать поверхностным сном, и пропустил закат. Трагик не шевелился и даже, кажется, не дышал, так что я очнулся, только когда проснулся Круцио. Из нас троих только он выглядел вполне бодрым, потянулся, встал, влез в свои узкие джинсы и начал шнуровать кеды, что-то то ли насвистывая, то ли напевая.
Трагик спал – или не спал – в том же костюме, за ночь кровь на нем подсохла, и мне пришлось немного поскандалить, чтобы заставить его принять душ и переодеться. Конечно, для вампира гигиена не имеет особого значения, но мне всегда казалось, что нам следует вести себя как можно более человечно. Не люблю чувствовать себя живым мертвецом, недоразумением природы.
Затем в ванную заявился Круцио и с порога объявил, что намерен принять душ прямо сейчас и вообще – мы не имеем никакого морального права занимать ванную комнату в его законное время. От возни с бывшими сектантами меня отвлек Малефик, так что я оставил их решать эту проблему вдвоем, и мы с моим старым другом вышли на улицу.
Ночь была чудесная. Ну, насколько она может быть чудесной на мой взгляд. Шел дождь, и темнота сокращала видимость до трех метров, не больше. Больше нам и не требовалось, мы изучили каждый камень на этих улицах. Для нас двоих город был природной средой, эдаким каменным лесом, который живет своей жизнью, убивая сам себя своей же несовершенной экосистемой. Мы не нарушали порядок. Мы просто вносили посильную лепту в процесс деструкции.
Я пару раз пытался начать разговор, но Малефик отвечал односложно либо отмалчивался. Не то чтобы это было невежливо по отношению ко мне, просто он наслаждался этой ночью и моим обществом, и слова казались ему лишними.
Двухчасовая прогулка завершилась очередной маленькой смертью и теплой кровью. Это было настолько привычно, что я не смог бы вспомнить, что чувствовал первые несколько раз, даже если бы хотел. Тогда смерть захватывала дух, вызывала леденящий душу восторг… Это было ужасно в своем великолепии. Я не мог отделаться от чувства, что не имею права лишать жизни этих людей, не могу их судить. Теперь мне так уже не казалось. Конечно, можно все на свете объяснять судьбой: мол, судьба его или ее такая – умереть в объятиях двух вампиров. Но меня не трогают этические вопросы, так что мне не требуется что-то объяснять даже самому себе. Что касаемо гуманности – если способы умереть куда хуже, чем медленное обескровливание. Говорят, в последние минуты перед смертью человек находится в состоянии транса и эйфории. Ничего не могу сказать по этому поводу, но хотелось бы верить.
Ромео рассказывал, что раньше, давным-давно, когда СМИ еще не существовало и вампирам не приходилось особо скрываться, было в порядке вещей держать при себе человека, который время от времени отадет свою кровь хозяину. Люди шли на это абсолютно добровольно, они восхищались своими патронами и были безгранично им преданы. Оттуда берут начало и легенды о том, что вампир обладает способностью воздействовать на разум человека. На самом деле таких вампиров единицы, большинство просто справляется своим обаянием и холодной красотой.
Хотя все великие вампиры были мужчинами. Женщины-вампиры хуже переносят Ритуал физически, но морально они сильнее, и, если им удается пройти до конца и не умереть, они становятся абсолютно независимыми и самодостаточными особами.
Такой была Мишель с момента своей смерти, она отстранилась от нас и, кажется, даже не заботилась, здесь мы еще или нет. Такой оказалась и Злата. Я не знал ее раньше, но видел, какая сила воли скрыта в теле четырнадцатилетней девочки-подростка: если мы все вдруг исчезнем, она прекрасно обойдется без нас. А если ей станет скучно, заведет роман с человеком, а потом убьет его…
Мы не такие. Я нужен Ромео, Малефик нужен мне, Рауль нужен Малефику, мы все связаны и тяжело переживаем долгие расставания.
Особенно мне сейчас не хватает Инститориса. Меня угнетала неизвестность. С другой стороны, это давало надежду на то, что он еще цел. Не знаю…
- Что с тобой? – Малефик заметил, как я помрачнел.
- Вспомнил о нашем пропавшем друге.
- Есть идеи?
- В том-то и дело, что нет…
Малефик обнял меня за плечи, и мы помолчали, глядя на небо, затянутое тончайшим слоем почти растворившихся во влажном воздухе слоистых облаков. Размытое пятно бледного света отмечало место, где за облаками пряталась луна. Еще полчаса – и дымка разойдется, и мы увидим четкий ущербный диск. Луна убывала.
Почти все те, кто мне дороги, были со мной. И эти двое, которых я совсем еще не знаю, они уже успели занять место в моем сердце. Они разные, но есть в них что-то общее, возможно, это отпечаток Секты, но на самом деле, думаю, это нечто иное. Я теснее прижался к Малефику и заглянул в его темные глаза. В нем тоже это есть. Только у него это глубже, лучше спрятано, старая рана, вечный шрам. Не будь между нами Уз, вряд ли я бы понимал это. Он актер. Но я, слава Богу, всегда могу отличить его ложь от настоящих эмоций. И еще… он мне бесконечно дорог.

