«Евангелические католики» и «конфессиональные евангелические христиане»:
два полюса лютеранского экуменизма

 Джин Эдвард Вейт

Джин Эвард Вейт — профессор гуманитарных наук и декан факультета гуманитарных и естественных наук Университета «Конкордия» в штате Висконсин. Его перу принадлежат восемь книг, в том числе «Времена постмодерна», «Читая между строк: христианский путеводитель по литературе» и «Духовность Реформации: религия Джорджа Херберта», и целого ряда статей по различным вопросам христианства, культуры и гуманитарных наук. Он является прихожанином Первой лютеранской церкви «Эммануил» в г. Седарбург, штат Висконсин, входящей в юрисдикцию Синода Миссури.

 Предисловие

 Вообразите церковь, одновременно евангелическую (проповедующую незаслуженное прощение грехов по вере в Иисуса Христа) и литургическую (находящую средоточие своей духовной жизни в возрождающей воде Крещения и в Реальном Присутствии Христа в Святом Причастии). Далее, вообразите церковь, которая твердо стоит на Писании, но при этом отказывается от солипсизма индивидуалистического толкования в пользу всесторонней, интеллектуально-строгой и в высшей степени ортодоксальной богословской системы. Вообразите богослужение, которое сочетает в себе и сильную проповедь, и историческую литургию. Представьте себе, что это историческая церковь с богатым духовным наследием, но лишенная законничества. Короче говоря, представьте себе церковь, которая объединяется в себе некоторые лучшие черты протестантизма и лучшие черты католицизма. Наконец, представьте, что эта церковь — не какая-то маленькая только созданная секта, а одна из крупнейших христианских общин мира.

Похоже, такая церковь могла бы оказаться тем, о чем мечтают многие христиане, недовольные как пустотой либерального богословия, так и поверхностностью американского евангелического движения. Миллионы христиан знают, что такая церковь в действительности существует — только называется она явно не слишком удачным именем, «лютеранство».

Согласно церковным книгам, по всему миру насчитывается 60 миллионов лютеран, что делает лютеранство крупнейшей из протестантских конфессий. В США насчитывается около 9 млн. лютеран, но еще 5 млн. живут в Африке, и еще 5 млн. — в Азии. В Бразилии проживает более миллиона лютеран, а в Папуа-Новой Гвинее лютеранство — одна из основных религий. В США лютеран, принадлежащих к Синоду Миссури примерно столько же, сколько членов Епископальной церкви — 2,5 млн.

Конечно, эти цифры неточны и, вне всякого сомнения, преувеличены, они включают в себя государственные церкви  и церкви, которые практически отреклись от своего исторического наследия в пользу либерального богословия или псевдо-евангелической духовности. Не все католики в действительности живут согласно католическому учению — о лютеранах можно сказать то же самое. Тем не менее, именно столько людей называют себя лютеранами и исповедуют — пусть даже формально — Реальное Присутствие Христа в Таинстве и спасение благодатью через веру в смерть и воскресение Иисуса Христа.

Несмотря на размеры, лютеранская церковь, похоже, остается почти неизвестной частью американского христианства. Католики, англикане, баптисты, харизматы и кальвинисты — все они хорошо заметны в богословских спорах, в опросах общественного мнения, в христианской прессе. Лютеране же, у которых есть своя уникальная точка зрения на все — от спасения до политики — зачастую изображают собой сценические декорации.

Билли Грэм называл лютеран «спящим великаном». Если лютеранство — это невидимая Церковь (или, перефразируя слова Лютера о Боге, Церковь, которая скрывается), отчасти это наша собственная вина, а отчасти — результат богословских противоречий между лютеранством и американской культурой. Тем не менее, лютеранам есть что предложить христианскому миру. Как церкви с тщательно разработанным богословием, которому они, между прочим, следуют, лютеранские деноминации сохранили свою ортодоксию в большей степени, чем большинство других церквей. Но более того — в основе лютеранской теологии (и духовности) лежит динамическая полярность, в контексте которой богословские споры, разделяющие христиан, приводятся к равновесию и тем самым разрешаются.

