Мы знаем и твердо убеждены, что суть, душа лютеранства — не во внешних обрядах, а в чистоте учения. Если некая община имеет самые прекрасные церемонии и совершает их наилучшим возможным образом, но не имеет чистого учения, она будет какой угодно, но только не лютеранской. Мы с самого начала настаивали на необходимости хороших церемоний — не потому, что для нас так важны внешние формы, но чтобы правильно распорядиться нашей свободой в этих вопросах. Ибо истинные лютеране знают, что, хотя эти вещи не являются необходимыми (поскольку никакая заповедь свыше не обязывает нас иметь их), их, тем не менее, можно иметь, потому что хорошо составленные церемонии привлекательны и красивы и не запрещены в Слове Божьем. Таким образом, лютеранская церковь не упразднила «свечи, золотые сосуды [специальные тонкие свечи, напрестольные пелены, статуи святых] и тому подобные вещи» (Апол. XXIV), но оставила их на усмотрение людей. Секты поступили иначе, потому что не знали, как различать в Слове Божьем то, что заповедано, запрещено и оставлено на усмотрение людей. Достаточно вспомнить о безумии, которое творили Карлштадт и его приверженцы и последователи в Германии и Швейцарии. Мы, со своей стороны, сохранили обряды и церковные украшения для того, чтобы своими действиями показать, что мы правильно понимаем суть христианской свободы и знаем, как поступать в тех вопросах, относительно которых Бог не дал ни заповеди, ни запрета.

Мы отказываемся руководствоваться мнением тех, кого оскорбляют наши церковные традиции. Мы еще более твердо держимся их, когда кто-то пытается заставить нас из-за них почувствовать себя виноватыми. Римское антихристианство порабощает немощную совесть людей, навязывая им соблюдение человеческих ритуалов со словами: «Ты должен соблюдать то-то и то-то!»; секты порабощают совесть людей, запрещая и клеймя как грех то, что Бог оставил на наше усмотрение. К несчастью, многие из наших христиан лютеранского исповедания по-прежнему не имеют надлежащего понимания своей свободы. Об этом свидетельствует их отвращение к церемониям.

Поистине горько, что многие наши собратья-христиане видят разницу между лютеранством и католицизмом во внешних вещах. Когда человек жертвует добрыми и древними церковными традициями в угоду пребывающим в заблуждении американским деноминациям, чтобы они не обвинили нас в католицизме, — это жалкая и ужасная трусость! Вот уж, поистине так! Почему я должен бояться методиста, который извращает спасительное Слово, или стыдиться того, что делаю с чистой совестью, а не радоваться тому, что по нашим церемониям они могут понять, что я не из их числа?

Очень плохо, что в нашем Синоде преобладают такие совершенно разные церемонии, и что во многих общинах до сих пор вообще нет никакой литургии. Конечно многие по-прежнему испытывают предубеждение, в особенности против респонсорного пения пастора и прихода, — это, впрочем, не меняет того факта, что подобные предубеждения очень глупы. Благочестивый отец Церкви св. Августин говорил: «Qui cantat, bis orat — Кто поет, дважды молится».

То же самое можно сказать и по вопросу о литургии. Зачем общинам или отдельным людям в общинах стремиться сохранить существующее предубеждение? Как это было бы глупо! Ибо из слов св. Павла (1 Кор. 14:16) прежде всего ясно, что в его время в общинах существовали такие же традиции. Эта традиция сохранялась в лютеранской церкви на протяжении 250 лет. На ум человека производит большое впечатление, когда торжественность богослужения напоминает ему, что он находится в доме Божьем, и побуждает его с детской любовью к своем небесному Отцу выразить свою радость таким же привлекательным образом.

Мы не требуем, чтобы среди всех верующих христиан было единообразие восприятия или ощущения или вкуса — и никто не смеет требовать, чтобы все думали так же, как он. Тем не менее, непреложная истина заключается в том, что лютеранская литургия настолько отличает богослужение лютеран от богослужения других церквей, что церковные здания последних больше напоминают лекционные залы, в которых к слушателям просто обращаются с призывом или наставлением, в то время как наши церкви по истине являются домами молитвы, в которых христиане публично, на виду у всего мира, служат великому Богу.

Единообразие обрядов (например, в соответствии с изданным нашим Синодом богослужебным уставом Саксонской церкви, который является самым простым из многочисленных лютеранских богослужебных уставов) было бы крайне желательно по причине его полезности. Несчастный раб папы, куда бы он ни пошел, везде находит одну и ту же форму богослужения, благодаря которой он сразу узнает свою церковь.

У нас все по-другому. Человеку, приехавшему из Германии и не имеющему подлинного понимания учения, зачастую приходится долгое время искать свою церковь, и в результате многие уже были потеряны для нашей церкви. Все было бы совершенно иначе, если бы во всей лютеранской церкви существовала единая форма богослужения! Конечно, поначалу это принесло бы только внешние преимущества, но эти преимущества никоим образом нельзя назвать неважными. Разве многие лютеране уже не удержались на расстоянии от сект, увидев, что во время Вечери Господней те преломляют хлеб, а не раздают облатки?

На возражение: «Какая польза от единообразия обрядов?», — мы ответили встречным вопросом: «А какая польза от знамени на поле боя? Даже несмотря на то, что с его помощью солдат не может победить врага, по расположению флага он видит, где его место. Нам не следует отказываться ходить по стопам своих отцов. Они были так далеки от того, чтобы стыдится добрых обрядов, что в процитированном отрывке они публично исповедали: „Неправда, что мы покончили со всеми подобными внешними украшениями“».

— Д-р Вальтер. Разъяснение тезиса XVIII, D («Адиафора») книги The True Visible Church, данное в лютеранской церкви св. Павла в Индианаполисе, штат Индиана, 9 августа 1871 года во время 16-й Конференции Центрального округа.