- Итак, ты дал ему имя? – Малефик покачал головой. – Смотри, привяжешься к нему, а потом он воткнет нож тебе в спину…
- И что? Мне даже больно не будет…
- Это образное выражение. Ты что, серьезно намерен провести остаток жизни, заботясь о нем?
- Ну, остаток - это сильно сказано, да и не думаю, что он никогда не станет самостоятельным… Но неужели ты думаешь, что я могу бросить его теперь? Тем более он может быть полезен, он ведь вступил в братство прежде, чем прошел обращение, так что знает, что там и как. Я ведь так понял, что ни Ромео, ни Рауль раньше не придавали значения этой организации?
- Да, и меня это беспокоит, - признался Малефик, избавившись наконец от саркастичного тона, - конечно, когда Совет жестко контролировал их, повода для беспокойства не было, но власти в городе больше нет, и не предугадать такое вероятное развитие событий – они слишком беспечны…
- Я думаю, для начала нужно хотя бы просто наведаться в эту Секту. Может, все удастся решить мирным путем? Вполне вероятно, что их приоритеты изменились…
- Ну да, и именно поэтому они вербуют депрессивных подростков для борьбы с демонами. Ты наивен...
- Тем не менее, мне кажется, надо хотя бы поговорить с ними… Не убивать же толпу вампиров без всякого повода?! Тем более у них можно разузнать что-нибудь о судьбе Инститориса и об оборотнях.
- Оборотень вроде пока был один?
- Не думаю… Зачем бы одному оборотню так часто менять места стоянки? Мы нашли их по крайней мере десять, это же нелогично. Их было минимум три, и мне кажется, между ними и Сектой должна быть связь. Не может не быть.
- Ну, может, оборотни тоже распоясались из-за анархии?
- А повод, причина где? Они же не сидели в кустах, ожидая, пока Совет падет. Они гораздо более звери, чем мы, им нужно питаться – человечекой кровью, человеческой плотью. Думаешь, такие события не были бы освещены человеческой прессой? Не забывай, что Ромео прочитывает все колонки новостей, он бы знал. Да, и еще то, что Ромео, Мишель и Злату не добили, а просто выпили кровь, это меня тоже настораживает. Мне вполне понятны причины, по которым оборотень не станет есть мясо вампира, особенно если ему перевалило за стольник, но кто мешал, скажем, порвать их на кусочки и таким образом уже наверняка лишить жизни? Возможно, обротень знал только о вампирах из Секты, но не догадывался, что мог остаться еще кто-то…
- Интересно, какие тогда он видит причины падения Совета? Ты сам себе противоречишь. Хотя мысль, конечно, интересная…
- Знаешь, мне тебя не хватает, - неожиданно даже для себя признался я, - мы так долго были неразлучны, а сейчас ты проводишь все время с Раулем.
- Да, я тоже соскучился, - улыбнулся он и полез обниматься. Уютно устроившись в одном кресле, мы долго обсуждали какую-то ерунду, но вволю поговорить нам не дали – появился заспанный Круцио, и пришло время собраться снова, чтобы обсудить план действий.
Моя позиция «сначала дипломатия, потом кровопролитие» была принята большинством голосов. Руки за нее подняли Ромео, Рауль и Злата, а Круцио даже поднял обе ноги, хотя его голос в данном случае не учитывался. Но у меня создалось впечатление, что воспоминания о братстве Света остались у него не самые теплые. Про свои отношения с его членами он мне рассказывать отказался, но про их устройство совершенно открыто рассказал все, что вспомнил.
Собственно, у организации был только один центр – здание бывшего кукольного театра на окраине. Место на удивление подходящее – в старом квартале, где жизнь практически остановилась, а в кукольный театр не заходили даже малолетние наркоманы – о нем ходили самый разные слухи, по большей части глупые, но всегда находились те, кто искренне в это верил и рассказывал остальным с расширенными от ужаса глазами.
В итоге мы направились туда впятером: я, Ромео, Малефик, мальчик-сектант на правах главного действующего лица и Злата, на участии которой настоял Ромео. Я не видел смысла подвергать девочку опасности, но ее незаурядные способности к магии могли оказаться поистине бесценными.
Кукольный театр встретил нас пустыми окнами, плотно занавешенными пыльными тряпками, и дверями, висящими на двух гвоздях. Проходя внутрь, я на всякий случай придержал дверь рукой – мало ли, вдруг упадет как раз сегодня, лишний шум нам не нужен.
Круцио уверенно направился куда-то вглубь, мы последовали за ним. Злата держала в ладошке холодное пламя, не знаю точно, что оно из себя представляет – я видел только колеблющийся свет, льющийся из-под неплотно сомкнутых пальцев.
Кеды Круцио почти не издавали звуков, соприкасаясь с мягкой серой пылью, но зато каблуки Ромео стучали по дереву с однообразно глухим стуком, да и мои ботинки были немногим тише, хоть я и старался ступать помягче.
Как потом оказалось, можно было не стараться. Зал, где, по словам Круцио, проводились беседы, молитвы и массовые ритуалы, встретил нас гробовой тишиной и останками юных обескровленных вампиров… Даже на первый взгляд их тут было больше сотни. По-видимому, мы находились как раз перед сценой, просто из партера вынесли все кресла и разровняли площадку, чтобы можно было проводить тут собрания.
Круцио остановился на пороге, и Малефик, шедший следом, решительно отодвинул его и вошел. Быстро осмотрев ситуацию, он вынес свой вердикт:
- Они все мертвы. Что примечательно, они все прошли через Ритуал максимум год назад и все поголовно – подростки от 13 до 19 лет.
- Как ты определил это по сотне трупов? – Возмутился я, но в общем он был прав: все умершие принадлежали к группе «переходного возраста» и явно не успели освоиться со своей силой до смерти.
Круцио ходил между телами, изредка вглядываясь в лица: похоже, кое-кого он узнавал.
- Итак, у кого есть версии случившегося? – Поинтересовался Ромео. – Я лично вижу два варианта хода событий: либо лидеры ошибочно решили, что их миссия выполнена – все вампиры мертвы, после чего они перешли к суицидальной стадии своей веры. Тогда непонятно, где же их трупы? Либо они по какоим-то причинам изенили своим взглядам, предали последователей, взяли их кровь и скрылись – но что их к этому привело?
- Второе вероятней, - сказал Малефик, подумав, и пнул ближайший труп носком лакового ботинка. - Но в любом случае – нам же меньше работы…
- О какой работе тут может идти речь? – Возмутился я. – Во-первых, не факт, что мы бы убили их всех. Это всего лишь запутавшиеся дети, для них вполне логично, что вампиры, убившие их родных и близких – это зло, на истребление кторого можно положить жизнь. А во-вторых, думаю, мы бы справились с ними без особого труда, если бы пришлось.
- Вот это точно, - он бесцеремонно присел на корточки, резким движением развернул голову одного из мертвых и начал изучать его шею.
- Какой же ты бездушный, - вздохнул я. – Ну и что ты там увидел?
- Интересное дело, - Малефик встал и вытер руки о свой белоснежный халат. – Следы на шее этого молодого человека не очень-то похожи на челюсть вампира. То есть, конечно, наши зубы давно уже не похожи на зубы людей, но и вампира с такими зверскими клыками мне встречать не приходилось…
Осмотрев несколько близлежащих тел, мы с Ромео вынужденно признали , что он прав.
- Какой делаем вывод? – Продолжил Малефик. – Часть из них убита оборотнями или какими-то зверями, последнее вообще-то маловероятно, учитывая, что крови почти нет. Но около трети были убиты вампирами… Это явный союз, как вы думаете?
- Но это же нереально, - запротестовал Ромео, - конечно, Секта – страшная организация, но при этом достаточно слабая, ей попросту не давали развиваться. А подчинение оборотня требует сломать его волю, его естественные инстинкты и не позволить ему сорваться. В противном случае… - он выразительно развел руками. – Может, кто-то из них побывал тут раньше, скажем, вампиры начали свое дело, но оборотни их спугнули и закончили?
- Не похоже. Не забывай, что все они – Малефик показал на мертвых, – были на тот момент живы. Пусть они слабые, но их много, думаю, хоть кто-то попытался бы сбежать… Возможно, дело было обставлено с религиозной точки зрения?
- Я расскажу вам, что случилось.
Я вздрогнул. Говорящий едва не дышал мне в ухо, но я не слышал, как он подошел. Я резко обернулся и встретился взглядом с незнакомым вампиром. Довольно юный, но постарше Круцио, и стаж у него, пожалуй, года два-три, не меньше.
Малефик среагировал первым. Прежде чем кто-то успел хотя бы открыть рот, он в два прыжка оказался рядом с незнакомцем и через полсекунды уже крепко держал его поверх рук. Вампир попытался вывернуться, но хрупкие руки Малефика даже не дрогнули.
- Эй, пусти, - по-детски возмутился юноша и попытался пнуть Малефика, но не смог.
- Здесь еще кто-нибудь есть? – Быстро спросил Ромео.
- Н-нет… Насколько я знаю, выжил я один.
- Тогда идемте скорее отсюда. Вы же не хотите присоединиться к ним?
Присоединиться к куче трупов не хотелось никому. Мы организованно покинули здание кукольного театра, юношу Малефик легко закинул на плечо – конечно же, он не доверял незнакомцу.
В доме никого не было, по крайней мере на первый взгляд, так что мы спокойно расселись в гостиной, Малефик скинул свою ношу в кресло и сел рядом, крепко сжимая его плечо.
- Вот теперь рассказывай. Кто ты?
- Трагик, - он улыбнулся. Улыбка у него была на редкость приятная, хотя в высшей степени необычная: из-за непропорционально длинного подбородка она забавно искажала лицо. Еще в нем выделялись очки без стекол в черной пластмассовой оправе и смоляные черные волосы, уложенные чем-то в беспорядочные торчащие пряди. Присмотревшись, я понял, что у него накрашены глаза. Одет он был, как все сектанты: в черный костюм и лаковые ботинки. Не похоже, что он нас боялся, но и угрозы я от него не чувствовал. А еще мне пришла в голову мысль, что хорошо было бы попробовать на вкус его кровь.
- А имя у тебя есть, трагик? – Фыркнул Малефик.
- Вы не поняли, - вежливо пояснил он. – Это и есть мое имя.
- Тогда перестань улыбаться, - посоветовал мой друг, и Трагик расхохотался. Было в его смехе что-то такое, что у меня мурашки пробежали по спине. Смеялся он так же низко, как и говорил, и как-то зловеще, но без сарказма.
- Меня так назвали, потому что я страдаю депрессиями. Обычно я вполне нормальный… вампир.
- Ты же сектант.
- Я был сектантом. До вчерашнего вечера.
- Тем не менее ты считал, что все вампиры – демоны, и решил принять их силу, дабы с ними же бороться…
- Это тоже неверно. Я попал в Секту не совсем обычным способом. Я уже был мертвым, когда они нашли меня. И потребовали вступить в их ряды – или умереть. Я выбрал первое. Хотя, клянусь, их взгляды не казались мне даже забавными… Но тем не менее я продолжал состоять в их числе и даже что-то там делал, когда мне поручали. По крайней мере, я не был одинок. Одиночество – мой самый большой враг. Когда я остаюсь один – приходит депрессия, - он поежился. – Но я в жизни не убил ни одного себе подобного и даже не пытался, я мог бы поклясться на Библии, но вряд ли она у вас есть.
- Ну почему же, есть, конечно, - очнулся Ромео. – Но разве ты считаешь, что после смерти имеешь право клясться на ней?
- Я верю, что никогда не остаюсь один. Что мой ангел по-прежнему следует за мной, как и при жизни, и когда рядом нет никого другого, я разговариваю с ним. И он отвечает, если хочет.
- Боюсь, ты шизофреник, - подвел черту Малефик. – Может, расскажешь все-таки, что произошло в кукольном театре?
- Думаю, вы и так догадываетесь. Я так понял, что руководство Секты совсем не желало на самом деле придерживаться своей идеологии, Секта была задумана, чтобы привлекать молодых людей на свою сторону и противостоять внешним организациям, самой сильной из которых был Совет. Но теперь Совет пал, все вздохнули свободно, а о тех нескольких вампирах, что остались вживых, никто не хочет беспокоиться. Поэтому нужда в армии отпала. Нас всех собрали, объявили об окончании нашей великой миссии, всех поздравили, а потом всем по очереди разлили темно-фиолетовую жидкость, и по команде все ее выпили… Я побоялся пить и просто незаметно слил ее за шиворот, до сих пор щиплет. К счастью, никто этого не заметил, и, когда все начали засыпать, я тоже упал на пол. К счастью, я был совсем недалеко от выхода в какое-то помещение, гримерку или Бог весть что это было… И когда появились оборотни, меня уже было не найти. Но выйти оттуда на улицу я не мог, да и некуда было в общем-то податься. На самом деле мне очень повезло, что меня нашли вы. Я ведь правильно понимаю, что вы не имеете отношения ни к Секте, ни к Совету?
- Почему ты не называешь их братством, как все остальные сектанты?
- Они никогда не были для меня братством. Это все ложь, я никогда не был частью этой лжи.
- Так что это получается, оборотни в сговоре с Сектой? – Заволновался Ромео. – Это же ужасно! Это меняет все положение вещей. Тогда Секта – страшная сила, невероятно опасная организация, на службе которой состоят наши естественные враги.
- Не могу рассказать об оборотнях почти ничего, - признался Трагик. – Я ничего о них не знал до этого вечера, даже не подозревал, что у Секты есть такие резервы.
- Расскажи лучше о том, как ты стал вампиром, - попросил я. – Это пока самое темное место в твоем рассказе.
- Мои создатели, - он ненадолго задумался, а затем продолжил: - Мои создатели были членами Совета. Они были потрясающими вампирами, более разумных и мягких личностей я никогда не встречал. Они по сути подарили мне вторую жизнь – в той, предыдущей я был сыном богатых родителей, у которых никогда не было для меня времени. Из-за своих депрессий я ни с кем не мог долго уживаться, у меня не было постоянных друзей, пока однажды уже в колледже судьба не свела меня с ребятами, которые исповедовали культ смерти. Они одевались в черное, слушали мрачную музыку, красили волосы и ногти в черный цвет.
Тут я обратил внимание, что и ногти у него тоже накрашены. Покрытие давно не обновляли, и кусочки уже стали откалываться. Надо посоветовать ему попросить лак у Малефика, и необходимость подкрашивать ногти сразу отпадет.
- Но главное – они не считали депрессию чем-то из ряда вон выходящим, негативным или раздражающим. Я даже знал нескольких людей, которые специально доводили себя до морального истощения. По-моему, это была просто дань моде - в их среде считалось, что это круто, - но по крайней мере я мог чувствовать себя своим. Тем более что носить черное мне нравилось, да и к тяжелой музыке я неравнодушен. В общем, я влился в их среду. Так как с деньгами проблем у меня не было, начались походы в ночные клубы, где собирались их единомышленники. У меня было множество девушек и множество шрамов на теле. Многие исповедовали эстетику садо-мазо, и в конце концов я приучился любить боль. Сейчас, когда я ничего не чувствую, мне этого даже не хватает… Я резал вены пару раз, но кровь вытекала, шрамы на руках затягивались, а боли не было, и в конце концов я отказался от этой затеи.
Ну а потом были наркотики. Вот это меня и погубило. Сигареты и абсент хоть и убивали мой разум, но медленно, куда более медленно, чем, скажем, телевидение или студенты из колледжа. А тут я невозможно быстро скатился до состояния, когда уже не понимал, что делаю и где нахожусь. Бывало, я не мог отличить реальность от моей фантазии. Я уже не мог верить самому себе, иногда мои галлюцинации были настолько реальными… Кроме того, депрессии ужесточились. Пик пришелся на тот период, когда я начал принимать ЛСД. Это был своеобразный риск, русская рулетка: я никогда не знал, что сделаю через час, принимая очередную порцию. То ли стану нестерпимо счастлив, то ли покончу с собой… Иногда я запирался в комнате и мечтал, чтобы мне пришла в голову мысль умереть, пока я под кайфом. Я больше не мог себя контролировать. Даже родители начали замечать, что я не в себе, хотя обычно не придавали этому значения. Я не желал их расстраивать и ушел из дома с твердой мыслью прекратить это. Вот в таком состоянии меня и нашли Роза и Примула. Обе весьма почтенного возраста, в старомодных платьях, они забрали меня с собой, привели в порядок, а затем подарили вечную жизнь… Понятия не имею, откуда они знали о подробностях Ритуала. Хоть они и занимали высокий пост в Совете, насколько я знаю, до самого Ритуала их никогда не допускали. Несколько лет я прожил с ними, они обучили меня всему, чему успели, это было, пожалуй, лучшее время в моей жизни. Во время депрессии одна из них обязательно сидела рядом, читала мне вслух или просто что-нибудь рассказывала, но я никогда не слушал. Было так приятно ощущать их заботу, знать, что меня не оставят, пока мне не станет лучше. А потом моей жизни пришел конец: Совет рухнул, и мои наставницы погибли. Я продолжал жить в их доме, и снова стал задумываться о самоубийстве, когда меня забрали сектанты… Вот, собственно, и все.
- Ничего себе, - прокомментировал Малефик. – Мы-то ломаем головы, где Формалин достал документы о Ритуале, а выясняется, что вампиров делают все кому не лень… Как же тебя утаили от Совета?
- Роза и Примула, - задумчиво пробормотал Ромео. – Я помню их. Действительно, две чудные пожилые дамы, они заведовали в Совете библиотекой и частично – бухгалтерией. Бюрократия там была развита просто безбожно. Но они не погибли вместе с остальными членами Совета, я бы запомнил.
- Они мертвы, я уверен, - покачал головой Трагик. – Не знаю, как и где это случилось, но я потерял с ними связь. Совсем.
- Вы… были связаны Узами? – уточнил Малефик. Он наконец-то убрал руку с его плеча.
- Нет, мы не пили друг у друга, если ты об этом. Это было… теснее. Мы так привязались друг к другу. Роза и Примула были родными сестрами, а я словно влился в их семью. Ко мне относились, как к любимому внуку. У меня никогда не было такой семьи.
Трагик побледнел, глаза у него лихорадочно блестели. Внезапно он извинился и вышел.
- Ну, что скажете? – Первым нарушил тишину Малефик. – Не думаю, что он врет.
- Чист, как горный хрусталь, - подтвердил Ромео.
- Я его и раньше знал. По-моему, он неплохой парень, разве что мрачноватый.
- Мне он нравится, - заметила Злата. Ромео подмигнул ей, и она нахмурила брови: - Я совсем не то имела в виду. И потом, я для него слишком маленькая…
Вывод остался за мной. Ничего особо выдающегося мне в голову не пришло, так что пришлось выкручиваться.
- Мне кажется, он сейчас не в себе. Пойду посмотрю, не наделает ли он глупостей.
Трагика я нашел на ступеньках лестницы, ведущей в ту часть дома, которой мы никогда не пользовались. По-моему, я там даже не был, кроме того раза, когда отчаянно искал Инститориса. Бедный мой друг, я уже почти не сомневался, что его пропажа – на совести сектантов.
Бывший член Секты упорно наносил себе порез за порезом осколком стекла – Бог знает, где он его нашел. Он уже залил свой костюм, кровь пропитала черную шерстяную ткань, но порезы быстро закрывались, и он методично обновлял их, хотя никакого смысла в этом не было.
Я сел рядом, помолчал, потом насильно отобрал у него осколок и крепко обнял, не давая потянуться за ним снова.
- Прости, что заставили тебя вспоминать прошлое.
- Все в порядке, - он заметно охрип, голос стал каким-то обреченным, - вам ведь это было необходимо. Я понимаю.
- До сих пор я только один раз видел, как вампир режет вены.
- Малефик?
- Как ты угадал?
- Почуял в нем родственную душу… - Трагик слабо улыбнулся. Усмешка получилась кривой и невеселой. – Он ведь тоже неуравновешен?
- Ты даже не представляешь, как. – На самом деле мне было ужасно трудно вникать в то, что он говорит. Кровь вампира ничем не пахнет, она почти холодная, но воздух все равно уже был насыщен ее испарениями, кровь была на ступеньках, на его одежде и уже на мне самом. Я погладил его волосы, изо всех сил пытаясь сосредоточиться. Я никак не мог придумать тему для разговора.
- Я хотел спросить, а зачем тебе очки, если в них все равно нет стекол?
- Ну, после Ритуала я видел прекрасно, а очки ношу, сколько себя помню. Жаль было от них избавляться.
- А все в Секте носят такую униформу?
- Вообще-то нет. Мы должны достигнуть какого-то ранга, после чего разрешается носить самую обычную одежду, какую хочешь. Все в Секте стремились к этому, и меня часто ругали, что я за пять лет не достиг высшей степени просвещения.
- Сколько лет?! – Я на секунду даже забыл о запахе крови. Сложив в уме два и два, я понял, что глубоко заблуждался: действительно, если он помнит падение Совета, ему никак не может быть меньше пяти лет со дня смерти.
- А просвещенные потом выполняют серьезные задачи: убивают, вербуют новобранцев, внедряются в Совет… Ну, внедрялись, пока он был. При мне этого уже не было. Это целая шпионская сеть, я даже примерно не знаю, чем они все занимались. Главное – все просвещенные заслужили доверие руководства, они уже потеряны для общества. Мне частенько случалось их видеть, то вроде нормальные-нормальные, а потом вдруг падают на колени и начинают биться головой об пол.
- Ты хочешь сказать, что Секта… внедряла своих шпионов в Совет?
- Ну да.
- Хм, Ромео это явно порадует… Выходит, не все так гладко: мы могли бы, конечно, сосуществовать с Сектой, но слишком уж много у нас проблем из-за их деятельности. Но об этом мы подумаем потом, все вместе. Смотри, уже скоро светает, ты собираешься спать?
Трагик покачал головой.
- Я не сплю почти с того самого дня, как умер. Просто не могу.
- Это… Это же здорово! То есть это, конечно, плохо, но ты сможешь составить мне компанию. Я приглядываю за мальчиком, он тоже был сектантом.
- Я его помню. А вы дали ему имя?
- Круцио.
- Да, ему подходит… Ты придумал?
- Да как-то само получилось. Тебе бы это имя тоже вообще-то подошло.
- Частенько я и в самом деле трагичен, - он улыбнулся, уже не так натянуто. – Знаешь, я начал было уходить в себя, а потом пришел ты – и я снова чувствую себя нормально… Словно ты меня вылечил. Забавно, раньше я никак не мог избавиться от мыслей, пока они не уходили сами.
- Я рад, что тебе лучше. Ладно, пошли укладывать Круцио. Ты собираешься весь день провести на ногах или все-таки попробуешь вздремнуть?
- Только за компанию с тобой.
Признаться, меня это устраивало. В итоге мы улеглись втроем на одну кровать, Круцио сразу же заснул, а я закрыл глаза и старался убедить себя, что не буду потакать своим слабостям. О чем думал Трагик, не знаю, но вряд ли о чем-то хорошем.