Парадоксальность

Отличительной особенностью лютеранского богословия является то, что оно признает существование парадоксов. И Кальвин, и Арминий создали собственные варианты систематического богословия, рационалистические вероучительные системы, предлагающие приемлемое объяснение любых библейских утверждений, идущих вразрез с их взглядами. Лютер развивал свое богословие в своих толкованиях на библейские тексты, следуя за контурами Писания, куда бы они его не вели, и прослеживая наиболее глубокие библейские противоположности: Закон и Евангелие; Христос как истинный Бог и истинный Человек; христианин как одновременно святой и грешник; оправдание по вере и возрождение через Крещение; Святое Причастие как Реальное Присутствие Христа в вещественных хлебе и вине.

Помимо того, что лютеране всегда признавали и «евангелические», и «католические» идеи, их отношение к парадоксам также предлагает решение вопросов, которые разделили протестантизм. Кальвинисты так рьяно настаивают на спасении одной лишь благодатью, что готовы признать существование двойного предопределения; арминиане настаивают, что все люди потенциально имеют возможность спастись, и потому подчеркивают полную свободу воли. Лютеране превыше всего подчеркивают благодать — Бог в буквальном смысле сделал все для нашего спасения, умерев на кресте, а Его Дух врывается в нашу жизнь через Слово и Таинство, средства благодати. Но Иисус умер за всех, и потенциально спастись могут все. Лютеранство признает лучшее, что есть и в кальвинизме, и в арминианстве, при этом избегая эксклюзивизма кальвинистов и потенциального пелагианства арминиан. Харизматы подчеркивают роль Святого Духа — но то же самое делают и лютеране, ища действие Духа не в капризных человеческих эмоциях, а в более осязаемых проявлениях, поскольку верят, что Он на самом деле действует через Слово и Таинства. Лютеране — фундаменталисты, если судить по их негибкости в вопросах учения, однако они избегают сепаратизма и законничества. Лютеранское богословие культуры говорит о существовании Двух Царств, не позволяя мирскому поглотить священное, а священному — поглотить мирское. Именно поэтому лютеране выглядят внутренне сосредоточенными, но при этом свободны и легки в общении, именно поэтому они  выглядят консерваторами, но при этом остаются вне политики, и именно поэтому они зачастую пьют пиво на совместных трапезах.

Лютеранство — в котором вера в Таинства и литургическое поклонение сочетается с твердым следованием Библии и евангелической проповедью — могло бы стать мостом, соединяющим различные христианские фракции. Но, конечно, все не так просто.

Если лютеранство представляет собой «евангелический католицизм» (излюбленный термин многих конфессиональных лютеран), эта парадоксальность означает, что оно может ожидать нападок с обеих сторон. Евангелические христиане считают лютеран «слишком католиками», смеются над тем, что считают косностью и формализмом, над «архаичной» музыкой и древней литургией, и, что более серьезно, недоумевают, как лютеране могут верить в спасение через веру, одновременно проповедуя возрождение через Крещение, и приходят в шок от того, как во время отпущения грехов пастор говорит, что он прощает людям грехи. Католики и же православные помещают лютеран в одну категорию со всеми остальными протестантами — более того, считают их худшими из протестантов, потому что именно они положили начало разделениям в христианском мире.

В кругу протестантизма кальвинисты нападают на лютеран за то, что они «не зашли в Реформации достаточно далеко», за то, что они сохраняют папистские обряды и поклонение идолам. Арминиане нападают на лютеран за то, что они не верят в свободу воли, и за то, что они оставили открытую дверь для антиномианства. Харизматы считают лютеран «холодными». Фундаменталисты говорят, что лютеране сильны в учении, но слабы в морали.

Да, лютеранство навлекает на себя нападки со всех сторон, — но и сами лютеране в ответ критикуют всех остальных. Они осуждают арминиан за то, что те не верят в предопределение, а кальвинистов — за то, что те верят в двойное предопределение. Между католиками и харизматами они не видят разницы — и те, и другие верят, что Дух Святой открывается людям независимо от Слова. Фундаменталистов они свирепо критикуют за законничество. Кстати, многие лютеране и вовсе не причисляют себя к протестантам.

