VII. Повторюсь: если бы никаких других дел не было заповедано, разве одной молитвы не было бы достаточно, чтобы составить всю жизнь человека в вере? Специально для этого дела было создано духовное сословие, и в прежние времена некоторые Отцы действительно молились денно и нощно. Более того, нет христианина, которые не отводит время для непрестанной молитвы. Но я имею в виду духовную молитву, для которой никто не обременен своим трудом слишком сильно - каждый, если захочет, может, занимаясь трудом, беседовать с Богом в сердце, излагать Ему свои нужды и нужды других людей, просить о помощи, ходатайствовать и во всем этом упражняться в вере и укреплять ее.

Именно это Господь и имеет в виду в 18-й главе Ев. от Луки, когда говорит: "Должно всегда молиться и не унывать", - хотя в 6-й главе Ев. от Матфея Он запрещает многословные и длинные молитвы, за которые упрекает лицемеров; не потому, что длинная молитва уст греховна, но потому, что это не та истинная молитва, которой можно молится во всякое время, и без внутренней молитвы веры она ничто. Ибо мы должны упражняться и во внешней молитве в надлежащее время, особенно во время мессы, как требует эта Заповедь, и когда это полезно доя внутренней молитвы и веры, будь то в доме или в поле, на той работе или на другой; но подробнее говорить об этом нам сейчас недосуг. Ибо это относится к Молитве Господней, в которой кратко суммированы все прошения и моления, совершаемые вслух.

VIII. Ну, и где же те, кто хочет знать и творить добрые дела? Пусть они посвятят себя одной молитве и должным образом упражняются в вере, и тогда они узнают, что, как верно говорили святые Отцы, нет другого дела, подобного молитве. Бормотать слова устами просто или, по крайней мере, считается простым, но искренне, от всего сердца следовать словам с верностью, то есть с желанием и верой, искренне желая того, о чем слова говорят, и не сомневаясь, что они будут услышаны, - вот великое дело в глазах Бога.

В этом деле злой дух противостоит человек всей своей силой. О, как часто он здесь препятствует желанию молиться, не позволяет нам найти для этого время и место и, более того, зачастую порождает сомнения в том, достоин ли человек просить что-либо у такого Величия, каким является Бог, и настолько запутывает нас, что человек уже сам не понимает, правильно он молится, или нет, возможно ли, чтобы его молитва была угодна Богу, и борется с другими странными мыслями. Ибо злой дух отлично знает, как сильна молитва человека, наполненная истинно верой, и какую боль она причиняет ему, и какую пользу приносит всем людям. Поэтому он не позволяет молиться без помех.

Сталкиваясь с таким искушением, человек должен быть поистине мудрым и не сомневаться в том, что и он сам, и его молитва действительно недостойны перед лицом этого бесконечного Величия; не коим образом он не смеет полагаться на свое достоинство или ослабеть душой от осознания своего недостоинства; однако он должен следовать Божьей заповеди и оставить все это на Его усмотрение, и противостать сатане и говорить: "Я ничего не делаю по причине своего достоинства и ничего не перестаю делать по причине своего недостоинства. Я молюсь и делаю дела только потому, что Бог, по Своей чистой милости, обещал слушать всех недостойных и быть милостивым к ним и не только обещал, но и заповедал нам самым суровым образом, под страхом Его вечного неудовольствия и гнева, молиться, доверять и принимать. Если такое Величие не сочло чрезмерным столь торжественным и величественным образом обязать Его недостойных червей молиться Ему, доверять Ему и принимать Его дары, как же я могу считать, что это слишком - с радостью принять на себя такую заповедь, каким бы достойным или недостойным я ни был?" Так мы прогоняем сатанинское внушение Божьей заповедью. И тогда он прекратит эти и прочие свои нападки.

— Мартин Лютер. Трактат о добрых делах. Часть 2 § 7-8