Я открыл глаза, как только почувствовал, что солнце село. Сектант, конечно же, еще спал. Я намеревался терпеливо ждать, пока он проснется, поэтому невольно изучал его лицо. Тонкие бледные губы, выразительная линия бровей, узкий длинный нос с аристократической горбинкой, высокий чистый лоб и упрямый подбородок. В общем и целом, я бы назвал его лицо нервным. Даже во сне мимические мышцы едва заметно подергивались, из чего я сделал вывод, что судьба у него была не из самых легких. Хотя, возможно, это просто последствия Ритуала. Но то, что он вампир и еще жив, доказывает, что силы воли ему хватает.
В любом случае, он был мне симпатичен. Возможно, именно этот факт спас ему жизнь, потому что я мог и не вмешиваться, и его труп сейчас лежал бы рядом с вторым черноволосым сектантом. Евреи-антисемиты – ха, отличное сравнение, Ромео, что-что, но трепология, пожалуй, дается тебе лучше всего. На мой взгляд, бездумное истребление себе подобных просто из-за их идеологии – это сродни расизму, в точку. Все дело в том, что они не чувствуют себя вампирами, они думают, как люди, которые только взяли силу демонов, чтобы бороться с ними же… Идея вообще-то логичная, но кое-что тут не вяжется. Ведь им тоже нужна кровь, чтобы жить? Тем более их версия Ритуала какая-то неправильная, я так понимаю – они умирают, если их обескровить. Значит, они убивают людей, да и собой собираются пожертвовать, и демонов тоже убивают – ради чего и из-за чего?! Ерунда какая-то. Я видел лица этих двоих, когда они пили кровь девушки в парке – и даже не видя их лиц, я чувствовал бы восторг, который не может скрыть никакой вампир, пьющий живую кровь. Не похоже, чтобы их мучила совесть. Вот проснется мой подопечный – я у него спрошу, как у них с политикой нравов.
Он открыл глаза около одиннадцати вечера, хотя солнце сейчас садится в девять или даже полвосьмого. Плохо, совсем юный, еще несознательный вампирчик. Он, наверное, даже не понимает, кем стал…
«Несознательный вампирчик» сладко потянулся, пошевелил спиной, словно проверяя, все ли позвонки на месте, и тут заметил меня. Я не ожидал такой реакции, но факт налицо: он испугался, как если бы на моем месте был огромный медведь-обротень, дожевывающий чьи-то останки, натянул одеяло до подбородка и зажмурил глаза так крепко, как мог.
- Все хорошо, - несколько деревянным голосом я попытался его успокоить. – Я же обещал, что ничего с тобой не сделаю.
Юноша чуть разжал пальцы, из-за одеяла показался один глаз.
- Ох, это ты, - он совсем успокоился и сел, свесив босые ноги.
- Как себя чувствуешь?
Он немного подумал, прислушиваясь к своим ощущениям.
- Никак, - признался наконец сектант и слабо улыбнулся. – Как будто все тело онемело. Вообще ничего не чувствую.
- Это нормально. Привыкай. Теперь это твое обычное состояние. Тебя ведь недавно обратили?
Он медленно кивнул.
- В братстве сказали, что только так я смогу отомстить демонам – пожертвовав собой на благо человечества.
- Отомстить?.. Постой, ты сказал – братство?
- Ну да, братство Света. Вы разве не знали? Но… тогда почему? Почему он… и ты… и они…
- Это только я все еще ничего не знаю. Остальные более или менее знакомы с вашим обществом… только называют его Сектой.
- Да, мне, кажется, говорили об этом.
- А что это за месть? Что-то личное или в глобальном контексте?
- В контексте, - как-то странно всхлипнул он. – Да ты хоть знаешь, что творят такие, как ты?
- И как ты. Ты ведь теперь тоже… демон.
- Мои родители… Моя сестра… Их больше нет. Это работа демонов. Я видел все это, я был там и боялся дышать, но они ушли и не тронули меня. Почему? Лучше бы я тогда умер. А затем пришел Арни, заплаканный и напуганный, и рассказал, что он тоже теперь остался один… И хочет убить всех демонов, чтобы отомстить. А теперь вы лишили меня и Арни тоже. За что? Что я вам сделал?
Я молчал. А что тут, собственно, скажешь?! Конечно, мальчику не позавидуешь, хотел бы я видеть тех сволочей, которые вот так убивают целые семьи на глазах у детей… Мне бы даже в голову не пришло так поступить. Хотя… он вроде уже и не ребенок, выглядит лет на 16-17. Ненамного младше, чем был я, когда умер.
Сектант плакал. Без истерики, тихонько, только край одеяла, которое он все еще сжимал в руках, намокал все сильнее. Внезапно меня пронзил острый приступ жалости. Я сел рядом и обнял его за плечи, довольно смутно представляя себе, как обращаться с человеком, который только что потерял своего последнего близкого и стал ненавистным демоном, которого к тому же все остальные демоны просто мечтают убить.
Еще час ушел у меня на то, чтобы успокоить его, затем полчаса – чтобы заставить умыться и уговорить спуститься со мной в гостиную.
Там нас уже ждали. Все в сборе, мрачные, как на похоронах, хотя виновник торжества, наоборот, вроде был спасен… временно.
Ромео демонстративно смотрел в потолок, неприступно скрестив руки на груди. Надо будет обязательно с ним помириться, он так переживает, когда мы ссоримся, но гордость обычно сильнее, так что первым сдаюсь я – не могу видеть, как он мучается. Только сначала надо будет убедить сектанта отпустить мою руку.
- У тебя имя хоть есть? – Негромко спросил я.
- Только человеческое.
- Об этом забудь. Тогда… придумай себе новое имя сам, какое хочешь. Или, хочешь, я придумаю?
Он подумал, потом кувнул.
Ну да, спихнуть выбор на меня был удобно. Я задумался. В конце концов мне так и не дали придумать имя, грубо прервав мыслительный процесс вопросом:
- Ну и что ты будешь с ним делать?
- Сам-то как думаешь? – Рауль начал разговор в весьма язвительном тоне, и мне не оставалось ничего, как держать марку, несмотря на все мое уважение к учителю Малефика. – Напомнить вам об Инститорисе, которого мы потеряли? Возможно, я ошибаюсь, но не одному мне его не хватает, а? – Я обвел присуствующих взглядами. Все потупились, кроме Ромео, который все еще изучал трещину на потолке, и Златы, которая была незнакома с предметом обсуждения. – А теперь вспомните, что вы хотели с ним сделать. Хуже, чем убить. А разве он этого заслуживал? Он стал мне верным другом, и мне неизмеримо жаль, что я потерял его. Если я не настоял тогда сохранить ему жизнь, меня бы, наверное, до сих пор мучила совесть… Он был бы сейчас там же, где и остальные члены Совета. Вспомнили? А теперь подумайте хорошенько – зачем вам убивать бестолкового новообращенного, который и так потерял все, что можно было, отчасти и благодаря нам? Да он и не знает толком, чем эта Секта занимается. Вы так привыкли убивать, что не задумываясь сделаете это и с тем, кто такой же как вы, хоть и против вас.
Получилась какая-то пафосно-патетичная речь. Я чувствовал себя евреем, проповедующим о гуманизме кучке нацистов. Вероятно, евреи как предмет сравнения будут фигурировать в моих мыслях еще долго.
Правда, выслушали меня вежливо, ни разу не перебили, мне даже показалось, что их позиция дрогнула… Но даже если и так, никто не решился в этом признаться. Так или иначе, сектант остается жить под моим попечительством. Я своего добился, а они пусть мирятся с совестью, как хотят.
На сегодня оставалось еще одно срочное дело: Ромео. Так что мне пришлось уговорить безымянного пока что сектанта погулять сегодня в одиночку, минут пятнадцать я его убеждал, что ничего с ним не случится, наконец Малефик вызвался пройтись с ним, но при этом состроил мне такую мину, словно я теперь был обязан ему всю оставшуюсь вечность.
Мы с Ромео остались одни. Он единственный не двинулся с места, видимо, ждал этого разговора. Впрочем, у меня уже есть опыт примирений с моим дорогим наставником, так что я пересек комнату и без предупреждения уселся к нему на колени, после чего задрал голову вверх и тоже стал изучать потолок, словно пытаясь понять, чем его так заинтересовала эта трещина. Ромео не выдержал и рассмелся. Я поддержал, мы веселились минуты две, после чего он обнял меня, спрятав лицо на груди, давая понять, что я, конечно, идиот, но злиться на меня долго – невозможно.
Когда его губы коснулись моей шеи, мне уже стало не до смеха. Он дразнил меня, прикасаясь, но не делая ничего более. Пришлось прижать его голову к себе, едва не силой заставив прокусить мою кожу. Пьянящее чувство, которое охватывало меня каждый раз, стало немного слабее, чем шесть лет тому назад, но теплые чувства к Ромео только усилились. Когда наконец мы оторвались друг от друга, я вдруг почувствовал себя школьником, которого застукали за порнографией. Девочка Злата все еще была здесь и невозмутимо наблюдала за нами, как за рыбками в аквариуме. Я немедленно соскочил с колен Ромео, он тоже поднялся – вид у него был не менее смущенный, и мы оба молча вышли за двери. Я выходил вторым, и что-то дернуло меня обернуться – Злата улыбалась нам вслед. Ох и сумасшедший ребенок, что же из нее вырастет…
Мы так же молча вышли из дома и через пару кварталов застали интересную картину: Малефик и сектант препирались, как правильно убивать людей. Это выглядело довольно забавно, оба сердились, и каждый доказывал свою точку зрения. Сектант еще не забыл, что такое быть человеком, а Малефик с присущим ему эгоизмом предпочитал получать от процесса максимум удовольствия.
Мешать им смысла не было, поэтому мы развернулись и пошли в другую сторону.
Когда я вернулся в комнату, где теперь поселился сектант, чтобы поговорить с ним, меня ожидал сюрприз: он совершенно изменился внешне. Вместо строгих ботинок у дверей небрежно валялись черно-белые кеды. Немного рваные синие джинсы и полосатая тельняшка едва не спадали с худенькой фигурки. Сам сектант стоял перед зеркалом и методично обрезал черные пряди кухонным ножом.
- Не хочу иметь с ними ничего общего, - пояснил он, глядя на меня в зеркало, и продолжил свое черное дело. В итоге волосы едва прикрывали уши спереди, с одной стороны длиннее, чем с другой, а сзади открывали шею. Получилось не очень аккуратное подобие стрижки лесенкой с рваными концами. Он отрезал последнюю длинную прядь, и нож упал на пол следом за волосами.
- А мне так даже больше нравится.
- Правда? – Он слабо улыбнулся, но на глаза тут же навернулись слезы. Не люблю, когда глаза блестят от слез, мне сразу самому хочется заплакать. – Скажи, как мне теперь жить? После того, как я вступил в братство Света, у меня была хоть какая-то цель… А кто я теперь?
- Одежду тебе Малефик подобрал? Правильно, он из нас самый худой. Только не пойму, откуда у него такие короткие джинсы?
- Одежда Златы. Даже ты не хочешь меня выслушать!..
Он упал на кровать лицом вниз и теперь уже откровенно рыдал. Я смотрел на его худенькие плечики, сотрясающиеся от рыданий, и мне в голову пришло одно верное слово.
- Круцио.
- Что? – Он поднял голову.
- Круцио. Теперь это – твое имя. Как думаешь, подходит? – Я сел рядом и вытер его мокрые щеки тыльной стороной ладони. – А теперь расскажи мне поподробнее, что из себя представляет твое братство и как ты туда попал?