Лютеранский синтез — это причудливое здание, которое не разваливается лишь потому, что все его части удерживаются на месте твердостью в вопросах учения. Англикане пытаются нащупать некую золотую середину между католицизмом и протестантизмом путем компромисса, общего согласия и уважительного отношения к различиям. Путь лютеранства, напротив, — эту путь полярностей. Необходимо отстаивать и подчеркивать каждую сторону парадокса. Сказанное Честертоном в эссе «Ортодоксия» о парадоксах христианства как нельзя лучше описывает лютеранское богословие: «Нужна не смесь, не компромисс, а оба качества, во всю силу — скажем, пламенная любовь и пламенная ненависть». Христианство не подходит к богословским вопросам, таким как природа Христа или нравственное состояние человека, с точки зрения Аристотелевого золотого сечения. Скорее, «христианству и тут удалось соединить несоединимое, соединить противоположности в самом сильном, крайнем виде».

Таким образом, лютеране в высшей степени верны и литургическим, и евангелическим ценностям. Европейские лютеране всегда считали англиканство — даже в варианте «высокой церкви» — не более чем еще одной разновидностью кальвинизма времен Реформации, поскольку англиканское учение всеми правдами и неправдами избегает утверждения Реального Присутствия. Евангелическое же христианство попросту недостаточно последовательно в проповеди Евангелия, погрязнув в трясине «богословия приятия решения» и морализма, не полагаясь на то, что Бога Сам может сделать все, что необходимо.

В результате, лютеранское богословие — в каком-то смысле вобравшее в себя весь спектр христианской духовности — тем не менее, остается «вещью в себе», сохраняя свои собственные духовные ценности, во многом чуждые для представителей других традиций. Возьмите, к примеру, то, как лютеранство противопоставляет так называемому Богословию (или, точнее, духовности) Славы — с его претензиями на власть, победу и земное преуспевание — Богословие Креста, в котором Бог открывается через слабость, поражение и неудачи. Или возьмите Слово Божье, которое для лютеран — не просто источник информации, а священное средство благодати. Или возьмите то, как Бог скрывает Себя в том, что, на первый взгляд кажется Его полной противоположностью, — в материальных элементах Таинств, в унижении и поражении, в том, что кажется совершенно мирским и нерелигиозным. Или возьмите радость христианской свободы, дарованной Евангелием.

Истоки американского лютеранства

Будучи верой иммигрантов — так же как католицизм и православие — лютеранство в США всегда находилось в некоторой культурной изоляции, отчетливо осознавая свое отличие от исторически сложившегося американского протестантизма. В колониальные времена в Пенсильвании селились немецкие, а позже на Среднем Западе — скандинавские лютеране, которые принесли с собой свои церкви, но была и еще одна группа, переселившаяся в Америку по другой причине.

В XIX веке, по окончании Эпохи Просвещения германские князья предпринимали усилия к тому, чтобы объединить различные  протестантские течения в одну экуменическую государственную церковь. Кальвинистов и лютеран принуждали отказаться от своих богословских особенностей и соединиться под эгидой «евангелическо-реформатской» церкви. (Термин «евангелическая», указывающий на центральную роль Евангелия, в Европе используют для обозначения лютеран, в противоположность «реформатам»-кальвинистам. Таким образом, лютеране были первыми и, можно с полным основанием сказать, наиболее типичными евангелическими христианами.) Созданные таким образом государственные церкви, вскормленные на только что появившемся либеральном  богословии, вышедшем из немецких семинарий, навязывали верующим номинальную религию — проповедовали о новых способах ведения сельского хозяйства и о путях общественного развития, забыв о Евангелии. С типичным для Германии суровым радикализмом пасторы, воспротивившиеся экуменическому союзу, оказались за решеткой, а так называемые «старые лютеране» подверглись гонениям. Множество общин, настаивавших на сохранении классического лютеранства, оставили все свои пожитки и переселились в Америку. (Многие также переселились в Австралию, Африку и Бразилию.)

Эти переселенцы образовали наиболее консервативные лютеранские деноминации, такие как Синод Миссури и Синод Висконсин (названия указывают на место, где эти деноминации возникли, и где находятся их штаб-квартиры), — церкви, от которых, учитывая их прошлое, можно было бы заподозрить в естественной склонности к экуменизму. Как и католики, эта конфессиональные лютеране поняли, что протестантская гражданская религия светских школ губительна для их веры, и создали развитую систему приходских школ, желая давать своим детям образование, подкрепляющее их веру. Таким образом, это направление в лютеранстве сопротивлялось ассимиляции в религиозную жизнь, к тому времени сложившуюся в Америке. Если выразить это в понятиях их богословия «двух царств», они хорошо ассимилировались в американское общество и экономическую жизнь, но их церковь оставалась независимой, и ее не коснулись ни ривайвализм, ни светское евангелие, ни религиозный индивидуализм, ни другие тенденции американской религии.