Это удивительно, но мои ночные бдения принесли результат… Возможно, какая-то часть моего подсознания просчитала наиболее возможный исход событий и внушила мне, какими маршрутами следовать. Конечно, идиотская теория, но ничем другим я не могу объяснить, как оказался в нужном месте в нужное время.
Началось все как обычно. Из-за бессонницы я чувствовал себя плохо, у меня кружилась голова, но если я хотя бы несколько часов пусть не спал, но просто лежал с закрытыми глазами, измученный организм умудрялся восстановиться за этот промежуток времени. Этим вечером я почти начал видеть сон, как мне показалось, когда Ромео легонько сжал мою руку, давая понять, что солнце уже село, и молча ушел наверх. Я еще немного повалялся, попытался вспомнить, что мне снилось, если снилось вообще, но пришел к выводу, что это была какая-то чушь. Единственный яркий образ, который мне запомнился, - очень высокий широкоплечий азиат в высоких сапогах. Совершеннейшая чушь, я так и не смог даже примерно представить, какие фантазии могли заставить мой мозг создать этот образ.
Мне оставалось только подняться и отправиться туда, где традиционно начинается каждая моя ночь: на кухню.
Все уже были в сборе. Понятия не имею, где Ромео достает столько красного вина, но на моей памяти все, кто живет в этом доме, никогда не жаловались на его недостачу. Еще одна загадка моего таинственного учителя. Чем больше о нем узнаю, тем больше запутываюсь.
Разговор, как всегда, был ни о чем и не клеился. Злата на моей памяти и вовсе сказала от силы десять слов. Зато я видел ее магический потенциал, должен признаться – впечатляет. В основном она балуется тем, что двигает предметы взглядом. А иногда даже не глядя. Но, думаю, Ромео ее научил не только всяким глупостям.
Мишель вообще словно потеряла связь с миром после своей смерти. Изредка она вставляла язвительные замечания, но в основном уходила в себя. Я больше ни разу не видел, чтобы она практиковала магию. И еще, кажется, она ревновала своего учителя к новой ученице. Это странно, привязанность Ромео ко мне ее никогда не задевала. Возможно, дело в том, что девочка гораздо способнее Мишель, вот она и злится.
Малефик шептался с Раулем, то и дело теряя нить разговора. Я был за них искренне рад. Им не так часто случалось побыть вместе, вот они и используют каждую возможность, словно скоро опять разразится гроза. В какой-то мере они правы.
Я снова бродил по улицам. Ботинки Ромео едва слышно стучали по асфальту где-то в трех метрах за мной, но я всей кожей чувствовал, что он опасается за мой рассудок. Для вампира не такая уж большая проблема сойти с ума, жить так, как живем мы – это вообще рехнуться можно. Мне было стыдно, что я заставляю его волноваться, но ничего поделать я не мог. Поэтому я продолжал идти, а он следовал за мной и изредка вздыхал.
По привычке я оглядывался по сторонам на предмет интересных людей. Поиски свежей крови тоже, в общем-то, были целью прогулки, а поскольку времени у меня было – вагон и маленькая тележка, я мог позволить себе быть капризным. Ромео редко спорил со мной, он вообще больше молчал, когда мы были вдвоем. Наверное, нам уже не нужны слова, а может, была какая-то другая причина.
Мы забрели в тот самый парк, где встретились впервые и который потом служил нам полигоном для охоты много ночей. Ночью здесь почти не бывает людей, как правило, это наркоманы, маньяки, влюбленные парочки, в общем, самый мой контингент.
Но сегодня меня ожидала совершенно неожиданная сцена. Издавлека мне показалось, что два парня насилуют девушку, но, подойдя ближе, я понял, что они как минимум играют в вампиров… А запаха у них почти нет.
Черт! Неизвестные мне бессмертные! На суверенной территории!! Прежде, чем я бросился вперед (ума не приложу, что я намеревался сделать), Ромео догнал меня и схватил за рукав. Впрочем, это было лишнее: нас уже заметили. Вампиры бросили девушку – похоже, она уже была мертва или потеряла сознание, потому что упала на землю с неприятным глухим звуком – и осторожно направились к нам. Они были довольно далеко – метрах в пятидесяти, но я уже мог подробно разглядеть их гладкие бледные лица, одинаковые блестящие волосы, одинаковые черные тройки… Черт, да они были почти близнецами! Но лица все-таки разные – у одного узкое, с тонкими губами и бровями и длинным носом, у второго – щеки чуть круглее, чувственный рот и неестественно длинные ресницы. Прически – абсолютно идентичные: тяжелые, прямые, гладкие черные волосы.
Я завороженно разглядывал незнакомцев, судорожно пытаясь хотя бы предположить, кто они такие. Вопрос разрешил Ромео, его свистящий шепот я скорее угадал, чем услышал:
- Сектанты!!
Прежде чем я осознал значение этого слова, мой учитель уверенным шагом пошел навтречу близнецам и, не останавливаясь, под неестественным углом заломил руку того, чьи ресницы меня так удивили несколькими секундами ранее.
На кукольных лицах «сектантов» отразился ужас, смешанный с недоумением.
- Эй, ты что?! Больно же!
- Отпусти его! – Вмешался я, но Ромео, не слушая меня, резко запрокинул голову вампира назад и припал к его шее. Его клон упал на колени – похоже, ноги отказывались его держать. Я осторожно поднял его, придерживая под локоть – впрочем, он и не пытался сопротивляться. Мешать Ромео я попросту побоялся… Его холодная ярость окатывала меня волнами, и постепенно мне стало страшно.
Наконец Ромео отпустил вампира, и тот рухнул на асфальт, совсем так же, как минутой раньше мертвая девушка.
- Ты… его обескровил? Но зачем?
- Обескровил? – Ромео вздернул брови. – Он мертв. Они не живут без крови в теле.
Юноша, которого я все еще держал за руку, всхлипнул и спрятался за моей спиной, понимая, что я не дам сделать с ним то же самое. По крайней мере, до выяснения обстоятельств.
- Я бы рекомендовал тебе убить и второго тоже, - тон учителя стал ледяным.
- Нет.
- Что?
- Я сказал – нет. Ты слышал. Посмотри на него – почему он заслуживает смерти? Он похож на ребенка…
- Ребенок? – Мы оба помолчали. – Ну хорошо. Бери его с собой… Я расскажу тебе, кто эти дети, а потом буду торжествующе улыбаться, когда ты сам будешь пить его кровь.
Юноша прижался к моей спине.
- Успокойся, - прошептал я ему на ухо. – Он блефует. Я тебя не обижу. Можешь меня не бояться.
Он отстранился и посмотрел мне в глаза. Я увидел в его лице нечто, напомнившее мне моего любимого инквизитора… И решил, что обязательно сохраню ему жизнь.
Мы шли обратно молча. Юноша держал меня за руку, ни за что не желая отпускать ее. Ромео просто злился. Злился на то, какой я недалекий и недоверчивый, на то, что я не дал ему завешить начатое. А я… я думал. Думал, что бы это все могло значить и не нашел ли я еще одного демона, который впоследствии станет мне другом.
Когда мы вернулись, все уже были на местах, как будто и не расходились с нашего ухода. Появление в моем обществе черноволосого вампира вызвало чуть ли не панику: Мишель взвизгнула и опрокинула бокал на свое очередное шикарное платье, Рауль почему-то схватился за сердце, Малефик вскочил, и я порадовался, что у него не было под рукой чего-нибудь, чем можно было бы кинуть, и даже в глазах Златы отразилось нечто похожее на испуг.
- Твою мать, - озвучил общую мысль Малефик, - что это значит?!
Я молчал, не зная, что тут сказать. В самом деле, что такого ужасного в испуганном худеньком вампире в черном костюме?
- Может, вы сможете ему объяснить, - устало сказал Ромео и опустился в кресло, - я убил одного, но Формалин не позволил мне даже дотронуться до второго.
- Мне кажется, он просто не понимает, о чем речь, - подал голос Рауль. Он силой усадил обратно Малефика, подал Мишель кухонное полотенце, похлопал Ромео по плечу и подошел ко мне. Мы почти одного роста, так что его глаза оказались как раз напротив моих, и мне стало как-то нехорошо под его взглядом. Но я упрямо прижал к себе юношу, хотя ощущение было такое, как будто он вот-вот взорвется или воткнет мне нож под ребро, так все на него смотрели.
- Формалин, отпусти его, - мягко попросил Рауль. – Я тебе клянусь, что никто до него не дотронется, пока ты не дашь свое согласие. Я прав? – Обернулся он. Все неувернно согласились, хотя я видел, что всем такое решение не по душе. – Давай ты проводишь его в любую комнату, куда тебе вздумается, а мы будем ждать здесь, хорошо? А затем мы поговорим.
Я подумал и признал, что условия вполне справедливые. Поэтому я отвел юношу в комнату, где я спал, когда был не в себе, усадил его на кровать и присел напротив на корточки.
- Все будет хорошо. Не волнуйся, ладно? – Я старался говорить как можно мягче, но голос предательски дрожал.
Он секунду помолчал, а затем порывисто обнял меня за шею.
- Я ни в чем не виноват, - горячо зашептал он. – Меня обратили совсем недавно… Я потерял лучшего друга, я потерял семью, все, что у меня было. Но я не хочу умирать!
- С тобой все будет в порядке, обещаю, - я с трудом освободился от его рук. – В крайнем случае, я возьму тебя под свою опеку, и никто тебя не тронет.
В гостиную я вернулся, как на Голгофу. Еще недавно такие близкие и любящие вампиры смотрели на меня, как на врага народа.
- Ну, так может, теперь мне кто-нибудь объяснит, почему вы делате из мальчика аццкого сотону?
- Ромео, ты рассказывал ему о Секте? – Спросил Рауль, как будто меня тут и не было.
- Как-то не приходилось, - тем же ровным тоном ответил учитель, но я-то знал, что он очень переживает.
- Давайте я расскажу, - снова вскочил Малефик, но Рауль опять остановил его.
- Ромео – его наставник, пусть объяснит он.
- Видишь ли, - начал Ромео, изо всех стараясь говорить ровно, - когда я встретил тебя, а ты – меня, основной властью в этом городе был Совет. В Совете, конечно, было много плохого, но была от него и польза – он не давал распространяться анархии. Конечно, неформальные силы были всегда, но, как правило, Старейшие заботились о том, чтобы давить их в самом зародыше. Совет стремился к монополии… Секта, пожалуй, была самой живучей организацией из тех, что они так жаждали уничтожить. А теперь, похоже, Секта воскресла с новыми силами, и остановить ее больше некому…
- Ты говоришь загадками. Что такое эта Секта? Чем она плоха? Мы ведь сами, своими руками свергнули Совет, почему вас так пугает организация, которая была против него? И почему вы решили, что эти двое относятся к этой Секте?
- Ты же видел, на них форма Секты. Для человека они не выглядят подозрительно, но только вампиры-сектанты красят волосы в черный и носят абсолютно одинаковые костюмы. Ты думаешь, с падением Совета мы остались единственными вампирами на весь город?
Ну, признаться, именно так я и думал, но счел нужным промолчать.
- Вампиры-сектанты… Ну, это как евреи-антисемиты, понимаешь? Они верят, что мы все – демоны, язва на теле Земли, призванная самим Дьяволом, чтобы усложнить жизнь людям, что-то вроде несправедливого возмездия…
- Подожди, но они же сами – вампиры?
- Они все вступают в Секту, будучи людьми. Живыми, молодыми, сильными, фанатично настроенными. Они проходят через Ритуал и берут себе силу демонов, чтобы сражаться с ними… Идеология Секты предполагает, что они истребят всех вампиров, не входящих в их ряды, а потом совершат массовое самоубийство.
- Как-то глупо, - недоверчиво сощурился я.
- Так оно и было. Дело в том, что Секту никто никогда не воспринимал всерьез – ее ряды были слишком немногочисленны, и инквизиторы легко справлялись с ними. Тем не менее Секта не умирала, и они убили немало членов Совета и простых нейтралов, многих я знал лично…
- Подождите, они даже не пытались на нас напасть! Они так перепугались, оба, потом Ромео убил одного, а второй едва не расплакался… Вот это и есть ваша страшная Секта?! Это просто котята…
- Думаю, они еще даже не прошли инструктаж, - подал идею Рауль, - просто новообращенные, им не выдали ни оружия, ни нормального руководства к деятельности. Вам просто повезло.
- Черт возьми, почему я должен его убивать? Значит так, вы все меня не убедили. Я беру этого «сектанта» на свою ответственность, и если хоть волос упадет с его головы без моего ведома, вы со мной серьезно поссоритесь. Всем ясно?
Вопросов больше не было. Возможно, они о чем-то умолчали, но я по-прежнему не понимал причин так ненавидеть невинного юношу.
На всякий случай я провел весь день в кресле рядом с его постелью, потому что не хотел найти его бескровнй труп под вечер.