Между сепаратизмом и приспособленчеством

Но если одной из черт американского лютеранства является своего рода отделенность от окружающей культуры, то противоположной крайностью неизбежно является стремление приспособиться к ней. Лютеране времен колонизации и многие из скандинавских переселенцев не были так строги, как религиозные беженцы позднейших времен. Довольно быстро они начали спорить о том, до какой степени им следует приспосабливаться к религиозным традициям новой родины. Один из наиболее значительных богословов XIX века, Сэмюэль Шмукер, зашел настолько далеко, что внес поправки в Аугсбургское Вероисповедание, чтобы примирить его с духом ривайвализма и более кальвинистским пониманием Таинств. В то время как многие лютеране избрали этот путь, другой богослов, Чарльз Краут, следуя тем же путем, что и Оксфордское движение в англиканстве, призывал к возрождению конфессионализма и литургическому обновлению.

С тех самых пор американские лютеране всегда колебались между двумя противоположными крайностями — сепаратизмом и приспособленчеством. История показывает, что по большей части лютеранские деноминации в Америке склонялись к последнему — для того лишь, чтобы впоследствии нетвердыми шагами вновь возвращаться к своей прежней вере.

Лютеранская церковь — Синод Миссури (LCMS) в XX столетии пережила особенно болезненную «гражданскую войну». Ее семинария в Сент-Луисе начала разделять подход к Писанию, свойственный другим традиционным протестантским деноминациям, используя историко-критический метод толкования, чтобы поставить под сомнение авторитет Библии и открыть дверь для других идей либерального богословия. В 1970-х годах началось «сражение за Библию» — консервативные лютеране выступили против неортодоксальной библеистики «умеренных». Последние были изгнаны из церкви, создали собственную семинарию, и каждой общине пришлось выбирать, к какой стороне присоединиться. В отличие от того, что происходило в других деноминациях, либералы ушли, а консерваторы сохранили контроль над семинарией (в других церквях обычно уходили консерваторы).

Сегодня LCMS снова стоит перед похожим выбором — только на этот раз господствующей тенденцией в религиозной жизни Америки является не либерализм, а евангеликализм. Многие лютеранские церкви уже начали c пренебрежением относиться к литургии и историческому учению, предпочитая подражать  евагелическим христианам — перенимая принципы движения церковного роста,  заменяя гимны «песнями прославления», строя проповеди на основе популярной психологии и вообще отказываясь от своего духовного наследия в пользу типично американского протестантизма.

Тем временем, исход «умеренных» из LCMS послужил толчком к объединению всех наиболее либеральных американских лютеран. Появившаяся в результате Евангелическо-лютеранская церковь в Америке (ELCA) продолжила идти путем остальных американских протестантов. Согласившись с рукоположением женщин, социалистическими тенденциями в политике и экуменическим движением, они в значительной мере утратили конфессиональную уникальность и постепенно становятся все более похожими на обычных американских протестантов-либералов.

В некоторых местах найти настоящих лютеран — при наличии множества лютеранских церквей— стало непросто. Но, возможно, маятник, как это обычно бывает, начинает двигаться в другую сторону.

Лютеранский конфессионализм

Сегодня в лютеранских кругах зарождается новый конфессионализм. В то время как многие лютеранские церкви идут путем американского евангелического движения, используя «музыкальные группы прославления» и мультимедийные проекторы, другие вновь возвращаются к исторической литургии, поя на богослужении под орган и осеняя себя крестным знамением. Многие приходы возродили у себя давнюю лютеранскую практику частной исповеди и отпущения грехов.

Самых ревностных поборников конфессионализма из числа лютеранских пасторов можно узнать по черным рубашкам и белым пасторским воротничкам — облачению, которую традиционно носили рукоположенные священники (до того как приняли традиционно-американскую форму одежды, пиджак и галстук). Все лютеранские пасторы носят белый воротничок — но ревностные конфессионалисты носят его, почти не снимая.