Безнадежность. Оборотень просто пропал. Исчез, как будто его и не было, и унес с собой свою тайну и, возможно, жизнь моего дорогого Инститориса. Забавно: в какой-то момент мы были с ним злейшими врагами, а теперь я… вероятно, я скучаю. Не надо было его никуда отпускать тогда! Кочевой образ жизни быстро привел бы его в нормальное для вампира состояние. Но кто же знал, что что-то может случиться в этом мире с молодым сильным сверхсуществом? Я чувствовал себя виноватым. Я даже не знал, что с ним, и эта неизвестность мучила меня куда больше, чем могло бы мучить известие о его смерти.
Не знаю, были ли подобные мысли у Малефика. Я чувствую его, но не так хорошо, как хотелось бы: его сумасшедшее сердце навеки отдано Раулю. Они и ходят сейчас только под руку. Такие забавные… У нас с Ромео никогда не было подобных отношений. Наши короткие вспышки страсти всегда перемежались бурными ссорами, взаимными подозрениями, оскорблениями… После чего мы так же горячо мирились, и какое-то время не разлучались ни на минуту – пока не наступала новая ссора.
Но в последнее время идиллия затянулась. Подозреваю, что у нас просто нет времени ругаться. Мы обыскали весь город, едва не разобрали его по кирпичику, но все было напрасно. Я не желал сдаваться и бродил по улицам просто так, бесцельно, словно надеясь встретить кого-то, кто прольет свет на все мои вопросы.
Ромео послушно ходил за мной, бережно держа за руку, когда никто не видел. Инквизитор волновал его не больше, чем убитые им дети, но он остро ощущал мою тревогу – и волновался за меня.
Еще один плюс наших уз: мне даже ничего не приходится ему объяснять, он и так все понимает или хотя бы догадывается. Его спонтанная вспышка, когда он связал нас Узами, оказалась поистине полезной.

Несмотря на мой скептицизм, на исходе ночи мы нашли стоянку, где искомый зверь был два-три дня назад: так выглядит место, где обитал вполне обычный человек, вынужденный в какой-то момент сорваться с места и отдалиться от людей. Кострище было небольшим: ему не было нужды согреваться ночью, а днем он, скорее всего, отсыпался. Думаю, ночные звериные бдения ужасно выматывают.
К сожалению, мы даже не смогли определить, куда он ушел. Мы нашли следы крови, но это была обычная человеческая кровь, не кровь вампира. Это немного порадовало, но на самом деле особого повода расслабиться не было: это могло значить, что оборотень избавился от вампиров, как он думал, и принялся за людей.
В любом случае, ночь была почти утеряна. Мы с Ромео были вместе до рассвета, нам необходимо было восстановить силы. Эмоциональтные нагрузки выматывают куда сильнее физических. А для уставшего вампира нет ничего лучше горячей живой крови. Мысленно я просил прощения у каждого, умершего в ту ночь, но в общем это не имело значения: я убивал и чувствовал себя… уверенно.

К моему ужасу, когда я наконец выпустил Ромео и улегся на спину, намереваясь наконец заснуть, я понял, что солнце ЗАШЛО. Я давно уже всей кожей чувствую движение небесного светила, но это было так неожиданно, что я вскочил и бросился на улицу. Все-таки спать одетым – хорошая привычка, лучше оказаться на глазах у прохожих в мятой, но одежде, чем в том, в чем я обычно сплю. Сейчас осень, и темнеет относительно рано – самое время для прогулок. Люди недоуменно косились на меня. Я смутился и вернулся в дом. Усевшись на кортички прямо у порога, я схватился за виски. Что за черт? Я не спал целые сутки, просто не смог! Разве вампиры страдают бессонницей? Хотя я не чувствую себя уставшим, только крайне изумленным.
Ромео уселся рядом и обнял меня за плечи, потом прижал к груди мою голову, словно пряча от всех неприятностей. Мне стало чуть легче.
- Что же это такое? – Вслух пробормотал я. – Почему я не спал? Почему я не могу спать? Что это значит?
- Все в порядке. Ты просто достиг нового уровня. Ты же с каждым днем спал чуточку меньше, неужели ты думал, что у этого процесса есть предел? Я не сплю уже далеко не первое десятилетие, это вполне нормально.
Моя голова внезапно проянилась. Я сложил в уме два и два.
- Какого… Какого лешего?! То есть ты хочешь сказать, что не спишь уже хрен знает сколько лет и ничего мне об этом не говорил? Ты каждое утро ложился рядом со мной, при этом даже не собираясь спать, просто чтобы составить мне компанию? Почему я узнаю об это только сейчас? Что еще ты от меня скрываешь? Говори, мне уже все равно.
- Честно говоря, я думал, ты знаешь, - несколько растерянно отозвался Ромео. Он выглядел ужасно виноватым, так что мне даже стало немного стыдно. История ходит по кругу: Ромео снова убил свою ученицу, а я снова нахожу повод его обидеть…
Неожиданно течение моих мыслей изменилось и направилось в прямо противоположную сторону.
- Это выходит, что мы не отрывались друг от друга целую ночь? Мне показалось, что прошло от силы полчаса…
- На самом деле ты не так уж далек от истины. Ты и так спал по паре часов каждую ночь, просто не понимал этого. Сон вампира – странная вещь: длится он час или десять, для тебя это все равно – один миг забвения.
- У меня вопрос: какого дьявола мы тогда вообще спим? Лучше бы занимались чем-нибудь полезным.
- Хм, я думаю, мы с пользой провели время…
Мда, крыть явно было нечем. Так что я вздохнул, взял Ромео за руку и потянул его к центру всего дома – кухне.
Здесь уже собрались все, кто присуствовал накануне: я и Ромео пришли последними, Мишель, в очередном изумрудном платье, сидела в самом дальнем кресле, скучающим взглядом скользя по потолку, Рауль держал за руку Малефика, при этом выражение его лица было предельно безмятежным, ну а сам Малефик просто светился, выражение его узкого лица менялось каждые пять секунд, от легкомысленно-счастливого до сосредоточенно-мрачноватого. Что касаемо нашей дочери, которую Ромео назвал Златой, ее лицо вообще было лишено выражения. Странно для такого юного лица, но это было так.
Вчерашний разговор возобновился. Основной вопрос сейчас касался Инститориса. Никто из нас не мог похвастаться тесной ментальной или кровной связью с ним. Пожалуй, я был с ним ближе всех, я искренне хотел ему помочь, но в любом случае – я был его врагом, он не мог меня принять. Я был заодно с теми, кто причинил ему боль, я очень тепло относился к Малефику, кторый в свою очередь привнес немало неприятных минут в недолгую жизнь бывшего инквизитора. Найти его «просто так» было невозможно.
Логичным было бы предположение, что он пострадал от рук того же создания, кторое напало на Ромео и девушек. Значит, он либо мертв абсолютно, либо обескровлен и не в состоянии за себя постоять. Отсюда следовал логичный вывод: обе наши цели сходятся в одной точке – нужно найти источник наших бед, вместе с ним мы найдем и Инститориса.
Самые полные познания об оборотнях проявил Рауль. Ромео никогда не относился к людям-зверям серьезно, поэтому и не запоминал ничего важного из того, что читал. Его больше интересовали истории, сопряженные с мифами, имеющие завершенный сюжет и яркую развязку. Он прежде всего был эстетом в том, что не казалось ему важным.
Если верить Раулю, в городе все спокойно, а значит – искомый оборотень либо не горожанин, либо давно ушел туда, где его никто не побеспокоит. Самым подходящим местом казалась лесополоса на севере от города,но Рауль предупредил, что первый вывод может быть обманчивым. Тем не менее других версий у нас не было, потому решено было собрать все, что могло бы послужить нам оружием, и обыскать все подозрительные места.
Оборотни в чем-то очень близки вампирам: они хоть и чувствуют боль, но реальные повреждения им можно нанести только серебром. Боль приводит их в ярость, а оборотень в ярости – это чудовищно опасно. Поэтому действовать нам следовало максимально аккуратно, чтобы не спугнуть и не разозлить его. Верного способа убийства не существовало: оборотня нельзя лишить крови, он сильнее любого из нас и совершенно безумен, его ярость граничит с психозом.
Остаток ночи был посвящен прочесыванию лесополосы, но никаких результатов не принес. Правда, мы успели досконально изучить только две трети, так что шанс еще был, но мне как-то не верилось в успех.
Хоть я и не мог больше спать, тем не менее мы с Ромео молча улеглись рядом и пролежали так весь день. Не знаю, о чем думал он, а я вспоминал, с каким резким звуком выходили серебрянные спицы из бледной плоти юного инквизитора. Это было… великолепно.

Когда я проснулся, то решил, что еще сплю. Я настолько привык просыпаться в самых неожиданных местах рядом с Малефиком, что проснуться на таких родных шелковых простынях и встретиться взглядом с учителем казалось пасторальной картинкой из прошлого. Я закрыл глаза и снова открыл их. Нет, даже если зрение мне врет, то тактильные ощущения не обманешь – его тонкие пальцы и в самом деле гладят мои волосы, следов вчерашнего уже нет, и улыбка такая же теплая и загадочная, как раньше… Долгих пять лет назад.
Я внезапно почувствовал себя мальчишкой – мне так показалось, хоть я и не понмю, каково быть ребенком – и я со счастливым визгом повис на шее Ромео. Он расхохотался и крепко обнял меня. Да, без сомнений, я уже не сплю. Даже во сне невозможно так полно прочувствовать радость встречи после долгого расставания.
Наконец он мягко отстранил меня, поцеловал в лоб и произнес:
- Спасибо.
Меня привел в такой восторг его голос, что я долго не мог понять, о чем он.
- Боже мой, ты про вчера? Это ерунда, я перед тобой в неоплатном долгу. Я обязан тебе жизнью.
- Похоже, и я тебе…
- Но ты расскажешь, что произошло?
- Конечно, но позже. Когда все будут в сборе.
Привести в чувство обескровленно вампира – непростая задача. Для нормального функционирования нужно не так уж мало живой крови, и мы провозились от заката до полуночи, прежде чем Мишель и золотоволосая девочка уселись на диван в гостиной, всем своим видом показывая, что они готовы слушать. Я отдал Ромео столько крови, что едва не потерял сознание сам, но благодаря этому он чувствовал себя так же прекрасно, как и в день, когда мы расстались.
Новости оказались не самыми приятным. Стоит начать с того, что Инститорис пропал. Вообще пропал, он не возвращался с тех пор, как мы трое ушли на восток. Вряд ли он заблудился, его обучение включало ориентировку на местности или что-то подобное. Но что с ним могло случиться? Оставалось предположить только самое худшее – нашего друга уже нет в живых. Вмешательство Совета выглядит фантастически, но у них хотя бы есть к нему счеты за предательство, а другую версию я даже не смог придумать, как ни старался.
Рауль заходил в течении этих лет довольно часто, хотя ничего особенно не рассказывал, он вообще всегда отличался скрытностью, а уж когда рядом не было его любимого ученика, и вовсе казалось, что он зашел поболтать из вежливости. Малефик признался, что не чувствует его присутствия уже давно. Раньше он предполагал, что это из-за расстояния, но и теперь он не может позвать учителя.
Ну а самым загадочным были причины ситуации, которую мы тут застали. Судя по количеству пыли, кторая здесь собралась, все трое пробыли без сознания минимум несколько дней. Конечно, большую часть пыли просто нанес сквозняк, но она бы не легла таким ровным слоем меньше чем через трое суток. Некто, кому нужна была кровь, поступил по-варварски: попросту ворвался в дом, напал, сделал свое черное дело и скрылся. В доме ничего не пропало, здесь ничего не искали, ни одна вещь не была тронута – целью оставалась только кровь. Ни Мишель, ни Ромео, ни тем более девочка-подросток не запомнили почти ничего из внешности вандала, точно можно было сказать только то, что он очень сильный – мой учитель не смог оказать ему ни малейшего сопротивления, несмортя на свой стаж и опыт. Судя по рассказам пострадавших, кровь он выпил, но на самом деле это не факт – разорвав горло зубами, он мог выпить часть, а остальное унести с собой. В доме крови почти нет, значит, так или иначе она была необходима. По крайней мере, можно предположить, что в поступках неизвестного нет личных мотивов.
- Ты говоришь, как детектив из дешевого фильма, - как всегда искренне прокомментировал Малефик, выслушав мои соображения о произошедшем. – Я думаю, все было проще: нападавший был невменяем, напал, загрыз, выпил кровь и ушел по-английски. Есть даже вариант, что он не знал, что они не умерли, другими словами – даже не подозревал о том, что они – вампиры или не понимал сути их существования.
Все задумались.
- Это вариант, - наконец признал Ромео. – Хотя как в таком случае ты объяснишь, что он так легко с нами справился?
- У меня есть две версии, - подал голос я. – Во-первых, все помнят о том, что я, еще будучи человеком, сумел также убить и обескровить троих вампиров, так? – Я обвел присуствующих взглядом. Ромео смотрел в пол, Малефик внимательно слушал, стараясь ничего не упустить, Мишель откровенно скучала, а девочка смотрела на меня во все глаза, как будто я рок-звезда, а она – восторженная фанатка, которая не в силах поверить своему счастью. Мне даже стало как-то неудобно под ее взглядом. – Правда, никто до сих пор не знает, как мне это удалось, но раз так – есть вероятность, что некто решил повторить мой подвиг. И если он преследует аналогичные цели – скоро в городе появится еще один вампир, не намного слабее нас.
- Звучит не слишком оптимистично, - с сарказмом заметил Малефик. – А как насчет второй версии?
- Вторая версия – мы столкнулись с чем-то, в принципе отличным от нас, но оно питается кровью, как и мы. Возможно, если нам нужна кровь людей, ему нужна кровь вампира…
- Это сраная фантастика, - грубовато перебил Малефик. – Так не бывает. В конечном счете кровь вампира и человека взаимозаменяема!
- Это всего лишь версия, - скромно напомнил я. – А у тебя есть идеи?
Он пожал плечами.
- Оборотень.
Мы все вздрогнули и обернулись. В дверном проеме стоял Рауль. Живой, невредимый, чуть более подавленный в противовес обычному спокойствию – но тем не менее это был он.
Пластичное лицо Малефика оживила неожиданная гримасса детской радости. Взвизгнув, он в три прыжка достиг двери и повис на шее своего наствника. Рауль сдержанно обнял его, но уголки его губ дрогнули – он явно прятал улыбку, слишком неуместную в данной ситуации.
- Учитель… С тобой все в порядке!! – Счастливо кричал эмоциональный химик и целовал его лицо – лоб, переносицу, резковатые скулы. Со стороны это выглядело забавно – ученик был на голову выше учителя, и тот едва удержался на ногах.
- Хватит… Хватит, мой дорогой, я тоже рад тебя видеть. Сядь, я не закончил.
Краем глаза я заметил, как Ромео спохватился и нахмурил брови, хотя готов поклясться, что секундой раньше он улыбался, наблюдая встречу Рауля с учеником.
Безусловно, Маелфик не устает меня удивлять – его настроение меняется, как погода на море.
- Поясни, что ты подразумевал под словом «оборотень», - мягко, но настойчиво напомнил Ромео.
- Только то, что я сказал. Друг мой, ты состоял в Совете, неужели ты не знаешь, что оборотни – это существа, пораженные страшной болезнью: с каждым восходом луны…
- Да помню я, помню, - раздраженно перебил его мой учитель. – И ты вспомни, сколько лет я провел на должности библиотекаря. Только я всегда относился к этим историям, как к делам давно минувших дней. Разве оборотней не истребили еще до Томаса Эдисона?
- Выходит, что нет. Я давно подозревал, что здесь есть что-то… Что-то такое, с чем я никогда не имел дела. Мне даже пришлось закрыться, на всякий случай, если это что-то может меня почувствовать.
- Так вот почему я не мог до тебя достучаться! – Малефик возмущенно отвесил Раулю легкий подзатыльник.
Тот перехватил его хрупкое запястье и продолжил:
- Разумеется, если бы обротничество не прекратило свою подрывную деятельность, кому, как не нам – вампирам, их прирожденным идейным врагам – об этом знать? Оборотень не может быть аккуратен, он почти не соображает, стоит ему превратиться, и известия о таких случаях сразу же вызвали бы тревогу Старейших. Но нужно помнить, что оборотничество – это вирус, заразная болезнь, передающаяся через кровь, путем половых контактов, через любые человеческие телесные жидкости, включая слюну.
Тут мне в голову пришла одна мысль, и я испуганно покосился на Ромео, словно ожидая, что он на меня сейчас кинется. Наверное, я слишком откровенно побледнел, так что он успокаивающе сжал мою руку и пояснил:
- Вампир не может этим заразиться. Вечная жизнь обусловлена невосприимчивостью к болезням, это проверено многими поколениями таких, как мы. С нами все будет в порядке, ты же видишь – все мои раны зажили, и я такой же, как раньше.
- Верно, - согласился Рауль, но тон его был подозрительно зловещим. – Заразиться этой болезнью мы не можем, но кто сказал, что обротни не могут нас убить? Сейчас он всего один, но каждый человек, вступивший с ним в контакт, до превращения или после, подвержен опасности заражения. Истории известны случаи, когда популяция оборотней разрасталась и они начинали просто слепо убивать нас, вкладывая в это простое действо такую ненависть, что понадобились немалые усилия, чтобы останавливать эпидемию. Оборотень гораздо сильнее вампира, это правда, но и куда более уязвим. Об этом надо помнить.
- Кроме того, люди, - подал голос Малефик, - люди тоже в опасности. На них, конечно, можно было бы наплевать, но они жизнь – для нас и потенциальные родичи – для оборотней. Оборотни едят любое мясо, пьют любую кровь, но им необходима компания таких же, и для защиты, и для того, чтобы не стать животными до конца.
- А откуда такая ненависть?
Я даже вздрогнул. Таким неуместным показался мне звонкий детский голосок среди этого жуткого разговора. Девочка не выглядела ни испуганной, ни растерянной, похоже, она нас даже ни капельки не стеснялась. Кто же она все-таки такая?
- Я потом расскажу, - тихо ответил Ромео (сволочь, он снова читает мои мысли! Господи, как же я по нему соскучился…). – Видишь ли, моя милая, мы настолько разные с ними, что этот диссонанс застявляет оборотня испытывать слепую ненавитсь, едва он сталкивается с вампиром. Он может даже не знать, кто перед ним, но у него есть шестое чувство, которого нет у нас – звериное чутье. Понимаешь, и оборотень, и вампир были когда-то человеком, они оба – сверхлюди, неестественные создания. На этом наше сходство и заканчивается. Помнишь, я рассказывал тебе о падении Совета? Старейшие не были даже в сотую долю так жестоки, как самый распоследний оборотень. Он хуже зверя, он вбирает в себя самое худшее, что есть в звере и человеке, он не контролирует себя, он убивает и получает удовольствие от причиняемой боли, смерти, крови. Каждый из нас, убивая, испытывает совершенно иные чувства – природная склонность к садизму смешана у нас с мазохизмом, нас заполняет страсть к эстетике, красоте, мы действуем неспеша, изощренно, раздумывая над каждым шагом и получая удовольствие от каждого действия. Это, конечно, не закон, все мы разные, но каждый вампир хотя бы раз в жизни ощутил муки совести за совершенные убийства. Оборотень мыслит по-другому: ночью его преследует жажда крови и голод, днем – страх и ужас перед восходом луны, жизнь таких больных – абсолютный кошмар. Смерть для них – милосердие. Последний из виденных мною обротней умер у меня на руках, перед самым рассветом, и за минуту до смерти он стал человеком. Я бы сам не поверил, если бы мне это рассказали, но последними его словами была благодарность.
Нашу же жизнь я бы не назвал кошмаром. Конечно, чтобы привыкнуть, нужна стойкая психика. Но ведь мы все здесь так или иначе счастливы, так? – Вопрос не требовал определенного ответа, Ромео выдержал вежливую паузу и продолжил. – Мы любим друг друга, нам известна радость встречи и светлая грусть расставания с себе подобными. Это мука для больного оборотничеством – видеть словно свой негатив в наших лицах.
- Спасибо, я поняла.
Боже мой, какой тон! Девочка выглядит на четырнадцать, а говорит, как магистр философии. Определенно, нужно будет хорошо потрясти Ромео на предмет ее личности. Хотя насколько я знаю этого старого лиса – он будет говорить загадками и выкручиваться, даже если скрывать особенно нечего.
За разговорами мы едва не встретили рассвет. Пришлось оборвать обсуждение и разойтись по комнатам. Ромео задержал меня, поймав за рукав.
- Ты будешь спать со мной, как раньше, или хочешь спать в отдельной комнате наверху?
- На меня даже не смотри, я сегодня буду у Рауля, - замахал руками Малефик. Впрочем, я на него и не смотрел, я уже мысленно был там, где засыпал с такой шикарной гаммой самых разных мыслей и эмоций, но неизменно рядом с первым вампиром, которого я встретил. Черт, в путешествии я приобрел кучу вредных привычек, в частности, придется снова отучать себя спать при полном параде. Честно говоря, ненавижу гладить. Хотя здесь этим всегда занималась Мишель. Кстати, сегодня она не проронила ни слова, даже формально типа «как прошли последние пять лет?». Похоже, она по-прежнему считает, что я отобрал у нее учителя. Что ж, я в последнее время тоже был от нее не в восторге.
Старый добрый подвал. Никакой постели здесь никогда не было – просто несколько слоев байковых одеял на полу. Я обычно забирался между вторым и третьим, если мне казалось, что я замерз, или спал прямо посреди комнаты, уютно свернувшись калачиком.
Думаю, сегодня я поступлю по старой традиции – не раздеваясь, упаду прямо на одеяла и усну раньше, чем прикину, ушибся ли я чем-нибудь или нет.
Заснуть сразу мне не удалось. Поэтому я слышал, как не спеша Ромео укладывается рядом, как обнимает меня за плечи, даже слышал, как тихонько сомкнулись его ресницы. Я подвинулся поближе. От него пахло все так же, как и в тот день, когда мы встретились. Правда, тогда мне казалось, что от него вообще ничем не пахнет, но на самом деле не было только самого главного запаха – человеческой кожи, волос, пота, чем еще обычно пахнет от людей. Зато был (и есть) запах пыли, озона, сырости, чего-то легкого, приятного, возможно, это одеколон или, к примеру, шампунь… Что бы это ни было, его запасы были поистине неисчерпаемыми, потому что этот запах сопровождал учителя уже больше пяти лет. Боже, эти пять лет дались мне слишком дорого. Этот срок словно вычеркнул что-то важное из моей жизни и привнес новый кошмар, из-за которого страдают и дорогие мне… люди. Если они люди.
- Так что, рассказать тебе историю Златы?
Я вздрогнул от неожиданности – третий раз за ночь.
- Ты еще не спишь? – Вообще-то я провалялся уже довольно прилично и никак не мог взять в толк, почему сознание никак не хочет отключаться.
Ромео как-то странно посмотрел на меня, но ничего не сказал.
- Злата – эта та девочка-подросток, которая здесь живет?
- Она наша дочь.
Я молча переварил информацию.
- В каком смысле?
- В самом прямом. Моя. Твоя. И еще Малефика. В ней текут все три наших крови. И ее собственная, ведьмовская кровь.
Мое сознание никак не хотело принимать реальность происходящего. Накорнец до меня дошло, и я с облегчением спросил:
- Так ты взял нашу кровь для Ритуала?
- Верно.
Облегчение пришло и ушло. Я неожиданно понял, ЧТО это значит.
- То есть ты… ее… это самое… - Подходящие слова как-то не приходили на ум.
- Ну, если в общих чертах, то именно так я и поступил.
- !!! Изверг! И ты так спокойно об этом говоришь? Я надеюсь, она была при смерти, или безнадежно больна, или обречена, или что-то в этом роде?
- Нет.
- Нет?! Ты убил ребенка, ты понимаешь это? Больше чем убил – я уже не протестую против того, что ты пьешь кровь детей, но какого дьявола ты обрек ее на это?
- Ты все сказал? А теперь послушай меня. Да, представь себе, я отобрал девочку у родителей, я убил ее и влил в ее жилы ту волшебную смесь, что так преобразила меня, и тебя, и всех, кого ты знаешь и любишь. А знаешь, почему я это сделал? Она меня об этом попросила. Она прекрасно знала, на что идет, я отговаривал ее, как мог, но в конце концов это ее судьба и ее выбор. Она была четырнадцатилетней девочкой тогда, она не изменилась внешне, но внутренне она уже гораздо старше, чем была бы, останься она в живых.
- Как ты вообще с ней связался? Я думал, тебя интересуют только мальчики.
- Издеваешься? – Абсолютно беззлобно. У меня просто руки опускаются, когда он так говорит. Воистину, этот вампир умеет с честью нести свой комплекс Лолиты. – Она была моей ученицей. У этой девочки – самый огромный магический потенциал, какой я только видел. Она потрясающа. Неужели ты думаешь, что я мог позволить ей состариться и умереть, когда сейчас она достигла уровня мастерства выше моего?
- Все понятно. Это ты ее подбил. Господи, какой же ты бесчувственный эгоист, - с чувством сказал я и поцеловал его. А вот и еще один знакомый запах – его дыхание по-прежнему пахнет яблоками. Интересно, он только их и ест на проятжении всей своей длиннющей жизни? Судя по великолепному внешнему виду, именно так он и поступает.
Разговор так и не воскрес. Мы слишком давно не виделись. Снова пролилась кровь, как в старые добрые времена, и я цедил ее по капле, опасаясь, что надолго не хватит, и старался дышать как можно глубже, словно надеясь, что его запах осядет в моих легких и останется там, когда вечером он уйдет.