Такой конфессионализм может показаться отпугивающим. Закрытое Причастие (допущение к Вечере Господней лишь тех, кто во всем соглашается с лютеранским вероучением), реальная власть пастора, непременное обучение новообращенных катехизису и строгие, бесхитростные обряды (венчания не совершаются во время Великого Поста, а на похоронах не произносятся хвалебные речи) — все это может показаться чрезмерным в поверхностной американской культуре.  Но конфессионализм и консерватизм — не одно и то же. Во время дебатов в LCMS по поводу Библии приверженцы церемониальной «высокой церкви» чаще всего оказывались на стороне либералов; сегодня, оставаясь верными ортодоксальному богословию, они выступают против евангелических и фундаменталистских тенденций в лютеранстве.

Лютеране допускают определенную свободу в обрядах, настаивая на полном единодушии в вопросах учения (в отличие, скажем, от англикан, которые всегда подчеркивали единство в обрядах, допуская определенную широту богословских взглядов). Консервативные конфессии, такие как Синод Миссури и Синод Висконсин, сохраняют твердый конфессионализм — в смысле признания Символов Веры и формулировок Книги Согласия, — хотя в настоящий момент они увязли в спорах по поводу стиля поклонения. Становится все более и более ясно, что стиль поклонения отражает исповедание веры, и внутри консервативных лютеранских конфессий, похоже, существует широкий разброс мнений. Большинство современных лютеран находится где-то в промежутке между двумя крайностями: неформальностью «низкой церкви» и церемониальностью «высокой церкви».

Тем не менее, очень важен тот факт, что многие наиболее ревностно конфессиональные пасторы, более всего радеющие о том, чтобы вернуть лютеранство к традиционному богословию и богослужению, только что закончили семинарии. Похоже, именно молодые пасторы, младшее поколение, больше всего хотят возродить свою лютеранскую уникальность.

Тем временем, в лютеранскую церковь начинают приходить разочаровавшиеся евангелические христиане — жертвы мегацерквей и беженцы из традиционного американского протестантизма, христиане, ищущие литургии, наполненной глубоким смыслом, и серьезного богословия, — католики, обеспокоенные ростом либерализма в церкви после Второго Ватиканского Собора, и уставшие от неверия секуляристы, которые пришли к Христу, пережив сокрушение Законом и возрождение Евангелием.

Невозможность экуменизма

Конфессиональные лютеране — не экуменисты. Они никогда не вступят ни в Национальную ассоциацию евангелических христиан, ни во Всемирный Совет церквей. Лютеранские организации настолько велики — с их сетью школ, семинарий, издательств и централизованных служений, — что они вполне могут оставаться самостоятельными и самодостаточными. Хотя ELCA уже вступила в экуменический диалог с реформатами, англиканами и даже католиками — и даже заявила, что нашла общий язык с Римом по вопросу оправдания верой — Синоды Миссури и Висконсин не будут в этом участвовать. Они устали от экуменизма и, что еще более серьезно, от «христианства в американском стиле», и это не только позволило им оставаться в стороне от «мейнстрима», но и помогло им сохранить относительную верность своему историческому богословию.

Любой истинный экуменизм не должен сводиться к простому выхолащиванию из христианства присущего ему уникального содержания и должен так или иначе утверждать самое яркое, самое «христианское», что только есть во всем спектре христианских убеждений — от традиционного католицизма до протестантского фундаментализма. Лютеранство же, сторонясь экуменизма как такового, предлагает структуру (или, скорее, совокупность полярных утверждений), в рамках которой это становится возможным.

Многие конфессиональные лютеране называют себя «евангелическими католиками». Они католики с точки зрения их исторических Символов Веры, богослужения и веры в Таинства, и они евангельские христиане с точки зрения их веры в благую весть о Христе, о том, что на кресте Он спас нас одной лишь благодатью для жизни в христианской свободе. Другие называют себя «конфессиональными евангелическими христианами», объединяясь с реформатами, чтобы вернуть сегодняшнее богословски поверхностное евангелическое сообщество к историческим исповеданиям веры, порожденным Реформацией. С точки зрения лютеранина обычные католики нуждаются в евангелической реформации, а обычные евангелические христиане нуждаются в исторической ортодоксии. Богословские формулировки, претендующие на то, чтобы показать, как обе эти задачи могут быть выполнены, собраны в книге, по справедливости носящей название «Книга Согласия». В глазах лютеран такой подход является ни чем иным, как просто христианством.