Возвращение.

Каким сладким мне казалось это слово в пути, как много было с ним связано. И как все неудачно обернулось... Впрочем, нет, "неудачно" - не самое подходящее слово. Все обернулось кошмаром для меня и дорогих мне... людей и не совсем людей.

Безусловно, я скучал. Да, я люблю путешествовать, мне безмерно нравилась такая кочевая жизнь, тем более в обществе моего дорогого Малефика. Увы, Инститорис не разделял моих восторгов, и вскоре нам пришлось его отпустить. Его можно понять - он молод, а на его долю выпало испытание, которое он с трудом пережил. Его спасла только огромная сила воли. Мне стыдно об этом вспоминать, но и в моих руках он перенес немало неприятных минут. Хотя я искренне хотел помочь ему. И в конце концов ведь помог.
Но сейчас ему следовало отдохнуть. Отдохнуть и от нашего общества, и от нашего диковатого образа жизни. У него это все еще впереди.
А мы - мы отправились на восток, мы прошли весь континент - туда и обратно, сначала через север, потом через юг. Мы видели моря и снежные пустыни, леса и степи, бескрайние равнины и глубочайшие ущелья. У нас не было цели - мы просто двигались к самому краю земли, туда, куда хотелось, так быстро, как нам хотелось. Каждый день мы спали в новом месте. Мы побывали в больших городах, маленьких деревушках и там, куда люди не заходят вообще, хотя без людей мне быстро становится скучно. Мне нравится наблюдать за ними, нравится смутне ощущение, что я имею над ними некую власть, могу лишить их жизни, когда мне вздумается, ради собственного каприза. Где те дни, когда я кричал на Ромео, что он убивает ради удовольствия? Пожалуй, в следующий раз стоит прислушаться к его опыту.
Моя безупречная память быстро наполнялась новыми впечатлениями. Пожалуй, самым ярким воспоминанием осталась самая дальняя точка нашего пути. Мы сидели на пирсе, болтая ногами в воде. Наши ботинки стояли на берегу рядом, побитые и запыленные, но мы никак не хотели расставаться с ними. Перед нами был открытый океан, глянцево-черный, который никогда не бывает гладким, беспокойные маленькие волны плескались, перекидывая друг другу лунную дорожку, она дрожала и искрилась. Мы сидели там до самого рассвета, до последнего момента, а когда солнечные лучи едва не появились над морем, сорвались и побежали, смеясь, будто нашалившие дети. Удивительно чистый морской воздух ласкал легкие, и я старался дышать как можно глубже, чтобы не упустить ни секунды того, что еще могла мне дать эта волшебная ночь, вплотную подошедшая к концу.

От этих воспоминаний наворачиваются слезы. Впрочем, они высыхают, стоит вспомнить о том, что было дальше. Когда мы вернулись в ту точку из которой ушли. Когда круг замкнулся, и его место заняла загадочная кривая, известная тем, что никогда нельзя угадать, куда она приведет и приведет ли когда-нибудь вообще.

Передо мной был старый дом моего друга и наставника, совсем необитаемый внешне, но для меня он был таким родным. Слишком много я здесь пережил, слишком много оставил. Я думал о возвращении каждую ночь с той самой минуты, как вышел оттуда. Это было долгих пять лет назад. Я представлял себе, какими я застану своих любимых, что скажут они мне и что скажу я им. Я стоял на пороге, борясь с чувствами и никак не решаясь зайти. Малефик не торопил меня. Он знал их всех не хуже меня и любил, наверное, не меньше.
Я глубоко вздохнул и ступил на порог. Дверь поддалась бесшумно, но свет внутри не горел. Это меня насторожило. Я вошел внутрь. Темно и никого нет. В темноте я вижу неплохо, но все же хуже, чем при свете. На полу лежал слой мягкой серой пыли - ничего, в общем-то, удивительного - Ромео всегда любил пыль, но что бы ей делать у самого порога? Тут что, никто никуда не выходил? Я прошел по всем комнатам, щелкая по дороге выключателями. Никого. Все выглядит точно так, как было, когда я ушел - старое фортепиано стоит на том же месте, ноты так же разбросаны - здесь никто не утруждал себя убокой, так было всегда, но такого ощущения запустения здесь не бывало.
Меня охватило беспокойство. Я остановился, у меня участилось дыхание, но не от ярости, как обычно, а от страха неизвестности. Это было новое для меня чувство, и я испугался еще больше. В считанные мгновение страх перерос в панику, я наконец дал волю крику и бросился бежать по дому, судорожно шаря по стенам руками, включая свет в одной комнате за другой – везде меня встречала та же самая мертвая пустота. Я звал моего наставника, потом звал попеременно всех, кто мог быть в доме, я даже охрип, но никак не желал останавливаться, хотя и понимал, что это бесполезно. Малефик бегал за мной из угла в угол, он молчал, но его лицо, как всегда, было выразительнее, чем все мои крики, вместе взятые. Боже, какая совершенная мимика, я читал по одним его искаженным губам, о чем он думает, какие варианты перебирает, какие чувства испытывает… В конце концов, когда он остановился и схватился за сердце, я понял, что больше не могу бегать по комнатам, хотя оббежал еще не все – я заглядывал во все уголки, где могло быть хоть что-то, что могло объяснить мне, что произошло. Я упал на колени и расплакался. Последний раз я плакал… давно… Я помню, как это было, но время для меня – понятие очень расплывчатое. Малефик, тактично не говоря ни слова, сел рядом и обнял меня, словно сам не был испуган. Я немного успокоился, размазал слезы по лицу и отправился дальше, теперь уже медленно, пожалуй, даже чересчур медленно, касаясь стены кончиками пальцев, потому что пола под ногами мне было мало, чтобы почувствовать себя в сознании. Я поднялся на второй этаж и замер: здесь было настолько темно, что даже я почти ничего не видел, но я почувствовал. Почувствовал тонкий запах, который мог принадлежать только одному существу на земле: Ромео. Он где-то здесь! Я замер, а потом преодолел оставшее расстояние в три прыжка и через мгновение уже прижимал голову учителя к груди. Он был без сознания. Я не чувствовал его. Это было странно и пугающе, слезы снова навернулись на глаза, но я попытался собраться и начал трясти Ромео, надеясь, что он очнется. Я не мог видеть, цел он или нет, даже не знал, открыты ли его серые глаза. Мне казалось, что я просидел так очень, очень долго, но на самом деле это были те две-три секунды, которые понадобились Малефику, чтобы бегом подняться вслед за мной по лестнице и включить свет.
Я бегло осмотрел учителя и облегченно вздохнул: он абсолютно цел, не считая рваной раны на шее, и, конечно, жив. Все просто: он обескровлен, вот и не приходит в сознание. Прежде, чем я успел додумать это до конца, моя кровь уже лилась в его приокрытый рот. Малефик, в отличие от меня, хоть и предельно эмоционален, но обладает потрясающей способностью мыслить рационально. Поэтому он, не тратя времени, обошел оставшиеся комнаты, и, когда я пришел в себя, перед лестницей рядом лежали Мишель и незнакомая мне девочка-подросток с золотисто-русыми волосами. Без сомнений, тоже вампир. Я бы, пожалуй, удивился этому факту, равно как и отсуствию в доме Инститориса и тому, что до сих пор сюда не явился Рауль, но отдал слишком много крови, и теперь голова у меня кружилась, и я чувствовал себя обессиленным. В последнее время я спал по три-четыре часа в сутки, меня это беспокоило, я все время ворочался, прежде чем заснуть, но сейчас я заснул бы раньше, чем успел лечь, если бы была такая возможность. Но как раз сейчас я себе такого позволить не мог. Пошатываясь, я встал, бережно опустив Ромео на пол – его лицо чуть потеплело, и рана на шее уже начала затягиваться – и чуть было не упал, но Малефик вовремя подхватил меня. Ругаясь сквозь зубы, он взял меня на руки и, невзирая на протесты, отнес в спальню, впрочем, уже не помню, что было после того, как он переступил порог, потому что измученный организм не мог больше бороться.

Знаю, мы не общаемся с большинством из вас, но, хотя вас немного, хочу впервые поинтересоваться вашим мнением.
Как понятно из последнего поста, первая тетрадь окончена. Мне хотелось бы знать ваше мнение о том, что вы прочитали, и стоит ли выкладывать последующие дневники, делать это здесь или заводить новый дневник для каждой тетради. Ответы в комментарии, пожалуйста.

- Вот и все его записи и документы, которые у меня есть, - закончил Ромео и положил тетрадь с геральдической лилией на стопку других бумаг.
- Он так и не вернулся? - Девочка широко раскрыла глаза. Глаза у нее были очень красивые, зелено-голубые, окруженные золотистыми ресницами. Волосы тоже отливали золотом, а на носу угадывались детские веснушки - ей едва-едва исполнилось четырнадцать.
- Нет. Прошло всего три года с тех пор, и, признаться, я уже хочу увидеть его снова…
- Значит, и Формалин, и Малефик - тоже мои родители?
- Да, только они об этом еще не знают. Я уверен, они полюбят тебя, как только увидят.
- Когда они приедут? Я хочу с ними познакомиться!
- Не знаю, милая. Тебе еще многому придется научиться, прежде чем они вернутся назад. У нас впереди еще не одна война. Формалин все описал совершенно точно.
- И ты на него не сердишься?
- Ты о его записях? Ни капельки. Я тоже не застрахован от глупостей. Ты не устала?
- Голова немного кружится, - девочка сморщила веснушчатый нос.
- Это скоро пройдет.
- Я уже умерла?
- Еще нет, милая. Ты узнаешь об этом, когда однажды проснешься после заката и почувствуешь, что твое горло пересохло и хочется соленого. Тогда я объясню тебе, что делать дальше.
- Я и так знаю. Из дневника. Мне нужно будет кого-то убить, да?
- Да. Тебе нужно будет выпить его кровь. Тебя это не пугает?
Девочка помотала головой, так что короткие золотые волосы взметнулись, как нимб ангела. Ромео невольно улыбнулся.
- Ты храбрая девочка. Но сейчас тебе нужно много спать и не слишком утомляться, а то будет сильно болеть голова. У тебя малокровие, и нужно ждать, пока организм восстановится. Давай немного поупражняемся - и спать. Затушишь вон ту свечку?
Девочка сжала кулачки, мышцы на лице напряглись, она моргнула - и огонек погас, как будто сбитый коротким порывом ветра.
- Очень хорошо! А теперь спать. Нам предстоит еще многое изучить.
- А ты научишь меня управлять людьми, как Мишель?
- Обязательно. Всему свое время.
- А я скоро вырасту?
- Вампиры растут очень медленно, так что ты очень долго будешь хорошенькой маленькой девочкой. Хватит задавать вопросы, я же обещал тебе обо всем рассказать, когда придет время. Иди в свою комнату, скоро рассветет.
Девочка кивнула, поцеловала вампира в холодную щеку и побежала вверх по лестнице. Белая ночная рубашка волной взметнулась в дверях - и она исчезла, только было слышно, как стучат по ковру ее босые ноги.
- И зачем тебе эта малышка? - Мишель, как всегда, появилась бесшумно. Она стояла в дверях и кривила красивые губы. На ней было длинное обтягивающее платье, как всегда, на это раз кроваво-красное.
- Ты не понимаешь. Ты не умеешь любить. Дорогая, ты умна, ты красива, но вампира холоднее тебя я не видел. Даже у Старейших были амбиции, страсти...
- Ты смеешь с'авнивать меня с ними?!
- О да, имею полное право. Оставь меня, до рассвета я хотел немного поиграть. - Ромео легко поднялся, открыл крышку фортепиано, взметнув облачко пыли, и тонкие бледные пальцы легли на клавиши, а затем комнату наполнила совершенная, полная вдохновения музыка Баха - такая, какой ее может сделать только разум вампира, прожившего не одну сотню лет. Комната казалась нежилой - везде, куда ни посмотри, лежал слой тяжелой, серой пыли, милой сердцу хозяина. Ему нравилось чувствовать себя призраком, анахронизмом, выходцем из прошедших веков. Здесь ему было уютно и спокойно, при свете множества свеч и среди запаха смерти. Да, именно смертью было пропитано все в этом доме, от коврика у входной двери до рамы чердачного окошка. Дом вампира, каким Ромео представлял его себе. Он ждал. Ждал, что однажды скрипнет дверь - и в пыли, так заботливо собранной за годы, бесшумно отпечатается узкий лаковый ботинок вампира, которого он любил больше жизни, его наследника, его ученика, известного каждому вампиру в ближайших странах под именем Формалин. Да, они знали - знали и боялись, потому что эти годы были лишь паузой, и каждый вампир знал, но боялся верить, что однажды настанет день - и тень Вершителя накроет каждый город, омраченный властью Совета, а за его тенью последуют три других - предатели: Алхимик, Воин и Стратег.

Все кончено. Они все убиты. Их выдержанная, почти черная от времени кровь бережно собрана мной и Малефиком в пробирки. Кто знает, вероятно, она пригодится когда-нибудь для Ритуала, быть может, его проведут мои далекие потомки. Пока я не намерен быть отцом ни одному новому вампиру. Но час или два назад, когда я бережно расклеивал этикетки с номерами, мне казалось, что из этой крови восстанет новая раса. Две пробирки наполнены моей кровью, еще две — Малефика. Не могу объяснить, зачем мы это сделали, возможно, понимание придет позднее. А может, это и вовсе бессмысленный импульс.
Мне нужно время. К счастью, у меня его море. Мы намерены отправиться на север, туда, где люди суеверны, а природа почти девственна. Мы сможем путешествовать, мы найдет сотни мест не менее прекрасных, чем то кладбище на холме, где мой друг так любил пребывать в раздумьях. А потом... потом мы, наверное, вернемся. Я буду скучать по Ромео, по его дому, который уже стал мне почти родным, мне будет не хватать скрипа старинного паркета, привкуса вековой пыли на губах и мягкого смеха учителя. Думаю, мне будет не хватать даже Мишель, хоть я в ней и разочарован. Тем не менее она была рядом в трудные для меня минуты и пережила часть того, что пережил я.
Жаль, я даже не успел попрощаться с Раулем. Он снова пропал, но я уверен, что с ним все в порядке. Рауль — одиночка по своей натуре, наверное, мы кажемся ему шумными, мелочными и тщеславными.
По крайней мере, Малефик и Инститорис будут со мной. Мне необходимо слышать их дыхание рядом, когда я засыпаю - едва слышное дыхание и почти неуловимое биение двух мертвых сердец. Без них я бы чувствовал себя обреченным.
Дорогой мой учитель, мне жаль, что нам придется ненадолго расстаться, но я хочу сказать тебе то, чего раньше не говорил никогда: я люблю тебя. И буду скучать.
Все мои записи и документы я оставляю тебе, равно как и все мои инструменты, оборудование, кровь вампиров и химикаты. Ты найдешь их в своем подвале. Кто знает, может быть, ты найдешь себе достойного ученика и воспитаешь из него нового лидера.
Уверен, Малефик позволит тебе забрать и его записи. Ты найдешь их на кладбище к северо-западу от шоссе, что за домом, они зарыты в могиле девушки в подвенечном платье. Ты легко узнаешь ее по эмали.
Мне жаль, что нам придется ненадолго расстаться, но я готов поклясться, что вернусь -возможно, даже через двадцать-тридцать лет. Если встретишь Рауля - попрощайся с ним за меня. И поблагодари за помощь.
А пока - до встречи. Мне пора завести новую тетрадь.

Письмо, найденное вложенным в книгу, которая хранилась в могиле светловолосой девушки в подвенечном платье.

Формалин... Надеюсь, ты запомнил это место. Если со мной что-либо случится, я хочу, чтобы ты прочел это. Я уверен, что ты догадаешься, где искать мое завещание.
Я не зря привел тебя сюда. Это мое первое кладбище - первое, где я был после смерти. Я уже говорил тебе, что люблю мертвых, ты прочтешь об этом в других письмах, пусть они адресованы не тебе, но я разрешаю тебе прочесть их. Возможно, ты считаешь, что разрывать могилы - это вандализм, пусть будет так. Я придерживаюсь мнения, что это незначимо.
По крайней мере, я уверен, что, когда ты придешь сюда, это письмо будет таким же, как сейчас, когда я его пишу.
Я встретил на этом кладбище множество закатов, прежде чем отправиться по своим делам. Мне часто случалось ночевать в склепе, который находится слева от тебя. Так было до того, как мне пришлось уйти. И все это время я тосковал по этому месту. Я видел по твоим глазам, что тебе здесь тоже понравилось. Ты холоден, и в то же время я читаю тебя, как раскрытую книгу. Ты даже не представляешь, как мне это нравится.
Именно после заката здесь особенно красиво. Не знаю, чья была идея устроить кладбище на холме, но я ему благодарен, пусть он и не задумывался, какой отсюда откроется потрясающий вид. Думаю, на самом деле все прозаичнее – на холме могилы не будут омываться подземными водами…
Большая часть города оказывается как на ладони - по рядам огней можно догадаться о расположении улиц, недвижимые огни - фонари и дома, а те, что постоянно снуют, как неприкаянные души, всего лишь автомобили. Но как же это красиво после захода солнца... Замечательно, что этот вид обращен на запад. Лучшего и желать нельзя. Если ты сейчас пройдешься до того места, где мы с тобой сидели, то увидишь огромный мраморный крест, на перекладинах которого я умирал перед тем, как стать вампиром. Мы были там в ночь с 14 на 15 августа. Ты вспомнишь ее, я же знаю, что ты ведешь дневник. Правда, совесть не позволяет мне его читать... Кстати, Ромео порой листает его страницы, я пару раз заставал его за этим занятием. Не сердись на него, хорошо? Я знаю, что он тебя любит не меньше меня.
Ты, кажется, хотел знать, кем я был при жизни. Что ж, большого вреда не будет, если я скажу. Я был химиком, получил хорошее образование и работал в косметической промышленности. Ты, возможно, обращал внимание, что лак на моих ногтях никогда не осыпается? Даже по современным меркам это гениально, а сто лет назад могло бы стать сенсацией. Увы, его запретили пускать в производство - он слишком вреден для здоровья. Впрочем, для вампира это не имеет ни малейшего значения.
Позже меня пригласили на работу в оборонную промышленность. Вместе с пятью другими одаренными учеными мы занимались разработкой биологического оружия, направленного на уничтожение таких, как мы с тобой сейчас. Знаю, это звучит ужасно, но и освященная вода, и смесь ее с кислотой - это плоды моего творчества. Когда Совет узнал об этом, я был срочно принят в их ряды, ученые, знавшие об экспериментах, жестоко убиты, а все наши труды взяты на вооружение. Тогда и было принято решение о создании отдельного ряда специально обученных вампиров - инквизиторов. О, это были настоящие воины, совсем не такие, как твой возлюбленный Инститорис. Он очаровательное создание, но не уверен в своих убеждениях и обладает слишком слабой волей. К счастью, Совет уже далеко не тот, каким он был сто лет назад. Тогда это была очень жесткая диктатура, но они утонули в болоте собственной секретности, не желая понимать, что мир меняется и необходимо подстраиваться под него.
Сам понимаешь, как мне все это не нравилось. Я устраивал истерики, то плакал, то кричал, несколько раз пытался вскрыть вены, пока не понял, что это бесполезно. Они ничего не могли поделать. Я считался гением, я мог бы быть полезным, если бы можно было заставить меня сотрудничать. Когда стало ясно, что это невозможно, был отдан приказ меня убить. Инквизиторы шли по моему следу, и я едва ушел от них. Вот и вся моя история. Я не хотел говорить тебе об этом, просто не мог, представляю, что ты думаешь обо мне. Пойми меня правильно, я был уверен, что вампиры - бессердечные, бессмысленные существа, способные лишь причинять боль и не способные любить. Рауль ясно дал мне понять, что я ошибался. Ни одного человека я не любил так, как любил Рауля. Он предупредил меня об опасности и помог сбежать, рискуя собой. Ты, кажется, шутил, что девушки когда-нибудь протрут дыру на коленях моих любимых лаковых штанов? Знаешь, так было всегда. Люди ничего для меня не значат. Я развлекаю себя, но не более. Я способен любить лишь подобного себе, возможно, это говорит о том, что я узко воспринимаю мир, но не могу ничего с собой поделать. Вряд ли ты представляешь, как много значишь для меня. Клянусь, если с тобой что-нибудь случится - я снова задумаюсь о методе самоубийства. Такая потеря может оказаться чересчур тяжелой для меня.
А пока тебя нет рядом, я могу вспоминать все те часы, что мы провели вместе, вспоминать твои точеные плечи и милую улыбку, аристократически тонкий нос и невероятно серьезные глаза. Пожалуй, ты смог стать для меня чем-то даже большим, чем Рауль. Он всегда оставался в стороне, по-отечески направляя меня, но не подпуская близко. Я повторяюсь, но я люблю тебя.
Искренне твой, Малефик.

Мы обыскали всю северную четверть города. Мы не пропустили ни одного подвала, ни одной трещины в кладке, не было ни одной двери, которую бы мы не открыли, но по-прежнему ни следа Совета. Я близок к депрессии, и только общество любимых мною вампиров спасает меня от апатии. Я уже готов забыть про все и бросить поиски, но прекрасно знаю, что никогда не смогу жить в свое удовольствие, не завершив начатое.
Лишь долгие разговоры с Малефиком как-то лечат мою измученную душу. Мы вдвоем подолгу сидим на кладбищах, он любит общество мертвых, и обуждаем тысячи разных тем. Меня снова тяготит потеря Марии. В конце концов, она была единственной ниточкой, которая связывала меня с жизнью. Малефик пытается поддержать меня, но ему самому в последнее время пришлось нелегко. Сегодня я спросил его, кем он был при жизни, но Малефик ответил как-то невнятно. Затем он показал мне могилу некой девушки, где, как он пояснил, он хранит письма и записи. И попросил ее запомнить. Не знаю, зачем. На мой взгляд, это прозвучало весьма зловеще.
Я люблю его и не хочу потерять.

Как я и предвидел, ко мне присоединились Малефик, Ромео и мое бессмертное дитя, Инститорис. Я просто не мог оставить его. Мишель, похоже, потеряла к нам всякий интерес. Она в основном развлекается тем, что крутит сомнительные романы, а потом убивает надоевших любовников одного за другим. Это, видимо, дань самоутверждению. Рауль растворился где-то в городе. По натуре своей он нейтрал, и лишь крайняя нужда могла заставить его вступить в эту грязь. Он сделал все, что от него зависело, и я прекрасно понимаю, что это его выбор. Он дал нам Малефика, это главное. Мы намерены обыскать весь город. Малефик примерно разбил карту города на области, каждую из которых мы сможем обыскать за одну ночь. Кроме того, мы пометили все пустующие большие дома, имеющие подвал, и прочие места, где могут обосноваться два десятка вампиров. Если Старейшие попытаются скрыться, мы все равно обнаружим следы их пребывания. Физически они способны выжидать веками, но разум не позволит им бездействовать. Больше всего меня беспокоило, что во многих других городах основная власть также принадлежит Совету, и лишь некоторые отмечены знаком абсолютной анархии. Если Совет почует хотя бы малейшую угрозу для остальных организаций, нас сотрут в порошок. Сейчас мы живы только потому, что всем плевать, что творится в одном отдельно взятом городе. Нам легко позволили разрушить здесь всю систему, так как в глобальном смысле это не имеет значения. Расчет был вполне логичен - если местные Старейшие справятся с нами, значит, нечего марать руки, а если нет - никому не нужны руководители, павшие от рук горстки восставших. Но кто знает, остановимся ли мы на этом?
Если честно, не знаю даже я. Времени нам вполне хватит, но вот хватит ли сил...